- Вы его секретарша?
- Можно, в общем, и так меня назвать, - ответила она с улыбкой, которая почему-то напомнила мне блеск полуоткрытого ножа. - Значит, это вы звонили по поводу какой-то картины?
- Да, я.
- Могу показать вам пару полотен, - она широким жестом указала на висевшие на стене картины. - Правда, это в большей части работы абстракционистов. Но у нас имеются и другие произведения искусства…
- У вас есть какие-нибудь картины Рихарда Хантри?
- Не думаю… - задумчиво ответила она.
- Мистер Гримес продал Бемейерам одну из картин Хантри, портрет молодой женщины. Мне сказали, что я смогу увидеть у вас фотокопию этой картины.
Она вновь покачала головой:
- К сожалению, ничего не могу сказать конкретного по этому поводу.
- Дайте мне, пожалуйста, домашний адрес мистера Гримеса.
- Он живет здесь же, над магазином. Но сейчас, как я сказала, его нет дома.
- Когда же он вернется, как вы считаете?
- Затрудняюсь сказать… Иногда он отсутствует целую неделю. Обычно он не говорит, куда и на сколько уходит. Да я и не спрашиваю об этом.
Поблагодарив, я вышел. Постояв невдалеке и подумав с минуту, я зашел в соседнее бистро. За прилавком стоял негр лет сорока. Он сразу же вежливо спросил, чем может служить.
- Вы знаете мистера Гримеса? У него антикварный магазин рядом с вами.
- Это, наверное, тот седой парень с острой бородкой? - сказав это, негр образно очертил в воздухе контур остроконечной бороды соседа, добавив: - Носит белое сомбреро?
- Да, именно так.
- Не сказал бы, что знаю его. Разве лишь то, что он не пьет… Он не дал мне заработать на себе ни цента.
- А эта его девушка из магазина?
- Пару раз она покупала у нас пиво. Ее, кажется, зовут Паола. Не думаете ли вы, что в ней течет индейская кровь?
- Я бы этому не удивился.
- Так и мне кажется… - негр широко улыбнулся. Его, похоже, веселил наш разговор. - Видимо, она резвая девочка! Не знаю, как этот седоватый и немолодой парень держит ее у себя…
- Я тоже не понимаю этого, - заметил я ему в тон и положил на прилавок два доллара, прикрыв их своей визитной карточкой. - Могу я позвонить к вам немного позднее?
- Почему бы нет? Пожалуйста!
Теперь я направился в местный музей и вскоре подъехал к старинному белому зданию, расположенному на главной улице. Молодой человек у входа в музей на мой вопрос о Фреде Джонсоне ответил, что тот ушел час назад.
- Вы хотите поговорить с ним лично? - уточнил он. - Может быть, речь идет о чем-то непосредственно связанном с музеем? Тогда можно обойтись и без Джонсона.
- Я слышал, что Фред Джонсон очень интересуется творчеством Хантри…
Молодой человек улыбнулся:
- Мы все здесь очень интересуемся им! Вероятно, вы приезжий?
- Да, я из Лос-Анджелеса.
- Вы видели нашу экспозицию работ Рихарда Хантри?
- Еще нет, не успел.
- Значит, попали очень удачно! Здесь как раз находится миссис Хантри, которая регулярно посвящает музею один день в неделю.
Я прошел внутрь помещения. В первом зале музея экспонировалась традиционная резьба по дереву. Второй зал был уже совсем иным. Картины в нем напоминали окна, выходящие в иной мир, сквозь них можно было наблюдать жизнь зверей. Но звери на полотнах Рихарда Хантри были особенными… необычными… Они чем-то напоминали человеческие существа… Или же это были люди, превращающиеся в животных… Трудно точно определить…
Женщина, находившаяся в этом зале, ответила кому-то на вопрос об этих необычных картинах.
- Это так называемые "картины-существа"! Они представляют собой определенные размышления их творца на тему об эволюции жизни. Трудно поверить в то, что талантливый художник нарисовал все эти картины в течение всего лишь шести месяцев!
Я повернулся, чтобы рассмотреть не столько сами полотна, сколько женщину, повествующую о них.
Строгий костюм, несколько аффектированная манера говорить… Она будто излучала какую-то суровую силу… Блеск коротко остриженных, седеющих волос, казалось, отражал все ту же внутреннюю напряженность…
- Вы миссис Хантри? - спросил я, подходя к женщине вплотную.
- Да, - подтвердила она, показывая всем своим видом удовлетворение по поводу того, что ее знают как "миссис Хантри" даже совсем незнакомые люди.
Внимательно посмотрев на меня, она сказала:
- Я совсем не обязана здесь находиться… Особенно сегодня, когда вечером даю у себя большой прием. Но я стараюсь не пропускать в обычный день мое дежурство в музее.
Она подвела меня к другой стене, на которой висел цикл темных фигур. Одна из них особенно привлекла мое внимание: молодая женщина сидела на скале, частично укрытая шкурой буйвола. Были прикрыты лишь ее бедра, а красивая грудь и плечи оставались нагими. Над нею, в глубине, висела в пространстве голова быка, прикрепленная к деревянной раме, что создавало определенный контраст.
- Художник назвал эту женщину "Европой", - пояснила миссис Хантри.
Я невольно перевел взгляд с картины на нее. Она как-то удовлетворенно улыбалась. Посмотрев на изображенную на картине молодую женщину, я невольно спросил, не сомневаясь в ответе:
- Здесь… вы изображены?
- В определенном смысле… да… Я частенько ему позировала…
Минуту-другую мы изучающе смотрели друг на друга. Она была моего возраста, возможно чуть моложе. Под ее голубой кофточкой угадывалось и теперь еще моложавое упругое тело.
Я не мог решить до конца: что именно побудило ее еженедельно выполнять функции экскурсовода при картинах своего мужа… То ли внутренняя потребность как дань его памяти, то ли любовь к себе…
- Вы хоть раз видели раньше картины Рихарда Хантри? - спросила она с любопытством… - У меня сложилось впечатление, что вы несколько шокированы увиденным…
- Вы правы, - признался я.
- Его картины всегда оказывают такое впечатление на тех, кто видит эти полотна впервые. А что натолкнуло вас интересоваться произведениями Хантри?
Я в общих чертах пояснил, что являюсь частным детективом, нанятым Бемейерами с целью разыскать пропавшую из их дома картину Хантри. Говоря это, я внимательно смотрел в лицо миссис Хантри, так как мне была интересна ее реакция на мои слова.
Слегка побледнев, она глухо проговорила:
- Бемейеры невежды в искусстве! Картина, которую они приобрели у Гримеса, фальшивка! Гримес предлагал мне ее купить задолго до того, как показал Бемейерам. Я, конечно же, отказалась. Это явное подражание тому стилю, которого Рихард давно уже придерживался.
- Как давно?
- Пожалуй, уже лет тридцать. Подобная манера писать появилась у Рихарда еще в Аризоне. Возможно Поль Гримес сам нарисовал эту картину…
- Вы считаете Гримеса способным на такие дела? - спросил я ее напрямик.
Этот вопрос, похоже, был лишним. Миссис Хантри прикусила губу, прежде чем ответить.
- О репутации Гримеса я не могу говорить ни с вами, ни с кем-либо другим… Он был другом Рихарда еще в Аризоне.
- Но не вашим другом? - упорствовал я, стараясь уточнить интересующий меня вопрос.
- Я предпочла бы не касаться этой скользкой темы, - еще более твердо проговорила миссис Хантри. - Поль Гримес помог моему мужу в то время, когда это имело для него большое значение. Но люди, к сожалению, постепенно меняются… Впрочем, все это относится ко всему… Я стараюсь, как могу, удовлетворять интерес общества к своему мужу и его оригинальным картинам. Хотя должна заметить, самые разные люди хотели бы сделать капитал на его творчестве…
- Один из них мог быть и Фред Джонсон? - задал я не очень приятный для нее вопрос, который застал ее, похоже, врасплох.
Миссис Хантри как-то неловко потрясла головой, заставив свою аккуратную прическу закачаться при этом, как маленький серый колокол.
- Фред увлечен творчеством моего мужа… Но я бы не утверждала, что он хочет на этом заработать… - С минуту помолчав, она добавила: - Может, это Рут Бемейер обвиняет Фреда в краже той картины?
- Его имя действительно упоминалось в связи с этим, - спокойно ответил я.
- Но ведь это абсолютная чепуха! У Фреда Джонсона достаточно, насколько я знаю, хороший вкус, чтобы обнаружить фальшивку…
- Мне хотелось бы с ним поговорить. У вас случайно нет его адреса?
- Могу в этом помочь, - попросив меня подождать минуту, миссис Хантри ушла в кабинет.
Вскоре она вернулась с листком бумаги, пояснив:
- Фред живет с родителями на Олив-стрит, 2024. Но будьте с ним поаккуратнее. Это очень уязвимый, обидчивый парень. В то же время он большой поклонник творчества моего мужа.
Поблагодарив за помощь, я ушел из музея.
Глава 4
Дом Джонсонов стоял в ряду других таких же строений, построенных, наверное, в начале века. Это был район второсортных отелей, скромных старых домов, врачебных кабинетов и невзрачных контор.
Даже среди всех этих малосимпатичных построек жилище Джонсонов казалось более запущенным, чем остальные. Оно господствовало на участке, заросшем пожухлой травой и бурыми сорняками. Явное запустение сопутствовало ему во всем.
Я громко постучал в дверь. Казалось, внутри этого ветхого пристанища все медленно и нехотя пробуждается к реальной жизни от долгой спячки. Лишь через несколько минут послышалось, как изнутри кто-то стал спускаться по лестнице, тяжело по ней ступая. Я терпеливо ждал.
Дверь приоткрыл толстый старый мужчина. Он начал тупо на меня пялиться сквозь прикрывавшую вход сетку. Редкие седые волосы и спутанная птичья бородка еще больше подчеркивали его жизненную неустроенность.
- Кто вы такой и что вам нужно? - спросил он брюзжащим голосом.
- Я хотел бы поговорить с Фредом.
- Не знаю, дома ли он… Возможно, вздремнул… - медленно ответил пожилой Джонсон, находясь сам почти в полудреме. Он наклонился ко мне, обдав меня сильным запахом вина. - Что вы хотите от Фреда?
- Хочу просто с ним поговорить.
Он снова смерил меня взглядом с ног до головы своими заплывшими маленькими красноватыми глазками.
- О чем же вы собираетесь говорить?
- Предпочитаю обсудить этот вопрос с ним лично.
- Лучше передайте через меня! Мой сын всегда занят. Его время дорого. Он является экспертом в городском музее, а это много значит! - серьезно пояснил он, подчеркнув слово "эксперт".
Я решил, что у этого старого, любящего выпить толстяка уже кончились запасы вина. Теперь он хочет что-нибудь у меня выманить.
В эту минуту из-за лестницы вышла пожилая женщина в костюме медсестры. Она шла с каким-то непонятным достоинством, а когда заговорила, ее голос показался мне писклявым, как у девочки.
- Я сама поговорю с этим господином, Герард! Не забивай себе голову делами Фреда.
Дотронувшись пальцами до его заросших щетиной щек, она строго посмотрела ему в глаза - так знающий и уверенный в своем диагнозе доктор поступает обычно с больным. Ее легкий толчок-шлепок сразу же отправил его в помещение дома. Покорно кивнув головой, даже не пытаясь сопротивляться, он направился по лестничным ступенькам наверх.
- Меня зовут Сара Джонсон, - представилась женщина все еще из-за сетки двери. - Я мать Фреда.
Ее гладко зачесанные назад рыжеватые волосы открывали лицо, выражение которого, как и у мужа, начисто терялось под толстым слоем жира. Белый халат, плотно облегавший ее крупную фигуру, был чист и опрятен, но общее впечатление от этой женщины складывалось не слишком опрятное.
- Фред дома? - вежливо спросил я.
- Пожалуй, нет… - она неуверенно покачала головой, посмотрев зачем-то через мое плечо на улицу, где стояла неподалеку моя машина.
- Когда он вернется?
- Трудно сказать. Ведь Фред учится в университете, - пояснила она таким тоном, будто этот факт составлял гордость всей ее жизни. - У него постоянно меняется расписание лекций… К тому же он еще подрабатывает в городском музее. Его частенько вызывают туда на консультации. Может быть, я смогу сделать для вас что-то вместо Фреда?
- Нельзя ли мне войти? - уклончиво спросил я.
- Лучше я сама выйду к вам, - решительно проговорила она. - Наша квартира выглядит внутри ужасно… С того времени, как я пошла работать медсестрой, у меня совсем не оказывается времени, чтобы заботиться о порядке в доме…
Она вынула большой ключ из скважины замка, открыла заградительную сетку и быстро вышла, крепко заперев дверь снаружи. Затем спустилась вместе со мною по ступенькам крыльца. Ее дом казался неприступной крепостью старого замка, хоть был старым и ветхим.
Когда мы спустились с крыльца, пришлось все объяснять заново.
- Чем же я могу вам служить? - спросила она строгим и непреклонным тоном, привыкшим к командованию.
- Я хотел бы поговорить с Фредом, - повторил я все сначала.
- О чем же? - последовал тот же вопрос.
- Об одной картине.
- Разумеется, это специальность Фреда… Он может рассказать о многих полотнах все, что вы только захотите знать.
Круто оставив эту специфическую тему, она неожиданно спросила меня уже другим тоном, тихим и несколько неуверенным:
- У Фреда сейчас появились какие-то неприятности?
- Надеюсь, что нет.
- Я тоже… Наш Фред - порядочный парень, и всегда был таким. Я хорошо знаю это лучше других, не только как мать, хотя и беспокоюсь о сыне, что вполне естественно… - она бросила на меня испытывающий взгляд. - Вы из полиции?
Полицейским я, действительно, когда-то был, но в молодости. Человек, чувствующий за милю представителей власти и закона, видимо, мог бы меня "расшифровать" по каким-то мелким признакам. Но для этой встречи я приготовил себе иную легенду, в соответствии с которой ответил:
- Я импрессионист, и решил написать статью о картинах художника Рихарда Хантри.
Ее лицо мгновенно передернулось, потом окаменело, будто она почувствовала в моих словах какую-то скрытую угрозу.
- Понимаю… - тихо проговорила женщина, стараясь скрыть свое замешательство, в то время как я продолжал пояснять.
- Ваш сын, мне сказали, специалист как раз по творчеству этого талантливого художника, - добавил я спокойным тоном, внимательно глядя ей в глаза.
- В этом я не разбираюсь, - ответила она решительно и строго, овладев собой, - Фред интересуется многими художниками, посвятив этому всю жизнь…
- Он хочет стать собственником картинной галереи? - осторожно спросил я.
- Наверное, так. Но для этого необходимы немалые деньги. Даже дом, в котором мы живем, не наша собственность… - и она перевела печальный взгляд на старое, изрядно одряхлевшее строение, напоминавшее своих обитателей. Казалось, ее взгляд выражает какую-то укоризну, будто именно этот дом является источником бед ее семьи.
- Вы не подскажете, где можно сейчас найти Фреда?
- Не имею понятия, - покачала она головой. - Может быть, в университете, а может, и в самом музее… или еще где-либо в городе. Он очень подвижен, постоянно куда-то мчится, спешит…
Будто в ответ на ее слова показался старый голубой "форд". Приблизившись к нам, он притормозил у бровки тротуара, чтобы припарковаться за моей машиной.
Сидевший за рулем "форда" молодой человек был рыжим, с длинными усами того же оттенка.
Краем глаза я заметил, как миссис Джонсон делает какие-то отрицательные движения головой. Сидящий за рулем, видимо, понял, что означает этот знак, и резким движением руля быстро развернул еще движущийся "форд". Чуть не ударившись при этом мгновенном маневре в бампер моей машины, он стремительно удалился, оставив за собой лишь струйки бензиновых испарений.
- Это был Фред, не так ли, миссис Джонсон?
- Да, это он… - тихо ответила она с некоторым колебанием. - Интересно, куда же он так поспешил?
- Это вы дали ему знак уезжать и не останавливаться здесь, - твердо и строго заявил я.
- Я… знак?.. Вам, видимо, показалось…
Кивнув миссис Джонсон и оставив ее у бровки тротуара, я сам быстро сел за руль своей машины и устремился за голубым "фордом". Въехав на автостраду, я резко свернул вправо, к университету. Пришлось, однако, около минуты прождать у светофора с красным огоньком, наблюдая, как "форд" Фреда Джонсона быстро удалялся в густой дымке смога, повисшей над всем ближайшим районом Санта-Тереза.
Спешить уже не имело смысла. Я направился к подружке Фреда, Дорис Бемейер, с которой решил познакомиться и поговорить.
Глава 5
В довольно новом доме, в который я вошел, уже чувствовался аромат запахов, создающий особую неприятную атмосферу, характерную для старых помещений. Это был, видимо, результат частой смены многочисленных жильцов, не располагающих средствами. Здесь преобладали запахи дешевой косметики, пота, застоявшейся пищи, дыма табака и даже наркотиков.
Когда я проходил по коридору четвертого этажа, до моего слуха доносились разнородные звуки музыки, заглушавшие человеческие голоса. Это наложение разных тонов и тембров, казалось, отражало разномастную картину привычек и характеров жильцов дома. Пришлось постучать несколько раз в дверь комнаты 304, чтобы меня услышали.
Девушка, отворившая дверь, была несколько уменьшенной копией миссис Бемейер. Только более молодой и красивой, но менее уверенной в себе, даже нерешительной по характеру, как мне показалось.
- Мисс Бемейер? - спросил я вежливым тоном.
- Да, - кивнула она и почему-то сразу уткнулась взглядом в какую-то точку на стене над моим плечом. Я невольно напрягся, подсознательно ожидая какого-либо подвоха, но его не последовало. Усмехнувшись, я вновь повернулся к молодой девушке. Она тихо проговорила:
- Мне жаль, но я сейчас занята: размышляю…
- О чем же, если не секрет?
- Просто так, вообще… Я не знаю… - и она нервно коснулась пальцами виска, потом потеребила прядь своих светлых, мягких как шелк волос. - Пока еще ничего не пришло мне в голову… не материализовалось… Вы мне помешали…
Эта молодая красивая девушка производила странное впечатление. Ее светлые волосы казались почти прозрачными, воздушными. Слегка покачиваясь, как ветка на легком ветерке, она вдруг потеряла равновесие и тяжело осела у стенки.
Я осторожно взял ее за руки и медленно поставил вертикально на ноги. Ее ладони были нежны, но холодны. Я подумал, что, возможно, она что-то пьет или вдыхает наркотики. Обняв за талию, я слегка подтолкнул ее вглубь скромно обставленной комнаты, где виднелись вторые двери, выходящие на балкон. Убранство сводилось к нескольким твердым стульям, маленькой железной кровати, небольшому столику и паре ковриков. Единственным украшением этой комнаты был большой мотылек из бумаги, натянутый на проволочный каркас. По размеру он был очень велик и висел на шнуре, закрепленном на крючке посередине потолка, что давало ему возможность свободно вращаться вокруг своей оси.
Дорис уселась на один из лежащих на полу ковриков и задумчиво посмотрела на мотылька. Потом застенчиво прикрыла ноги куском хлопкового покрывала, который был здесь чуть ли не единственной частью ее гардероба. Она пыталась принять позу лотоса, все еще не спуская глаз с мотылька.
- Это ты сама сделала такого красивого мотылька? - спросил я Дорис, чтобы начать с ней разговор.
Она отрицательно покачала головой:
- Нет… Я не умею делать такие вещи. Это украшение осталось еще от моего выпускного школьного бала… Маме захотелось повесить его здесь, но я его совсем не люблю…