4) На теле Карла ван ден Кольба других ран не обнаружено. Одного этого удара, нанесенного с большой силой, было достаточно для летального исхода.
5) Смерть, констатированная в девять часов тридцать пять минут утра, наступила, вероятно, за одиннадцать или двенадцать часов до этого.
6) Мысль о самоубийстве или о том, что Карл ван ден Кольб своей запиской хотел отклонить от себя подозрение в самоубийстве, недопустима, потому что удар нанесен сверху вниз человеком выше ростом, чем Карл ван ден Кольб, или же в ту минуту, когда тот наклонился. Если бы Карл ван ден Кольб сам лишил себя жизни, он мог бы нанести себе только удар только в горизонтальной плоскости или же снизу вверх, иначе нож бы соскользнул".
III
Полицейский комиссар, отдав надлежащие распоряжения, приступил к первому допросу. Зиг, выступая в качестве протоколиста, занял место за столом посередине спальни. Природа не одарила его красотой, к тому же он был маленького роста и сильно сутулился. Его вытянутое лицо, обрамленное густой неровной бородой, контрастировало со стройным и в то же время крепким телом. Беспокойные глаза прятались за синими очками, а длинные костлявые руки все время двигались и выдавали внутреннее волнение, которое он безуспешно пытался подавить. А между тем порой случалось, что Зиг преображался: тогда его можно было даже назвать обаятельным, и за это товарищи справедливо наградили его шутливым прозвищем "хамелеон". Во всяком случае это был очень умный и способный человек, но о его разносторонних талантах знали немногие, так как вид у него всегда был угрюмый и неласковый.
Прежде чем полицейский комиссар послал за Декертом - первым свидетелем, Зиг лично распорядился отправить жандарма на биржу, чтобы тот хорошенько все разузнал о личности и жизни убитого. Едва протоколист успел сообщить об этом полицейскому комиссару, как в комнату вошел Декерт, и начался допрос.
- Когда вы узнали об убийстве? - обратился комиссар к швейцару.
- Где-то час тому назад.
- Заметили ли вы что-нибудь особенное вчера вечером или сегодня ночью?
- Нет, господин.
- Окно спальни выходит во двор, вы живете как раз напротив. Странно, что вы не слышали ни криков, ни стонов.
- Простите, господин комиссар, - сказал швейцар, не находя себе места, так как страшно боялся полиции, - у меня целый вечер были гости: зять, который служит в министерстве финансов, швейцар из дома напротив и подруга моей жены. Мы пили кофе, потом грог, болтали и шутили…
- В котором часу вернулся господин Карл ван ден Кольб?
- В половине седьмого вечера.
- Вы говорили с ним?
- Да, конечно, господин комиссар, - ответил Декерт, комкая фуражку в руках. - Я спросил, не нужен ли я ему, но он ответил, что нет, что только напишет три письма и ляжет спать пораньше, так как завтра, то есть сегодня, должен ехать на вокзал встречать жену. Я сказал, что разбужу его, но он ответил, что не нужно, так как он едва ли будет в состоянии уснуть - вероятно, от радости, господин комиссар.
- Хорошо, - заметил последний, - значит, вы уже несколько дней прислуживали господину ван ден Кольбу?
- Да, господин комиссар, в десять часов я зашел к нему и спросил, не надо ли чего, а потом он уехал, и я его не видел до вечера.
- К нему кто-нибудь приходил по утрам?
- Да, два или три приятеля, но они всегда очень торопились, говорили с ним о бирже и сразу же уезжали.
- Так, значит, в последнее время к нему не приходил никто посторонний?
- Нет, господин комиссар, позавчера около пяти часов был один посетитель. Я его никогда раньше не видел. Молодой человек высокого роста, белокурый, элегантный, красивый, только лицо у него было очень утомленное. Когда он узнал, что господин ван ден Кольб уже ушел, он очень удивился и сказал, что зайдет следующим утром, пораньше.
- Он заходил опять?
- Нет.
- Вы в этом уверены? - спросил комиссар, подчеркивая каждое слово, а Зиг смотрел на швейцара испытующим взглядом.
- Я уверен, сударь, я даже говорил об этом господину ван ден Кольбу, и он сказал: "Этот визит мне совершенно безразличен".
- Получается, что вы знали имя этого господина и сообщили его ван ден Кольбу, раз он дал вам такой ответ?
- Нет, господин судья, но я подробно описал его внешность, и господин тотчас понял, кто этот человек.
- Вечером он также не приходил?
- По крайней мере я его не видел.
- А если бы вы теперь встретили этого господина, вы узнали бы его?
- Да, конечно, - с улыбкой ответил Декерт, ожидавший, что допрос будет гораздо неприятнее, чем он оказался на деле.
- Видели ли вы раньше этот нож? Он был обнаружен в этой комнате и, несомненно, являлся орудием убийства.
- Да, господин. Это я нашел его под стулом, о чем и сообщил полиции.
- По всей вероятности, этот нож не принадлежал господину ван ден Кольбу?
- Напротив, господин, он всегда лежал у него на столе, и хозяин иногда использовал его, чтобы разрезать книги.
- Это замечание весьма существенно. Вы уверены, что не ошиблись?
- Нет-нет, - увлеченно заговорил швейцар, - я не мог ошибиться, да к тому же сама хозяйка, друзья хозяина и госпожа Роза хорошо знают этот нож.
В это время жандарм принес нужные справки с биржи о личности Карла ван ден Кольба. В стенографическом отчете по этому поводу значилось следующее:
"На момент смерти у Карла ван ден Кольба не могло быть при себе особенно важных и ценных бумаг. Он только накануне передал тридцать тысяч марок, скопленных им за последнее время, биржевому маклеру Х. для того, чтобы тот купил ренту на имя его жены. Все ценные бумаги, полученные им от клиентов для оборотов, он всегда держал в банке или в банкирском доме "Аллерс и Ко", где в настоящее время находятся железнодорожные акции.
У Карла ван ден Кольба было ограниченное число клиентов, которых он давно знал, и он очень редко брал поручительства от новых лиц. Такую осторожность с его стороны приписывали следующему обстоятельству: в 1895 году он понес большие убытки из-за некоего господина Калепштадта, который сбежал в Америку, когда настал срок платежа.
Кроме того, некто по имени Йоши фон Хорфди около двух лет остается должен Карлу ван ден Кольбу почти пятьдесят тысяч марок. Из-за этого долга в прошлом году произошел один неприятный случай. Когда ван ден Кольб встретил на бирже этого своего должника, он подошел к нему и сказал, что если человек не может отвечать по своим обязательствам и исчезает в день их погашения, то ему должно быть стыдно показываться на бирже. Господин Хорфди холодно ответил, что не желает, чтобы его поучали. Тогда ван ден Кольб вспылил и заявил, что устроит так, что Хорфди больше не пустят на биржу, и пригрозил вытолкать должника вон. И хотя банкир был на голову ниже венгра, он привел бы свою угрозу в действие, если бы не вмешались другие. После этого Хорфди пришлось подписать вексель на пятьдесят тысяч марок, иначе его прогнали бы с биржи. Срок уплаты по векселю истекал как раз в этом месяце.
Кажется, этот вексель не был в обороте и все время находился в руках ван ден Кольба. Еще недавно он говорил кому-то из своих друзей, будто уверен в том, что его не погасят в срок. Банкир, конечно, знал, что денег своих не вернет, так как суд не признает биржевых долгов, но он решил подать в суд на должника, возмутившего его своей наглостью, и таким образом осрамить его перед всеми.
Таковы сведения о Карле ван ден Кольбе, собранные на скорую руку. Все потрясены его смертью, так как он пользовался всеобщим уважением. На бирже постоянно толкуют об этом происшествии, но никто не может предположить ничего конкретного о личности убийцы".
IV
С тех пор как об убийстве на Французской улице стало известно публике, во всех газетах появились подробности этого происшествия, якобы взятые из некоего "достоверного источника". Но корреспонденты тех газет, которые действительно докапывались до истины, вскоре узнали, что у полиции давно уже не было такого таинственного уголовного дела. Все версии о самоубийстве отвергались, и все знали, что речь идет о самом настоящем преступлении. К сожалению, убийца, кроме ножа, не оставил ни малейшего следа, по которому его можно было найти. Случалось, что забытая шляпа, оторвавшаяся пуговица, кольцо, ключи или какой-нибудь отпечаток ноги или руки проливали свет на запутанную историю. Здесь же дело обстояло иначе - приходилось довольствоваться разными гипотезами и предположениями.
Кому понадобилось лишить жизни бедного Карла ван ден Кольба? Ответив на этот вопрос, можно было раскрыть дело. Неужели его жене? Никто, однако, не останавливался на этой мысли, так как Мария внушала к себе симпатию, тем более что удар, убивший ее мужа, едва не стоил жизни и ей самой.
Может, это был самый обыкновенный вор? Но тогда его бы непременно заметили в доме, и он наверняка бы прихватил деньги, лежавшие в письменном столе, да и убитый не пытался бы в предсмертной агонии нацарапать имя того, кого не знал. Или же это сделал кто-нибудь из жильцов дома? Швейцар говорил, что вечером 19-го числа не пускал в дом посторонних. Но все расследования в этом направлении ни к чему не привели. Соседи оказались людьми приличными: почтенными чиновниками и клерками, не имевшими никаких дел с Карлом ван ден Кольбом.
А может, в дом незаметно проник тот человек, который, по словам швейцара Декерта, дважды спрашивал ван ден Кольба 18-го августа. Сопоставив показания швейцара со сведениями, полученными на бирже, полиция установила личность этого господина. Его звали Хорфди. Его никогда не судили, но дела с полицией он имел не раз. В его жизни оказалось немало темных пятен, но главное - что он задолжал ван ден Кольбу значительную сумму, а между тем его векселя у убитого не обнаружили.
Полиция делала все возможное, чтобы разобраться в этом деле. Убийство ван ден Кольба взволновало общественность, а несколько газет тут же подняли вопрос о том, как такое вообще могло произойти в доме на одной из лучших улиц Берлина. Из-за этих-то толков и пересудов власти предприняли решительный шаг: скомпрометированный Йоши фон Хорфди был арестован.
Следствие по делу поручили вести господину Граднеру, который зарекомендовал себя как профессионал и очень обходительный человек. Около одиннадцати часов утра мы находим его в кабинете, где он, прислонившись к камину, внимательно смотрит на даму в глубоком трауре, сидящую около письменного стола. Мария ван ден Кольб уже не первый раз явилась к нему.
- Так, значит, вы не можете сообщить мне ничего нового? - спросил следователь.
- К сожалению, ничего.
- Пожалуйста, не скрывайте от меня даже мельчайших подробностей, пусть они и кажутся вам незначительными. Иногда пустяк может навести на верный след. Мне говорили, что у вас хватило мужества остаться на прежней квартире и что вы живете в той самой комнате, где убили вашего супруга.
- Да, это так, - подтвердила Мария, и на ее ресницах сверкнули слезы. - Я перееду, только если меня заставят это сделать. Не так просто расстаться с тем местом, где я была так счастлива.
Вдруг Мария подняла голову, встала и приблизилась к своему собеседнику.
- Вы же добьетесь своей цели, господин Граднер, не правда ли? Мой муж будет отомщен?
- Надеюсь, - ответил Граднер, - но я должен признаться вам, что за всю мою долголетнюю практику мне еще не приходилось иметь дело с таким загадочным случаем. Все нити, которые я держал в руках, порвались, я продвигаюсь вперед на ощупь. К сожалению, у меня пока нет оснований подозревать кого-либо. Конечно, обидно отказываться от мысли наказать виновного, но еще хуже арестовать невинного.
- Но в таком случае, - горячо воскликнула Мария, - виновный никогда не будет найден! А между тем мой муж завещал мне отомстить за него!
- Да, конечно, и я готов помочь вам в этом, но для начала надо разыскать преступника, а мне кажется, что мы еще не напали на его след.
- Но я вчера прочла в газете, что убийца арестован.
- Эти писаки ошиблись или намеренно обманули читателей. Журналисты хотят показаться осведомленными. Вчера я действительно велел арестовать одного господина, который появится здесь с минуты на минуту. Некоторые улики оправдывают его арест, но они недостаточно весомые. Это скорее догадки, чем улики. Я даже должен прибавить, что до сих пор у меня нет никаких вещественных доказательств. Посмотрите, - сказал он, подходя к письменному столу и перелистывая какие-то бумаги, - вот протокол полицейского комиссара. Из него мы видим, что обвиняемый держался весьма уверенно и очень удивился, когда его арестовали. Если задержанный все это время ломал комедию, то он - выдающийся артист, так как ему удалось обмануть одного из наших лучших служащих. После ареста подозреваемого в его квартире был произведен обыск, но ничего подозрительного там не нашли. Моя последняя надежда на допрос, который я сейчас ему и устрою.
Господин Граднер взглянул на круглые канцелярские часы, висевшие над входной дверью, и Мария поняла, что их встреча подошла к концу. Женщина не удержалась и спросила имя обвиняемого.
- Я уже называл вам его имя. Его зовут Йоши фон Хорфди. Вы говорили, что не знаете его.
- Мне что-то не помнится, чтобы мой муж упоминал это имя.
Несчастная вдова хотела еще что-то прибавить, но вместо этого только поклонилась следователю и уже собиралась выйти из комнаты, как вдруг кто-то толкнул дверь снаружи. Она отступила назад, чтобы пропустить посетителя. Он подошел к следователю и, что-то шепнув ему на ухо, уселся за стол, чтобы писать протокол.
- Мне доложили, что сейчас сюда приведут арестованного.
- Да-да, я уже ухожу, - пролепетала Мария и направилась к двери.
Но внезапно она остановилась и, приблизившись к следователю, решительно заявила:
- Я хочу его видеть.
Господин Граднер не особенно удивился этому, вероятно, ввиду только что происходившего разговора. Он внимательно посмотрел на Марию и сказал:
- Хватит ли у вас мужества просидеть все то время, которое будет длиться допрос, в смежной комнате и ни звуком не выдать своего присутствия?
- Да, конечно, господин следователь.
- Даже если Хорфди признается в убийстве вашего мужа?
- В этом случае я, наверно, задохнусь от негодования, но уж лучше задохнусь, чем издам хоть один звук, - воскликнула Мария со свойственным ей пафосом.
Следователь подал знак чиновнику, и тот приблизился.
- Значит, вы сделаете все так, как я велел?
- Да, конечно, господин следователь, ваше приказание будет в точности исполнено.
Граднер позвал служащего из канцелярии и велел ему поставить ширмы у входа в комнату, смежную с его кабинетом. Галантно предложив руку фрау ван ден Кольб, следователь проводил ее за ширмы и усадил на стул, после чего занял свое место за столом. Едва он успел покончить со всеми этими приготовлениями, как в комнату вошел обвиняемый.
Господину Хорфди - красивому высокому блондину с прекрасными манерами - на первый взгляд можно было дать лет сорок, хотя на самом деле ему исполнилось тридцать шесть. Возраст давал о себе знать слишком рано, однако легкая седина на висках и немного усталый вид придавали ему своеобразный шарм.
Одет он был просто, но изящно; здороваясь со следователем, держался спокойно и уверенно. Согласно приказу, его никто не сопровождал - проводив арестанта до дверей, жандармы остались ждать у входа. Присев на предложенный стул, господин Хорфди совершенно непринужденно спросил:
- Узнаю я, наконец, почему меня вчера ни с того ни с сего арестовали и почему я сейчас нахожусь здесь, перед вами?
Его голос звучал несколько отчужденно, но очень спокойно.
- Господин Хорфди, - обратился следователь к подозреваемому, - вы находитесь здесь для того, чтобы отвечать на мои вопросы, а не для того, чтобы задавать их мне, как вы, кажется, подумали.
- Мне кажется, что я все же имею право поинтересоваться, в чем, собственно, меня обвиняют. Я спрашивал об этом чиновника, арестовавшего меня, но он упорно хранил молчание.
- Он исполнял свой долг, только и всего. Я отвечу на ваш вопрос, и давно бы уже это сделал, если бы вы, вопреки всем правилам, не заговорили первым.
- Мне очень жаль, но я не знал здешних правил. Мне не часто приходилось бывать в подобных местах.
- С этим вас можно только поздравить. От всей души желаю, чтобы вам больше не приходилось терпеть мое присутствие. Вас обвиняют, - неожиданно прибавил следователь, внимательно вглядываясь в лицо собеседника, - в преступлении.
- Интересно. И в каком же именно?
- В убийстве Карла ван ден Кольба.
Господин Хорфди, услышав это обвинение, и глазом не моргнул. На лице его не отразилось ни малейшего волнения, он только невозмутимо посмотрел на следователя и вежливо произнес:
- Я никак не ожидал быть замешанным в этом деле, о котором в последнее время столько говорили в моем присутствии. Не сочтите мой вопрос бестактным, - продолжал он, - но почему обвинили именно меня?
- Сейчас я вам все объясню. Теперь, когда ваше любопытство несколько удовлетворено, мы перейдем к обычной процедуре. Итак, назовите ваше имя и фамилию. Записывайте, - обратился следователь к протоколисту.
- Меня зовут Йоши фон Хорфди, - сказал арестованный, с неподдельным интересом рассматривая в монокль чиновника, которого он прежде не заметил.
- Сколько вам лет?
- Тридцать шесть.
- Ваш род занятий?
- У меня нет никаких занятий.
- Как же вы живете?
- Благодарю вас, очень хорошо.
- Позвольте, - довольно строго заметил Граднер, - надеюсь, вы не собираетесь шутить со мной! Если вы не в настроении разговаривать серьезно, как подобает обвиняемому, то я отправлю вас туда, откуда вы пришли, и отложу допрос до следующего дня.
Хорфди молча выслушал это замечание.
- Я повторю свой вопрос, - продолжал следователь, - на какие средства вы живете?
На этот раз обвиняемый ответил серьезно:
- Если под средствами вы подразумеваете государственные ренты, пенсию или же наличный капитал, то ничего этого у меня нет. Я живу, как и многие современные молодые люди, одним днем. Иногда я бываю богат благодаря случаю, иногда - очень беден. Порой мне везет на бирже, порой я выигрываю в карты. Не раз бывало, что десятого числа я имел на руках пятьдесят тысяч марок, а пятнадцатого не мог заплатить ни по одному счету. Согласен, это может показаться странным, но вы хотели знать правду…
- Грустная правда, господин Хорфди. Боюсь, что она только повредит вам в глазах присяжных.
- Присяжных? Надеюсь, что мне не придется познакомиться с ними. Иными словами, я полагаю, что вам будет не трудно убедиться в моей невиновности.
- Этим мы сейчас и занимаемся. Итак, давайте продолжим. Скажите, не приходилось ли вам в возрасте двадцати пяти лет иметь дело с судом?
- Да, из-за дуэли.