- Что вам нужно? - Его бледно поблескивающие глаза глядели вниз, на пистолет, как будто именно это оружие и подвело его.
- Вы могли бы его и бросить, - заметил я. - Я держу вас на мушке.
Он бросил его жестом неприязни к себе. Пистолет отлетел по неровным доскам ко мне. Москито инстинктивно дернулся, чтобы поднять его. Я надавил ногой пистолет и локтем оттолкнул Москито назад.
- Уходи отсюда, Москито, - сказал я, не спуская глаз со Спида. - Не хочу тебя больше видеть.
- Куда же это я пойду? - В его вопросе звучали обида и недоверие.
- Куда хочешь, кроме Сан-Франциско. Топай.
- Один? Пешком?
- Проваливай.
Он спустился с порожка, окунувшись в серый мрак. Я не бросил на него даже косого взгляда.
- Давайте войдем в дом, - сказал я Спиду. - Положите, пожалуйста, руки на голову.
- Вы большой мастак. - К нему возвращалось присутствие духа или что-то там такое, что позволяло гордо держать голову и нравиться женщинам. Что касается стрельбы, то он оказался пустым местом, таким же бесполезным, как кот в собачьей сваре. Но он был не лишен своеобразного достоинства даже с поднятыми вверх руками.
Я поднял его легкий автоматический пистолет с неснятым предохранителем и сунул в карман, держа фонарь под мышкой.
- Поворачивайтесь, полковник. Никаких отвлекающих движений, если не хотите, чтобы я продырявил вас сзади для симметрии. У вас же уже была пуля в животе.
Он повернулся в проходе. Я держался рядом с ним, когда он вошел в комнату и снова зажег масляную лампу. Пламя разгорелось и стало светить ярче, отбрасывая все расширяющийся круг света на пол и на стропила. В комнате стояли прибитая к стене лавка, дешевый сосновый стол, два кухонных стула и брезентовый шезлонг у самодельного камина. Возле лавки - два закрытых кожаных чемодана. Камин не топился, и в комнате было холодно.
- Садитесь, - пистолетом я показал на шезлонг.
- Вы очень любезны. - Он растянулся в шезлонге, широко расставив ноги. - Нужно ли мне все еще держать руки на голове? Я чувствую себя нелепо.
- Можете опустить их. - Я сел на один из кухонных стульев лицом к нему.
- Спасибо. - Спид опустил руки и сжал их, положив на колени, но не успокоился. Он был очень напряжен, хотя сделал жалкую попытку улыбнуться. Он поднял одну руку, чтобы закрыть взволнованное лицо. Рука невольно задержалась там, поглаживая тонкие каштановые усики. Его ногти были обкусаны до самого мяса.
- Я встречался с вами, верно? - спросил он.
- Мы встречались. Такое падение после отеля "Оазис".
- Пожалуй, это действительно так. Вы сыщик?
Я утвердительно кивнул.
- Меня удивляет Марджори. - Говоря это, он не проявлял никакого волнения. Глубокие складки пролегли от его носа к краешкам рта. Лицо было несобранным, каким-то обвисшим. Пальцами он начал ощупывать его. - Я не думал, что она зайдет так далеко.
- Вы оскорбили ее чувства. Никогда не стоит задевать чувства женщины. Если надо их ограбить, то делать это лучше, не оскорбляя их чувств.
- Ограбить - это слишком сильное выражение в данном случае. Она сама вручила мне деньги, чтобы вложить их в дело. Она получит их назад, обещаю вам.
- И ваше слово так же надежно, как долговое обязательство, да? Насколько надежно ваше долговое обязательство?
- Дайте мне неделю сроку, - запросил он. - Всего одну неделю. Я все охотно верну с процентами.
- Почему бы вам не вернуть деньги сейчас?
- Это невозможно. При мне их сейчас нет. Они уже вложены в дело.
- В недвижимость?
- Да, в недвижимость. - Бледные глаза моргнули. Ощупывающая лицо рука поднялась повыше и на мгновение закрыла их.
- Не напрягайтесь, чтобы придумать какую-нибудь историю, Спид. Я знаю, куда пошли деньги.
Он стал вглядываться в меня сквозь широкие пальцы.
- Наверное, Москито сказал вам?
- Москито ничего мне не рассказал.
- Тогда она подслушала мои телефонные разговоры в отеле. Милая хрюша. - Его рука соскользнула с лица на горло, большим и указательным пальцем он ущипнул себя за отвислую кожу. - Ох, эта нежная свинья. - Но ему не удалось разозлить себя. То, что было сделано с ним, выглядело гораздо серьезнее и опаснее, чем то, что он мог бы предпринять в отместку. Он был противен сам себе. - Ну, хорошо, что вы от меня хотите? Даю гарантию, что через неделю она получит свои деньги.
- Вы не сможете угадать, что случится через следующие пять минут, а осмеливаетесь загадывать на неделю. Через неделю вас может уже не быть в живых.
Кривая улыбка углубила складку на одной стороне его лица.
- Это не исключено. Но и вы не застрахованы. И я, конечно, желаю вам именно такого конца.
- Кому вы заплатили деньги?
- Джо Тарантайну. Я бы не стал пытаться заставлять его вернуть их, будь я на вашем месте.
- Где он находится?
Он приподнял и затем опустил свои широкие плечи.
- Не знаю, и у меня нет ни малейшего желания знать об этом. Джо отнюдь не относится к числу моих закадычных друзей.
- Когда вы видели его в последний раз?
- Два дня назад, - ответил он, немного подумав.
- Когда вы у него купили героин?
- Похоже, вы осведомлены о моих делах лучше, чем я сам. - Он подался ко мне, подтянув под себя ноги. Я пошевелил пистолетом, чтобы напомнить ему о нем.
- Пожалуйста, уберите этот пистолет. Как ваша фамилия, вы сказали?
- Арчер. - Я оставил пистолет там, где он и находился - на своем колене.
- Арчер, сколько вам заплатила Марджори?
- Достаточно.
- Сколько бы там ни было, я вам заплачу гораздо больше. Если дадите мне небольшую отсрочку. Немножко времени.
- Я не готов к этому.
- У меня два килограмма чистого героина. Известно ли вам, сколько он стоит на нынешнем рынке?
- Я не следил за котировкой. Просветите меня.
- Сто тысяч чистоганом, если у меня будет время, чтобы установить необходимые контакты. Сто тысяч сверх, помимо долга моей славной свинке. - Впервые он начал проявлять признаки оживления. - Я не предлагаю вам обмануть ее. Все, что мне нужно, - это время. Четырех дней хватит.
- А я буду сидеть и держать направленный на вас пистолет?
- Вы можете его убрать.
- Думаю, вы пытаетесь надуть меня так же, как сделали это с Марджори. Насколько мне известно, деньги находятся при вас.
Он сощурил глаза, пытаясь придать им выражение искренней честности. Окруженные лучами морщинок глаза сохранили свою бледность и холодность и выглядели ввалившимися.
- Вы ошибаетесь, старина. - Я подумал, не у Москито ли он позаимствовал такое обращение. - Если хотите, можете заглянуть в мой бумажник. - Рукой он сделал движение, намереваясь запустить ее во внутренний карман своего пиджака.
- Держите свои руки на виду. А что вы скажете о своих чемоданах?
- Пожалуйста, можете проверить их. Они не заперты. - Это, возможно, могло означать, что в чемоданах не было ничего важного.
Он повернул голову, чтобы посмотреть на дорогостоящие предметы багажа, и его лицо открылось в ином свете. Анфас он мог вполне сойти за джентльмена из Южной Калифорнии: у него было овальное лицо с мягкими чертами, почти что нежное возле губ, высокий загорелый лоб, светлые вьющиеся волосы зачесаны назад. А в профиль курносый нос, впалые щеки придавали ему облик стареющего буяна. Дряблая кожа под подбородком свертывалась в диагональные складки.
В каком-то смысле он обманул меня. Я не смог проникнуть дальше его почти джентльменской внешности. Моя готовность принять эту внешность за чистую монету даже несколько повысила престиж Спида. Он чувствовал теперь себя более свободно, чем раньше, несмотря на пистолет на моем колене.
Я обратился к тому опустошенному, уже далеко не молодому человеку, который скрывался за импозантной внешностью:
- Вы висите на ниточке, Спид. Надеюсь, вы понимаете это.
Он опять повернул ко мне голову и, казалось, сбросил десяток лет. Он промолчал, но в его взгляде мелькнуло согласие со знаком вопроса.
- Меня вам не купить, - продолжал я. - Дело повернулось таким образом, что вам не выбраться из этой истории. Вы сделали отчаянную попытку вернуть утерянные позиции, но это вам не удалось.
- К чему же это поведет? Или вам просто нравится слушать свои собственные разглагольствования?
- Я вынужден забрать вас с собой. Тут и вопрос о деньгах Марджори, с одной стороны…
- Если вы увезете меня, она никогда не получит их, ни единого цента!
- Тогда она получит удовлетворение в том, что засадит вас в тюрьму. Она готова на крайности. Не говоря уж о том, что может выкинуть полиция. У них будет к вам масса вопросов о том, об этом и, в частности, об убийстве Дэллинга.
- Убийстве Дэллинга? - Его лицо вытянулось и пожелтело. - Кто такой Дэллинг? - Но он знал Дэллинга и знал, что мне об этом известно.
- Если они вас и выпустят когда-нибудь, Доузер и Блэни будут вас поджидать. - Я продолжал развивать свою мысль. - В прошлый раз у них не было особой причины быть вами недовольными. Им была нужна лишь ваша территория. На этот раз они разрубят вас на куски, и вы это знаете. Я не застрахую вашу жизнь и на пенни, даже если вы внесете страховой взнос в размере ста долларов.
- Вы - один из боевиков Доузера. - Его взгляд упал на мой револьвер и не мог от него оторваться. Я поднял оружие, чтобы он увидел круглое отверстие ствола, глазок во тьму.
- Как же поступим, Снид? Поедете вы со мной на юг, или придется свести счеты здесь?
- Свести счеты? - повторил он, все еще не отрывая глаз от револьвера.
- Либо я возвращаюсь вместе с вами, либо вы отдаете мне героин. Альтернативы нет.
- Для Доузера?
- Вы догадливый человек. Если Дэнни заполучит обратно свой товар, ему будет мало дела до вас.
Он выдавил из себя с усилием:
- Давайте разделим это пополам. На двоих нам достанется сто тысяч. Пятьдесят тысяч для вас. У меня есть контакт на востоке страны, завтра он прилетает сюда. - Он чуть не задохнулся, выпалив все это.
- Меня вам не купить, - повторил я. - Верните товар.
- Если я это сделаю, что со мной будет?
- Это ваше дело. Садитесь в свою машину и гоните ее что есть мочи хоть на край света. Или топайте прямо на запад, пока не упретесь в океан, и продолжайте топать дальше.
Он посмотрел мне в глаза. Его лицо стало старым и нездоровым.
- Мне надо было пристрелить вас, когда была такая возможность.
- Да, но вы же этого не сделали. Ваша песенка спета, Спид.
- Да, - согласился он печально. - Моя песенка спета. - Его голос прозвучал хрипло и еле слышно. У меня создалось впечатление, что фактически он и не надеялся на успех и находил горькое удовлетворение от сознания того, что это предвидел.
- Вы заставляете меня зря терять время. Где товар?
- Я вам дам на это честный ответ, если вы прямо ответите мне на следующий вопрос. Кто подставил меня вам? Вряд ли я могу отомстить, но мне хотелось бы просто знать это.
- Никто.
- Никто?
- У меня были кое-какие ниточки, которые мне удалось связать воедино, остальное - беготня, волка ноги кормят. Вы, конечно, не поверите в это.
- Ну, что вы! Я вам верю. Да и какая теперь разница? - Он с раздражением покачал головой, так как находил нудным слушать ответ на собственный вопрос. - Это дерьмо находится в коробке из-под табака в буфете, на кухне.
Там я и нашел товар.
Глава двадцать девятая
Я решил, что надо делать с Руфью, еще до того, как вернулся в отель "Грэндвью". Я понимал, что если не заеду за ней, то никогда себе этого не прощу. Девушка-подросток с героином в крови могла присниться только в кошмарном сне.
В вестибюле было темно и пусто, если не считать ночного портье, сидевшего за своей конторкой с научно-фантастическим журналом. Он спустился с межпланетарных высот и окинул меня быстрым взглядом. Никто из нас не сказал ни слова. Я направился к лифту, а затем - в освещенный красным светом коридор, к номеру 307.
Девушка спала в том же положении, в котором я ее оставил, свернувшись калачиком. Она пошевелилась и вздохнула, когда закрылась дверь. Я подошел, чтобы взглянуть на нее. Короткие золотистые волосы, закрывшие ее лицо, шевелились от ее дыхания. Я отвел их с ее лица. Она приподняла руку, как будто защищаясь от кого-то, но продолжала спать. Она пребывала в таком глубоком сне, что невозможно было вывести ее из этого состояния.
Я опять налил холодной воды в стакан, стоявший в ванной, поднял девушку и обрызгал лицо. Ее веки заморгали, открылись, и она выругалась.
- Вставай и сияй, Руфь.
- Уходите, вы разбиваете корабль моей мечты. - Она легла на живот и спрятала свое мокрое лицо в подушку.
Я потряс ее за спину:
- Эй, крошка! Надо вставать.
- Нет. Пожалуйста, - вымолвила она жалобно, не открывая крепко сомкнутых глаз.
Я опять пошел в ванную и еще раз наполнил стакан.
- Еще воды?
Не надо! - вскочила она, села и принялась ругаться.
- Одевайся. Ты поедешь со мной. Ты же не хочешь оставаться с Москито, правда?
Ее голова перекатывалась из стороны в сторону.
- Нет. Он противный. - Она произнесла это с детской непосредственностью, окинув сиротским взглядом голые стены, - А где же Москито?
- Он в пути. Тебе надо живо убираться отсюда.
- Да, - повторила она мои слова, как заученный урок. - Мне надо живо убираться отсюда.
Я подобрал ее одежду с пола ванной и бросил ей: свитер и юбку, туфли и носки. Но она все еще была далеко, окончательно не пришла в себя и была не в состоянии справиться с непосильной задачей и одеться. Мне пришлось самому снять с нее пижаму и одеть ее. На ощупь все ее тело было холодным. Мне это напоминало одевание куклы. Ее пальто свободного покроя висело на двери ванной комнаты. Я накинул его ей на плечи и, обхватив ее, поставил на ноги. Она не могла стоять самостоятельно или не хотела этого делать. Руфь опять улетела на свой остров, предоставив мне заботу о своем бренном теле. С грехом пополам я втащил ее в лифт и поставил в углу, а сам взялся за ручку, чтобы спустить лифт на первый этаж. Потом открыл металлическую дверь и поднял ее на руки. Она оказалась достаточно легкой.
Ночной портье посмотрел на нас, когда я проходил мимо конторки, но не сказал ни слова. Несомненно, ему приходилось видеть и более сногсшибательные парочки, вываливавшиеся из этого лифта.
Моя машина была припаркована около желтой запретной линии на бордюре тротуара перед отелем. Я открыл ключом дверцу и положил девушку на сиденье, поместив ее голову в углу на подлокотник. В таком положении она оставалась в течение следующих шести часов, хотя у нее и были попытки сползти на пол. Примерно каждый час мне надо было останавливать машину, чтобы поправить ее тело на сиденье. Большую часть остального времени стрелка моего спидометра стояла на отметке между семьюдесятью пятью и восемьюдесятью милями. Она спала мертвым сном, пока я уносился из туманной ночи навстречу рассвету и долгому солнечному утру, направляясь на юг.
Когда я резко затормозил на красный свет перед железнодорожным переездом в Санта-Барбаре, Руфь проснулась и слетела с сиденья. Правой рукой я придержал ее, чтобы она не ударилась о ветровое стекло. Тут она открыла глаза и не могла понять, где находится.
- Мы в Санта-Барбаре. - Дали зеленый, и я включил скорость.
Она потянулась и выпрямилась на сиденье, взирая на подрезанные зеленые рощицы лимонных деревьев и расположенные неподалеку голубые горы.
- Куда мы едем? - спросила она голосом, все еще хриплым ото сна.
- Проведать моего друга.
- В Сан-Франциско?
- Не в Сан-Франциско.
- Тогда хорошо, - Она зевнула и опять потянулась. - В общем-то, мне совсем не хочется туда возвращаться. Мне приснился страшный сон о Сан-Франциско. Какой-то уродливый маленький человек с копной волос затащил меня в свою комнату и заставил делать ужасные вещи. Я точно не запомнила, в чем они заключались, правда. О, Господи, как скверно я себя чувствую. Я, наверное, нагрузилась вчера.
- Что-то в этом роде. Поспи еще, если хочешь. Или, может быть, перекусим?
- Не знаю, смогу ли я что-нибудь проглотить, но стоит попытаться. Одному Господу известно, сколько времени я ничего не ела.
Мы приближались к магистральной автостраде. Впереди показался дорожный ресторан для водителей дальнорейсовых грузовиков. Я свернул на станцию обслуживания возле ресторана и помог девушке выйти из машины. Мы выглядели очень жалкой парочкой. Она все еще передвигалась как лунатик, и в лучах полуденного солнца ее бледность приняла землистый оттенок. Я накрутил на своем спидометре еще триста сорок миль, но чувствовал себя так, будто все это расстояние прошел пешком. Мне нужно было поесть, поспать, побриться и принять душ. А больше всего я нуждался в том, чтобы с кем-нибудь поговорить или просто посмотреть на кого-то, кто был бы счастлив, удачлив и добродетелен или обладал хотя бы одним из этих трех качеств.
Большой натуральный бифштекс и кружка кофе основательно меня подкрепили. Девушка вяло обгрызла кусочек поджаренного хлеба, который обмакнула в желток своей яичницы. Героин заменял ей еду, питье и сон. Она погибнет, если не сумеет бросить эту дурную привычку. Такая перспектива беспокоила меня.
Я сказал ей об этом несколько другими словами, когда мы снова сели в машину:
- Я знал курильщиков травки и опиума, нюхателей кокаина и жевателей гашиша, любителей настойки опия, простых и горьких пьяниц. Парней и девиц, которые надирались всякой консервированной дрянью и медицинскими препаратами на спирту. Есть на свете даже такие люди, которые тянутся к мышьяку, и такие, которые готовы продать себя в рабство за хороший охлажденный стакан эфира. Но твоя привычка к наркотикам - самая худшая из всех.
- Читаете лекцию, - в ее голосе сквозила скука, свойственная подросткам. Как будто я был школьным учителем и пытался отговорить ее от жвачки. - Что вам известно о моих привычках, мистер хороший?
- Многое.
- Кто вы такой?
- Я частный сыщик. И уже сказал тебе об этом раньше. Но ты забыла.
- Да. Наверное, забыла. Вчера ночью я была в Сан-Франциско. Это, думаю, я помню. Добралась туда на автобусе.
- Ты что, действительно была там? Но как же ты туда доехала?
- Что с моим плечом? Я осмотрела его в ванной. Похоже, меня кто-то укусил.
- Тебя укусил москит.
На мгновение я оторвал взгляд от дороги и посмотрел на нее, наши взгляды встретились. До нее смысл сказанного мною не дошел.
- Совсем не смешно, - сказала она холодно.
Меня это злило и забавляло одновременно.
- Черт, ну не я же укусил тебя. - Но я недостаточно разозлился, чтобы напомнить ей без необходимости о прошедшей ночи. Даже для меня Москито утратил реальность, превратившись в порождение дурного сна.
Я опять посмотрел на лицо девушки и увидел: по нему пробежала какая-то тень воспоминаний.
- Вы сказали правду о моей привычке, - вздохнула она. - Это ужасно. Я начала пробовать это ради забавы, с Ронни. Первые несколько раз он уколол меня задаром. А теперь только это средство доставляет мне удовольствие. На "отходняке" же чувствую себя ужасно. Как, по-вашему, я чувствую себя сейчас?
- Если судить по твоей внешности, ты полумертвая.
- Я смертельно устала, и мне наплевать. Мне совершенно наплевать на это.