Леди Лидьяр, которую душевные переживания племянника нимало не тронули, кивнула адвокату.
- Говорите вы, - сказала она.
- Полагаю, - начал адвокат, - ее милости, так же как и мне, хотелось бы в первую очередь услышать, что вы, мистер Суитсэр, думаете обо всей этой истории.
- Расскажите мне ее еще раз, - попросил Феликс.
Мистер Трой терпеливо повторил все от начала до конца и стал ждать ответа.
- Итак? - сказал Феликс.
- Итак? - сказал мистер Трой. - Вы смотрите на дело свежим глазом. Кто, по-вашему, мог украсть деньги?
- Вы только что упоминали священника - ну, того, кому адресовано было письмо с банкнотой. Как его звали?
- Его преподобие Сэмюел Брэдсток.
- Вы просите назвать имя человека, которого я подозреваю?
- Да, - сказал мистер Трой.
- Я подозреваю его преподобие Сэмюела Брэдстока, - сказал Феликс.
- Если ты явился поупражняться в глупых остротах, - вмешалась леди Лидьяр, - отправляйся лучше обратно в постель. Тебя просят высказаться серьезно.
- Я и высказываюсь совершенно серьезно - спокойно возразил Феликс. - Вашей милости, вероятно, неведом первый принцип, которого надлежит придерживаться при расследовании любого преступления. Я бы назвал его принципом всестороннего охвата. Будем рассуждать логически. Можем ли мы подозревать в совершении кражи кого-либо из прислуги? Нет. Приемную дочь вашей милости? По внешним признакам - да; но вы, разумеется, слишком хорошо ее знаете, чтобы полагаться на внешние признаки. Подозреваете ли вы Моуди? Нет. Мистера Гардимана, который в это время оказался у вас в гостях? Смешно даже предполагать. Но в тот же самый час в доме находился и ваш покорный слуга. Может быть, вы подозреваете меня? То-то и оно! Сама мысль об этом вам кажется нелепой. Что ж, подведем итоги. Слуги, приемная дочь, Моуди, Гардиман, Суитсэр - вне подозрений. Кто остается? Его преподобие Сэмюел Брэдсток.
Столь убедительная демонстрация принципа всестороннего охвата не произвела на леди Лидьяр никакого впечатления.
- Мы зря теряем время! - резко сказала она. - Ты не хуже меня понимаешь, что городишь чепуху.
- Отнюдь, - возразил Феликс. - Среди людей более или менее приличных профессий никто так не озабочен постоянным добыванием денег, как священники. Право, святые отцы ничем не гнушаются! Ну кто еще, скажите, вечно требует от вас денег? Кто сует вам под нос мешок для пожертвований? Кто рассылает своих людей по домам выклянчивать по нескольку шиллингов под видом пасхальных сборов? Священники, ваша милость. Брэдсток как раз и есть священник. По-моему, все вполне логично. Попробуйте-ка меня разубедить!
Мистер Трой уже собрался было его разубеждать, но леди Лидьяр благоразумно вмешалась.
- Когда человек упорно продолжает нести откровенную чушь, - сказала она, - окружающим лучше молчать: любые слова только еще больше подстегивают упрямца. У меня к тебе лишь один вопрос, - продолжала она, обращаясь к Феликсу, - и либо ты ответишь на него серьезно, либо мы на этом распрощаемся.
После столь красноречивого предисловия она попросила племянника ответить, что он думает о возможности и целесообразности обращения к французской полиции.
Феликс отнесся к тетушкиному предложению в точности так же, как накануне мистер Трой.
- Французские полицейские, - сказал он, - безусловно, умнее, но вряд ли храбрее английских. Дома, в привычной обстановке, они творят порой настоящие чудеса. Но не забывайте, милая тетушка, что англичане и французы - две самые непохожие друг на друга нации на земле. Французские полицейские могут выучить английский язык, но постичь нашу жизнь, наш национальный характер им не под силу. Поручите им частное расследование в городе Пекине - и они со временем разберутся в проблемах и взаимоотношениях китайцев. Другое дело Лондон: сколько бы они ни бились, душа англичанина так до конца и останется для них тайной за семью печатями. Да они после первого же проведенного в Лондоне воскресенья запросятся обратно в Париж! Здесь ведь по воскресеньям никаких развлечений - ни концертов, ни балов; театры, музеи, галереи заперты на замок, открыты одни пивные; на улицах все как повымерло, только и шевеления, что от колоколов на колокольнях до от торговцев дешевым мороженым. У меня перебывали сотни французов, впервые приехавших в Англию, и все до единого во вторую субботу устремлялись обратно в Париж, лишь бы не проводить еще одно кошмарное воскресенье в Лондоне! Впрочем, если угодно, можете попытаться. Пришлите мне краткое изложение дела, я передам его одному чиновнику с рю Жерусалем, который всегда рад мне услужить. Надеюсь, - продолжал Феликс, обернувшись к мистеру Трою, - у кого-нибудь записан номер пропавшей банкноты? Если похититель успел переправить ее в Париж, мой знакомый наверняка поможет ее разыскать.
- Номер есть у троих, - отвечал мистер Трой, - у мисс Изабеллы Миллер, мистера Моуди и меня.
- Вот и хорошо, - сказал Феликс. - Пришлите его мне вместе с изложением дела. Могу ли я быть еще чем-нибудь полезен? - обратился он к тетушке. - Одно, согласитесь, утешительно: кража совершена в доме той, кто может себе позволить спокойно отнестись к этому испытанию. А вдруг бы что-то подобное случилось со мной? Боже, страшно представить!
- Испытание выпало мне дважды, а такого даже я не в состоянии пережить спокойно, - возразила леди Лидьяр. - Сумма предназначалась для благотворительных целей, и я сочла своим долгом выплатить ее во второй раз.
Феликс встал, неверными шагами страдающего человека подошел к стулу леди Лидьяр и с пылким восхищением поцеловал тетушкину руку.
- Вы неподражаемы! - воскликнул он. - Верите ли, благодаря вам я готов примириться с человеческой натурой. Какое благородство! Какая щедрость! Мистер Трой, если я вам больше не нужен, мне лучше вернуться в постель, а то у меня кружится голова и ноги подкашиваются. Но ничего, как только Альфред меня уложит, мне тут же полегчает. Дай вам Бог здоровья, тетушка! Никогда еще я так не гордился родством с вами, как сегодня. Мое почтение, мистер Трой! Так не забудьте прислать изложение дела! Не скатиться бы ненароком с лестницы… Впрочем, пустяки: у вас там в прихожей стоит швейцар, если что, он меня поднимет. Замечательный малый, ленивый и жирный, как боров, - мне бы его заботы! Au revoir!Au revoir! - И, послав воздушный поцелуй, он нетвердой походкой направился к двери - Феликс Суитсэр, возможно, несколько поблекший, но услужливый и внимательный, как всегда; Феликс Суитсэр, который еще никогда никому из ближних не отказывал в дружеской помощи.
- Полагаете, он действительно очень болен? - спросил мистер Трой.
- Моему племяннику стукнуло уже пятьдесят, - усмехнулась леди Лидьяр, - а он все юношей рядится. Природа то и дело его предупреждает: "Феликс, ты уже старик!" - и тогда он укладывается в постель и объявляет, что у него нервы.
- Но можно ли рассчитывать, что он сдержит слово и напишет в Париж? - уточнил все же мистер Трой.
- О да! Непременно напишет, хотя, может быть, и не сразу. При всем своем жеманстве он иногда поразительно меняется и становится очень деятелен. Кстати, о поразительных переменах: я хотела поговорить с вами о Моуди. За последние два дня он сильно переменился, притом к худшему.
- Моуди? Вот уж ни за что бы не подумал! И что же с ним случилось?
- А вот послушайте. Вчера была пятница. Рано утром вы с ним уходили куда-то по делу.
Мистер Трой поклонился и ничего не сказал. Он предпочел не упоминать о так называемой консультации, за которую негодный старик выманил у него гинею.
- Днем он мне зачем-то понадобился, - продолжала леди Лидьяр, - но мне доложили, что он опять ушел. Куда ушел? Неизвестно. Не просил передать, когда вернется? Нет, вообще ничего не передавал. Он, конечно, не лакей, и я вовсе не требую, чтобы, выходя из дому, он каждый раз спрашивал моего позволения, но все же, полагаю, он мог бы сказать швейцару, как долго его не будет. Когда наконец через несколько часов он вернулся, я, естественно, попросила объяснений. Что, по-вашему, он мне ответил? Представьте, сообщил, что выходил по личному делу. Ничего не объяснил, не извинился - словом, говорил со мной, как абсолютно свободный и независимый человек. Верите или нет, но я сдержалась, только выразила надежду, что такого больше не повторится. Он поклонился и сказал: "Миледи, мое дело еще не завершено, и я не могу обещать, что мне опять не придется внезапно отлучиться". Ну что вы на это скажете? Девять хозяек из десяти тотчас объявили бы ему об увольнении. Ей-богу, я начинаю верить в собственную исключительность - я всего лишь указала ему на дверь. У мужчин, я слышала, бывает иногда размягчение мозгов. У меня появились некоторые подозрения насчет мозгов Моуди.
У мистера Троя тоже появились кое-какие подозрения, однако направлены они были совсем в другую сторону - вдоль по лондонским улочкам, к дому Старого Шарона. Скромно умолчав о своих догадках, адвокат ответил только, что он слишком удивлен услышанным и не рискнет сразу высказать определенное мнение.
- Постойте, это еще не все, - перебила леди Лидьяр. - Сейчас еще больше удивитесь. Вы, полагаю, встречали в моем доме мальчика в пажеской ливрее? Он чистит обувь и выполняет разные мелкие поручения. Хороший мальчик; я отпустила его на недельку домой - отдохнуть, побегать с приятелями. Понятно, что на это время его работу нужно было поручить младшему лакею, который всего-то на несколько лет старше того мальчугана. А что же делает Моуди? Он берет на его место постороннего - это при том, что половина слуг в доме слоняется без дела! А сегодня утром в людской было чрезвычайно весело - так весело, что, пока я завтракала, снизу до меня доносились взрыва хохота. Я люблю, когда у моих слуг хорошее настроение, но не до такой же степени! Я спросила у своей горничной, в чем дело, и она объяснила, что это все из-за шуточек какого-то невообразимого старика, которого мой дворецкий, видите ли, нанял на место мальчика! Заговорила на эту тему с Моуди - он как-то замялся и отвечает, что поступил-де по своему разумению и что, если мне угодно, он попросит чистильщика умерить свое остроумие. Спрашиваю, где он отыскал этого старика. "Встретил случайно, миледи…" - и больше ни слова. Моуди, как вы знаете, и прежде нанимал для меня слуг, но до сих пор он всегда перед этим советовался со мной. Право, не знаю теперь, что и думать. Вдруг этот человек, так странно появившийся в моем доме, окажется пьяницей или вором? Я хочу, чтобы вы, мистер Трой, сами поговорили с Моуди. Вас не затруднит позвонить в колокольчик?
Мистер Трой послушно поднялся и позвонил.
Нет нужды объяснять, что к этому времени адвокат окончательно уверился: мало того что Моуди по собственному почину вернулся к Шарону, он еще помог старому вымогателю проникнуть в дом и под видом чистильщика обуви шпионить за слугами. Сказать об этом леди Лидьяр сейчас, в ее теперешнем настроении, означало бы обречь дворецкого на неминуемое увольнение. В такой ситуации адвокату оставалось одно: с позволения хозяйки поговорить с Моуди конфиденциально и, указав ему на крайнюю безответственность такого поведения, пригрозить, что если он немедленно не удалит Шарона из дома, то мистеру Трою придется открыть леди Лидьяр всю правду.
- Думаю, будет лучше, если ваша милость позволит мне побеседовать с Моуди наедине, - сказал адвокат. - Я, пожалуй, спущусь к нему в комнату.
- Зачем вам себя утруждать? - возразила леди Лидьяр. - Говорите с ним здесь, а я пойду в будуар.
В этот момент в дверях гостиной появился лакей.
- Пригласите сюда Моуди, - сказала леди Лидьяр.
Но в ответе лакея ей вдруг почудилась значительность, которую трудно было бы объяснить смыслом прозвучавших слов:
- Моуди вышел, мадам.
Глава 6
Пока наверху в гостиной леди Лидьяр обсуждала с адвокатом странное поведение дворецкого, последний сидел за столом в своей комнате и писал Изабелле. Не желая, чтобы кто-то видел адрес на конверте, он решил сам отправить письмо, но, к несчастью, выбрал для этого именно тот момент, когда леди Лидьяр предложила адвокату провести с ним душеспасительную беседу. Правда, через десять минут после того, как лакей доложил об отсутствии дворецкого, дворецкий вернулся, но подниматься в гостиную было поздно - мистер Трой уже ушел, а сам Моуди еще ниже пал в глазах леди Лидьяр.
Письмо пришло к Изабелле на следующее утро. Если бы мистеру Трою требовались какие-либо подтверждения для его догадок, то в послании Моуди он нашел бы их предостаточно.
"Милая Изабелла! (Надеюсь, в этот суровый для Вас час Вы позволите мне называть Вас просто Изабеллой?) У меня есть к Вам одно предложение, о котором, вне зависимости от того, примете Вы его или нет, я просил бы Вас не говорить ни одной живой душе. Во избежание неясностей сразу оговорюсь: мое предложение касается поисков пропавшей банкноты.
В Лондоне мне удалось познакомиться с единственным, может быть, человеком, который способен сейчас нам помочь. Ему не однажды приходилось проводить расследования частного характера. О некоторых он мне рассказывал, другие держит пока в секрете. Человек, о котором идет речь, очень хочет встретиться с Вами, чтобы побеседовать - в моем присутствии, разумеется, - хотя бы полчаса. Должен Вас предупредить, что это престранный и довольно неприятный старик. Надеюсь, принимая во внимание услугу, которую он собирается нам оказать. Вы снисходительно отнесетесь к его слабостям.
Вы не могли бы встретиться с нами послезавтра в четыре часа за самой дальней, если идти от станции, виллой? Пожалуйста, сообщите, придете ли Вы и удобно ли Вам названное время.
Остаюсь Ваш преданный друг и слуга Роберт Моуди".
Пока Изабелла читала эти строки, в памяти всплыло предупреждение адвоката о том, что к любым планам Моуди следует относиться с осторожностью. Но в данном случае, поскольку ее просили сохранить все в тайне, она не могла посоветоваться с мистером Троем; приходилось принимать решение самой.
Ничто не мешало девушке поступить по собственному усмотрению. После обеда - в четвертом часу - мисс Пинк обыкновенно удалялась в свою комнату, дабы, как она выражалась, "предаться размышлениям". Ее размышления неизменно переходили в крепкий, здоровый сон, который продолжался несколько часов, и в течение этого времени Изабелла вольна была делать все что угодно. Она долго колебалась, однако ее доверие к Моуди было безгранично, к тому же очень хотелось посмотреть на его таинственного напарника, и в конце концов она решила согласиться на встречу.
Прогуливаясь за крайней виллой в назначенный день и час, она мысленно готовила себя к самому невыгодному впечатлению, какое только может произвести на нее самый неприятный человек.
Однако появление безобразного старика, одетого в грязнейшее длиннополое серое пальто и белый цилиндр, извлеченный, по-видимому, из сточной канавы, с почерневшей трубкой в зубах, отвратительной ухмылкой на лице и развязной походкой - иными словами, появление Старого Шарона настолько поразило девушку, что в ответ на теплое приветствие Моуди она лишь молча сунула ему руку. Поднять глаза во второй раз на спутника Моуди оказалось выше ее сил, и Изабелла принялась неотрывно глядеть на семенившего за хозяином мопса - что, впрочем, неудивительно: из этих двоих собачонка, бесспорно, представляла из себя зрелище более достойное.
В такой ситуации завязать беседу становилось весьма затруднительно. Моуди, обескураженный молчанием Изабеллы, не делал никаких попыток сгладить неловкость и уже, казалось, прикидывал, как бы поскорее ретироваться обратно на железнодорожную станцию. По счастью, в этот момент рядом с ним оказался самый незаменимый на сей случай компаньон - ибо наглость Старого Шарона не ведала преград.
- Что, милочка, вижу, старичок пришелся вам не по вкусу? - осведомился он, лукаво поглядывая на Изабеллу из-под опущенных век. - Не беда, скоро свыкнетесь! Я, право, не так уж плох, просто, как говорят лоскутники, слинял немного. А все из-за любви, ей-ей, из-за нее, проклятой! Давным-давно, еще в начале века, одна красотка разбила мое младое сердце - с тех пор я и перестал следить за собой. У мужчин, мисс, разочарование в жизни проявляется по-разному. Лично я вот уже лет пятьдесят никак не соберусь причесаться. Ах, мистер Моуди, какая это была женщина!.. Но что ей до меня! Позабавилась и бросила. Ужасно! Ужасно! Впрочем, довольно тягостных воспоминаний. Ах, какой чудесный край! Какое ясное, голубое небо! Люблю деревню, мисс, но так редко удается выбраться из Лондона! Пройдемся лугом, если не возражаете? Луга, милочка, олицетворяют для меня поэзию родного края. Моська, ты где? Моська! Порыскай, дружок, поищи тут себе какого-нибудь пырейчику. Немного травки ему не повредит, знаете ли; после лондонского мясного стола. Боже! Этот воздух меня прямо-таки пьянит! У меня уже улучшился цвет лица, мисс? Мистер Моуди, вы не согласитесь побегать со мной наперегонки? Или нет, вот что: будьте любезны, нагнитесь вперед, поиграем-ка лучше в чехарду. Нет, милая девушка, с ума я не сошел - просто малость развеселился. Я, знаете ли, привык к лондонскому зловонию - понятно, что запах стриженых кустов и цветущего луга ударил мне в голову. Я опьянел! Да-да, сыт хлебом насущным, а пьян, как видите, свежим воздухом. Ах, какой чудесный денек! Снова чувствую себя молодым и невинным… - Тут невинность, вероятно, не на шутку взыграла в нем, и он запел: - "Ах, будь я малый мотылек, к ее груди прильнуть бы мог!.." Эта мягкая травка просто восхитительна. Боже мой, какая отличная ложбинка! Нет, я этого не перенесу! Мистер Моуди, подержите мой цилиндр - да побережнее с ним, пожалуйста! Ну, была не была!
Он вручил изумленному Моуди свой чудовищный белый цилиндр, улегся на край оврага и, оттолкнувшись, как заправский мальчишка, покатился вниз по склону. Полы его длинного серого пальто разлетались во все стороны, бежавшая за ним собачонка наскакивала на него и заливалась счастливым лаем, он вопил что-то ей в ответ и катился все быстрее и быстрее, и когда наконец, докатившись до самого низа, он поднялся на ноги и бодро крикнул своим спутникам: "Эй, вы там! Я сбросил уже лет двадцать!" - они не могли более оставаться серьезными. Печальный и молчаливый Моуди заулыбался, а Изабелла хохотала до упаду.