- Единственная возможность для нас отыграться, майор, если вы согласитесь увеличить ставки…
Он предполагал, что так произойдет, но сделал вид, что колеблется.
- Видите ли, господа, а вдруг вы не отыграетесь и тогда обвините меня в том, что я злоупотребил вашим гостеприимством… Я старый, очень старый игрок в покер… В Оксфорде - нам это было запрещено и потому нравилось еще больше - мне удавалось содержать танцовщицу на то, что я выигрывал в покер.
После этих слов они стали настаивать еще сильнее. Двое вышли из игры, поскольку больше не было денег. Сам комиссар занял место одного из них, и за несколько минут проиграл 3000 франков.
- Разумеется, я готов играть закатав рукава, - сострил Оуэн.
Он так и сделал, словно в шутку, и снова выиграл.
- Я предупреждал… Уже прошло три часа… Только если вы настаиваете…
Да, он их приложил, черт возьми! Так и должно было случиться! Он выиграл 32 тысячи франков: вполне достаточно, чтобы прожить до возвращения "Арамиса" и купить обратный билет.
- Позвольте угостить вас…
Он заказал шампанского. Он вызывал скорее восхищение, чем негодование. В углу Вейль шепотом спрашивал комиссара:
- Вам не кажется, что он жульничал?
- Могу поклясться… Я все время наблюдал за ним.
И Оуэн, угадав эти слова, улыбался, уверенный в себе, как в свои лучшие дни.
- Я не предлагаю реванш, это было бы некрасиво с моей стороны… Карты так хорошо меня знают, что отказываются изменять мне…
У Мака было уже темно, когда он проезжал мимо, и он почувствовал, что по-детски разочарован. Ему бы хотелось объявить бывшему жокею, заказав последнее виски:
- Дело сделано!
Он снова был один. Чтобы увидеть людей, нужно ехать в "Моану".
Зачем?
Ему хотелось еще выпить, но напрасно объезжал он безлюдные улицы Папеэте в поисках открытого бара. В отеле сидел только ночной портье.
- Можешь дать мне виски?
- Нет, мсье… Ключ от бара у хозяйки…
Спал он беспокойно, и ему снился Мужен. Сон был неотчетливый. Холодное, злое лицо человека из Панамы, точно стена, все время возникало перед ним, и он тщетно пытался миновать его.
Когда он проснулся от криков дроздов, первой его мыслью было: "А может быть, договориться с ним?"
Теперь, имея карманные деньги, он обрел былую уверенность. Наверное, не только из-за ненависти, которую испытывают друг к другу люди разных социальных слоев, Мужен упорно ставил ему палки в колеса.
Он стал покровительствовать Лотте. Лотта знала Марешаля. Не просто так, ради удовольствия, она совершила путешествие на Таити в спасательной шлюпке.
А почему бы не договориться по-дружески?
В одиннадцать часов он, толкнул решетчатую дверь бара. Вопреки ожиданию Мак-Лин был так же мрачен, как и накануне.
- Прекрасный денек, сэр…
- Особенно прекрасный, Мак, потому что по вашему совету я действовал быстро…
- Может быть, чересчур быстро, сэр…
- Что вы хотите сказать?
- Здесь не выигрывают по тридцать тысяч франков и больше за вечер. Об этом только и разговор сегодня… Комиссар послал в Париж телеграмму…
Виски майора приобрело привкус картона.
- Доктор заходил рано утром…
- Что он сказал?
- Сначала возмущался, что вы пошли в "Яхт-клуб"… Он сказал: "Даже не осмелился мне признаться… Заявил, что идет спать…" Он ревнует, понимаете? Я знаю не все. Мужену не обязательно появляться в городе, чтобы видеть всех, кого нужно, поскольку эти господа собираются в "Моане". Комиссар там был.
- Когда?
- Вчера днем… По поводу радиста. Кажется, они говорили только о нем…
Наверняка речь шла и об Оуэне, иначе зачем комиссар пришел вечером в "Яхт-клуб"?
- Я знаю от телеграфиста, что он отправил телеграмму в Париж, в полицию. У вас никогда не было с ней недоразумений?
Ему только показалось? Или Мак-Лин уже переметнулся на их сторону?
- Никогда, Мак…
- Тогда все в порядке… Если завтра будет пароход, я вам скажу.
- Понял… Только я не уеду…
- Вы по-прежнему не слушаетесь чужих советов?
Подумать только, теперь все зависело от случайности! Оуэна ни разу не "засекли" в игорных залах, как это бывает с профессионалами, которым потом запрещают появляться в казино и клубах.
Его ни разу не ловили с поличным.
Ни разу? Всего один раз. Больше двадцати лет назад. Одно из самых неприятных воспоминаний его жизни.
В тот раз он сам был виноват, он рискнул появиться в чужой среде - в маленьком казино на атлантическом побережье Франции, в Фура.
Ему нужно было проехать до Руайана, всего сотню километров, и там он попал бы к своим. Ему показалось забавным потягаться с буржуа из Ля Рошель, в основном рыботорговцами с пухлыми бумажниками.
Его поймала женщина лет пятидесяти, торговка рыбой. Она проводила в казино ночи напролет и буквально схватила его за руку.
- Мсье мошенничает… - заявила она в торжественной тишине. Там же был инспектор полиции. Они остались наедине.
- Я считал, что вы осмотрительнее, майор Оуэн. Вы ставите меня в затруднительное положение.
И впрямь ему удалось тогда все уладить? Теперь, через двадцать лет, он не был в этом уверен. Он возместил ущерб, пригласил инспектора назавтра и ушел с ощущением, что они поняли друг друга.
- Ужасно, если заведут дело, правда?
Он заплатил прилично. С тех пор ничего не слышал об этой истории; случай ни разу не сводил его с этим инспектором.
Означало ли это, что тот не подал рапорт? Крохотный листок бумаги на улице Соссэ - и завтра комиссар в Таити получит утвердительный ответ.
- Не знаю, что посоветовать, сэр… Тем более что я не в курсе, зачем вы здесь…
Так! Мак-Лин предавал его, это было ясно. Он старался красиво это обставить, был огорчен. Но прежде всего он - коммерсант и, как все владельцы баров, наверное, имел обязательства перед полицией?
- Здесь все, как на ладони, я вам уже говорил, все друг друга знают…
В этот момент доктор толкнул дверь бара. Оуэн не обернулся, но увидел в зеркале между бутылками его отражение. Бенедикт поколебался и, думая, что его не заметили, закрыл дверь и ушел.
- Еще виски, сэр?
Он выпил два стакана, один за другим, потому что решил пойти помериться силами с Альфредом Муженом.
И он ни в коем случае не должен был отправиться туда с ощущением, что проиграет.
VII
Здесь не было ни дворика, ни сада, ни изгороди. Вокруг - ровные, гладкие стволы кокосовых пальм, а метрах в пятидесяти - лагуна и пироги, лежавшие на песчаном берегу.
Поднявшись на веранду, Оуэн покашлял, чтобы его присутствие заметили, и тотчас увидел за стеклом силуэт голого мужчины, брившегося перед зеркалом. Мужчина - с кисточкой в руке, на щеках мыльная пена - подошел к окну взглянуть на посетителя. Он крикнул, обернувшись к двери в другую комнату:
- Лотта!.. Тут кто-то пришел.
С веранды дверь вела прямо в гостиную, в глубине которой находилась другая дверь - в кухню. Оттуда показалась Лотта - голые ноги в шлепанцах, махровый халат с чужого плеча. Волосы распущены. В руке она держала сковородку.
- Войдите! - в свою очередь крикнула она.
Стоило переступить порог, тотчас же пропадало ощущение, что находишься на Таити, что деревья вокруг - кокосовые пальмы, а в водах лагуны скользят радужные блики; в доме пахло кофе, яичницей, и эти запахи вытесняли сильные, слегка пряные местные ароматы.
Было одиннадцать утра, наверное, майор застал бы эту парочку в том же виде и в Панаме, и в Марселе, и в Париже. Эта вульгарная простота была всюду, где бы ни находился Мужен, и он еще нарочито подчеркивал ее, не только потому, что это было проявлением его вкусов, но и потому, что он как бы защищался ею от всех превратностей судьбы.
Гостиная была совершенно безликой. Всюду царила эта убогая простота: круглый стол, стулья с плетеными сиденьями, некоторые - со сломанными перекладинами, на стенах - дешевые аляповатые картинки.
Не обращая внимания на посетителя, которого он, конечно, видел через приоткрытую дверь, и на то, что Оуэн тоже видел его, Альфред крикнул Лотте:
- Ты предложила ему сесть?
- Садитесь, майор.
Она была неумыта, ненакрашена. Кожа у нее на носу блестела. Она недоверчиво и сердито поглядывала на Оуэна.
На Мужене были только короткие шорты цвета хаки. В раздетом виде он оказался крепким, коренастым, чуть кряжистым. Тело было на удивление белокожим и густо заросшим волосами. На левой руке - сине-красная татуировка: якорь, буквы, цифры. Он брился не механической, а опасной бритвой, которой изредка проводил по кожаному ремню.
Вытерев лицо, он вышел в комнату взглянуть на гостя и разыграл удивление:
- Если бы меня предупредили, что вы посетите меня, я постарался бы встретить вас более достойно.
Он насмехался над ним, стараясь не подавать виду, но в голосе сквозила враждебность.
- Неси завтрак, Лотта… Майор позволит мне поесть в его присутствии…
- Разумеется…
Он не стал одеваться и остался голым до пояса, один шрам украшал его грудь справа, другой был на предплечье.
- Надеюсь, вы позавтракали, майор Оуэн?
И добавил, смеясь:
- А вы и вправду - майор?
И Оуэн, обещавший себе сдерживаться, ответил:
- Мне присвоили это звание в восемнадцатом году…
Альфред пальцем нащупал шрам на волосатой груди.
- А я был простым матросом, и меня наградили вот этим… А второй, на руке - совсем другая история… Вы, наверное, служили в штабе?
- Я служил в вашей стране, в таком месте, где рвется достаточно шрапнелей, чтобы в один день заработать сразу три осколка…
Они замолчали. Лотта входила и выходила в слишком большом для нее халате, подвязанном на бедрах. Она налила кофе Мужену и себе, но не ела и продолжала все так же стоять.
- Позволите? - спросил майор, доставая из кармана сигару.
Альфред ел, пил, не собираясь помогать гостю начать разговор. Лотта чувствовала себя более неловко и для приличия наводила в комнате порядок.
- Вы ненавидите меня, мсье Мужен, - мягко произнес наконец англичанин.
- А вы заметили? - наигранно удивился Альфред.
- Вы все для этого сделали, правда?
- Возможно. Я не обратил внимания. Наверное, это сильнее меня.
Он откровенно утрировал просторечный акцент, вульгарность позы. Он закончил завтрак: локти положил на стол и ковырял в зубах вилкой.
- Есть породы собак, - заявил он, - которые не выносят друг друга.
Затем он замолчал и исподлобья посмотрел на майора.
- Я расскажу вам одну историю, чтобы вы поняли. Это случилось давно, мне тогда было восемнадцать… Вот вы, наверное, в восемнадцать лет учились в колледже или в университете? А я болтался в барах в районе Порт Сен-Дени и Порт Сен-Мартен. Я был самой что ни на есть шпаной, как говорят у вас, но строил из себя прожженного малого. Это был мой идеал - и я лихо сдвигал набекрень фуражку. Не знаю, чем занималась ваша мать, майор. Моя - продавала газеты на улице Гренель… Так вот, я подхожу к своей истории… Как-то раз, когда я сидел с дружками возле стойки, в бистро зашел мужчина и начал меня рассматривать. Господин в вашем духе… С этого дня я научился за версту узнавать вашу породу… Через некоторое время он подозвал официанта и что-то сказал ему шепотом… Тот подошел ко мне…
- Послушай, Фред, этот господин хочет поговорить с тобой.
Мне - все нипочем, и я пошел узнать, что ему надо.
- Говорят, "мусье" хочет со мной побеседовать?
Он как ни в чем не бывало сделал мне знак садиться.
- Хотите заработать тысячу франков за полчаса?
Я, естественно, не возражал, и мы взяли такси. По дороге он меня ввел в курс дела. Такси остановилось на углу Елисейских полей и авеню Георга пятого… Там есть кафе "Фуке", где бывают люди вашего круга, а не такие, как я… Он сел на террасе. Помню, у него была трость с золотым набалдашником. Следуя его инструкции, я вошел в нужный дом, как раз напротив. Лифтер подозрительно на меня покосился. На пятом этаже лакей хотел спустить меня с лестницы.
- У меня поручение к мсье Жаковичу, - сказал я. - Личное… Передайте ему насчет мсье Жозефа… И я показал письмо, которое мне дали. Лакей исчез. Повсюду ковры, дорогая мебель. Я долго ждал, потом меня отвели в большой кабинет, окнами на улицу, и при моем появлении маленький лысый человек отослал машинистку. Я дал ему письмо. Он покрутил его в руках, не решаясь распечатать, покраснел, побледнел, стал кашлять и внимательно посмотрел на меня.
- Где человек, который дал вам это письмо?
- Это вас не касается…
- Тысяча франков, если скажете…
- Продолжать нет смысла…
(Видите, в то время я был еще порядочным.)
- А если я позвоню в полицию?
- Мне уже давно хочется взглянуть на стену Сантэ с другой стороны.
Наконец он открыл сейф в стене и достал оттуда банкноты, которые с сожалением пересчитал. Я не успел пересчитать их вместе с ним, но по толщине конверта заключил, что их было там не меньше сотни.
Я вышел. Мой господин ждал меня на террасе кафе, через улицу… Я мог бы спуститься в метро, находившееся в нескольких метрах… Но, как честный человек, я перешел улицу и, как было условлено, положил конверт на столик, а он дал мне купюру в тысячу франков.
Не успел я пройти и пятисот метров, как двое полицейских в штатском ставят мне подножку и одевают наручники.
Вот и все, майор… Этого господина я больше не видел. Его не тронули… Он побоялся сам пойти к этому Жаковичу, чтобы шантажировать его, и послал меня… Я и заработал шесть месяцев отсидки. Это был господин в вашем духе… Поэтому теперь я издалека чую вашу породу…
Он закончил завтрак. Зажег сигарету, встал, взял в шкафу бутылку перно.
- Может, все же выпьете рюмочку? Думаю, вы пришли не за тем, чтобы предлагать мне купюру в тысячу франков?
Он расхаживал по комнате, довольный собой. Изредка подмигивал Лотте.
- Не люблю людей, которые посылают других драться вместо себя, майор. Поэтому я на дух не переношу генералов и адмиралов… А ведь вы в своем роде тоже адмирал… Скажем, адмирал в отставке… У нас такие имеются, как только уйдут со службы, начинают заниматься бизнесом… Их ставят президентами административных советов, потому что их звание хорошо смотрится на деловых бумагах и проспектах… Вы, правда, не хотите выпить?
Оуэн ответил напрямик:
- Я не люблю перно.
Он улыбался, потому что был совершенно хладнокровен.
- Лотта! Сбегай в "Моану" за бутылкой виски…
"Моана" находилась в сотне метров от домика, и было видно, как Лотта идет туда между деревьями.
- Когда вы решите выложить, зачем пришли… - произнес Мужен, - заметьте, я не спешу… Не я разыскал вас…
- Но это вы начали действовать против меня…
- Вы так считаете?
- Вы прекрасно знаете, о чем я говорю… Я предпочел сам придти к вам, чтобы узнать - почему вы мне вредите.
- По-моему, я уже все объяснил…
- Вы считаете, этого достаточно?
- Послушайте, майор… Подлецы бывают разные… Некоторые становятся подлецами, потому что так сложилась их жизнь… Они играют в открытую, идут к цели напрямик, не боясь риска… Другие похожи на вас, майор, только не такие респектабельные… Эти подлецы строят из себя светских людей, довольствуются мелкими пакостями и при случае не постесняются заложить приятеля… Вам уже случалось убить человека, майор?
- Нет, не случалось…
- И думаю, не случится, потому что за это нужно отвечать… А вот я хлопнул одного за несколько часов до того, как встретил вас… Да, да, как раз перед тем, как я имел честь познакомиться с вами на пристани в Панаме. Поэтому-то я больше, чем вы, торопился подняться на борт "Арамиса"… Нет, не из-за полиции… Эта история к ней отношения не имеет… В Панаме, как и в других местах, бывают такие дела, куда полиции лучше не соваться… Она считает, что мы уже достаточно взрослые, чтобы самим сводить счеты… Открой бутылку, Лотта… Дай майору стакан… И мне тоже.
Он взял стул, уселся задом наперед, повернувшись к гостю, и стал выпускать дым прямо ему в лицо.
- Скажем так, был там один тип, который стал меня раздражать, и я его тоже раздражал… Выигрывает тот, кто быстрее действует, а я в подобных случаях пока еще выходил победителем… И все-таки нужно было дать его дружкам время на размышление… На несколько недель, а может быть, даже месяцев панамский климат стал мне противопоказан. Что с тобой, Лотта?
Она смотрела на него со смесью ужаса и удивления.
- Не делай такое лицо! Это давно должно было случиться. Речь идет о большом Жюле… Ну конечно, ты его знаешь… Некоторые называли его Рябой… Что касается майора, то он будет везде повторять мои слова, что все это не имеет большого значения… Вот разница между нами, майор… Вы уже здесь почти полчаса, а так до сих пор и не выложили, зачем пришли… Сознайтесь, что вам чертовски не по себе…
И Оуэн спокойно ответил, доставая сигарету:
- Не понимаю, почему я мешаю вам своим присутствием?
- А вам кажется, что вы мне мешаете?
- Если бы не мешал, вы не стали бы распускать обо мне сплетни…
- Так уж и сплетни?
Оуэн пожал плечами.
- Понимаете, мсье Мужен, мой принцип - лучше не драться, если можно все уладить по-мирному…
- Что уладить?.. Как уладить?.. Купюру в тысячу франков и шесть месяцев отсидки маленькому Фреду, а сто тысяч франков и глубокое почтение порядочных людей господину с террасы кафе "Фуке"?
Он смотрел на англичанина с враждебной иронией, и его верхняя губа слегка приподнималась, как у собаки, готовой кусаться.
- И все же я готов выслушать ваше предложение… Слушай тоже, Лотта! Думаю, это будет интересно…
- Допустим, я попрошу вас оставить меня в покое на три недели, максимум - на месяц.
- А может, на две недели? Согласитесь, что вам хватит двух недель…
Последняя фраза была ключом к тайне. В самом деле через две недели должна была вернуться шхуна с Марешалем на борту. Его имя ни один из мужчин пока не произнес.
- Хорошо, пусть будет две недели…
- И вы предлагаете за это?
- Вы только что назвали цифру сто тысяч франков.
- Ну что ж, соотношение соблюдено, - обрадовался Мужен. - Вы на высоте, майор! Вполне достойны своего предшественника из кафе "Фуке", который дал мне тысячу франков за сто тысяч… Вы же предлагаете сто тысяч… За сколько миллионов? Что я говорю, за сколько сотен миллионов?
- До них еще далеко…
- И вправду, от вас они дальше, чем от меня. Как вам не пришло в голову, майор, что если бы вы мне действительно мешали, я не ограничился бы тем, что рассказал кое-кому то, что знаю или о чем догадываюсь… Из вашего прошлого?.. Это просто детская шалость… Я не люблю таких, как вы, я уже вам объяснил почему… Мне нравится сбивать с них спесь… Если бы я хоть чуточку вас боялся, будьте уверены, с вами уже произошла бы какая-нибудь неприятность…
- Не понимаю, на что вы надеетесь?
- Ну что ж, я скажу вам, чтобы доказать, что ничуть вас не опасаюсь… Хватит играть в кошки-мышки… Иди сюда, Лотта!
Лотта подошла с сигаретой в зубах, грязные тарелки по-прежнему стояли на столе.
- Расскажи этому господину, зачем ты села на "Арамис".