Артур Картрайт".
Перри Мейсон с сомнением покачал головой и вытащил из кармана сложенные банкноты.
- Хотелось бы оставить себе эти деньги, да еще как, - заметил он.
- Оставить! - воскликнула Делла Стрит. - Разумеется, вы их оставите. В письме ясно сказано, что это за деньги. Законный предварительный гонорар, или я ошибаюсь?
Перри Мейсон со вздохом бросил деньги на ее письменный стол.
- Этот парень рехнулся, - произнес он. - Спятил вчистую.
- С чего вы взяли, что он рехнулся? - спросила Делла.
- Со всего, - ответил Мейсон.
- Вчера еще вы так не считали.
- Я считал, что он нервный и, может быть, болен.
- Но ведь не сумасшедший?
- Ну, не то чтобы сумасшедший.
- Значит, из-за этого вот письма вы и решили, что он рехнулся?
Перри Мейсон ухмыльнулся в ответ.
- По крайней мере, - сказал он, - доктор Купер, психиатр из судебно-психиатрической экспертизы, направляющий в больницу душевнобольных, заметил, что по нынешним временам выплата предварительного гонорара наличными - отступление от нормы. Этот парень дважды расплатился наличными в течение суток, причем отправил десять тысяч долларов незаказным письмом.
- Может быть, отправить их другим способом он просто не мог? - предположила Делла Стрит.
- Может быть, - согласился Мейсон. - Вы прочли завещание?
- Нет. Когда принесли письмо, я посмотрела, что в нем, и сразу же заперла в сейф.
- Ну что же, - сказал Мейсон, - поглядим на завещание. - И он развернул сложенный листок, на обратной стороне которого было выведено: "Последняя воля Артура Картрайта".
Пробежав бумагу глазами, он задумчиво кивнул.
- Однако, - заметил он, - Картрайт составил добротное рукописное завещание: подпись, число и прочее - все на месте.
- Он вам что-нибудь отказал? - полюбопытствовала Делла Стрит.
Перри Мейсон поднял глаза от бумаги и хихикнул:
- Что-то вас с утра обуяла корысть.
- Поглядели бы, как сыплются счета, так сами бы впали в корысть. Честное слово, посмотреть, как вы деньгами швыряетесь, - непонятно, откуда у нас депрессия.
- Я всего лишь поддерживаю денежное обращение, - объяснил он. - В стране не меньше денег, чем было всегда, если не больше, только они стали медленней обращаться. Поэтому и создается впечатление, что их ни у кого нет.
- Ну, ваши-то денежки, - возразила она, - обращаются достаточно быстро. Но что там в завещании - или это меня не касается?
- Касается, и еще как, - ответил он. - По тому, как я веду дела, меня, глядишь, не сегодня завтра пристукнут, и вы единственная будете хоть как-то в курсе моих деловых операций. Вот послушайте. Имущество он завещает наследнице, а мне отказывает одну десятую часть своего состояния, которую надлежит выплатить после окончательного раздела последнего при условии, что я буду преданно защищать интересы основной наследницы в любых юридических казусах, которые могут возникнуть либо в связи с завещанием, либо по причине его смерти, либо из обстоятельств, так или иначе проистекающих из ее семейного положения.
- Он все на свете предусмотрел, правда? - заметила Делла Стрит.
Перри Мейсон медленно кивнул и задумчиво произнес:
- Либо он писал завещание под диктовку какого-то адвоката, либо у него недюжинные деловые способности. Сумасшедший такого завещания не составит. Все последовательно и связно. Девять десятых имущества он завещает миссис Клинтон Фоули, одну десятую - мне. Он обусловливает…
Перри Мейсон внезапно замолчал и впился в документ широко раскрывшимися глазами.
- В чем дело? - спросила Делла Стрит. - Что-нибудь важное? Ошибка в завещании?
- Нет, - протянул Мейсон, - с завещанием все в порядке, но есть тут одна любопытная странность.
Он решительно подошел к входной двери и запер ее на ключ.
- Обойдемся-ка без посетителей, Делла, - объяснил он, - пока не разберемся, в чем тут дело.
- Что за странность? - спросила она.
Перри Мейсон понизил голос:
- Вчера этот парень специально советовался со мной о том, как завещать имущество миссис Клинтон Фоули, и расспрашивал, будет ли завещание иметь силу, если выяснится, что женщина, выступающая как миссис Фоули, на самом деле не миссис Фоули.
- То есть не замужем за Клинтоном Фоули? - уточнила Делла Стрит.
- Именно, - ответил Мейсон.
- Но разве она не проживает с мистером Фоули в этом их фешенебельном районе?
- Именно, - подтвердил Мейсон, - но это еще ничего не доказывает. Известны случаи, когда…
- Да, знаю, - сказала Делла Стрит. - Но уж больно странно, чтобы мужчина жил в таком районе с женщиной, которая делает вид, что она его жена.
- Тут могут быть свои причины. Подобное встречается на каждом шагу. Возможно, прежняя жена не хотела разводиться и не пожелала дать мужу развод. Возможно, у женщины уже есть муж. Легко подыскать добрую дюжину объяснений, и каждое может оказаться правильным.
Делла Стрит утвердительно кивнула:
- Вы разбудили во мне любопытство. А что с завещанием?
- Вчера, - продолжал Мейсон, - он советовался со мной о том, что будет, если он оставит имущество миссис Клинтон Фоули, а окажется, что она совсем не миссис Клинтон Фоули, но только выдает себя за жену Фоули. По тому, как он мне все это выкладывал, я пришел к твердому убеждению, что у него есть основания не считать эту женщину законной женой Фоули. Поэтому я объяснил, что надежней всего оставить деньги поименованному лицу, конкретно - женщине, проживающей в настоящее время с Клинтоном Фоули в доме номер 4889 по Милпас-драйв.
- Ну а он что? - спросила Делла Стрит. - Описал?
- Нет, - ответил Перри Мейсон. - Он отказал имущество миссис Клинтон Фоули, законной жене Клинтона Фоули, каковой Клинтон Фоули в настоящее время проживает в этом городе по адресу Милпас-драйв, дом номер 4889.
- Так это же меняет существо дела, правда? - спросила Делла Стрит.
- Разумеется, - ответил Мейсон. - Меняет целиком и полностью. Если выяснится, что женщина, проживающая с ним по указанному адресу, не его жена, она по завещанию ничего не получит. Завещатель отказывает имущество законной жене Клинтона Фоули, и указание места жительства в данном случае относится скорее к самому Фоули, а не к его жене.
- Вы не думаете, что он вас неправильно понял?
- Не знаю, - нахмурился адвокат. - Все остальное он, похоже, понял прекрасно, да и все его действия говорят о ясности мысли. Посмотрите в телефонном справочнике на фамилию Картрайт, у него должен быть телефон. Он живет на Милпас-драйв в доме 4893. Немедленно с ним свяжитесь. Объясните, что это важно.
Она кивнула и потянулась к телефону, но не успела поднять трубку - раздался звонок вызова.
- Узнайте, кто это, - сказал Мейсон.
Она вставила вилку в гнездо на панели коммутатора, произнесла:
- Контора Перри Мейсона, - выслушала ответ и кивнула.
- Минутку, - сказала она и, прикрыв трубку ладонью, обратилась к Мейсону: - Это Пит Доркас, заместитель окружного прокурора. Он хочет срочно поговорить с вами о деле Картрайта.
- Хорошо, - ответил Мейсон, - соедините.
- Будете говорить из кабинета? - спросила она.
- Нет, по этому телефону, - ответил он, - и прослушайте наш разговор. Я еще не знаю, о чем пойдет речь, но мне нужен свидетель.
Он схватил трубку, произнес "Алло" и услышал скрипучий ворчливый голос Пита Доркаса, в котором звучало явное раздражение:
- Боюсь, Мейсон, мне придется выдать ордер на задержание вашего клиента Артура Картрайта как душевнобольного.
- Чего он еще натворил? - спросил Мейсон.
- Судя по всему, собачий вой существует только в его воображении, - ответил Доркас. - Клинтон Фоули рассказал достаточно, чтобы убедить меня не только в том, что Картрайт безумен и представляет опасность для окружающих, но и в том, что он страдает манией убийства, которая способна заставить его взять закон в свои руки и совершить насилие.
- Когда Фоули все это вам рассказал? - спросил Мейсон, поглядев на наручные часы.
- Только что.
- Он был у вас?
- Он и сейчас у меня.
- Прекрасно, - сказал Мейсон, - задержите его. Я имею право быть выслушанным по этому вопросу. Я представляю Картрайта и намерен проследить за тем, чтобы с моим клиентом обошлись по справедливости. Так что вы его задержите, а я сейчас буду.
Не дав Доркасу возможности отказаться, он бросил трубку, повернулся к Делле Стрит и распорядился:
- Разъединитесь с Доркасом и свяжитесь с Картрайтом. Скажите, что я хочу немедленно с ним встретиться. Скажите, пусть уедет из дома в какую-нибудь гостиницу и запишется там в книге постояльцев под собственным именем, но чтоб ни одна душа не знала, куда он отправился; пусть позвонит вам и скажет, в какой гостинице остановился, а вы перезвоните мне. Предупредите его, чтоб держался подальше от моей конторы и от собственного дома, пока я с ним не увижусь. Скажите, что это очень важно. А я поехал в окружную прокуратуру выяснять, что там у них происходит. От этого Клинтона Фоули уже пошли неприятности.
Он отодвинул защелку пружинного замка, выскочил в коридор и успел покрыть половину пути к лифту, когда под тяжестью гири дверь захлопнулась и язычок замка с щелчком встал на место.
На улице перед конторой он перехватил такси и бросил водителю:
- В окружную прокуратуру. Жмите на полную - штраф плачу я.
Он прыгнул в автомобиль, хлопнув дверцей, и откинулся на подушки; машина рванула с места. Всю поездку он, уйдя в размышления, просидел, уставившись в пространство невидящим взглядом и наморщив лоб, механически клонясь то вправо, то влево, когда машина поворачивала за угол или огибала препятствия.
Такси остановилось у тротуара, водитель вытянул из прорези счетчика полоску квитанции. Перри Мейсон сунул ему пятидолларовую купюру, сказав:
- Сдачи не надо, приятель.
Он пересек тротуар, поднялся на девятый этаж, бросил на ходу секретарше за столом справок в канцелярии окружной прокуратуры:
- Я к Питу Доркасу, он меня ждет, - и прошел длинным коридором вдоль ряда дверей. У одной из них. на матовом стекле которой золотой краской было кратко написано "Мистер Доркас", он остановился и постучал.
Ворчливый голос Питера Доркаса произнес:
- Войдите.
Перри Мейсон повернул ручку и вошел.
Пит Доркас сидел с недовольным выражением за письменным столом. Напротив сидел внушительных размеров мужчина - в эту минуту он поднялся со стула и вопросительно поглядел на Перри Мейсона.
Человек этот ростом был выше шести футов, широк в плечах, с могучей грудной клеткой и длинными руками. Некоторая полнота в талии не скрадывала его спортивной фигуры. На вид ему было лет сорок.
- Насколько я понимаю, - спросил он звучным голосом, - вы Перри Мейсон, адвокат мистера Картрайта?
Перри Мейсон отрывисто кивнул; он остановился, расставив ноги, слегка подавшись вперед, и впился в мужчину холодным цепким взглядом.
- Да, - сказал он, - я адвокат мистера Картрайта.
- А я Клинтон Фоули, его сосед, - представился тот с любезной улыбкой, протягивая руку.
Перри Мейсон сделал пару шагов, обменялся с ним небрежным рукопожатием и обратился к Питу Доркасу:
- Прошу прощения, если задержал вас, Пит, но это важно. Почему - объясню немного погодя. Мне нужно выяснить, о чем, собственно, идет речь.
- Собственно, ни о чем, - заявил Доркас, - если не считать, что я по горло занят, а вы вчера отняли у меня время этим воющим псом, который не выл, а теперь еще выясняется, что ваш клиент вконец спятил.
- С чего вы решили, что он спятил? - спросил Мейсон.
- А вы с чего решили то же самое? - раздраженно парировал Доркас. - Вчера вы сами так считали. Позвонили, сказали, что считаете его сумасшедшим, и попросили пригласить врача, чтобы тот на него поглядел.
- Нет, - произнес Мейсон с расстановкой, - не нужно мне это приписывать, Доркас. Я видел, что у него нервы ни к черту, и хотел выяснить, нет ли за этим чего посерьезней, только и всего.
- Как же, как же, - возразил Доркас с тяжеловесным сарказмом. - Вы считали его сумасшедшим и хотели точно выяснить, прежде чем совать голову в петлю.
- Позвольте, как это - совать голову в петлю? - вопросил Мейсон.
- Сами знаете как, - сказал Доркас. - Вы заявились сюда с человеком, который добивался ордера на арест состоятельного и видного гражданина. И вы, понятно, хотели обезопасить себя от возможности ответного действия. Именно за это вы получили предварительный гонорар. По этой причине вы не стали настаивать на ордере, но добились повестки с вызовом мистера Фоули. Ну так вот - он здесь и предостаточно мне сообщил.
Перри Мейсон в упор посмотрел на Пита Доркаса и не сводил с него взора, пока заместитель окружного прокурора не опустил наконец холодных глаз под пристальным взглядом Мейсона.
- Когда я сюда пришел, - отчеканил Мейсон, - то я пришел сюда, потому что хотел вести с вами дело по-честному и чтобы со мной тоже вели дело по-честному. Я вас предупредил, что мой клиент нервничает. Он сказал вам, что беспрерывный собачий вой действует ему на нервы. В числе подзаконных актов имеется и постановление против нарушения общественного порядка шумливыми животными. Мой клиент имеет право требовать защиты по этому закону даже в том случае, если лицо, имеющее кое-какие политические связи…
- Но собака не выла, - раздраженно оборвал Доркас. - В этом все дело.
В спор вмешался Фоули:
- Прошу прощения, господа, можно я скажу пару слов?
Перри Мейсон даже не обернулся - он по-прежнему не сводил взгляда с заместителя окружного прокурора. Однако Доркас посмотрел на Фоули с явным облегчением.
- Разумеется, - произнес он, - прошу вас.
- Уверен, вы меня извините, мистер Мейсон, - сказал Фоули, - но я буду откровенен. Я знаю, вам требуются факты, Я понимаю ваше положение в этом деле, и то, что вы ревностно защищаете интересы клиента, весьма похвально.
Перри Мейсон медленно повернулся к верзиле Фоули и смерил его с головы до ног отнюдь не сердечным взглядом.
- Не стоит об этом, - сказал он, - лучше объяснитесь.
- Этот парень, Картрайт, - продолжал Фоули, - несомненно, помешанный. Он снял соседний дом. Готов спорить, что хозяева дома не понимают, что за съемщика приветили. У Картрайта всего одна прислуга, глухая экономка. Судя по всему, у него нет ни друзей, ни знакомых. Почти все свое время он проводит в четырех стенах.
- Ну и что? - перешел в наступление Перри Мейсон. - Разве он не вправе? Может, ему соседи не нравятся.
Доркас вскочил.
- Послушайте, Мейсон, - сказал он, - у вас нет никакого…
- Господа, прошу вас! - вмешался Фоули. - Позвольте объяснить. Дайте я все улажу. Прошу вас, мистер Доркас. Я понимаю позицию мистера Мейсона - он считает, что я использовал свои политические связи и нанес ущерб интересам его клиента.
- А что, разве нет? - спросил Мейсон.
- Нет, - ответил Фоули с любезной улыбкой, - я всего лишь изложил мистеру Доркасу факты. Ваш клиент, как я говорил, - человек весьма странный. Он, можно сказать, ведет жизнь отшельника и, однако же, постоянно шпионит за мной из окон своего дома - у него бинокль, он следит за каждым моим шагом.
Доркас подумал, снова уселся во вращающееся кресло, пожал плечами и зажег сигарету.
- Продолжайте, - сказал Мейсоп, - я слушаю.
- Повар-китаец первым делом обратил на это мое внимание. Он заметил, как отсвечивают окуляры бинокля. Пожалуйста, поймите меня правильно, мистер Мейсон. Я всего лишь считаю, что ваш клиент душевнобольной и не отдает себе отчета в своих действиях. Но поймите и то, что у меня наберется достаточно свидетелей, чтобы подтвердить все, что я собираюсь сказать.
- И что же вы собираетесь мне сказать?
- Я собираюсь, - с достоинством ответил Фоули, - подать жалобу на постоянное подглядывание. Из-за этого у меня осложнения с прислугой, это действует на нервы мне и моим гостям. Он все время за мной шпионит, что-то высматривает в свой бинокль. Он никогда не зажигает света на втором этаже, бродит там ночами в потемках по комнатам с биноклем наготове и вынюхивает и выслеживает, что бы я ни делал. Он опасный сосед.
- Разве смотреть в бинокль, - спросил Мейсон, - это преступление?
- Да не о том речь, - возразил Доркас, - и вы, Мейсон, это прекрасно знаете. Ваш клиент - сумасшедший.
- Почему вы считаете его сумасшедшим? - задал вопрос Мейсон.
- Потому что он жаловался на собаку, которая воет, а собака не выла.
- Вы ведь держите собаку, не так ли? - обратился Мейсон к Фоули.
- Разумеется, - все еще примирительно ответил тот.
- И хотите сказать, что она не воет?
- Никогда.
- И не выла пару ночей тому назад?
- Нет.
- Я беседовал об этом с доктором Купером, - вмешался Доркас. - Он говорит, что бред преследования у вашего клиента, помноженный на галлюцинацию собачьего воя и страх, что кто-то должен умереть по соседству, может в любую минуту без упреждающих симптомов обратиться в манию убийства.
- Прекрасно, - заявил Мейсон, - вы уже все для себя решили. Я тоже. Значит, вы намерены его арестовать?
- Я намерен подвергнуть его экспертизе на предмет вменяемости, - произнес Доркас с чувством собственного достоинства.
- Давайте валяйте, - сказал Мейсон. - Только сегодня я слово в слово повторю вам то, что вы мне говорили вчера. Если вы хотите подвергнуть человека принудительной экспертизе, кто-то должен вчинить ему иск. Весь вопрос - кто именно? Уж не вы ли?
- Почему бы и нет? - ответил Доркас.
- Лучше не торопитесь, - заметил Мейсон. - Я вас предупреждаю, не более.
- О чем?
- О том, что если вы вчините иск моему клиенту, утверждая, что он якобы сумасшедший, вам не мешало бы иметь куда больше фактов, чем сейчас. В противном случае не избежать неприятностей.
- Господа, господа, - призвал Фоули, - прошу вас, не будем пререкаться. В конце концов, речь всего лишь о том, как лучше для бедняги Картрайта. Лично я против него решительно ничего не имею. Он мой сосед и порядком попортил мне нервы, но я уверен, что его действия вызваны помрачением разума. Я требую психиатрической экспертизы, и только. Если установят, что он в здравом рассудке, то я, понятно, приму меры к тому, чтобы он впредь воздержался от заявлений насчет моего пса и моей семьи.
- Вы ничего не добьетесь, Перри, - обратился Доркас к Перри Мейсону. - Фоули действует строго в рамках закона. Сами знаете - вы привели сюда Картрайта, потому что хотели упредить любой иск о злонамеренном судебном преследовании. Если Картрайт честно и полностью излагает нам все факты и получает "добро" на возбуждение дела, он действует в рамках закона. Если он искажает факты или их перетолковывает, он эти рамки нарушает.
Мейсон невесело рассмеялся.
- Ищете основание, чтоб передать дело в суд, а? - спросил он Доркаса.
- Вовсе нет, - ответил тот.