Флосси была сильно расстроена. Она оказалась меж двух огней. С одной стороны, ей очень не хотелось расставаться со своим секретарем, как она называла Маркинса, с другой стороны, она неоднократно выступала по вопросам, связанным с государственной безопасностью. Дуглас не преминул напомнить ей ее собственную речь на открытом заседании, где она произнесла поистине афористическую фразу: "Даже если наша собственная жизнь в опасности, долг каждого из нас не только сохранять бдительность самому, но и быть примером в этом отношении для каждого, будь это незнакомец или ближайший друг, если он, в той или иной мере теряя бдительность, ставит под угрозу хотя бы в малой степени безопасность нашего региона. Не сомневайтесь, - патетически воскликнула она в конце, - что среди нас скрывается враг, и мы должны помнить об этом, чтобы, не разгадав его истинных намерений, не оказать ему поддержки". Этот образчик ораторского искусства потерял весь свой шарм при воспроизведении, и с минуту Флосси созерцала своего племянника с самым несчастным видом. Затем она взорвалась.
- Ты слишком много работал, Дуглас, - сказала она. - У тебя нервное перенапряжение, милый!
Но Дуглас отмел этот довод и с негодованием подчеркнул связь Маркинса с мистером Курата Кан, при упоминании о котором Флосси нервно моргнула. Не преминул он упомянуть и о туманном прошлом Маркинса, важности их работы, невозможности подвергнуться малейшему риску и чувстве долга. Будет лучше, сказал он, если Маркинс останется на подозрении, чтобы именно Флосси, а не Дуглас или Фабиан, отправила по этому поводу рапорт в соответствующие инстанции.
Бедная Флосси заломила руки.
- Подумай, сколько он делает, - запричитала она. - И он так добр к Артуру. Он прекрасно относится к Артуру. А какой он обязательный! Подумай, Дуглас, единственный слуга в таком большом доме! И все всегда в наилучшем виде. А кто поможет нам, если он уйдет? Никто.
- Девушки справятся.
- Я не верю! - воскликнула она, снова взрываясь. - Я всегда права в своих суждениях о людях. Я никогда не ошибаюсь. Я не верю в это!
Но, как сказала Урсула, Флосси была честна. И слова Дугласа не могли не возыметь действия. Она бродила по комнате, постукивая по передним зубам кончиком карандаша: верный знак того, что она расстроена. Он ждал.
- Ты прав, - сказала, наконец, Флосси. - Я этого так не оставлю. - Она опустила подбородок и посмотрела на Дугласа поверх пенсне.
- Ты правильно сделал, что сказал мне, милый, - добавила она. - Я займусь этим.
Это не сулило ничего хорошего.
- Что вы собираетесь делать? - спросил он.
- Мыслить, - последовал величественный ответ, - и действовать.
- Каким образом?
- Не беспокойся. - Она довольно чувствительно потрепала его по щеке. - Предоставь это своей старой Флузи, - сказала она. Это было отвратительное прозвище, которым она сама себя наградила.
- Но, тетя, - запротестовал он, - мы имеем право знать. В конце концов…
- И узнаете. В надлежащий момент. - Она с трудом уселась за свой письменный стол. Несмотря на крошечный рост, Флосси двигалась тяжело и шумно. - Иди, - сказала она. Дуглас продолжал торчать в комнате. Она заскрипела пером и через минуту бросила ему: - Я с ним справлюсь.
Дуглас был в ужасе:
- Ой, нет, тетя Флосси. Честное слово, не надо. Это всех выдаст с головой. Послушайте, тетя Флосси…
Но она резко сказала ему, что, если уж он выложил ей все как на духу, то она сама разберется со своими слугами. Ее ручка торопливо заскрипела. Когда, расстроенный, он повысил голос, она тоже вышла из себя и велела ему замолчать. Дуглас, никак не решаясь уйти, смотрел в окно и внезапно увидел Маркинса, весьма опрятно одетого, который проходил мимо, вытирая пот со лба.
- Тетя Флосс, послушайте меня!
- Я, кажется, ясно тебе сказала…
Он удалился, крайне удрученный содеянным.
Дуглас прервал свое повествование, поднялся и теперь стоял, широко расставив ноги, на каминном коврике.
- Должен сказать, - заключил он, - что наши прежние отношения уже не восстановились. Она была раздражена и обращалась со мной, как с мальчишкой.
- Мы заметили, - сказал Фабиан, - что твоя популярность несколько увяла. Бедная Флосси! Ты навязал ей угрызения совести. Совершенно безрассудный и непростительный поступок. Очевидно, она стала испытывать к тебе отвращение.
- Ну, это уж слишком, - рассердился Дуглас.
- А по сути дела, - хмыкнул Фабиан, - у тебя появился повод к убийству.
- Бездарная шутка, Фабиан! - воскликнул Дуглас.
- Заткнись, Фэб, - сказала Урсула, - ты невыносим.
- Извини, дорогая.
- Я и сейчас считаю, - Дуглас все еще кипел негодованием, - что у меня не было другого выхода. В конце концов, она подчеркнула: это ее дом, а он был ее слугой.
- Ты временно забыл об этом, когда сбивал замок на его двери, - заметил Фабиан.
- Я не сбивал замок, Фабиан, и это было совершенно другое дело.
- Занялась ли им миссис Рубрик? - спросил Аллейн.
- Я думаю, да. Она мне ничего не говорила, а я не хотел спрашивать и нарываться на ссору.
Дуглас, закурив, глубоко затянулся. "Очевидно, - подумал Аллейн, - он чего-то недоговаривает".
- Собственно говоря, - оживленно сказал Дуглас, - я вполне допускаю, что она занялась им и, возможно, из-за этого Маркинс и убил ее.
- Ах, вот оно что, - сразу воодушевился Фабиан, - значит, Флосси заявляет Маркинсу: "Мой племянник сообщил мне, что вы агент вражеской разведки. Получите выходное пособие и готовьтесь к аресту и расстрелу по прибытии на станцию". "Ну нет, этому не бывать!" - говорит себе Маркинс. Он замышляет убийство - подходит к овчарне, выслушивает шедевры Флосси в области риторики, тихонько подкрадывается и приканчивает ее. По-моему, это звучит совершенно бессмысленно.
- Но ты же сам преподносишь это как бессмыслицу, - горячо возразил Дуглас.
- Так оно и есть. Более того, вообще не в ее характере, насколько я понимаю, обвинять Маркинса. Это было бы глупым поступком, а Флосси, ей-Богу, не была глупа.
- Но она выразилась именно в таком духе.
- "Заняться Маркинсом". Ведь фраза звучала именно так? Она хотела отправить тебя и поразмыслить в одиночестве. И, ей-Богу, я ее не виню.
- Но как она могла заняться Маркинсом, - возразила Теренция, - не задавая ему никаких вопросов? - Она редко вмешивалась в разговор, и ее голос, холодный и чужой, вызвал некоторое замешательство.
- В ней было нечто от Полония, в нашей Флосси. Я думаю, она выбрала иной способ. Возможно даже, - сказал Фабиан, - возможно даже, она советовалась с Артуром.
- Нет, - отрезал Дуглас.
- Откуда ты можешь знать об этом? - вступила в разговор Урсула.
Последовало минутное молчание.
- Это было бы не в ее характере, - произнес Дуглас.
- Ее характер, понимаете ли, - сказал Фабиан Аллейну. - Всегда и всюду ее характер.
- С тех пор, как в стране возникла проблема Пятой колонны, - промолвил Дуглас, - Флосси задавала об этом вопросы в доме. Маркинс знал об этом не хуже нас. Если бы она хотя бы намекнула ему, что подозревает его, как, вы полагаете, он бы себя почувствовал?
- И если бы даже она решила не обвинять его прямо, - поддержала его Урсула, - неужели вы думаете, что он бы не заметил ничего странного в ее поведении?
- Конечно, заметил бы, Урси, - подхватил Дуглас, - как она могла это скрыть?
- Очень просто, - сказал Фабиан, - она была хитрее стаи мартышек.
- Я согласна, - произнесла Теренция.
- Хорошо, - проговорил Аллейн, - не заметил ли действительно кто-нибудь из вас, что она изменилась к Маркинсу?
- Если честно, - медленно произнес Фабиан, - заметили. Но мы все списали это за счет скандала с Клиффом Джонсом. Она была очень сварлива со всеми слугами в последнюю неделю, наша бедная Флосси.
- Она была несчастна, - провозгласила Урсула. - Клифф принес ей очень много горя. Обычно она мне все рассказывала. Я уверена, что, если бы у нее произошла стычка с Маркинсом, она бы мне тоже рассказала. Она меня называла своим Предохранительным Клапаном.
- Миссис Артур Рубрик, - съязвил Фабиан, - в сопровождении мисс У. Харм, Доверенного Ассистента, Предохранительного Клапана и т. д. и т. п.
- Возможно, она отложила свой разговор с ним до того вечера, - предположил Дуглас. - До ночи своего исчезновения, я имею в виду. Возможно, она обратилась за советом к кому-нибудь из властей и ждала ответа, прежде чем "заняться Маркинсом". Бог знает, не это ли письмо она писала, когда я был в ее кабинете?
- Я думаю, - сказал Аллейн, - что, будь такое письмо написано, я бы знал о нем.
- Да, - подхватил Фабиан, - конечно. Ведь вы и есть представитель высшей власти, не так ли?
Опять воцарилось молчание, причем весьма неуютное. Аллейн подумал: "Черт бы побрал этого парня, как некстати он это сказал! Теперь они опять насторожились".
- Вот таковы мои обвинения против Маркинса, - величественно произнес Дуглас. - Я не претендую на то, чтобы считать их доказательными, но готов поклясться, что они не беспочвенны, и нельзя отрицать, что после ее исчезновения его поведение было подозрительным.
- Я это отрицаю, - вмешался Фабиан, - причем категорически. Просто он был встревожен, как и все мы.
- Он был излишне возбужден.
- Мы все были лихорадочно возбуждены. Почему он должен был вести себя иначе? Напротив, было бы подозрительно, если бы он оставался безмятежным. Ты тенденциозен, Дуглас.
- Я не могу смириться с пребыванием этого парня в доме, - проговорил Дуглас, - не могу. Чудовищно, что он все еще здесь.
- Да, - произнес Аллейн, - а почему он все еще здесь?
- Ваш вопрос закономерен, сэр, - отозвался Дуглас. - Когда я вернулся из Греции, великолепный Маркинс уже сновал по дому. Как вы думаете, каким ветром его сюда занесло? Из Сиднея с письмом от мистера Кураты Кана.
- Вы хотите сказать, с рекомендацией от него?
- Да. Этот Кан прожил полгода в Австралии. Флосси вернулась в сороковом, привезя с собой Урси и Фабиана. К этому времени прежних горничных след простыл, и помочь было некому. Миссис Дак одна заботилась о дяде Артуре и говорила, что везти такой воз ей невмоготу. Флосси, естественно, писала Кану о сложностях со слугами в этой стране. Маркинс утверждает, что был в услужении у английского офицера, который подобрал его где-то в Америке. Далее. Он был на дружеской ноге со слугами мистера Кураты Кана. Когда Кан уехал из Австралии, он обратился за работой именно к нему. Но семейство Канов собиралось в Японию. Маркинс сказал, что не прочь попытать счастья в Новой Зеландии, и Кан вспомнил стоны Флосси о сложностях с прислугой. И написал письмо. Все это чертовски сомнительно. Маркинс, опытный слуга, нашел бы работу где угодно. Помимо факта, что он родился в Британии, но имеет американское подданство, мы о нем решительно ничего не знаем. Он назвал имя своих американских хозяев, но не знает их адреса в настоящий момент.
- Думаю, должен сообщить вам, - произнес Аллейн, - что нам удалось разыскать хозяев Маркинса в Америке и они подтвердили его рассказ.
Это произвело впечатление.
- Так или иначе, сэр, - заключил Дуглас, - но он здесь, потому что полиция попросила дядю Артура оставить его в доме. Это произошло следующим образом…
И рассказ об атмосфере нарастающего напряжения, беспокойства и страха продолжался. Пять дней спустя после того, как Флоренс спустилась по лавандовой дорожке и свернула влево, увертюрой к событиям послужил резкий телефонный звонок. В почтовое отделение пришла телеграмма на имя миссис Рубрик. Теренция записала ее текст:
НАДЕЮСЬ ЭТО НЕ ПРИЧИНИТ ВАМ НЕУДОБСТВА ВАШЕ ПРИСУТСТВИЕ НЕОБХОДИМО В ЧЕТВЕРГ НА ЗАСЕДАНИИ.
Телеграмма была подписана одним из членов парламента. Далее последовала сцена крайнего изумления и беспокойства. Значит, Флоренс не поехала в парламент! Но где же она? Они наводили бесконечные справки, вначале робко, затем все более отчаянно и неистово, звонили в разные города, вызывали ее адвокатов, с которыми она назначила встречу, обращались в больницы и полицейские участки, организовали поисковые партии из Маунт Мун, завершившиеся сильнейшим приступом у Артура Рубрика, потом он отказался от квалифицированной сиделки и вообще от кого-либо, кроме Теренции Линн и Маркинса, - все эти события следовали друг за другом, и, наконец, достигли апогея в последней зловещей находке.
В то время как разворачивалась эта тема, Аллейну показалось, что настроение у небольшой компании, собравшейся в кабинете, изменилось. Сначала говорил только Дуглас. Затем один за другим, поначалу неохотно, затем все более свободно в беседу вступили и другие, словно после долгого воздержания они решили выговориться. После печального открытия события разворачивались следующим образом: сбор сведений, приезд и постоянное присутствие полиции и немалые трудности в организации открытой похоронной процессии. Когда Дуглас, на которого, видимо, все это произвело сильное впечатление, стал описывать саму процессию - "было три духовых оркестра", Фабиан поразил окружающих взрывом неуместного смеха. Он, буквально давясь от хохота, бормотал, запинаясь:
- Это было ужасно… отвратительно… подумать только, что с ней произошло… и три духовых оркестра… О Боже, это какой-то инфернальный комизм! - его внезапно передернуло.
- Фабиан! - прошептала Урсула, обняв его и прижимая к своим коленям. - Милый Фабиан, пожалуйста, не надо!
Дуглас уставился на Фабиана, затем отвернулся в смущении.
- Но почему ты это так воспринимаешь? Это была дань памяти. Она была очень популярной личностью. Мы должны были пойти на это. Собственно говоря…
- Продолжай, Дуглас, - сказала Теренция.
- Подожди, - произнес Фабиан, - надо объяснить. Сейчас моя очередь. Я хочу объяснить.
- Нет! - воскликнула Урсула. - Пожалуйста, не надо!
- Мы договорились, что будем рассказывать все. Мне надо объяснить, почему я влез в эту игру. Ведь все равно вопросы возникают на каждом шагу. Надо это объяснить, а потом следовать дальше.
- Не надо!
- Нет, надо, Урси. Пожалуйста, не перебивай меня, это слишком серьезно. И, в конце концов, не так уж глупо.
- Мистер Аллейн поймет. - Урсула просительно смотрела на Аллейна, все еще обнимая Фабиана за плечи. - Это у него после войны. Он был очень болен после Дюнкерка. Вы должны понять.
- Ради Бога, заткнись, дорогая, и дай мне рассказать…
- Но это безумие. Я не позволю, Фабиан! Я тебе не позволю.
- Ты не можешь остановить меня.
- Какого черта здесь вся эта возня? - рассердился Дуглас.
- Это насчет того, - сказал Фабиан, - убивал я вашу тетю Флосси или нет. А теперь придержите языки и послушайте.
Глава 4
ФЛОРЕНС РУБРИК ОТ ФАБИАНА
Сидя на полу и потирая колени, Фабиан начал свой рассказ. Сначала он запинался, и губы его дрожали. В таких случаях он останавливался, хмурился и без всякого выражения повторял фразу, на которой сбился, пока, наконец, не овладел собой и не заговорил более собранно.
- Я, кажется, говорил вам, - сказал он, - что получил трещину черепа при Дюнкерке. Я также упоминал, не так ли, что вскоре после выздоровления мне предложили весьма своеобразную работу в Англии. Именно тогда я впервые задумался о магнитных взрывателях для противовоздушных снарядов, которые, собственно говоря, и послужили основой для нашей драгоценной установки Икс. Я думаю, что, если б дела пошли нормально, я бы занялся этим еще в Англии, но, увы…
Однажды утром я пошел на работу, у меня раскалывалась голова. Очень удачное выражение. Это именно то, что с ней происходило. У меня уже бывали подобные состояния, и я пытался просто не обращать на них внимания. Я сидел за столом, изучая инструкции старшего офицера и пытаясь сосредоточиться. Я помню, что положил перед собой лист бумаги. Далее последовал пробел, точнее, провал. На меня попеременно накатывали волны света и тьмы. Наконец я вышел на свет и оказался где-то на дороге, перед воротами, за несколько минут ходьбы от своего подразделения. Ворота были очень высокими, из восьми прутьев, а сверху была пропущена проволока с электрическим током. За ними располагалась военная территория. Должно быть, я полез вверх. Я был совершенно вне себя. Словно отрезан от собственного сознания. Через некоторое время я взглянул на часы. Прошел час. Я взглянул на свою правую руку и увидел, что пальцы в чернилах. Затем я отправился домой в полуобморочном состоянии. Я позвонил в свое учреждение, и, видимо, голос у меня был очень странный, потому что наутро явился армейский врач и осмотрел меня. Он сказал, что трещина в черепе дает о себе знать. У меня сохранился рапорт, который он оформил для моей демобилизации. Вы можете взглянуть на него, если хотите. Пока он находился возле меня, пришло письмо. Оно было написано мне мною самим. Надо сказать, ощущение не из приятных. Когда я вскрыл конверт, из него выпали шесть листов проштемпелеванной конторской бумаги. Они были испещрены буквами и цифрами. Это была полнейшая бессмыслица, разрозненные отрывки записей и вычислений, все подряд. Я показал это доктору. Он был очень заинтересован - и немедленно выставил меня из армии. Тут-то и появилась Флосси.
Фабиан помолчал с минуту, уткнув подбородок в колени.
- Было еще два подобных случая, - продолжал он. - Один - на судне. Урси говорит, что увидела, как я карабкался куда-то. В тот раз из кают-компании на верхнюю палубу. Не помню, говорил ли я, что я был контужен при Дюнкерке, когда взбирался по веревочной лестнице на спасательное судно. Иногда я задумываюсь, нет ли связи между этими моментами. Урси не могла заставить меня спуститься, поэтому она осталась со мной. Я, кажется, бродил туда-сюда и всем мешал. Потом я на что-то очень рассердился и пообещал изгнать чертей из Флосси. Это стоит запомнить, мистер Аллейн. В самом деле, распоряжения Флосси во время плавания были мелочными и докучливыми. Вроде бы Урси удалось меня успокоить. Когда я пришел в себя, она помогла мне вернуться в каюту. Я взял с нее слово не рассказывать Флосси. Корабельный доктор был очень занят, его мы тоже не стали беспокоить.
Затем - последний приступ. Я думаю, вы догадались. Это произошло в тот вечер, когда я, собственно говоря, ползал по овощным грядкам в поисках потерянной брошки. К сожалению, Урси рядом не было. Возможно, когда я бродил там, уткнувшись носом в землю, я потерял равновесие или что-то вроде этого. Я не знаю. Я помню только услышанный мною спор девушек на нижней тропе, а потом неожиданно я погрузился во тьму, и после обычного провала в никуда - это жуткое, омерзительное чувство всплывания на поверхность. Я оказался в противоположном конце огорода, под тополем, полумертвый и весь в царапинах. Я услышал возглас дяди Артура: "Вот она! Я нашел ее!" Затем раздались выкрики остальных. Я собрался с духом и заковылял им навстречу. Уже почти стемнело. И они не видели моего лица, которое, я уверен, было классического болотно-зеленого оттенка. Во всяком случае, все бурно торжествовали по поводу этой проклятой брошки. Я прополз в дом вслед за ними и деликатно выпил содовой водички, в то время как все пили рейнвейн, а дядя Артур - виски. Он был очень измучен, бедняга… Поэтому никто не заметил моего состояния, кроме… - Он слегка отодвинулся от Урсулы и теперь смотрел на нее с невыразимо нежной улыбкой. - Кроме Урсулы. Она обратила внимание на мое сходство с покойником и утром сказала мне об этом. Я объяснил, что у меня был еще один "припадок", как бедная Флосси называла их.