- Нет необходимости искать банальные мотивы, - Робертс поколебался и заговорил неожиданно уверенно и быстро: - Предлагаю вашему вниманию свою гипотезу. Конечно, вы можете обвинить меня в том, что я оседлал своего любимого конька. Как вы уже поняли, я очень интересуюсь наследственным безумием. В семье сэра Дерека О'Каллагана такая наследственность есть. Она проявилась у его отца, сэра Блэйка О'Каллагана. По-моему, он временами страдал суицидоманией. В этой семье слишком много браков между кровными родственниками. При этом, заметьте, я прекрасно отдаю себе отчет в том, что обычное яростное осуждение таких браков необходимо пересмотреть в свете…
Вся его неловкость куда-то пропала. Он читал Аллейну лекцию добрых десять минут, при этом все больше возбуждаясь. Он цитировал собственные труды и прочие авторитеты. Он ополчился на британскую общественность в лице одного из выдающихся полицейских чинов за преступное пренебрежение к расовым проблемам. Аллейн кротко слушал с видом крайнего интереса. Потом стал задавать вопросы. Робертс доставал с полок книги, высоким возбужденным голосом зачитывал оттуда длиннейшие отрывки, а потом забывал книги на каминном коврике. Он внушал Аллейну, что подобным вещам следует уделять больше внимания, и, наконец напрямую спросил, удосужился ли инспектор убедиться в том, что свободен от наследственного безумия. Это немало развеселило Аллейна.
- Моя двоюродная бабушка оставила все свои деньги продавцу пышек, в котором текла черная кровь, - сказал Аллейн. - Она, несомненно, была не в себе. Ничего другого не могу вам сказать, доктор Робертс.
Робертс выслушал с серьезным видом и продолжил свою проповедь. Когда она закончилась, Аллейну показалось, что он услышал все теории, выдвинутые на международном конгрессе по сексуальным реформам, и даже сверх того. Прервал их лакей, который пришел сообщить, что обед подан.
- Инспектор Аллейн останется обедать с нами, - нетерпеливо сказал Робертс.
- Нет-нет, что вы, - возразил Аллейн. - Большое вам спасибо, но я должен идти. Я бы с удовольствием остался, но не могу.
Лакей ушел.
- Но почему же? - обиженно спросил Робертс.
- Потому что я должен раскрыть преступление.
- Понятно… - сказал Робертс смущенно и встревоженно.
Как только смысл последней фразы Аллейна дошел до него, к нему вернулись его прежние манеры. Он нервно посмотрел на Аллейна, сморгнул и поднялся.
- Мне очень жаль. У меня склонность увлекаться, когда разговор идет о моем любимом предмете.
- Наш разговор и меня очень увлек, - заверил его Аллейн. - Простите, что так долго вас задержал. Возможно, мне придется в ходе следственного эксперимента воспроизвести операцию… Быть может, вы окажете мне любезность и примете в этом участие?
- Я… Да, если это так необходимо. Это будет очень неприятно и тяжело…
- Я знаю. Возможно, это и не понадобится. Но, если придется…
- Разумеется, я приму участие.
- Отлично. Мне надо бежать. Наше знакомство произошло при весьма неудачных обстоятельствах, доктор Робертс, но я надеюсь, что мне будет позволено когда-нибудь возобновить нашу беседу без предрассудков. Просто ужасно, до чего невежествен простой парень из толпы касательно расовых проблем…
- Все гораздо хуже, - Живо сказал Робертс. - Это положение достойно сожаления… просто преступно. Я полагал, что человеку вашей профессии необходимо иметь о проблемах наследственности хотя бы элементарные сведения! Как можно ожидать… - он причитал и причитал.
Лакей заглянул в кабинет, возвел глаза к небу в набожном смирении и терпеливо ждал. Робертс протянул Аллейну свою книгу:
- Это самая разумная научно-популярная книга на данную тему, хотя я не претендую на то, что осветил даже малую толику проблемы. Приходите сюда, когда прочтете.
- Обязательно. Тысячу раз спасибо вам, - пробормотал инспектор и направился к двери. Он подождал, пока лакей вышел в прихожую, и вернулся в кабинет.
- Послушайте, - почти прошептал он. - Как я понял, вы считаете, что покойный вполне мог совершить самоубийство?
Робертс снова превратился в перепуганного человечка.
- Не могу сказать… Я… искренне на это надеюсь. В свете истории его семьи, полагаю, это возможно… Но, конечно… само средство… гиосцин… это крайне необычно. - Он замолчал и глубоко задумался. Потом устремил на Аллейна очень серьезный и немного жалкий взгляд. - Честное слово, я очень надеюсь, что это окажется самоубийство, - тихо сказал он. - Прочие варианты совершенно немыслимы. Они бросят самое ужасное подозрение, которое только можно себе вообразить, на профессию, в которой я только незначительный винтик, но которую я глубоко почитаю. В таком случае я считал бы себя отчасти виновным в этом. Говорят, что большая часть мотивов проистекает из своекорыстия, но, уверяю вас, нечто большее, чем своекорыстие, заставляет меня умолять вас расследовать возможность самоубийства до последнего сомнения. Я слишком вас задержал. Спокойной ночи, инспектор Аллейн.
- Спокойной ночи, доктор Робертс.
Аллейн медленно прошелся по Вигмор-стрит. Он размышлял о том, что, в определенном отношении, весь этот разговор был одним из самых необычных в его жизни. Что за странный, любопытный человечек! В его ученой филиппике не было никакой наигранности - инспектор умел отличить подлинный энтузиазм от ложного. Робертс был до посинения напуган историей с О'Каллаганом, но одно лишь упоминание о его любимом предмете выбило у него из головы ощущение личной опасности. "И все-таки что-то его беспокоит, - подумал Аллейн. - И похоже на то, что это Филлипс. Филлипс! Черт! Мне нужен собственный Босуэлл. А еще - обед…"
Он дошел до ресторана и пообедал в одиночестве, столь сосредоточенно уставясь на скатерть, что его официанту стало окончательно не по себе. Потом Аллейн позвонил Фоксу и дал определенные указания, после чего взял такси на Честер-террас, чтобы повидаться со своим Босуэллом.
"Полагаю, что юного осла не окажется дома", - мрачно подумал Аллейн.
Но Найджел Батгейт был дома. Когда дверь открылась, Аллейн услышал бойкий стук пишущей машинки. Он неспешно поднялся наверх, открыл дверь кабинета и заглянул туда. Найджел был тут как тут, он мрачно сидел перед пишущей машинкой, а в корзине под столом красовалась кипа скомканных листков.
- Привет, Батгейт, - сказал Аллейн. - Заняты?
Найджел подскочил, обернулся в кресле и ухмыльнулся.
- Вы! - радостно сказал он. - Я рад вас видеть, инспектор. Занимайте первые ряды.
Он пододвинул Аллейну удобное кресло и плюхнул на широкий подлокотник сигаретницу. Зазвонил телефон. Найджел чертыхнулся, снял трубку и, моментально преобразившись, просиял:
- Добрый вечер, дорогая! - Аллейн улыбнулся. - Кто, по-твоему, тут у меня сидит? Твой старый друг, инспектор Аллейн. Да. Почему бы тебе не прыгнуть в такси и не присоединиться к нам? Готова? Отлично! Наверное, у него какие-то сложности и ему нужна наша помощь. Да… Хорошо. - Он повесил трубку и, сияя, повернулся к Аллейну.
- Это Анджела, - пояснил он.
Мисс Анджела Норт была невестой Найджела.
- Так я и понял, - заметил инспектор. - Я с удовольствием встречусь с этой плутовкой.
- Она сама в восторге от такой перспективы, - объявил Найджел.
Он подложил поленьев в огонь, бросил тревожный взгляд на письменный стол и попытался навести на нем порядок.
- Я только что описывал ваши похождения, - сообщил он Аллейну.
- Какого черта вы имеете в виду? Что общего у меня с вашим извращенным бульварным листком?
- Мы сидим на мели - никаких сенсаций. А вы, изволите ли видеть, отлично котируетесь в мире новостей. "Дело находится в руках главного инспектора по уголовным делам Родерика Аллейна, самого знаменитого специалиста Скотланд-Ярда. Инспектор Аллейн уверен…" Кстати, вы уверены?
- Вычеркните уверенность и напишите: "непроницаем". Пребывая в полном тумане, я защищаюсь непроницаемостью.
- Что, заело машину? - спросил Найджел. - Поэтому вы, разумеется, ко мне и пришли. Чем могу служить, инспектор?
- Можете убрать со своей физиономии эту ни с чем не сообразную самодовольную мину и восстановить на ней привычное выражение восхищенного изумления. Я хочу порассуждать, и мне в голову не приходит никто, кому на самом деле захотелось бы меня слушать. Может быть, и вы тоже заняты?
- Я покончил со своими делами, но вот придет Анджела…
- Ей можно доверять? Ну ладно, ладно…
Следующие десять минут Найджел посвятил повествованию о том, насколько основательно можно полагаться на мисс Анджелу Норт. Он только-только разошелся, когда пришла сама юная леди. Она приветствовала Аллейна как старого друга, закурила сигарету, села на коврик у камина и сказала:
- Ну и о чем же вы оба только что говорили?
- Батгейт говорил о вас, мисс Анджела. Я молчал.
- Ничего, заговорите и вы. Вы же собирались поговорить, и я могу догадаться о чем. Можете вообразить, что меня тут нет.
- А Батгейт сможет?
- Придется…
- Я не стану на нее смотреть, - пообещал Найджел.
- Да уж, пожалуйста, - сказала Анджела. - Начинайте, прошу вас, инспектор Аллейн.
- Говорите! - попросил Найджел.
- Сейчас. Раскройте же уши, внемлите же, слушайте!
- С полным вниманием!
- И перестаньте перебивать. Итак, я занят сейчас делом об убийстве, в котором жертва - не ваш родственник, а убийца, насколько я знаю, не принадлежит к числу ваших друзей. В свете наших прошлых историй это поразительно и примечательно.
- Слезьте с котурнов. Я полагаю, вы имеете в виду дело О'Каллагана?
- Правильно. Он был убит. По крайней мере, у трех человек из тех, кто присутствовал на операции, был мотив. Двое из них прямо и недвусмысленно угрожали ему. Нет, это не для публикации! Не спорьте! Я дам вам знать, когда будет можно. Я дошел до такой стадии расследования, на которой мне, словно героине французской пьесы, нужна задушевная подруга. Вы будете за нее. Можете время от времени закатывать глаза и восклицать "Quelle horreur!" или, если вам так больше нравится, "Боже, что я слышу!" Других высказываний, кроме сочувственных междометий, я не потерплю.
- Принимается.
Аллейн тепло улыбнулся Найджелу:
- Вы терпеливый парень, Батгейт, а я слишком уж паясничаю. Это как болезнь. Я веду себя так, когда расстроен, а дело это очень трудное. Вот вам список действующих лиц, и учтите: вся наша беседа строго между нами.
- Убийственно! - сказал Найджел. Это было любимое его восклицание. - Таких строгостей мне не вынести… ну ладно, валяйте.
- Спасибо. Как вы знаете, О'Каллаган принял сам или получил слишком большую дозу гиосцина. По крайней мере, четверть грана. Он так и не пришел в сознание после операции. Насколько эксперты могут судить, препарат был введен в организм в течение четырех часов, предшествовавших его смерти, но здесь у меня полной ясности нет. Теперь - действующие лица. Вы их, в основном, знаете по предварительному расследованию. Жена - этакая Снежная королева. Знала, что ее муж время от времени гулял на стороне. Слишком горда, чтобы восстать против этого. Потребовала расследования. Сестра - совершенно не все дома и, как мне кажется, питает непростительную слабость к аптекарю, который снабжает ее патентованными средствами. Она пыталась всучить патентованное лекарство своему брату Дереку на ложе болезни в клинике перед самой операцией. Сейчас она ведет себя нервно и очень пугливо. Личный секретарь - один из новых молодых людей. От него так и несет дипломатией. Сплошная привлекательность и чарующие манеры. Он приятель мистера Батгейта, так что вполне может оказаться убийцей. Зовут его Рональд Джеймсон. Есть комментарии?
- Юный Рональд? Черт, конечно. Я забыл, что он хапнул это местечко. Вы очень точно его описали. С ним все в порядке…
- Не выношу этого мальчишку! - энергично выпалила Анджела. - Простите! - добавила она поспешно.
- Хирург - сэр Джон Филлипс. Выдающийся джентльмен. Друг жертвы до тех пор, пока последний не затащил его девушку на уик-энд и не бросил затем. Посетил жертву и обругал как следует. В присутствии дворецкого выразил пламенное желание жертву убить. Написал письмо примерно такого же содержания. А потом жертву прооперировал, после чего та скончалась. Я вижу, вы побледнели. Хирург ввел гиосцин, который сам же и приготовил. Среди хирургов это весьма необычная вещь, но такая уж у него привычка. Нет никаких доказательств, что он не превысил дозу. Но и доказательств обратного тоже никаких. Ассистент хирурга - доктор Томс. Шут. Серьезное предупреждение инспектору Аллейну - не паясничать! Вводил сыворотку штуковиной, больше похожей на насос, нежели на шприц. Был в операционной перед операцией, но сказал, что не был. Может быть, просто забыл. Мог что-нибудь подсыпать в насос с сывороткой, но, насколько известно, у него нет никаких причин это делать. Анестезиолог - доктор Робертс. Смешной маленький человечек. Пишет книги о наследственности и может о ней болтать часами. Хороший вкус в том, что касается литературы, картин и интерьера. Очень пугается, стоит упомянуть об убийстве. В прошлом угробил пациента большой дозой морфия, так что сейчас боится делать какие бы то ни было уколы. Старшая сестра клиники - сестра Мэриголд. Воспитанная. В ужасе. Могла бы что-нибудь подлить в сыворотку, но мое воображение при этой мысли угасает. Первая операционная сиделка - Бэнкс, большевичка. Выразила бурный восторг по поводу смерти О'Каллагана, коего считает врагом пролетариата. Посещает митинги, которые устраивают воинствующие коммунисты, угрожавшие О'Каллагану. Она делала укол камфары. Вторая операционная сиделка - Джейн Харден. Провела с покойным вышеупомянутый уик-энд и страшно переживала, когда он покончил с этой историей. Очень красивая. Угрожала покойному в письме. Подавала шприц с сывороткой Томсу. Замешкалась со шприцем. Потом упала в обморок. Можете изумляться на здоровье. Богатое поле деятельности, а?
- Это все? Впрочем, и этого хватает…
- Есть еще его личная сиделка. Милая рассудительная девушка, которая легко могла подсунуть ему яд. Она обнаружила, что мисс О'Каллаган давала брату патентованное средство.
- Может быть, она лжет.
- Вы так думаете? Я вранья не унюхал.
- Не паясничайте, - сказал Найджел.
- Спасибо, Батгейт. Нет, я все-таки не думаю, что сиделка Грэхем лгала. А вот Джейн Харден - да, насчет писем. Вот они все перед вами. Положитесь на удачу и укажите мне правильный ответ.
- Правильный ответ, - поразмыслив, объявил Найджел, - личная сиделка. Или же маленький смешной человечек.
- Почему?
- О, просто я рассуждаю как в детективных романах. Двое посторонних. Сиделка - очень подозрительная особа. Смешной маленький человечек - это самый модный сейчас тип негодяя в книжках. Он может оказаться незаконнорожденным братом сэра Дерека, и потому он так интересуется наследственностью. Я подумываю о том, чтобы написать детективный роман.
- Думаю, получится.
- Разумеется, - сказал Найджел медленно, - есть и другая школа логики, где самый очевидный Подозреваемый всегда и есть убийца. Это та самая теория, которая вам в Ярде больше нравится?
- Полагаю, да, - согласился Аллейн.
- Вы читаете детективы?
- Обожаю их! Такое удовольствие - убежать от своей работы в совершенно другой мир.
- Не настолько же они все плохи! - запротестовал Найджел.
- Ну, может быть, и не настолько. Любое по-настоящему точное описание полицейского расследования, даже в самом ярком деле об убийстве, окажется смертельно скучным. Мне-то показалось, что вы достаточно насмотрелись на эти игры, чтобы понимать, что к чему. Тома по любому делу - скопище мелких нудных подробностей, большинство которых не имеет отношения к делу. Автор детектива просто перескакивает через все это, написав несколько прочувствованных слов о рутинной полицейской работе, а затем выбирая самое существенное напоказ. И он совершенно прав. Он был бы худшим в мире занудой, если бы так не поступал.
- Можно сказать? - спросила Анджела.
- Давайте, - ответил Аллейн.
- Боюсь, что я бы поставила на сэра Джона Филлипса.
- Я сам слышал, что вы говорили о том, что самый очевидный подозреваемый и есть преступник, - заметил, помолчав, Найджел.
- Да. Как правило, - кивнул Аллейн.
- Я полагаю, в этом деле самый очевидный подозреваемый и есть Филлипс.
- То же самое сказал бы старина Фокс, - очень неохотно согласился Аллейн.
- Мне кажется, спрашивать бесполезно, но сами-то вы уже решили загадку, инспектор?
Аллейн встал, подошел к камину, потом резко повернулся и посмотрел на приятеля.
- К сожалению, должен признаться, - сказал он, - что я понятия не имею, кто съел Красную Шапочку.
Глава 12
Компания из Ленин-холла
Вторник, шестнадцатое. Поздний вечер
- Конечно, - вдруг сказала Анджела, - это может оказаться старшая сестра клиники. Воспитанность мне всегда подозрительна. Или, конечно… - она умолкла.
- Что? - спросил Аллейн. - Ведь мы еще не все поле вспахали.
- Я знала, что вы скажете именно так. Но я действительно не доверяю людям, которые слишком много смеются.
Аллейн вскинул на нее глаза.
- Вот как? Надо мне поменьше веселиться. Ну вот, я рассказал вам об этом деле и очень рад, что мне удалось обсудить с вами вместе свой соображения по этому вопросу. Пойдем в "Палладиум"?
- Зачем? - удивленно спросил Найджел.
- В программе есть скетч, который мне очень хочется посмотреть. Вы пойдете? Мы пропустим только первые два номера.
- С превеликим удовольствием, - ответила Анджела. - Вы, кажется, опять что-то замышляете? - подозрительно добавила она.
- Не знаю, что вы имеете в виду, мисс Анджела. Батгейт, вы позвоните насчет билетов?
Они отправились в "Палладиум" и с удовольствием посмотрели программу. Скетч, о котором упоминал Томс, шел третьим номером во втором отделении. Не прошло и трех минут с момента его начала, как Найджел и Анджела повернулись и вытаращили глаза на инспектора. Скетч был прекрасно поставлен, и актер, игравший хирурга, был особенно хорош. Аллейн почувствовал в публике странное напряжение. Тут и там люди перешептывались. Сзади них мужской голос спросил: "Интересно, сэр Джон Филлипс захаживает в "Палладиум"?" - "Тс-с-с!" - прошептала ему в ответ женщина.
"Британская общественность начинает принюхиваться и поводить носом", - с отвращением подумал Аллейн.
Скетч близился к завершению. Хирург вышел из операционной в натуралистически окровавленном халате. Зал ахнул. Он снял маску и уставился на собственные руки в перчатках. Потом он вздрогнул. На сцену вышла сиделка. Он повернул к ней лицо: "Что, сиделка?" - "Он умер". Хирург отошел в угол сцены и стал мыть руки в тазу, а сцена постепенно задергивалась занавесом, на котором был изображен гигантский вопросительный знак.