Позвольте мне только прибавить, что у вас будет случай видеть и слышать этого популярного проповедника, когда обстоятельства позволят ему проповедовать и в больших городах. Я истощила все мои новости и начинаю чувствовать - после этого длинного, длинного письма, - что пора ложиться спать. Нужно ли говорить, что я часто говорила о вас с Дорис. Она умоляет вас сделаться также ее другом, когда мы опять встретимся в Англии.
Прощайте, дорогая, пока. С нежнейшей любовью -
Ваша Сесилия.
P. S. У меня новая привычка! На случай, если проголодаюсь ночью, я держу под подушкой коробочку шоколада. Вы не можете себе представить, как это удобно. Если я когда-нибудь встречу человека, который осуществит мой идеал, я поставлю условием брачного контракта шоколад под подушкой".
Глава XXI
Полли и Селли
"Я только расплачусь, если останусь дома; лучше уйду", - подумала Эмили, прочитав беззаботное письмо подруги.
Наблюдательные люди, привыкшие посещать лондонские парки, наверное, приметили множество одиноких посетителей, грустно старающихся прогулкой внести разнообразие в свою жизнь. Они рассматривают цветы, сидят целыми часами на скамейке; с терпеливым любопытством смотрят на тех, у кого есть спутники, рассматривают дам, катающихся верхом, играющих детей; некоторые мужчины находят развлечение в трубке, по-видимому безо всякого удовольствия; некоторые женщины заменяют обед сухарями, завернутыми в мятую бумажку. Они не обходительны; они даже не стараются знакомиться друг с другом, может быть, они стыдливы, горды, или сердиты; может быть, отчаиваются в других, привыкнув отчаиваться в себе; может быть, имеют причины избегать любопытства, или боятся выказать свои пороки. Верно только то, что эти несчастные люди уклоняются от знакомства. Мы знаем, что они приезжие в Лондоне, и больше не знаем ничего.
Эмили принадлежала к их числу. Так в парке появилась опрятная маленькая мисс в черном платье (лицо защищала от любопытства плотная креповая вуаль), начинавшая привыкать день за днем к няням и детям, и возбуждать любопытство отшельников, размышляющих на скамейках, и праздных странников, разгуливающих по траве. Служанка, присланная внимательным доктором, смотрела за домом в отсутствие Эмили. Кроме нее у девушки не было других собеседниц. Миссис Элмазер не показывалась после похорон. Миссис Мози не могла забыть, что ее попросили (хотя и вежливо) уйти. Кому Эмили могла сказать, "пойдемте погулять"? Она сообщила о смерти тетки мисс Лед. Достойная содержательница пансиона написала ей с истинной добротой: "Выберите время, мое бедное дитя, и приезжайте погостить ко мне в Брайтон, чем скорее, тем лучше". Но Эмилия не захотела видеть Франсину - и отказалась от приглашения.
Она предпочитала лондонское уединение. О, если бы девицы в пансионе могли видеть ее теперь! Девицы, обыкновенно говорившие в минуты грусти: "Пойдемте развеселиться к Эмили" - узнают ли они ее! Вновь появившись в парке, она села отдохнуть и успокоиться на ближайшую скамейку. Одиночество дома! Одиночество здесь, посреди лужаек и деревьев! Где была Сесилия в эту минуту? В Италии, среди озер и гор, счастливая в обществе своей веселой приятельницы.
Две сестры, такие же молоденькие девушки, сели отдохнуть на скамейку. Они были заняты своими собственными интересами; даже не смотрели на незнакомку в трауре. Младшая сестра выходила замуж, старшая должна была провожать ее к венцу. Они разговаривали о своих нарядах и подарках; сравнивали блестящего жениха одной с робким обожателем другой; смеялись над своими же остротами, над радостными мечтами о будущем, над гостями, приглашенными на свадьбу. Им было так весело, что они не могли долго оставаться в бездействии и скоро обе вскочили со скамейки. Одна сказала: "Полли, я слишком счастлива!" - и начала танцевать. Другая закричала: "Селли, как тебе не стыдно!" - и засмеялась.
Эмили встала и пошла домой.
Шумная веселость обеих девушек возбудила в ней чувство возмущения против жизни, которую она вела. Ей неизбежно вспомнился сэр Джервис Редвуд. Человек, никогда ее не видавший, по какой-то непонятной случайности превратился в друга, в котором она нуждалась - друга, который указывал ей путь в новый мир деятельности - в мир читателей библиотеки музея.
Эмили приняла предложение сэра Джервиса, и весьма заинтересовала книгопродавца, к которому обратилась согласно инструкции.
- Старик не жалеет ни себя, ни других, когда дело коснется его литературных трудов, - заявил он. - Вы должны пощадить себя, мисс Эмили. Не только нелепо, но и жестоко заставлять вас рыться в старых газетах, чтобы отыскать открытия в Юкатане с того времени, когда Стефенс издал книгу о своих путешествиях в Центральной Америке. Прошло уже сорок лет. Начните с номеров, изданных несколько лет тому назад, - и посмотрим, что выйдет из ваших разысканий.
Приняв этот дружелюбный совет, Эмили начала с номеров за 1876 год.
Когда она пришла домой после первого дня пребывания в библиотеке, ее ожидало известие, ободрившее ее упавший дух. Отворив ей дверь, служанка тотчас сказала, что коттедж вновь навестил незнакомец. На этот раз он смело оставил свою карточку. На ней стояло имя - уже знакомое, уже приятное - Албан Моррис.
Глава XXII
Албан Моррис
- Что вы ответили мистеру Моррису? - в нетерпении спросила Эмили.
- Я сказала, что вы ушли читать в Музей.
- Велел ли он передать мне что-нибудь?
- Он передал, что придет позднее, если вы примете его.
Через полчаса Албан и Эмили были вместе.
- О, как вы страдали!
Слова вырвались у него, прежде чем он мог удержаться. Он смотрел на нее с нежным сочувствием, которое так драгоценно женщинам и которого Эмили не замечала ни в одном человеке, с тех пор как лишилась тетки. Даже усилия доброго доктора утешить ее отзывались рутиной - неизбежным результатом профессионального знакомства с горестями и смертью. Пока Албан смотрел на нее, слезы выступили на глазах Эмили. Она сделала усилие заговорить с ним с наружным спокойствием.
- Я веду уединенную жизнь, - сказала она. - Вы один из моих очень немногих друзей, мистер Моррис…
Голос ее оборвался; Албан стоял в нерешимости со шляпой в руке, боясь обеспокоить ее.
- Право, право вы приятный гость, - сказала Эмили очень серьезно.
Сознавая свою слабость, она чувствовала необходимость отвлечь его внимание и с некоторым замешательством указала на стул возле себя. Затем, сообщив Албану все, что она узнала, Эмили перешла к причине его поездки на Север.
- Я думаю, что вы, может быть, подозреваете миссис Рук? Ошиблась ли я?
- Нет, вы были правы.
- Подозрения были серьезные, я полагаю?
- Конечно. Иначе я не употребил бы свое свободное время на разъяснение их. Моя единственная надежда все выяснить зависела от возможности получить доступ в дом сэра Джервиса.
- Как вам это удалось? Может быть, вы достали рекомендательное письмо?
- Я не знал никого, кто мог бы рекомендовать меня, - сказал Албан. - Дело в том, что сэр Джервис сам рекомендовался мне, а что еще удивительнее, пригласил к себе в наше первое свидание.
- Сэр Джервис рекомендовался вам? - повторила с изумлением Эмили. - Судя по описанию Сесилии, я считала бы его менее всех на свете способным на это!
Албан улыбнулся.
- Угодно вам знать, как все случилось? - предложил он.
- Разумеется, - кивнула Эмили.
Вместо того, чтобы тотчас исполнить ее желание, - он молчал - колебался - и неожиданно попросил:
- Простите мою грубость, если я попрошу у вас позволения встать, пока буду говорить? Я человек неугомонный. Когда я хожу взад и вперед, это помогает мне выражаться свободно.
Ее лицо просияло.
- Как это похоже на вас! - воскликнула она.
Албан взглянул на нее с изумлением и восторгом. Она интересовалась изучением его характера, и он чрезвычайно это оценил.
Опустив голову, скрестив руки сзади, он стал ходить взад и вперед. Привычка заставляла его выражаться со своей обычной оригинальностью.
- Если вы позволите - начнем с железной дороги. Когда я приехал на станцию, то был потрясен. Станция оказалась хижиной в настоящей пустыне. Деревня была запрятана в низине, ее даже и не видать с железной дороги. Я выбрал самый большой из коттеджей - я хочу сказать, лачуг - и спросил женщину, стоявшую в дверях с малышом на руках, может ли она предоставить кров мне. Она, очевидно, сочла меня или сумасшедшим, или пьяным. Я не терял времени на убеждения. Мой ходатай спал на ее руках. Я начал тем, что восхитился ребенком, и закончил тем, что снял с него портрет. С этой минуты я сделался членом семьи - членом, который делал, что хотел. Кроме комнаты, занимаемой мужем и женой, была какая-то конура, в которой спал брат мужа. Его спровадили (в утешение я дал ему пять шиллингов) отыскивать приют где-нибудь в другом месте. А мне отдали освободившееся место. К несчастью, я высок. Когда я лег спать, мне пришлось ноги высунуть из окна. Очень прохладно и приятно в летнюю погоду. На следующее утро я расставил западню сэру Джервису.
- Западню? - удивленно воскликнула Эмили.
- Я пошел снимать виды с натуры, - продолжал Албан. - Ответьте мне - может ли человек, живущий в уединенном деревенском доме, увидев незнакомца, прилежно трудящегося с красками и кистями, не остановиться посмотреть, что он делает? Правда, прошло три дня, прежде чем рыба попалась на крючок. Я был очень терпелив. На четвертый день я был поглощен самой трудной из самых трудных задач в ландшафтном искусстве - изучал облака прямо с натуры. Великолепное безмолвие вдруг нарушилось человеческим голосом, заговорившим, или скорее закаркавшим, позади меня. "Самая отвратительная необходимость в человеческой жизни, - говорил этот голос, - делать моцион. Я терпеть не могу свежего воздуха; я терпеть не могу ездить на пони. Ступай же, скотина". Будучи слишком занят облаками, чтобы оглянуться, я предположил, что эта любезная речь была обращена к какому-нибудь второму лицу. Ничуть не бывало. Каркающий голос имел привычку говорить сам с собой. Через минуту я увидел одинокого старика на пони.
- Это был сэр Джервис?
- Он походил более на популярное понятие о дьяволе, - сказал Албан.
- О, мистер Моррис!
- Сообщаю вам свое первое впечатление, мисс Эмили. Свою высокую шляпу он держал в руке, чтобы голове было прохладно. Седые волосы торчали; косматые брови изгибались кверху к узким вискам; страшные старые шаровидные глаза смотрели со злым блеском; остроконечная борода скрывала подбородок; он был одет в нечто между сюртуком и плащом; и в дополнение был кривоног. Не сомневаюсь, что сэр Джервис Редвуд только земное имя, которое дьявол нашел удобным для себя, и ограничусь этим первым впечатлением, которое, по-видимому, удивляет вас. "А, художник, вас-то именно и нужно мне", - в таких выражениях он рекомендовался. Заметьте, что он попался в мою западню, как только встретился со мной.
- Вы ему понравились? - спросила Эмили.
- Не думаю, чтобы кто-нибудь когда-нибудь нравился ему.
- Как же вы получили приглашение?
- Дайте мне перевести дух, мисс Эмили, и вы услышите.
Глава XXIII
Мисс Редвуд
- Я получил приглашение к сэру Джервису, - продолжал Албан, - потому что обращался со старым дикарем так же бесцеремонно, как он со мной.
- Пустое это ваше ремесло, - сказал он, смотря на мой эскиз.
- Многие невежественные люди делали такое же замечание, - ответил я.
- Вы понимаете резьбу на дереве? - спросил он.
- Да.
- А гравирование на стали?
- Я сам этим занимался.
- Вы член Королевской Академии?
- Я учитель рисования в женской школе.
- В какой школе?
- Мисс Лед.
- Черт возьми! Стало быть, вы знаете девушку, которая должна поступить ко мне в секретари? Я не знаю, примете ли вы это за комплимент, - но, по-видимому, сэр Джервис смотрел на вас как на ручательство в моей порядочности. По крайней мере, он продолжал свои расспросы.
- Как долго вы остаетесь в наших местах? - интересовался сэр Джервис.
- Я еще не решил.
- Послушайте, я желаю посоветоваться с вами - вы слушаете?
- Нет; я рисую.
Он отвратительно вскрикнул. Я спросил, не сделалось ли ему дурно.
- Дурно? - ответил он. - Я так смеюсь.
Этот смех делал его удивительно похожим на одну высокую особу, о которой я уже упоминал и с которой я нахожу в нем сходство.
- Вы порядочный наглец, - сказал он. - Где вы живете?
Я ответил. Он пришел в такой восторг, когда услышал о моем неудобном положении в конуре, что тотчас же предложил свое гостеприимство.
- Я не могу навестить вас в такой свинарне, - сказал он, - вы должны прийти ко мне. Как вас зовут?
- Албан Моррис; а вас?
- Джервис Редвуд. Уложите ваши пожитки, когда кончите работу, и придите испытать мою конуру. Вот она в углу вашего рисунка, да как чертовски она похожа!
Я уложил свои пожитки и "испытал его конуру". А теперь вы слышали довольно о сэре Джервисе Редвуде.
- Совсем не довольно, - ответила Эмили, - ваш рассказ кончается на самом интересном. Я желаю, чтобы вы ввели меня в дом сэра Джервиса.
- А я желаю, мисс Эмили, чтобы вы ввели меня в читальню Музея. Ваше чтение там - секрет?
- Нет никакого секрета. Я просматриваю старые газеты, начиная с тысяча восемьсот семьдесят шестого года до настоящего времени.
Он вдруг побледнел - и чтобы скрыть свое волнение, стал смотреть в окно.
- Чем я вас напугала? - поинтересовалась Эмили.
- Скажите, вы просматриваете эти старые газеты с какой-нибудь целью? - тревожно спросил Моррис.
- Да.
- Могу я узнать - с какой?
- Могу я узнать, чем я испугала вас?
Он опять начал ходить взад и вперед по комнате - потом вдруг остановился и обратился к ее милосердию.
- Не будьте жестоки ко мне, я так вас люблю… О, простите меня! Я только хотел сказать, что мне прискорбно скрывать от вас что бы то ни было. Если бы я мог раскрыть все свое сердце в эту минуту, я был бы счастлив.
Она поняла, что Албан не хочет отвечать.
- Мое любопытство никогда более не затруднит вас, - ответила она горячо. - Но, может быть, вы расскажете мне о мисс Редвуд?
К ее облегчению и удивлению, Албан тотчас исполнил ее желание.
- Мы встретились в первый вечер, как я вошел в дом. Сэр Джервис привел меня в столовую, где сидела мисс Редвуд. Настоящая мумия, кожа, как пергамент. Она казалась живым трупом. Я был представлен, и труп оживился. Последние проблески прежней благовоспитанности слабо выказались в ее поклоне и улыбке. Сэр Джервис взял с меня награду за свое гостеприимство. Он желал, чтобы я решил, не взяли ли с него дорого художники, иллюстрировавшие его удивительную книгу, - и миссис Рук послали наверх принести гравюры из его кабинета. Вы помните, как она окаменела, когда прочитала надпись на вашем медальоне? То же самое произошло с ней, когда она очутилась лицом к лицу со мной. Я поклонился ей вежливо - она осталась глуха и слепа к моей вежливости. Хозяин выхватил у нее иллюстрации и велел ей уйти. Она осталась неподвижна, вытаращив глаза. Сэр Джервис оглянулся на сестру.
- Подействуй на Рук колокольчиком, - сказал он.
Мисс Редвуд взяла красивый старый бронзовый колокольчик со стола и позвонила. При пронзительном серебристом звуке колокольчика миссис Рук приложила руку к голове, как будто звон был неприятен ей, - немедленно повернулась и ушла.
- Никто не может справиться с Рук, кроме моей сестры, - объявил сэр Джервис. - Рук помешана.
В эту минуту подали обед, и мое внимание было отвлечено мужем миссис Рук.
- Каков он? - спросила Эмили.
- Право, не могу сказать; это один из самых обыкновенных людей, на которого и не взглянешь второй раз. Платье поношено, голова плешивая. Руки тряслись, когда он служил нам за столом, вот все, что я помню. Сэр Джервис и я угощались соленой рыбой, бараниной и пивом. Мисс Редвуд подали холодный бульон и полную рюмку рому, налитую мистером Руком.
- У нее слабый желудок, - сообщил мне ее брат, - все горячее выходит обратно через десять минут, после того как она проглотит; она питается этой противной смесью и называет ее бульонным грогом! Мисс Редвуд прихлебывала свой жизненный эликсир и поглядывала на меня иногда с интересом, который я не мог понять. По окончании обеда она позвонила в свой старинный колокольчик. Ушедший было к себе слуга явился на ее зов.
- Где ваша жена? - спросила она.
- Больна, мисс.
Затем мистер Рук вывел ее под руку и, проходя мимо меня, она остановилась.
- Прошу вас, сэр, прийти в мою комнату завтра в два часа, - сказала она.
Сэр Джервис опять объяснил:
- Она вся расклеена по утрам (он всегда называл сестру "она"); и ее склеивают к середине дня. Смерть забыла ее, вот в чем дело.
Он закурил трубку и стал разбирать иероглифы, найденные в разоренных городах Юкатана; я тоже закурил трубку и стал читать единственную книгу, которую мог найти в столовой - страшные рассказы о кораблекрушениях и несчастьях в море. Когда комната наполнилась табачным дымом - мы заснули в наших креслах, - а когда проснулись, встали и пошли спать.
Эмили просила его продолжать.
- Вы, разумеется, явились на приглашение мисс Редвуд?
- Я явился на ее приглашение не в весьма приятном расположении духа. Поощренный моим благоприятным отзывом об иллюстрациях, сэр Джервис предложил мне следующую работу.
- У вас нет никакого дела, - сказал он, - что, если бы вы вычистили мои картины?
Я бросил на него мрачный взгляд и не дал ответа.
Мисс Редвуд объяснила, зачем она пригласила меня к себе, как только я вошел к ней в комнату. Безо всяких предварительных замечаний, говоря медленно и выразительно, голосом, удивительно твердым для женщины ее лет, она сказала:
- Я попрошу вас сделать мне одолжение, сэр. Я желаю, чтобы вы сказали мне, что совершила миссис Рук.
Я был так ошеломлен, что вытаращил на нее глаза. Она продолжала:
- Не прошло еще недели, как миссис Рук к нам поступила, а я уже стала подозревать, что совесть ее не очень чиста.
Можете вообразить мое удивление, когда я узнал, что мисс Редвуд смотрит на миссис Рук так же, как и я. Тем временем старушка сообщила подробности.