Глава 2
НОВЫЙ ГОД В УЭЙРТОНЕ
Настойчивый интерес Эллери Квина к делу распятого школьного учителя не имел под собой никаких логичных оснований. Ему следовало ехать в Нью-Йорк. Отпуск инспектора прервали, предложив ему вернуться на Сентр-стрит, а Эллери обычно следовал за отцом, куда бы тот ни отправился. Но что-то - какие-то веяния в воздухе административного центра округа в Западной Вирджинии или сдержанное возбуждение, наполняющее улицы Уэйртона шепотом слухов, - удержало его. В конце концов инспектор недовольно сдался и отбыл в Нью-Йорк один. Эллери проводил его до Питтсбурга.
- И чего именно ты думаешь добиться? - проворчал старик, когда сын втискивал его в кресло пульмановского вагона. - Ну-ка, отвечай! Должно быть, уже решил дело, а?
- Послушай, пап, - спокойно отозвался Эллери, - следи за своим кровяным давлением, хорошо? А мне просто интересно. Никогда еще не сталкивался с таким диким безумием. Хочу дождаться результатов следствия. Хочу услышать, на какие свидетельства намекал Ладен.
- Вернешься в Нью-Йорк поджав хвост, - мрачно предсказал инспектор.
- Ох, вне всяких сомнений, - ухмыльнулся Эллери. - Кстати, у меня почти истощился запас литературных идей, а здесь столько возможностей…
На том и порешили. Поезд тронулся, Эллери остался стоять на перроне, свободный, немного встревоженный. И в тот же день поехал обратно в Уэйртон.
Это было во вторник. До субботы, первого дня нового года, предстояло подольститься к прокурору округа Хэнкок и выудить у него информацию. Окружной прокурор Крамит представлял собой кислого старика с немалыми амбициями и преувеличенным мнением о значении собственной личности. Эллери добрался до дверей его приемной, но никакими мольбами и лестью не сумел продвинуться дальше. Окружной прокурор занят. Окружной прокурор никого не принимает. Зайдите завтра. Окружной прокурор не может никого принять. Из Нью-Йорка? Сын инспектора Квина? Сочувствую…
Эллери, кусая губы, бродил по улицам, без устали вслушиваясь в разговоры жителей Уэйртона. Уэйртон, украшенный листьями падуба, мишурой, сверкающими рождественскими елками, переживал настоящую оргию паники. На улицах было примечательно мало женщин и совсем не было детей. Мужчины, встречаясь, торопливо обменивались новостями. Ходили разговоры о линчевании, однако эта ценная мысль не имела успеха, поскольку линчевать было некого. Полицейские Уэйртона беспокойно шатались по улицам. То и дело в городе появлялось начальство штаба. Время от времени в летящем стрелой автомобиле мелькало изможденное лицо окружного прокурора, полное непреклонной мстительности.
Среди этой кипящей вокруг сумятицы Эллери сохранял заинтересованное спокойствие. В среду он встретился с окружным коронером Стэплтоном, толстым молодым человеком, вечно потным, но хитрым, от которого ничего не узнал, чего не знал раньше.
Поэтому Эллери посвятил три оставшихся дня сбору всевозможных сведений о жертве, Эндрю Ване. Известно о нем было невероятно мало. Немногие видели его во плоти. Скромный джентльмен, привыкший к одиночеству, редко заглядывал в Уэйртон. Говорят, что в Арройо его считали образцовым учителем, добрым, но не снисходительным к ученикам; городской совет Арройо удовлетворительно оценивал работу Вана. Кроме того, он, не будучи прихожанином, слыл трезвенником, что, видимо, укрепляло его положение в непьющем богобоязненном обществе.
В четверг редактор крупнейшей уэйртонской газеты проявил свои литературные таланты. На следующий день наступал Новый год - возможность слишком благодатная, чтобы не собрать урожай. Шесть достопочтенных джентльменов, удовлетворявших духовные нужды Уэйртона, опубликовали на первой странице свои проповеди. Эндрю Ван, говорили они, был безбожником. Жил безбожно и умер безбожно. Однако, насильственные деяния… Этим редактор не ограничился. Передовую статью украсил жирный заголовок в десять пунктов. Она была щедро напичкана ссылками на Синюю Бороду, Ландрю, дюссельдорфского маньяка, американское пугало Джека-Потрошителя и многих других реальных и литературных монстров, - лакомый кусочек, поданный добрым гражданам Уэйртона на десерт к новогоднему обеду.
Окружной суд, где в субботу утром состоялось коронерское следствие, был битком набит задолго до назначенного часа. Эллери мудро явился пораньше, заняв место в первом ряду прямо перед балюстрадой. Отловив самого коронера Стэплтона, пришедшего без нескольких минут девять, он предъявил ему телеграмму за подписью комиссара нью-йоркской полиции, которая открыла перед ним Сезам - доступ в переднюю, где лежало тело Эндрю Вана.
- Не труп, а кисель, - прохрипел коронер. - Вести следствие в Рождественскую неделю было невозможно, а это добрых восемь дней… Тело хранилось у нас в похоронном бюро.
Эллери, набравшись храбрости, приподнял накрывавшее труп покрывало. Зрелище было тошнотворное, так что он быстро опять его накрыл. Крупный мужчина. На месте головы - зияющая дыра.
Рядом на столе лежала мужская одежда: строгий темно-серый костюм, черные туфли, рубашка, носки, белье, все заскорузлое от выцветшей крови. Вещи из карманов покойника: карандаш, авторучка, бумажник, связка ключей, скомканная сигаретная пачка, несколько монет, дешевые часы, старое письмо, крайне неинтересное, насколько успел понять Эллери. Кроме того факта, что многие предметы были помечены инициалами "Э. В.", а письмо из питтсбургского книжного магазина адресовалось "Эндрю Вану, эсквайру", ничто не имело для следствия важного значения.
Стэплтон обернулся к высокому старику, который только что вошел с презрительным видом, подозрительно глядя на Эллери, и представил их друг другу:
- Мистер Квин - окружной прокурор Крамит.
- Кто? - резко переспросил Крамит.
Эллери улыбнулся, раскланялся, затем вернулся в зал суда.
Через пять минут коронер Стэплтон стукнул судейским молотком, и переполненный зал замер. С обычными предварительными формальностями было поспешно покончено, после чего коронер вызвал свидетеля Майкла Оркинса.
Оркинс, согбенный, перекошенный старый фермер, докрасна опаленный солнцем, зашаркал по проходу, провожаемый шепотом и взглядами, нервно сел в свидетельское кресло, сложил большие ладони.
- Мистер Оркинс, - захрипел коронер, - расскажите, как вы обнаружили тело покойного.
Фермер облизал губы:
- Да, сэр. Ехал в своем "форде" в Арройо утром в прошлую пятницу. Перед самой дорожной заставой, гляжу, старик Пит с горы шагает по дороге. Ну, я его и подсадил. Доехали до поворота… а оно там на столбе висит. Прибитое за руки, за ноги… - Голос Оркинса дрогнул. - Мы… сломя голову в город помчались.
В зале кто-то хихикнул, коронер стукнул молотком, требуя тишины.
- Вы прикасались к телу?
- Нет, сэр! Даже из машины не вылезали.
- Хорошо, мистер Оркинс.
Фермер глубоко вздохнул и потопал назад по проходу, вытирая лоб красной косынкой.
- Э-э-э… Старик Пит?
Зал зашевелился. В самом его конце поднялась довольно странная фигура: прямо держащийся старик с кустистой седой бородой и нависшими над глазами бровями, в лохмотьях - примечательном ансамбле из старой одежды, рваной, грязной, латаной-перелатаной. Помедлив в нерешительности, он поплелся по проходу, потом повесил голову, сел на место свидетеля.
- Как ваше полное имя? - спросил коронер с раздраженным видом.
- А? - Старик стрелял в разные стороны яркими невидящими глазами.
- Фамилия! Питер… а дальше?
Старик покачал головой:
- Нет фамилии. Старик Пит, и все. Я мертвец. Двадцать лет как мертвец.
Воцарилась жуткая тишина, Стэплтон озадаченно оглянулся вокруг. Держащийся настороже человечек средних лет, сидящий рядом со столом коронера, вскочил:
- Все правильно, мистер коронер.
- Что, мистер Холлис?
- Все верно, - повторил тот громче. - Старик Пит просто чокнутый. Давно уж, с тех пор как в горах поселился. У него где-то там хижина, откуда он спускается приблизительно раз в два месяца. По-моему, ставит силки на дичь, потому что приносит в Арройо неплохую добычу. Безобидный субъект, мистер коронер.
- Ясно. Благодарю, мистер Холлис.
Коронер вытер жирную физиономию, мэр Арройо уселся под одобрительный гул. Старик Пит, сияя, махнул Мэтту Холлису грязной рукой. Коронер принялся резко задавать вопросы, на которые старик давал туманные ответы, но сказанного оказалось достаточно для формального подтверждения показаний Майкла Оркинса. Наконец, отпущенный горец, щурясь, прошел на место.
Затем мэр Холлис и констебль Ладен поведали, как Оркинс со стариком Питом подняли их с постели, как они поехали на перекресток, опознали тело, вытащили гвозди, сняли труп, остановились у дома Вана, увидели разгром и кровавое "Т" на дверях…
Вызвали румяного толстого старого немца Лютера Бернхайма, который улыбнулся, продемонстрировав золотые зубы, колыхнул животом и уселся.
- Вы хозяин магазина в Арройо?
- Да, сэр.
- Знали Эндрю Вана?
- Да, сэр. Он делал в моем магазине покупки.
- Давно с ним знакомы?
- Ах, много лет. Хороший был клиент. Всегда платил наличными.
- Сам покупал продукты?
- Иногда. Чаще Клинг, его слуга. Но Ван всегда сам приходил оплачивать счета.
- Держался дружелюбно?
Бернхайм скосил глаза:
- Ну… И да и нет.
- То есть ни с кем не сближался, был просто любезен?
- Ja, ja.
- Вы не замечали у Вана каких-нибудь странностей?
- А? Ох, да, да. Он, к примеру, постоянно покупал икру.
- Икру?
- Ja. Единственный из всех моих клиентов. Я обычно заказывал ее для него специально. Разных сортов: белужью, красную, но чаще черную, лучшую.
- Мистер Бернхайм, пройдите, пожалуйста, с мэром Холлисом и констеблем Ладеном в соседнее помещение для официального опознания тела.
Коронер сошел с трибуны и в сопровождении трех граждан Арройо тоже удалился. Между тем в зале поднялся гул, не утихавший до их возвращения. Красная физиономия славного магазинщика по возвращении приобрела серый оттенок, в глазах его застыл ужас.
Эллери Квин вздохнул. Учитель из города, где проживает двести душ, заказывает икру! Пожалуй, констебль Ладен хитрее, чем кажется. У Вана явно было более блестящее прошлое, чем свидетельствует род его занятий и среда обитания.
К трибуне приблизилась высокая сухощавая фигура окружного прокурора Крамита. Зал слегка затрепетал. С пустяками покончено, сейчас начнутся откровения.
- Господин окружной прокурор, - напряженно подался вперед коронер Стэплтон, - вы ознакомились с прошлым покойного?
- Да.
Эллери сгорбился на сиденье. Ему активно не нравился окружной прокурор, но ледяные глаза Крамита кое-что предвещали.
- Изложите, пожалуйста, что вам стало известно.
Прокурор округа Хэнкок стиснул ручки свидетельского кресла.
- Эндрю Ван появился в Арройо девять лет назад в ответ на объявление, что городку требуется школьный учитель. Удовлетворенный рекомендациями и квалификацией городской совет его принял. Приехал он с неким Клингом, слугой, снял дом на Арройо-роуд, где и прожил до смерти. Педагогические обязанности исполнял удовлетворительно. Живя в Арройо, вел себя безукоризненно. - Крамит многозначительно помолчал. - Мои следователи попытались отыскать его следы до приезда в Арройо. Мы выяснили, что до переезда в Арройо он был учителем в питтсбургской муниципальной школе.
- А раньше?
- Никаких следов. Впрочем, Ван - натурализованный гражданин Соединенных Штатов, получивший гражданство в Питтсбурге тринадцать лет назад. В его документах в питтсбургском архиве указана национальность до натурализации: армянин, 1885 года рождения.
"Армения! - подумал Эллери, уткнувшись за балюстрадой подбородком в ладонь. - Недалеко от Галилеи…" В голове его проносились странные мысли, от которых он нетерпеливо отмахивался.
- Вы также интересовались и Клингом, слугой Вана, господин окружной прокурор?
- Да. Подкидыш, воспитанник питтсбургского сиротского приюта Сент-Винсент, по достижении совершеннолетия служил в приюте подсобным рабочим. Прожил там всю жизнь. Уволившись из питтсбургской школы и приняв место в Арройо, Эндрю Ван отправился в приют и заявил о своем желании взять Клинга на службу. Тот не возражал. Видимо, Ван заранее тщательно все о нем разузнал. Они вместе приехали в Арройо, где и оставались до смерти Вана.
Эллери праздно гадал, что заставило человека бросить теплое местечко в метрополии вроде Питтсбурга и согласиться на деревушку вроде Арройо. Криминальное прошлое, стремление спрятаться от полиции? Невероятно: убежище лучше искать в больших городах, чем в деревнях. Нет, причина определенно глубже и темнее, возможно, неустранимо укоренившаяся в сознании покойника. Кое-кто ищет уединения после разгульной жизни; вполне возможно, именно так и было со школьным учителем из Арройо Эндрю Ваном, любителем икры.
- Что собой представляет этот самый Клинг? - поинтересовался Стэплтон.
На лице окружного прокурора появилось скучающее выражение.
- В приюте его назвали туповатым, я бы даже сказал, слабоумным с психологической точки зрения. Безобидный малый.
- Он никогда не проявлял склонности к убийству, мистер Крамит?
- Нет. В Сент-Винсенте его считают тихим, флегматичным тупицей. Хорошо относился к приютским детям, почтительный, всем довольный, уважительный к вышестоящим.
Окружной прокурор облизнулся, видно намереваясь приступить к обещанным откровениям, но коронер Стэплтон торопливо его отпустил и вновь вызвал хозяина магазина в Арройо.
- Вы знали Клинга, мистер Бернхайм?
- Да, сэр.
- Что можете о нем сказать?
- Тихий, добродушный, тупой, как бык.
Кто-то рассмеялся, Стэплтон насупился и подался вперед.
- Правда ли, мистер Бернхайм, что Клинг славился в Арройо физической силой?
Эллери про себя усмехнулся над простодушием коронера.
- Ах да! - закудахтал Бернхайм. - Очень сильный. Мог поднять баррель сахара. Только мухи не обидел бы, мистер коронер. Помню, как-то…
- Довольно, - раздраженно оборвал его Стэплтон. - Мэр Холлис, прошу вас вновь подняться на место свидетеля.
Мэтт Холлис засиял. Елейный человечек, подумал о нем Эллери.
- Вы возглавляете городской совет, мэр Холлис?
- Да.
- Расскажите присяжным, что вам известно об Эндрю Ване.
- Он никогда не подавал повода для недовольства. Ни с кем никаких дел не имел. Как бы занимался своей наукой. Свободное от занятий время проводил сам по себе в очень красивом доме, который я ему сдал. Одни считали его мошенником, другие иностранцем, но только не я, - сентенциозно заявил мэр. - Просто тихоня, и все. Необщительный? Ну, это его личное дело. Если отказывался отправляться со мной и с констеблем Ладеном на рыбалку, то это тоже его личное дело. - Холлис с улыбкой кивнул. - И прекрасно говорил по-английски, не хуже нас с вами, мистер коронер.
- Не знаете, навещал ли его кто-нибудь?
- Нет. Хотя точно, конечно, не могу сказать. Впрочем, тип странный, - задумчиво продолжил мэр. - Пару раз, когда я по делам ездил в Питтсбург, просил купить ему книги - непонятные, высокопарные. Философия, история, звезды, всякое такое.
- Да-да, очень интересно, мистер Холлис. А вы еще также арройский банкир?
- Совершенно верно, - вспыхнул мэр Холлис, скромно уставившись себе под ноги.
По выражению лица мэра Эллери догадался, что в городке Арройо он - почти все.
- У Эндрю Вана был счет в вашем банке?
- Нет. Жалованье он регулярно получал наличными, но в банк ничего не клал. Я пару раз спрашивал его, где же он хранит деньги, - понимаете, бизнес есть бизнес, - а он ответил, что держит их дома. - Холлис пожал плечами. - Сказал, что банкам не доверяет. Ну, у каждого свой вкус. Не мне спорить…
- Об этом было широко известно в Арройо?
Холлис заколебался:
- Н-ну, может, я кое-кому и обмолвился. По-моему, почти все в городе знали об этой причуде чокнутого учителя.
Мэра взмахом руки отпустили с трибуны, вызвали констебля Ладена. Констебль подошел с сосредоточенным видом, словно у него были собственные представления о том, как следует вести подобные дела.
- Констебль, вы осматривали дом Эндрю Вана утром в пятницу 25 декабря?
- Точно так.
- Нашли какие-нибудь деньги?
- Нет.
Зал охнул. Ограбление! Эллери насупился. Никакого толка и смысла. По всем признакам в первую очередь это преступление связано с религиозной манией, а потом уже с кражей денег. То и другое не совмещается. Он подался вперед.
Какой-то мужчина что-то нес к трибуне. Это оказалась дешевая облезшая зеленая жестяная коробка. Щеколда жестоко свернута, петля беспомощно повисла. Коронер взял коробку у помощника, открыл, перевернул. Она оказалась пуста.
- Констебль, вы узнаете вот эту зеленую жестяную шкатулку?
Ладен засопел.
- Я бы сказал, - объявил он, - что нашел точно такую же дома у Вана. Наверняка он там деньги держал.
Коронер передал коробку присяжным, местным жителям, которые закопошились над ней.
- Прошу присяжных коронерского суда осмотреть вещественное доказательство… Хорошо, констебль. Почтмейстер Арройо, займите, пожалуйста, место свидетеля.
Иссохший старичок забрался в свидетельское кресло.
- Много ли корреспонденции получал Эндрю Ван?
- Нет, - заверещал почтмейстер. - Кроме рекламы да литературы, почти ничего.
- Не приходило ли в течение предшествовавшей его смерти недели письма или посылки?
- Нет.
- А сам он часто отправлял письма?
- Нет. За все время только пару раз. Ничего за последние три-четыре месяца.
Затем вызвали доктора Стрэнга, врача коронерского суда. При объявлении его имени зрители лихорадочно зашептались. Это был изможденный мужчина похоронного вида, тащившийся по проходу так, будто все в мире время находилось в его распоряжении.
Как только он уселся, коронер спросил:
- Доктор Стрэнг, когда вы впервые осмотрели тело умершего?
- Через два часа после обнаружения.
- Можете сообщить присяжным приблизительное время смерти?
- Да. Я бы сказал, что он умер за шесть-восемь часов до того, как тело обнаружили на перекрестке.
- Выходит, убийство было совершено около полуночи в Рождественский сочельник?
- Верно.
- Можете сообщить присяжным дальнейшие подробности о состоянии трупа, существенные для следствия?
Эллери улыбнулся. Коронер Стэплтон привел себя в прекрасное настроение, говорил на высоком официальном языке, производя на публику, судя по разинутым ртам, соответствующее впечатление.
Доктор Стрэнг закинул ногу на ногу и усталым, скучающим тоном доложил:
- На теле никаких следов насилия, за исключением свежей раны на шее в месте отсечения головы и ран от гвоздей на руках и ногах.
Коронер приподнялся, перевалив живот за край стола.