Но в три часа лакей доложил, что какой-то господин желает видеть графа.
- Пусть войдет, - распорядился Зиг, сразу даже не сообразив, что граф - это он сам.
Как только Хорфди вошел, полицейский агент поспешил ему навстречу.
- Ах, это вы, дорогой синьор, - заговорил он с итальянским акцентом, - пожалуйста, входите, я очень рад вас видеть. Как вы поживаете? Я уверен, что вы все утро провалялись в постели, как и я. Я уже принял ванну и выпил за завтраком шампанского. Какое, кстати, здесь чудесное шампанское! Только из-за него одного стоит приехать в Берлин. Потом я опять лег и спал до сих пор, - закончил Зиг с улыбкой.
- Я спал меньше вас, граф, - сказал Хорфди, когда, наконец, и ему удалось вставить слово.
- Неужели вы так устали? Да, я верю вам.
- У меня была одна забота.
- Забота? Ах, кажется, я догадываюсь… вы влюбились в одну из синьорин у прекрасной Лолы Монтец. Но они действительно восхитительны: сколько грации, сколько шика, сколько ума! Ох уж эти берлинки, недаром их все хвалят! Наши итальянки в сравнении…
- Граф… - попробовал перебить его Хорфди.
- Нет-нет, я знаю, вы сейчас из вежливости будете хвалить моих соотечественниц. Но вам не изменить моего мнения о Берлине. Видите ли, моя родственница, которой я вас вчера представил…
- Ваша родственница? - переспросил Хорфди с удивлением, как и ожидал Зиг.
- Разве вы ее не помните?
- Напротив, прекрасно помню, но я не знал, что эта дама - ваша родственница.
- А почему бы и нет? - расхохотался Зиг.
- Меня удивило то, что вы привели ее в дом Лолы Монтец.
- Разве это плохо?! - очень естественно выразил удивление Зиг. - А, если там собирается неподходящее общество, то моей родственнице не следовало идти к Лоле Монтец… Боже мой, вот что значит быть иностранцем и не знать обычаев страны! Ах, если бы кто-нибудь взял надо мной шефство, - продолжал Зиг, вздыхая. - Я так боюсь вновь совершить какую-нибудь глупость… Хотя эта Лола Монтец произвела на меня хорошее впечатление.
- Вам, как иностранцу, легко было ошибиться. Когда-то давно Лола Монтец была замужем и считалась красавицей… Кроме того, Лола, вероятно, усомнилась, что эта дама - ваша родственница. Ведь часто бывает так, что в путешествии спутницу выдают за родственницу, чтобы не компрометировать ее.
- Но она ошиблась, - с живостью воскликнул граф, - это действительно родственница, такая же Камани! Она вышла замуж за своего кузена, который в то же время являлся и моим кузеном.
- Я не сомневаюсь в этом, граф.
- Она путешествует со мной из-за своего слабого здоровья, но, как видите, мы даже не живем в одном доме. Она заняла квартиру на Кляйстштрассе.
- Я верю вам на слово, - сказал Хорфди, которому надоела вся эта болтовня, - я пришел к вам…
Зиг снова перебил его со свойственной ему живостью:
- Из-за этого проигрыша? Не будем говорить о таких пустяках!
- Но все же…
- Мне приятнее думать, что вы просто желали меня проведать. Это для меня гораздо важнее. Что касается той ничтожной суммы, которую вы мне вчера проиграли, положите ее туда, на камин, и не будем больше говорить о ней.
- Все дело в том… - снова прервал его Хорфди, которому становилось не по себе, оттого что его собеседник называл ничтожной проигранную сумму.
- В чем дело? - спросил Зиг рассеянно.
- Еще несколько дней я вынужден оставаться вашим должником… Вследствие понесенных потерь я не в состоянии…
- Ах вот оно что… - изумился агент, будто не понимая, как такая маленькая сумма может быть кому-нибудь в тягость.
- Кроме того, я должен попросить вас, граф, не рассказывать никому о моей несостоятельности и дать мне время выплатить долг.
- С превеликим удовольствием, - ответил Зиг, - не беспокойтесь об этом. Запла`тите, когда вам будет угодно. Через неделю, через две, через три - я все понимаю, вы не хотите трогать свой капитал. Я не могу не исполнить вашу просьбу, так как и у меня к вам есть просьба.
- У вас?
- Как вы знаете, я - новый человек в берлинском обществе и опасаюсь попасть впросак без опытного чичероне. Я очень рад, что познакомился с вами, и уверен в том, что вы не откажете мне в поддержке и советах.
- Я к вашим услугам, граф! - с готовностью ответил Хорфди.
Предложение Камани было так выгодно, что он не мог отказаться. Он уже смутно надеялся, что ему не придется ломать голову над тем, как уплатить свой долг.
- Благодарю вас, - сказал Зиг, - но я боюсь злоупотребить вашей любезностью. Я не один, у меня на руках больная, которую надо развлекать. Если бы мы были одни, я разделял бы все ваши удовольствия и старался бы подстроиться под ваш образ жизни. Но раз вы берете шефство надо мной, вам придется развлекать и мою родственницу…
- Мне вчера показалось, что она такая милая и образованная дама, что занять ее будет очень не трудно.
- Да, конечно, для нас, итальянцев, она очень мила, но здесь, в Берлине, совсем другие требования. Не разуверяйте меня, я знаю, то, что вы беретесь опекать нас - большое одолжение.
- Ну хорошо, считайте как вам угодно.
- Прекрасно, и я как можно скорее постараюсь воспользоваться вашей любезностью. А когда я смогу представить вас своей родственнице в более приличной обстановке, чем вчера?
- Когда вам будет угодно, граф.
- Значит, завтра утром. Я ловлю вас на слове.
- Хорошо, значит, завтра.
Вскоре после этого они расстались. Зиг был в восторге. Хорфди тоже находил, что заключил очень выгодное соглашение.
VII
Прошло три недели, с тех пор как Хорфди сделался неразлучен с Камани. Зиг так вжился в роль графа, что иногда ему казалось, что он действительно граф. Он так привык к тому, что его величали сиятельством, что другое обращение оскорбило бы его. После завтрака, покуривая сигары, Камани и Хорфди обычно совещались, как провести день.
- Знаете что, mio caro, - говорил граф, пуская дым кольцами, - вы так милы к нам, а к моей родственнице - особенно, что я даже не знаю, как и отблагодарить вас, но все же мы не придерживаемся программы, которую составили себе в начале нашего путешествия. Вот уже шесть недель как мы в Берлине, однако мы почти ничего не видели. Нет, действительно, что мы посмотрели? Сначала мы должны были посетить Национальную галерею, затем обойти все памятники Берлина - говорят их здесь немало, - но мы ничего этого не сделали. Не могу же я вернуться в Неаполь и сказать, что не видел ни одного памятника.
- Конечно, нет, это было бы непростительно.
- Вы шутите, но это действительно было бы непростительно. Достаточно уже и того, что из-за траура мы не можем пойти в театр, и нам остается только осматривать памятники, галереи и музеи. Когда вы, наконец, отведете нас в Цехгауз, в Национальную галерею и во Дворец юстиции? Я очень хочу посетить Дворец юстиции.
- Но ведь там нечего смотреть.
- Вот-вот, я снова узнаю вас, берлинцев. Вам все приелось! Я даже уверен, что вы никогда не были ни в одной из ваших тюрем!
- Нет, к сожалению, я должен признаться, что посетил одну из них.
- Вот как? Когда же это было?
- Это слишком долго рассказывать.
- Не могли бы вы все же доставить мне такое удовольствие? Я уверен, что при небольшом желании с вашей стороны вы можете достать мне пропуск и пойти туда со мной.
- Я вовсе не стремлюсь побывать там вновь, - рассмеялся Хорфди.
- Ну, так достаньте мне пропуск, я пойду один.
- Что ж, я попробую, если вам так хочется.
- Конечно, и чем скорее, тем лучше. Кроме того, я видел все ваши главные улицы, но еще не видел Французскую улицу - она, кажется, недалеко от Фридрихштрассе; там ведь находится знаменитая голландская мастерская. Почему мы еще не были на этой улице?
- Вероятно, потому, что нам было не по пути, - просто ответил Хорфди, в то время как сыщик внимательно наблюдал за ним.
- И когда же мы все это увидим?
- Когда захотите.
Такие планы составлялись каждый день и никогда не выполнялись. С тех пор как началась вся эта комедия, Зиг не напоминал своему должнику о его проигрыше, и тот, в свою очередь, старался о нем не заговаривать. После завтрака, часа в три, они отправлялись к Марии на Кляйстштрассе. Бо`льшую часть времени они беседовали у пылающего камина и только изредка отправлялись кататься в открытой коляске. Почти всегда они вместе обедали и вместе проводили вечера.
Таким образом, Зиг сумел установить за Хорфди постоянный надзор. Полицейский не только не выпускал его из виду, но наблюдал за каждым словом и взглядом. Сыщику не нужно было выслеживать подозреваемого - он сам каждый день являлся к нему. Развалившись в кресле у себя или у Марии, агент мог спокойно исполнять свои обязанности.
Если читатель думает, что присутствие Зига было необходимо Марии, он ошибается. Чтобы избежать неприятного разговора с Хорфди наедине, ей стоило только позвать свою соотечественницу и компаньонку Розу. Кроме того, Мария сама взяла на себя роль, предложенную Зигом, а значит, понимала, что подвергается риску. Мария по собственной воле стала помощницей Зига - она желала отомстить за смерть мужа. Все это весьма красноречиво говорило о ее железном характере. Такая женщина могла достигнуть своей цели, не прибегая к помощи других. Кроме того, в ее интересах было скорее покончить с этим двусмысленным положением и отделаться от Хорфди.
Одним словом, почва была прекрасно подготовлена. Все расчеты Зига оказались верны. Его план, главным образом, основывался на страсти, которой Хорфди должен был воспылать к Марии. Кто мог внушить ему любовь, если не Мария ван ден Кольб? Она не походила ни на одну из тех женщин, которых он знал раньше. В ее глазах сверкал огонь, а улыбка будила страсть. Сама Мария говорила мало, но, когда она отвечала на вопросы Хорфди, в ее голосе слышались странные нотки, всегда вызывавшие у него особое чувство. В этой женщине слились воедино мужество и грусть, нежность и жестокость - противоположности, которые сначала поражали, а потом очаровывали любого.
Хорфди недолго мог противиться обаянию Марии. Он четко осознавал, что рано или поздно окончательно подпадет под ее влияние, и понимал грозившую ему опасность. Но вместо того, чтобы бежать от нее, он пытался противостоять ей. Уже месяц длилось это знакомство, и у Хорфди теперь было только одно желание: остаться хоть раз наедине с Марией и объясниться с ней.
VIII
Зиг же вовсе не собирался терять бдительность. Он продолжал следить за подозреваемым и часами просиживал в кресле гостиной прелестной Марии ван ден Кольб. Но однажды Хорфди решил навестить Марию, когда та была одна. Он договорился о встрече с графом Камани в "Палас-отеле", а сам вместо этого отправился на Кляйстштрассе.
Роза доложила своей госпоже, что Хорфди просит принять его. Мария некоторое время колебалась, но потом, вооружившись мужеством, поспешила навстречу гостю. Может, она намеревалась покончить с этим делом. Может, вдова осознавала, что Зиг своим постоянным присутствием мешает делу, а не помогает ему. В гостиную она вошла, как и всегда, в траурном платье. Черный цвет подчеркивал ее стройность и придавал ей особенную прелесть.
Хорфди молча смотрел на нее, не решаясь заговорить. Он дрожал как осиновый лист, а сердце его учащенно билось. Хозяйка сразу почувствовала неловкость ситуации и, чтобы разрядить обстановку, сказала:
- Где же вы оставили графа?
- Я думал, что найду его здесь, - ответил Хорфди.
- Но мне кажется, что вы договорились встретиться в отеле.
- Да, но я немного запоздал и решил, что лучше приехать сразу сюда. Вряд ли он стал бы так долго меня ждать. Но, может, я вам помешал?
- О, нет, ничуть…
- Я хочу сделать вам признание. Я счастлив, что наконец застал вас одну и могу поговорить с вами без свидетелей.
- Я вас внимательно слушаю.
Молодой человек приблизился к Марии и сел рядом с ней.
- Неужели вы меня не понимаете? - спросил он.
- Нет, - ответила она.
- Неужели вы не понимаете, как мучаете меня с тех самых пор, как мы познакомились? Человеку, обладающему всеми пятью чувствами, опасно видеть вас, слышать, дышать одним воздухом с вами. Одним словом…
Вдруг он оборвал свою речь. Посмотрев на Марию, Хорфди заметил на ее лице какую-то странную улыбку, лоб ее нахмурился, а щеки побледнели. Наделенная мужеством, женщина не побоялась встретиться лицом к лицу с опасностью, но силы изменили ей. При первом объяснении все в ней возмутилось и смешалось, проснулся женский стыд.
Он не смел говорить ей о любви, ей, чей муж недавно скончался! Хорфди подозревали в том, что он виновен в этой смерти!.. Долгое время они молчали: он - испуганный, она - взволнованная и оскорбленная до глубины души. Но мало-помалу лицо Марии прояснилось, она провела рукой по лбу, как бы прогоняя докучливую мысль. Казалось, вдова решилась на что-то и обратилась к Хорфди с вопросом:
- Так, значит, вы любите меня?
Такого вопроса молодой человек не ожидал. Но когда он оправился от первого удивления, то схватил ее руки и ближе придвинулся к ней, как будто так она лучше услышит его.
- Да, я люблю вас, люблю так, как никогда не любил. Я даже не думал, что в состоянии полюбить. Вы моя первая и единственная любовь! Если бы вы знали, как я страдаю, когда не вижу вас, и как я счастлив, когда вы рядом! Уже тогда, когда я впервые увидел вас, мне показалось, что никогда прежде я еще не встречал такой женщины, как вы. Нет красоты, которая могла бы сравниться с вашей. В вас слились все лучшие женские качества, все добродетели, а я, глупец, думал, что ни одна женщина не завладеет моей душой. Но вы сразу покорили меня. Я поклялся больше не встречаться с вами, бежать от вас, но я не смог исполнить свою клятву. Ваш кузен привел меня сюда. Это он вынудил меня встречаться с вами, и мне пришлось подчиниться. Я знал, что` мне предстоит, я знал, что утрачу покой, силу воли и безумно полюблю…
Его руки стали слишком горячи, глаза сверкали, и Мария больше не смогла сидеть рядом с ним. Она отняла свои руки и встала. Сделав несколько шагов, женщина облокотилась на камин и спросила:
- Разве я когда-нибудь давала вам повод надеяться на взаимность?
- Нет, никогда, - продолжал он, - вы не поощряли меня ни единым взглядом, ни словом… Ах, если бы вы знали, как пуста до сих пор была моя жизнь, если бы знали, в каком обществе я вращался! Если бы вы знали, как тяжело флиртовать и никогда не испытывать истинного чувства. Вы спрашиваете меня, давали ли вы повод рассчитывать на взаимность, я еще раз отвечу: нет, не давали, но это-то больше всего и распаляло меня. Я хотел бороться, хотел победить! И теперь все еще этого хочу!
Хорфди был уже не тем хладнокровным, равнодушным и уравновешенным человеком, каким мы его видели впервые в присутствии следователя. Его волнение, его неподдельное чувство смягчало острые черты его лица и придавало им невыразимую прелесть. Страсть совершенно преобразила его. Он собрался сказать что-то еще, как вдруг доложили о приходе Зига.
Тот с первого взгляда понял, в чем дело. Лоб его нахмурился, лицо чуть заметно побледнело. Но, когда он подошел к Марии, он снова улыбнулся и как ни в чем не бывало спросил, как она себя чувствует, а затем обернулся к Хорфди со словами:
- Итак, вы здесь, а я ждал вас у себя в отеле!
Хорфди повторил то же самое, что сказал Марии, и Зиг остался вполне удовлетворен этим объяснением. Но, когда граф стал говорить о погоде и тому подобных обыденных вещах, Хорфди почувствовал, что не в состоянии дольше переносить его общество и придумал какой-то предлог, чтобы исчезнуть.
- Не забудьте, что мы обедаем вместе, - крикнул ему вдогонку Зиг, - ровно в семь часов мы будем в ресторане "Хиллер".
Прошло несколько минут после ухода Хорфди, а оба собеседника все еще молчали. Зиг, усевшись поодаль, наблюдал за Марией. Казалось, он сделал открытие, глубоко огорчившее его. Он вдруг подошел к ней и резко спросил:
- Ну, и что же?
Она вздрогнула, рассеянно взглянула ему в лицо и ответила:
- Простите, господин Зиг, я совершенно забыла о вашем присутствии.
- Я заметил это, - сказал тот с нескрываемой горечью, - я вообще для вас не существую с тех пор, как вы сами взялись за дело… Имел ли этот разговор хоть какие-нибудь результаты?
- Нет, - ответила женщина.
- В таком случае нам остается только начать сначала.
- Нет, - повторила она.
Удивленный этим ответом, он молча смотрел на нее, как бы ожидая разъяснений. Мария произнесла:
- То, что мы делаем, - это подлость.
- Почему? - хладнокровно спросил Зиг.
- Потому что он любит меня и страдает из-за этого.
- Так, значит, это правда! - воскликнул сыщик, взволнованный не меньше самой Марии. - Он любит вас и сознался в этом?
- Да, только что.
- И вы верите ему?
- Да, верю.
Зиг сложил руки на груди:
- Ну, и в чем же теперь дело?
- Я не имею права так мучить его.
- Значит, вы считаете себя не вправе мучить того, кто убил вашего мужа?
- А вдруг не он убил его?
- Вот как, теперь вы сомневаетесь в этом?
- Да, сомневаюсь, - ответила она, виновато опуская голову, как бы стыдясь собственной слабости, - когда его нет со мной, когда я одна со своими мыслями, он кажется мне виновным и я хочу отомстить, но когда он со мной, меня одолевают сомнения.
Зиг выслушал ее с плотно сжатыми губами, потом сказал:
- Надо положить конец этой неизвестности, так не может больше продолжаться. Он должен раз и навсегда доказать свою невиновность, и тогда я забуду обо всем и вернусь к своим привычным обязанностям. Но если он виновен, как я все еще думаю, тогда он чем-нибудь выдаст себя, и мы покончим с ним.
- А вы нашли средство, которое заставит его выдать себя?
- Вот оно, - ответил Зиг, вынимая из кармана узкий длинный предмет, завернутый в бумагу.
И так как Мария в недоумении смотрела на него, он без всяких отступлений спросил ее:
- Вы помните, каким орудием был убит ваш супруг?
Переменившись в лице, она пробормотала:
- Насколько я помню, это был нож или кинжал.
- Нож, и вы его хорошо знаете, так как он принадлежал убитому.
- И этот нож?.. - спросила она, с ужасом глядя на предмет, который Зиг держал в руке.
- По моей просьбе его отдали мне, вот он.
Мария отступила на несколько шагов и спросила:
- Что вы собираетесь с ним сделать?
- Я просто покажу его Хорфди, и, может быть, от неожиданности он выдаст себя. Вы, вероятно, не захотите присутствовать при этой сцене?
- Напротив, я хочу и буду присутствовать при ней, - ответила она, собрав все свое мужество, - это мой долг.
- Я думаю сегодня же вечером устроить это испытание.
- Хорошо, сегодня вечером, но как вы объясните ему, каким образом этот предмет попал к вам? Показать ему нож - значит выдать себя!