На противоположной стороне улицы стояла видавшая виды машина Шарпов, выставив на всеобщее обозрение отличное от всех прочих переднее колесо. А на заднем сидении, на своем обычном месте, восседала миссис Шарп с обычным для нее выражением слабого протеста против подобного средства передвижения. Машина стояла у входа в бакалейную лавку, куда Марион, вероятно, зашла за покупками. Похоже, машина только что подъехала, а то Бен Карли заметил бы ее раньше, но неподалеку уже маячили, облокотившись на велосипеды, два посыльных мальчишки и смаковали неожиданное бесплатное зрелище. Количество зевак росло прямо на глазах: люди выходили из магазинов, и новость передавалась из уст в уста.
- Какая немыслимая глупость! - рассердился Роберт.
- Вовсе не глупость, - сказал Карли, не отрывая глаз от сцены. - Жаль, это не мои клиенты.
Он полез в карман за мелочью, чтобы расплатиться за кофе, а Роберт выскочил на улицу. Когда он подбежал к машине, Марион как раз выходила из лавки.
- Миссис Шарп, - сурово сказал он, - вы поступаете крайне неразумно. Этим вы лишь усугубляете…
- Доброе утро, мистер Блэр, - вежливым светским тоном сказала она. - Вы уже пили кофе или, может, пойдете вместе с нами в "Энн Болейн"?
- Мисс Шарп! - сказал Роберт, обращаясь к Марион, которая укладывала покупки на сиденье. - Поймите же, вы поступаете глупо.
- Я, право, не знаю, глупо или нет, но, по-моему, мы должны это сделать. Может, из-за нашей уединенной жизни мы ведем себя как дети, но вдруг выяснилось, что мы обе не можем забыть оскорбления, которое нам нанесли в "Энн Болейн". Это обвинение без суда и следствия.
- Мы страдаем духовным несварением, мистер Блэр, - сказала миссис Шарп. - И излечить нас может только волос собаки, которая нас укусила. То есть чашка изумительного кофе мисс Трулав.
- Но это так неуместно! Неужели…
- Мы полагаем, что в половине одиннадцатого утра в "Энн Болейн" как раз много свободных мест, - едко парировала миссис Шарп.
- Не волнуйтесь, мистер Блэр. Это всего лишь жест. Мы только выпьем символическую чашку кофе в "Энн Болейн" - и ноги нашей больше не будет в этом заведении. - Марион, как всегда, все обращала в шутку.
- Но вы лишь представите им бесплатное…
Миссис Шарп прервала его, не дав ему договорить:
- Мы поняли, что жить запертыми в четырех стенах не можем и не хотим, и поэтому пусть привыкают к этому зрелищу.
- Но…
- Скоро они вдоволь насмотрятся на монстров и перестанут обращать на них внимание. Когда жирафа видишь раз в году - это зрелище, а когда видишь его изо дня в день, он становится частью пейзажа. Вот и мы намереваемся стать неотъемлемой частью милфордского пейзажа.
- Ладно, пусть так, становитесь частью пейзажа. Но пока сделайте мне одно одолжение. - На окнах раздвигались занавески, и выглядывали любопытные лица. - Оставьте вашу затею с кофе в "Энн Болейн", хотя бы на сегодня, и давайте вместе попьем кофе в "Розе и короне".
- Я бы с восторгом выпила кофе в вашей компании, мистер Блэр, но это ничуть не облегчит духовное несварение, столь губительное для моего здоровья.
- Мисс Шарп, я прошу вас. Ведь вы сами говорили, что ведете себя по-детски, и я, как ваше доверенное лицо, прошу вас о личном одолжении - оставьте вашу затею с кофе в "Энн Болейн".
- Это просто шантаж, - заметила миссис Шарп.
- Однако он ненаказуем, - сказала Марион, улыбнувшись Роберту. - Итак, мы идем пить кофе в "Розу и корону". - Она вздохнула. - А я как раз вошла в образ!
- Ну и ну! - раздалось сверху. На этот раз это был не Карли, и в голосе звучало не восхищение, а возмущение.
- Здесь нельзя ставить машину, - сказал Роберт. - Во-первых, это против правил, а во-вторых, машина - чуть ли не главная улика.
- Мы вовсе не собирались оставлять здесь машину, - сказала Марион. - Мы хотели отвезти ее в гараж, чтобы Стэнли посмотрел, можно ли там что-нибудь подкрутить. Стэнли весьма невысокого мнения о нашей машине.
- Надо думать. Хорошо, я еду вместе с вами, и, если можно, давайте поскорее, а то нас задержат за то, что мы тут собрали толпу.
- Бедный мистер Блэр, - сказала Марион, заводя машину. - Как ужасно перестать быть частью пейзажа после стольких лет слияния с ним!
Она говорила без всякого ехидства, с искренним сожалением, но эта фраза больно уколола его, и пока они сворачивали на Син Лейн, пропускали пять лошадей и пони, резво выбегавших из конюшни, и, наконец, не въехали в гараж, он все время думал о ней.
Навстречу вышел Билл, вытирая на ходу руки масляной тряпкой.
- Добрый день, миссис Шарп. Рад вас видеть. Добрый день, мисс Шарп. Здорово вы перевязали Стэнли. Края раны такие ровные, будто их зашили. Вам следовало стать медсестрой.
- Что вы! У меня не хватает терпения на капризы людей. А вот хирургом смогла бы. На операционном столе очень не покапризничаешь.
Появился Стэнли и, не обращая внимания на женщин, которых считал теперь своими людьми, сразу же занялся машиной.
- Когда вы вернетесь за этой развалиной? - спросил он.
- Часа хватит? - спросила Марион.
- Да с ней и за год не управиться, но я постараюсь сделать, что можно, за час. - Он взглянул на Роберта. - Ну что там новенького на скачках?
- Мне советуют ставить на Бали Буш.
- Глупости, - сказала миссис Шарп. - Когда дело доходит до борьбы, потомство Гиппократа никуда не годится. Они ломаются.
Все мужчины уставились на нее в полном изумлении.
- Вы увлекаетесь скачками? - спросил Роберт, не в силах этому поверить.
- Нет, я интересуюсь лошадьми. Мой брат занимался разведением чистокровных лошадей. - Взглянув на них, она коротко рассмеялась. - А вы что, думали, я ложусь спать с Библией, мистер Блэр? Или с книгой по черной магии? Ничего подобного - на сон грядущий я читаю в газете страницу, посвященную скачкам. И я очень советую Стэнли поберечь свои деньги и не ставить на Бали Буш (кстати, эта кляча вполне заслуживает такую жуткую кличку).
- А на кого же тогда ставить? - деловито осведомился Стэнли.
- Говорят, лошади умны хотя бы потому, что не ставят на людей. Но раз уж вы жить не можете без этих глупостей, поставьте на Комински.
- На Комински? - удивился Стэнли. - Да разве у него хорошие шансы?
- Вы вольны сами решать, как распорядиться своими деньгами, - сухо сказала она. - Так мы ждем, мистер Блэр?
- Ладно, - сказал Стэнли. - Поставлю на Комински. Считайте, что десятая часть выигрыша ваша.
Они отправились в "Розу и корону" пешком. Когда после довольно уединенной Син Лейн они вышли на центральную улицу, Роберт почувствовал себя таким же беззащитным, как в детстве во время воздушной тревоги. Тогда ночью ему казалось, что он один на белом свете, и именно на него направлено все зло и спрятаться от него негде. Так и теперь, в солнечный летний день, идя по улице, он чувствовал себя таким же беззащитным под прицелом враждебных глаз. Глядя на Марион, которая с беззаботным видом (во всяком случае, внешне) шла рядом, ему стало стыдно, и хотелось верить, что его смущение не так очевидно. Он старался говорить как можно более непринужденно, но, зная, как легко она читает его мысли, чувствовал, что и на сей раз провести ее не удастся.
В кафе никого не было, только официант, появившийся забрать шиллинг, оставленный на столике Беном Карли. Они уселись за черный дубовый стол, в центре которого стояла ваза с желтофиолями, и Марион сказала:
- Знаете, а нам уже вставили стекла.
- Знаю, мне сказал констебль Ньюзэм, он зашел ко мне по дороге домой. Отличная работа.
- Вы что, дали им взятку? - спросила миссис Шарп.
- Нет, просто я сказал, что стекла выбили хулиганы. Если бы их выбило ураганом, вам бы еще долго пришлось без них обходиться. Ураган - стихийное бедствие, значит, с ним нужно мириться. А вот хулиганство - это совсем другое, с этим нужно что-то делать. Отсюда и новые стекла. Жаль, с остальным все не так легко и просто.
Он не заметил, как изменился его тон, но Марион внимательно посмотрела ему в лицо и спросила:
- Что-то случилось?
- Боюсь, что да. Я как раз хотел сообщить вам об этом. "Ак-Эмма", похоже, исчерпала себя - сегодня всего одно письмо и то довольно сдержанное; и теперь, когда "Ак-Эмме", наконец, надоело дело Бетти Кейн, за него принимается "Наблюдатель".
- Все выше! - сказала Марион. - Прелестная картина: "Наблюдатель" выхватывает факел из слабеющих рук "Ак-Эммы".
- Бен Карли сформулировал это иначе: "Наблюдатель" идет по стопам "Ак-Эммы", - по сути то же самое.
- А у вас есть свои шпионы в "Наблюдателе" мистер Блэр? - осведомилась миссис Шарп.
- Нет, это узнал Невиль. Они собираются опубликовать письмо его будущего тестя, епископа ларборского.
- Ба! - воскликнула миссис Шарп. - Тоби Берн.
- А вы его знаете? - спросил Роберт и подумал: в ее тоне столько желчи, что попади она на полированное дерево, лак тут же бы облез.
- Он учился вместе с моим племянником, сыном моего брата-коновала. Ну, конечно, это он, Тоби Берн. Он все такой же.
- Насколько я могу судить, вы его не слишком жалуете.
- Собственно, я его не знаю. Он как-то приехал на каникулы вместе с племянником, но больше его ни разу не приглашали.
- Вот как?
- Он сделал для себя открытие, что конюхи встают с петухами, и пришел в ужас. Да это рабство, сказал он, и начал агитировать их бороться за свои права. Если вы объединитесь, взывал он, ни одна лошадь не выйдет из конюшни раньше девяти утра. Конюхи потом не один год представляли его в лицах, но мы больше его не приглашали.
- Да, он не изменился, - согласился Роберт. - Он использует все те же методы: чем меньше он знает о предмете своей заботы, тем сильнее любит. Невиль считает, что сделать ничего уже нельзя: епископ написал письмо, а то, что епископ написал, нельзя выбросить как ненужную бумагу. Но я не могу вот так сидеть сложа руки и ждать; поэтому я после ужина позвонил ему и как можно тактичнее заметил, что он занялся весьма сомнительным делом и тем самым наносит вред двум невинным людям. Но я зря все это затеял. Он сказал, что "Наблюдатель" существует для того, чтобы каждый мог свободно высказать свое мнение, и сделал вывод, что я против такой свободы. В заключение я спросил, может, он одобряет и суд Линча - ведь, судя по его поступкам, он как раз его и готовит. Это я сказал уже потом, когда понял, что надежды нет, и перестал быть тактичным. - Он взял чашку кофе, который ему налила миссис Шарп. - Далеко ему до своего предшественника - тот слыл грозой всех грешников в пяти графствах, не говоря уже о том, что это был настоящий ученый муж.
- А как же Тоби Берн получил сан епископа? - полюбопытствовала миссис Шарп.
- Думаю, в его продвижении по службе не последнюю роль сыграл "Клюквенный Соус Коуэна".
- Ну конечно. Я и забыла, кто его жена. Вам с сахаром, мистер Блэр?
- Кстати, вот еще два ключа для ваших ворот. С вашего позволения один я оставлю себе. А другой советую отдать в полицию, чтобы они в случае необходимости могли к вам заглянуть. Считаю также необходимым сообщить вам, что у нас теперь есть частный детектив. - И он рассказал, как в половине девятого утра у входа в контору встретил Алекса Рамсдена.
- Пока никто не узнал фотографию в "Ак-Эмме" и не сообщил в Скотланд Ярд? - спросила Марион. - Я так на это надеялась.
- Пока нет. Но, может, еще сообщат.
- Вот уже пять дней, как ее напечатали. Если бы кто-то узнал девушку, давно бы уже сообщили.
- Вы не учитываете, что некоторые используют старые газеты как обертку. Кто-нибудь развернет сверток с чипсами и подумает: "Да где же я мог ее видеть?" Или газеты постелили на дно ящиков в отеле… Не теряйте надежды, мисс Шарп. С помощью Господа Бога и Алекса Рамсдена мы в конце концов победим.
Она пристально посмотрела на него.
- Вы на самом деле так думаете? - спросила она так, словно столкнулась с новым для себя явлением и пытается его оценить.
- Да, я так думаю.
- Вы верите в торжество справедливости?
- Верю.
- Почему?
- Не знаю. Наверно, потому что по-другому и быть не может. Вот и все мои аргументы.
- А вот я больше уверовала бы в Бога, если бы он не дал Тоби Берну сан епископа, - вставила миссис Шарп. - Между прочим, когда напечатают его письмо?
- В пятницу утром.
- Я просто сгораю от нетерпения.
15
В пятницу днем Роберт уже не был так уверен в торжестве справедливости.
Его веру пошатнуло не само письмо епископа. В сущности, случившееся в пятницу выбило почву из-под ног епископа, и если бы еще в среду утром Роберту сказали, что он будет горько сожалеть об этом, он бы ни за что не поверил.
В этом письме его преосвященство был, как всегда верен себе. "Наблюдатель" традиционно противостоит насилию, писал он, и остается верен своим идеалам, но бывают случаи, когда насилие есть симптом глубоких социальных волнений, недовольства и нестабильности. Взять, к примеру, недавнее дело в Наллабаде. (В этом деле "социальные волнения, недовольство и нестабильность" нашли свое отражение в поведении двух воров: не сумев найти опаловый браслет, который собирались украсть, они убили в отместку семь спящих обитателей дома). Несомненно, бывают моменты, когда пролетариат чувствует себя беспомощным перед ликом зла, и нет ничего удивительного, что наиболее страстные натуры вынуждены прибегать к различным формам протеста. (Роберт подумал, что Билл и Стэнли вряд ли бы признали в ночных громилах "страстные натуры", а "различные формы протеста" применительно к перебитым окнам первого этажа - сказано весьма мягко). Люди же, виновные в волнениях ("Наблюдатель" обожал эвфемизмы: волнения, неимущие, неразвитые, несчастные - когда весь мир говорил о насилии, нищих, умственно отсталых и проститутках; тут Роберту пришло в голову, что "Ак-Эмму" и "Наблюдателя" роднит их вера в то, что все проститутки - нежные майские розы, случайно ступившие на путь порока), - люди же, виновные в беспорядках, - это вовсе не те обманутые, которые так демонстративно проявляют свое недовольство, а власть предержащие, чья слабость, неумение и нежелание выполнять свой долг выражаются, в частности, в деле, не доведенном до конца. Согласно незыблемой английской традиции, мало того, чтобы свершилась справедливость, необходимо, чтобы все видели ее торжество, то есть открытый судебный процесс.
- А кто же, по его логике, выиграет, если полиция угробит массу времени на подготовку дела к суду, притом дела, заранее обреченного на провал? - спросил Роберт Невиля, который стоял и читал письмо через его плечо.
- Нам это было бы даже на руку, - сказал Невиль. - Похоже, он об этом не подумал. Если полицейский судья отклонит дело, трудно будет избавиться от мысли, что его бедная избитая малютка рассказывает небылицы. Ты уже читал про синяки?
- Нет еще.
Синяки появились ближе к финалу. "Тело несчастной, невинной юной девушки, покрытое синяками" есть вопиющий обвинительный приговор закону, который был не в силах защитить ее и теперь не в силах наказать виновных. По мнению его преосвященства, необходимо внимательнейшим образом проследить за всем ходом дела.
- Представляю, как сегодня утром обрадовались в Скотланд Ярде, - сказал Роберт.
- Сегодня днем, - поправил его Невиль.
- Почему днем?
- Да потому, что в Скотланд Ярде не читают такую дешевку как "Наблюдатель". Они его и не увидят, если его им не пришлют.
Однако, как выяснилось, там его все-таки увидели. Грант прочел газету в поезде. Он купил "Наблюдатель" и еще три газеты в киоске на вокзале - и не потому, что они ему так понравились, а потому, что у него не было выбора: кроме них в киоске были только иллюстрированные журналы с красотками в купальниках на обложках.
Роберт вышел из конторы и отправился во Франчес, захватив с собой "Наблюдатель" и утренний номер "Ак-Эммы", которая, очевидно, совершенно утратила к делу всякий интерес. После последнего умеренного письма в среду они вообще не обмолвились о Франчесе ни единым словом. День был отличный: трава во дворе казалась неестественно зеленой, грязновато-белый фасад дома в лучах солнца приятно преобразился, а отраженный от розового кирпича свет наполнял скромно обставленную гостиную теплом и уютом. Они сидели втроем, весьма довольные всем. "Ак-Эмма", наконец, прекратила свои нападки, письмо епископа оказалось не таким и ужасным, на них работает Алекс Рамсден и, наверняка, рано или поздно раскопает факты, которые помогут снять с них обвинение; наступает лето, а значит, - короткие ночи; Стэнли, "такой милый", очень им помогает; вчера они опять ненадолго ездили в Милфорд; в исполнение своего плана стать частью пейзажа, а ничего ужасного не произошло - так, косые взгляды да замечания вслух. Короче, общее настроение было таково, что все могло бы быть и хуже.
- Ну и какой, по-вашему, будет результат? - спросила Роберта миссис Шарп, тыча костлявым пальцем в страницу писем "Наблюдателя".
- Думаю, минимальный. Я так полагаю, что даже на епископа там сейчас посматривают искоса. Он очень навредил себе, когда защищал Махоуни.
- А кто это, Махоуни? - спросила Марион.
- Как, вы не помните Махоуни? Это ирландский "патриот", который подложил бомбу в корзину на велосипеде одной женщины на оживленной улице в Англии; четырех человек разорвало на куски, в том числе и женщину, ее потом опознали по обручальному кольцу. По мнению епископа, Махоуни не убийца, а заблудшая душа; представьте себе, он боролся за угнетенное меньшинство - ирландцев, и мы не должны делать из него мученика. Тут он несколько перегнул - даже "Наблюдатель" такое скушать не в силах, и, насколько я знаю, престиж епископа здорово пошатнулся.
- Удивительно, как быстро мы забываем то, что нас не касается! - сказала Марион. - А Махоуни повесили?
- К счастью, повесили - чем он сам был весьма неприятно удивлен. Сколько его предшественников пользовались тем, что мы не должны делать из них мучеников, они даже перестали считать убийство опасным занятием. Оно стало таким же безопасным, как банковское дело.
- Кстати, о банках, - сказала миссис Шарп. - Я считаю, вам необходимо быть в курсе наших финансовых дел. Поэтому вам следует связаться с конторой мистера Кроули в Лондоне, которая занимается нашими делами. Я напишу туда и попрошу, чтобы они вас со всем ознакомили и вы знали, чем мы располагаем, и могли сделать письменные распоряжения, как нам следует потратить наши сбережения, чтобы защитить свое доброе имя. Правда, у нас на этот счет были совсем другие планы.
- Слава Богу, у нас хотя бы есть, что тратить, - сказала Марион. - Что бы мы делали в такой ситуации без гроша за душой?
На этот вопрос Роберт не рискнул ответить.
Он взял адрес конторы Кроули и пошел домой обедать с тетей Лин; впервые с прошлой пятницы, когда он на столе у Билла увидел первую страницу "Ак-Эммы", у него поднялось настроение. Он чувствовал себя как человек, попавший в сильный шторм, когда шторм начинает стихать: он еще не кончился, и еще долго будет плохо, но уже виден просвет, а всего минуту назад не было ничего, кроме жуткой тьмы вокруг.