- Слушайте внимательно… Скорее всего их нет в городе… А если они здесь, то остановились у кого-то из местных жителей, а не в одном из трех отелей… Я думаю, они взяли такси и поехали в другое место, в Туапуна, Пунауйа, Марао, а может, и дальше… Деревни здесь расположены вокруг острова каждые шесть-семь миль… Шофер такси - маори. Он вернулся в город и будет молчать, пока корабль стоит в порту… А потом проболтается приятелям… Понимаете, сэр?
- Вы рассказали это французу?
- Да, в общих чертах, сэр… А что, нельзя было?
- Его это интересовало?
- По-моему, да.
- Как только корабль отойдет, я смогу получить какие-то сведения?
- Я пошлю Кекелу, чтобы он расспросил приятелей…
Заходили новые посетители, у каждого было свое, раз и навсегда отведенное ему место, и Мак тотчас же устремлялся им навстречу. Судя по разговору соседей Оуэна, один из них был адвокат, другой - торговец антиквариатом, его лавку майор видел, когда сошел с корабля. Оба с интересом разглядывали Оуэна.
Появились новые лица - их майор уже встречал накануне в "Лафайет" или "Моане". Каждый, войдя, бросал любопытный взгляд на майора.
Так или иначе, он неизбежно должен будет войти в их круг. Это вопрос дней, часов, вопрос случая. Наверное, они уже навели о нем справки?
- Скажите, Мак, вы не знаете, куда отправился тот тип, что был здесь? - спросил он по-английски.
- Не знаю, сэр, он спросил меня, где можно найти такси.
Оуэн чувствовал себя очень усталым, каким-то размякшим… Он не желал признаваться в том, что это просто старость, но увы, такова была истина. С некоторых пор это с ним случалось часто, и тогда требовалось несколько стаканов виски, чтобы придти в форму.
Рядом говорили:
- Значит, они уходят без радиста? А известно, кто его захороводил?
- Это не местная… Я только что с корабля… Около часа назад матрос, мывший верхнюю палубу, обнаружил, что в одной из спасательных шлюпок кто-то находился во время плавания… Там нашли остатки пищи, пустые бутылки и женский гребень… Эта шлюпка - как раз напротив рубки радиста, поэтому… Он совсем юнец… Двадцать два года… Это его первое плавание… Члены команды его плохо знают, он ведь почти не выходил из каюты…
Ночью впускал к себе женщину. А Оуэн тем временем напрасно дожидался возле шлюпки… Англичанин не испытывал ревности, просто ему было досадно… Главным образом, он злился на самого себя. Уже много раз после отъезда из Канн у него возникало ощущение, что он суетится напрасно. Точнее, это напоминало его сон. Он не чувствовал себя уверенно. Что-то разладилось в нем самом.
До Панамы он плыл на американском лайнере. Он специально выбрал этот корабль, так как обычно легко зарабатывал в таких условиях как минимум сотни, а то и несколько тысяч долларов. Но уже во второй вечер в баре он столкнулся с сирийцем - более сильным игроком, чем он сам.
Все игроки были убеждены, что сириец мошенничает - он так подходил для этой роли, так невозмутимо и вызывающе поглядывал на партнеров, словно говоря: "Вам кажется, я жульничаю? Ну что ж… Докажите…"
И действительно, теперь играли только для того, чтобы схватить его за руку, ставили все больше и больше. Оуэна призывали в свидетели.
- Как вы считаете, нужно снять колоду? А может быть, он прячет королей и тузы в рукаве?
Сириец играл, как фокусник, с закатанными рукавами рубашки и через неделю отхватил больше двух тысяч долларов, в то время как Оуэн едва наскреб нужную сумму, чтобы оплатить счета в баре.
- Деньгами я займусь и потом… Это никогда не поздно…
Но в Колоне, где ему предстояло провести неделю, был только один первоклассный отель - английский, пребывание в котором стоило дороже, чем в любой столице мира. Был мертвый сезон, и кроме пожилых дам, играющих в бридж, других партнеров он себе не нашел.
В общем, с самого начала у него создалось впечатление, что все идет не так, как должно идти… Правда, в одном из ночных клубов, где буквально на глазах сменялись клиенты, причем те, что появлялись, были уже другой национальности, он встретил танцовщицу, знакомую прежде с матерью Марешаля. Она знала только, что у той есть сын, но о том, что с ним стало, понятия не имела.
- По-моему, он работает в Панаме.
В Панаме Оуэн остановился в "Отеле де Пари", и большинство встретившихся ему постояльцев были люди в духе Альфреда. Там он снова навел справки в ночных заведениях. Он знал их все наперечет, и теперь они вызывали у него лишь отвращение. Кажется, мамаша Марешаля была певичкой в подобном заведении. Но не под фамилией Марешаль, а как Арлетт Марес.
- Такая высокая блондинка? Пела душещипательные песни? А разве она сейчас не в Чили?..
Нет. Он знал, что она умерла.
- Правильно. У нее был сын… Постойте… Он служил во Французской пароходной компании…
Так он нашел следы Ренэ Марешаля.
- Он у нас не задержался, максимум полгода… Замкнутый парень, довольно мрачный, ужасно вспыльчивый - ему то и дело мерещилось, что над ним смеются или хотят унизить…
- А вы не знаете, где он?
- Сначала он уехал в Эквадор… Сопровождал в качестве секретаря крупного плантатора какао…
- Вернулся оттуда?
- Я не слышал о нем уже давно… Если разыскать его подружку, можно будет узнать поподробнее… Когда он жил здесь, то завел себе подружку - старше себя, она частенько встречала его после работы… Хорошенькая, чуть пухленькая блондинка со светлой кожей.
Подружку он так и не отыскал, но случайно разговорился с барменом:
- Марешаль? Он работал у меня несколько дней перед тем, как сесть на корабль на Таити… Больше года назад… Он все время был на мели, и ему это порядком надоело…
- Вы не знаете, он вернулся?
- Вам это могут сказать на "Фрэнч Лайн"…
- Я уже там был…
- Наверное, они не догадались просмотреть списки пассажиров?
Бармен оказался прав. В списках значилось имя Марешаля - тринадцать месяцев назад он плыл на борту того же "Арамиса" в каюте второго класса. Но никаких сведений о его возвращении не нашлось.
- Он мог поплыть дальше, в Австралию, или вернуться в Сан-Франциско на борту английского судна. Оно ходит раз в шесть недель из Фриско в Сидней с остановкой в Папеэте…
У Оуэна уже не оставалось времени продолжать розыски, так как он узнал, что "Арамис" на следующий день приходит в Панаму, и он заказал себе билет.
- Кого я вижу? Добрый день, майор…
Веселый, слегка хриплый голос. Оуэн его сразу же узнал - вчерашний врач шел ему навстречу, протягивая руку, еще какие-то люди здоровались с ним.
- Вы не знакомы… Перно, Мак… Позвольте вам представить майора… Майора… Уэнса?
- Оуэн…
- Да, да, майор Оуэн, потрясающий малый.
Он представил остальных: адвокат, антиквар, аптекарь, еще несколько человек, чьи профессии он не уточнял. Доктор, которого звали Бенедикт, в полдень выглядел так же неряшливо, как и в три часа ночи - расстегнутая рубаха открывала грудь, поросшую рыжими волосами, мокрые от пота, прилипшие к вискам пряди, плохо выбритые щеки. У него был большой живот, и казалось, что брюки вот-вот сползут ему на бедра.
- Я предсказал майору, что если он задержится здесь хотя бы на месяц, то вообще не уедет отсюда… А вы как считаете? Кстати, у нас пополнение - еще один радист. Несколько месяцев назад третий помощник капитана с английского судна остался на берегу, через несколько дней его разыскали - он обосновался на полуострове…
Бенедикт оживился, лицо его раскраснелось, глаза, слегка навыкате, увлажнились. Он производил впечатление весельчака, но, вглядевшись повнимательнее, можно было понять, что его оживление - напускное. Иногда, например, когда Оуэн смотрел на него в упор, доктор, словно испытывая неловкость, отводил глаза.
Оуэн и доктор чем-то походили друг на друга: одного возраста, одинакового сложения. У обоих - загорелые лица и светлые глаза.
А может быть, если бы Оуэн перестал себя контролировать, он бы превратился в такого же доктора?
"Да, это Оуэн, проживший год на Таити", - подумал он с горечью.
- Сейчас я вам расскажу что-то занятное… Вы видели инспектора по колониям?.. На первый взгляд не скажешь, что он шутник, верно?.. Мне, например, он напоминает Дон-Кихота… Высокий, сумрачный… Однако наш горячо любимый губернатор пытается сейчас повторить то же, что ему удалось провернуть два года назад в министерстве колоний… Вместо того чтобы поселить инспектора во Дворце правительства, он устроил его в красивой вилле. Вы все ее знаете… Да, да, напротив того заведения, где живут дамы… А Коломбани, начальнику канцелярии, вменили в обязанность исполнять малейшие прихоти господина инспектора.
Для них эти подробности имели какой-то особый смысл, недоступный Оуэну и вызывавший у них приступы смеха.
- Мы вам объясним, майор… Вы пока не в курсе… Еще немного, и вы станете своим на Таити…
Ему пришлось несколько раз выпить с ними. Затем он отправился обедать к себе в отель. Альфред Мужен еще не вернулся, и он поднялся отдохнуть у себя в номере.
Он задремал, и его не покидали неприятные ощущения, напоминавшие о ночном сне. Сейчас это уже походило не на сон, а скорее на недомогание.
Сначала он испытал какое-то новое для себя чувство - смутную тоску при мысли о том, что находится так далеко от дома, это он-то, путешествовавший всю свою жизнь, изъездивший все континенты… Таити расположен не дальше от Лондона, чем Бомбей, Калькутта, Шанхай, но однако ему казалось, что теперь он никогда больше не увидит Трафальгар-сквер.
Он был на острове всего сутки, но уже пресытился всем, что его окружало. Темная зелень с вкрапленными в нее огромными яркими цветами, красноватая почва, вода лагуны цвета опала, запахи, звуки - все это обволакивало его, как густая, теплая масса, в которой он увязал.
Он вспоминал слова доктора, обрывки фраз, взгляды. Особенно взгляды. Ведь Бенедикт не был таким простаком, каким хотел казаться. Порою его взгляд становился проницательным - взгляд врача, ставящего диагноз.
Наверное, он уже вынес приговор и майору.
"Созрел ли он?" - спрашивал его взгляд.
Он видел многих других, сошедших на берег, - тоже в безупречных костюмах, тоже с уверенной поступью, - а что стало с этими людьми? Их постигла та же участь, что и самого доктора.
Но к Оуэну это не имело отношения. Ему было нечего делать на Таити. Он здесь проездом. Точнее, ему предстояло выполнить небольшое дело. Все уже было бы позади, не приди Ренэ Марешалю идиотская мысль прогуляться на шхуне по архипелагу.
А потом Лондон. Навсегда. Он соскучился по Лондону, разумеется, по площади Пикадилли, по Трафальгар-сквер, по двухэтажным автобусам, по ресторанчикам в Сохо, по клубам с мягкими кожаными креслами, куда можно погрузиться и просидеть так по многу часов подряд, читая "Таймс", с сигарой в зубах, со стаканом виски на расстоянии вытянутой руки.
Лондон и изредка Лазурный берег, когда желтый туман становится слишком плотным.
Он машинально прислушивался к шуму отеля, города… Через несколько дней каждый из этих звуков будет ему понятен. Для чего? Ему это было не нужно.
Допустим, он ждет Ренэ Марешаля. Впрочем, как бы то ни было, никаких кораблей нет, и иначе действовать он не может. Они сели бы на борт "Арамиса", когда тот придет с Новых Гебридских островов с очередной порцией чиновников, жандармов, учителей и миссионеров.
В дверь постучали. Он вздрогнул. Ему показалось, что он вернулся откуда-то издалека. А может быть, он действительно спал?
- Что такое?
- Вас к телефону…
Разумеется, в номерах телефонов не было. Ему пришлось одеться, причесаться. Ему показали, где стоит телефон - возле щитка с ключами на стойке.
- Алло… Это вы, сэр?
Голос Мак-Лина.
- Вас по-прежнему интересует радист?
- А в чем дело?
- Я знаю, где он… С молодой особой… Оказалось, что это молодая, хорошенькая женщина… Если вы днем зайдете ко мне, я расскажу вам подробности.
Он поднялся к себе в номер, чтобы завершить туалет, и снова испытал то же неприятное ощущение - когда знаешь, что совершаешь промах, но не можешь ничего изменить.
Позднее он остановил машину напротив "Английского бара". Кругом затишье. В баре - ни души, только старый жокей сидел на стуле позади стойки, где он дремал вот так часами и откуда выскакивал при виде клиентов, как чертик из коробочки.
- Я вам говорил, сэр… Здесь новости разносятся быстро… Во всяком случае, среди местных жителей… Вы тоже научитесь узнавать их…
Он тоже? Это походило на заговор. Все были уверены, что он проведет остаток своих дней на Таити.
- Они осведомлены, куда, например, мы ходим… Кстати, не только из любопытства… Это для них развлечение: наблюдать за нами, а потом сплетничать между собой на наш счет… Я мог бы рассказать вам, как вы провели эту ночь… Знаю также, что Матайа приходил в отель в ваше отсутствие… Он не хотел наносить вам визит, просто решил собрать кое-какие сведения о вас… Теперь он спокоен, и вы встретитесь с ним только перед отъездом, если будете уезжать…
- Еще виски, сэр?
Себе он налил стакан мятной наливки.
- Как я и думал, наши беглецы взяли такси. Вы, наверное, разминулись с ними, потому что они сошли с корабля вчера примерно в восемь часов, когда вы поднимались на борт.
Они попросили шофера отвезти их как можно дальше и подыскать им комнату.
У шофера есть сестра, Мамма Руа, она живет на полуострове… Туда на хорошей скорости можно добраться не меньше, чем за два часа…
У сестры полдюжины детей. Муж работает в управлении мостов и дорог. У них хижина в глубине сада, и изредка они ее сдают… Как-то года два назад у них несколько месяцев жил на пансионе один писатель.
Шофер вернулся только сегодня утром и ничего не сказал… Недавно я отправил Кекелу за новостями… Поскольку корабль уже ушел, шофер развязал язык… Вы поедете туда, сэр?
Неужели Оуэн производил впечатление человека, который так интересуется историей безбилетной пассажирки и радиста?
- Могу дать вам Кекелу в провожатые…
Самое удивительное, что он, не раздумывая, согласился.
- Ты поедешь с этим господином, Кекела… Кажется, ты тоже дальний родственник Мамма Руа, верно? Они все здесь родственники… Советую заправиться, потому что по дороге негде…
Парень, широко улыбаясь, уселся рядом с ним. Машина выехала из города. Дорога то тянулась вдоль лагуны, окаймленной кокосовыми пальмами, то углублялась в заросли. Мелькали хижины, изредка попадались светлые пятна - коровы на выгоне.
В воздухе и освещении по-прежнему таилось что-то удивительное, ни разу доселе не встречавшееся майору, все окружающие предметы, казалось, были взяты в драгоценную оправу.
Шли женщины с загорелыми ногами, по двое или по трое, босиком, одетые в хлопчатобумажные платья. У некоторых они были красные, у других - в синий или зеленый горошек.
Иногда дорогу пересекал ручей и исчезал в лагуне. Женщины задерживались, чтобы освежиться, и садились прямо в платьях в блестящую на солнце воду. Они смеялись, завидев машину. Все они смеялись одинаково - певучим грудным смехом.
Деревня. Деревянная церковь, белая с красной кровлей и тонким шпилем, взметнувшимся в небо. Школа, тоже деревянная, на сваях, как и большинство домов на острове, в открытых окнах видны два десятка детских лиц.
Они пересекли восемь или десять деревень и, когда подъехали к лагуне, увидели пироги, медленно отходившие от берега. На корме стоял голый мужчина с гарпуном в руке, готовый погрузить его в воду.
- Ты не находишь, господин, что это самая красивая страна на свете?
И Оуэну захотелось ответить ему, что он ненавидит эту страну именно за то, что она становится ему все ближе и ближе.
Милях в двадцати от Папеэте изредка стали попадаться более внушительные дома, некоторые - точь-в-точь английские коттеджи, и Кекела взял на себя роль гида.
- Здесь живет крупный французский хирург. Он переехал сюда четыре года назад с женой и дочерью. Здесь - очень богатая американка, одинокая старая дама, у нее самая красивая яхта в гавани.
Были и другие: английский лорд, бывший бельгийский промышленник, - все они обрели здесь уединение.
- Они часто общаются между собой?
Кекела засмеялся.
- Никогда. Они ненавидят друг друга. Некоторые из них бывают в Папеэте не чаще, чем раз в полгода.
Поодаль, в том месте, где река впадала в лагуну, стоял скромный дом, и, не считая непременной веранды, в нем, должно быть, было две комнаты.
- Дамы Мансель, они вернулись вместе с тобой на "Арамисе".
Кажется, они добрались до конца острова. Машина огибала высокие скалы, откуда водопадом струились ручьи, перед ними открылся песчаный берег, по которому можно было попасть на полуостров.
- Теперь недалеко… Поезжай помедленнее…
Заросли зелени, за ней красивый дом. Еще не тот, который им нужен.
- Осторожно, господин.
Им навстречу неслась машина, и Оуэн едва успел посторониться. Он не видел машины, она вылетела из-за поворота несколько секунд назад. Он успел разглядеть Альфреда Мужена, но не за рулем, а рядом с водителем - тоже белым.
- Это хозяин "Моаны"?
- Да, сэр. Господин Оскар… Ты видел женщину?
Действительно, между ними сидела молодая женщина, лицо которой Оуэн не разглядел, ее белокурые волосы сияли на солнце.
- Ты ее знаешь?
- Нет, господин… Она не с острова…
- Ты думаешь, это она?
Маори понял, что имел в виду Оуэн.
- Наверняка. Раз господин Оскар не поленился…
Они проехали не больше полукилометра, когда показался нужный им дом. Он тоже утопал в такой густой зелени, что буквально пришлось искать проход.
- Иди за мной, господин…
Под верандой стояла швейная машина и фонограф. Толстая женщина-туземка вышла из дома, ослепительно улыбаясь, и быстро заговорила с Кекелой. Они не переставая смеялись и напоминали подростков, рассказывающих друг другу забавные истории. На земле копошились голые дети.
- Выпьешь пунша, господин?
- Мамма Руа думает, что ты, наверное, хочешь пить. Она почти не говорит по-французски, но все понимает. Знаешь, за всю свою жизнь она только два раза ездила в Папеэте.
Женщина, не переставая улыбаться, утвердительно кивала. Потом она вытерла подолом платья ратиновую обивку кресла и знаком велела гостю сесть.
- Радист еще здесь?
- Подожди, господин… Не нужно спешить, иначе она все перепутает.
Она вытирала стаканы, выжимала лимоны, наливала ром. Она без умолку говорила, издавая гортанные звуки, а платье обтягивало ее огромные ляжки.
Кекела внимательно слушал, не торопясь переводить. Он сидел здесь, словно приехал по собственным делам, - жизнерадостный, готовый выслушать занятную историю, потягивая в тени пунш, который охладили ледяной водой из глиняного кувшина.
- Все очень запутано, господин… Уже этой ночью они ссорились… Слышно было, как они кричали… Кажется, молодой человек плакал. Дважды он выходил из комнаты и бродил по саду. Один раз он вышел на дорогу и вернулся только через полчаса… Когда он вернулся, дверь была заперта… Он постучал… Говорили шепотом… Умолял… Снова начал плакать…