- Рыжеволосая девица из Вегаса, путавшаяся с гангстерами, неталантливая актриса-блондинка, невзрачная медсестра-брюнетка, - пробормотал инспектор. - Едва ли между ними много общего.
- Кое-что есть. Все они очень крупные женщины. Амазонки.
- Ах вот оно что! Маленький человечек, который метит на гору Эверест. Парням вроде Бенедикта это, должно быть, придает ощущение силы - такое же, как когда они сидят за рулем мощного автомобиля.
- Мой невинный старичок, - усмехнулся Эллери. - Придется дать тебе пару книжек по сексуальной психологии… Джонни пригласил всех трех на уик-энд вместе со своим адвокатом для изменения завещания - по крайней мере, так он говорит, - и это явно его нервирует. Знаешь, папа, мне это не нравится.
Инспектор взмахнул стаканом:
- Знаешь, сынок, прекрати-ка свою беготню, садись и посмотри какой-нибудь фильм. А в уик-энд оставайся подальше от дел твоего друга Бенедикта - что бы они собой ни представляли!
* * *
Эллери держался молодцом, оступившись только один раз. В пятницу вечером, после обеда, он ощутил здоровое желание прогуляться.
- Я с тобой, - заявил инспектор, моментально поставив диагноз.
Когда они вышли из дому, Эллери устремился в сторону дичи, как гончая, но отец схватил его за руку.
- Сюда, - твердо сказал он. - Послушаем музыку ручья.
- Поэзия тебе не идет, папа. А если бы я хотел общаться с Эвтерпой, то воспользовался бы стереомагнитофоном.
- Эллери, ты не пойдешь к большому дому!
- Слушай, папа, я не собираюсь вторгаться к ним.
- Будь все проклято! - рявкнул старик и шагнул назад к коттеджу.
* * *
- Ну? - осведомился он, когда Эллери вернулся.
- Что "ну", папа?
- Что там происходит?
- Я думал, что тебя это не интересует.
- Я не говорил, что не интересует. Я только сказал, что мы не должны в это впутываться.
- Дом освещен, как Таймс-сквер. Но девичьего смеха не слышно. На вечеринку не слишком похоже.
- По крайней мере, тебе хватило ума повернуться и уйти, - буркнул инспектор.
В субботу сразу после полудня, когда старик собирался вздремнуть, в дверь постучали. Открыв ее, Эллери увидел очень высокую худощавую блондинку с пустым лицом манекенщицы.
- Я миссис Джонни Бенедикт Вторая, - сообщила она тягучим голосом, как показалось Эллери, имитируя произношение жителей Юга.
- Разумеется. Вы Одри Уэстон, - отозвался он.
- Это мое профессиональное имя. Могу я войти? Эллери посмотрел на отца и отошел в сторону.
Инспектор быстро шагнул вперед.
- Я Ричард Квин, - представился он. Старик всегда замечал хорошеньких девушек, а эта была красивее многих, несмотря на черты словно вылепленные по шаблону, как у куклы.
- Инспектор Квин, не так ли? Джонни рассказал нам, что вы двое остановились в гостевом коттедже, но пригрозил свернуть нам шеи, если мы не оставим вас в покое. Поэтому я, конечно, пришла. - Она устремила на Эллери серые, почти бесцветные глаза. - Вы не собираетесь предложить мне выпить, доогой?
Одри Уэстон вовсю использовала свои глаза и руки. Очевидно, кто-го сказал ей, что она похожа на Теллулу Бэнкхед, и это произвело на нее неизгладимое впечатление.
Эллери протянул ей "Джек Дэниелс", и Одри опустилась на стул, закинув ногу на ногу и держа длинную тлеющую сигарету длинными пальцами с длинными ногтями вместе с бокалом. На ней были свободная шелковая блузка модной яркой расцветки и мини-юбка из телячьей кожи. Жакет из такой же кожи был наброшен на плечи.
- Вас не интересует, почему я не послушалась Джонни? - осведомилась она.
- Я не сомневался, что до этого дойдет, мисс Уэстон, - улыбнулся Эллери. - Должен сразу предупредить вас, что мы с отцом находимся здесь по любезному приглашению Джонни с целью оказаться подальше от проблем. У вас проблема, не так ли?
- Если так… - начал инспектор.
- Пропало мое вечернее платье, - сообщила Одри Уэстон.
- Что значит "пропало"? - спросил Эллери. - Потерялось?
- Исчезло.
- Украдено?
- Хотите услышать подробности, дорогой?
- Ну, раз уж вы здесь…
- Это платье стоило мне бешеных денег. Копия "Орбаха" по оригиналу Живанши, черное с блестками и с вырезом до пупка. Я хочу получить его назад! Уверена, что его украли. Такое платье не теряют - во всяком случае, я.
Ее речь сопровождалась энергичными жестами и позами, от которых Эллери почувствовал усталость.
- Вероятно, этому есть простое объяснение, мисс Уэстон. Когда вы видели платье последний раз?
- Вчера вечером я надевала его к обеду. Джонни любит соблюдать формальности, когда в доме женщины, даже если это его бывшие жены.
Очевидно, она намеревалась вытянуть что-то из Джонни-Би в этот уик-энд - а может, и все три… Эллери постарался выбросить это предположение из головы. Ведь он не расследует дело, да и дела никакого нет. Или есть?
- Перед тем как лечь спать, я повесила платье в свой стенной шкаф, и утром, когда я одевалась, оно еще висело там. Но когда я поднялась после завтрака, чтобы переодеться, платья уже не было. Я обыскала всю комнату, но оно исчезло.
- Кто еще находится в доме?
- Эл Марш, разумеется, Джонни и две других бывших жены - эта бродяжка Кемп и Элис Тирни, деревенщина из Райтсвилла, - не знаю, что Джонни в ней нашел… Да, и двое из города - как бы горничная и дворецкий, но вчера вечером они отправились домой, когда все убрали. Утром они вернулись, и я спросила обоих о моем платье. Они посмотрели на меня так, словно я из ума выжила.
"Если один из них Моррис Ханкер, беби, - усмехнулся про себя Эллери, - ты еще ничего не видела".
- А других вы расспрашивали?
- По-вашему, я прямиком из страны дураков? Что хорошего из этого бы вышло, дорогой? Тот, кто стянул платье, стал бы это отрицать, а остальные… о, это было бы слишком неловко! Не могли бы вы найти для меня это платье, не поднимая суеты? Я бы сама пошарила в спальнях Марши и Элис, но меня бы наверняка застукали, а я не хочу, чтобы Джонни думал… Ну, вы понимаете, что я имею в виду, мистер Квин.
Эллери понятия об этом не имел, но кивнул из вежливости. Что касается инспектора, то он наблюдал за Эллери, как психиатр за пациентом, который то ли свернется в позе зародыша, то ли бросится на врача.
- Больше у вас ничего не пропало?
- Нет, только платье.
- Мне кажется, - сказал инспектор Квин, - что его по какой-то причине позаимствовала мисс Кемп или мисс Тирни, и если вы спросите у них…
- Вижу, вы ничего не знаете о парижских фасонах, инспектор, - протянула модель-актриса. - Такое платье - как картина Рембрандта. Его нельзя надеть, не выдав себя. Так зачем же его красть? Вот в чем тайна.
- Как насчет горничной? - спросил Эллери.
- Этой бочки? В ней пять футов два дюйма роста и двести фунтов веса.
- Я подумаю, что могу сделать, - пообещал Эллери.
Одри Уэстон разыграла сцену ухода соблазнительно и эмоционально, оставив за собой аромат духов "Мадам Роша". Как только она удалилась, инспектор рявкнул:
- Не вздумай, Эллери, портить свой и мой отпуск поисками какого-то дурацкого вечернего платья!
- Но я обещал…
- Значит, ты не сдержишь слово, - прервал инспектор, усаживаясь с местной газетой, которую Эллери купил в Хай-Виллидж.
- Мне казалось, ты собирался вздремнуть.
- Эта бабенка вышибла из меня весь сон. Надеюсь, больше нас не потревожат.
Но надежда оказалась тщетной. В тринадцать минут второго в дверь снова постучали, и глазам Эллери представилось видение, состоящее из округлости, изгибов и натуральных рыжих волос. Видение отличалось солидными размерами. Женщина была почти такой же высокой, как Эллери, и с фигурой шоу-герл, танцующей в задних рядах, - с длинными мускулистыми ногами, крутыми бедрами и бюстом мэнсфилдских пропорций. Для пущего эффекта она набросила пальто поверх трусиков и бюстгальтера, демонстрируя изрядную долю прелестей. Зато пламенеющие волос были скромно повязаны косынкой.
- Вы Марша Кемп, - сказал Эллери.
- Откуда вы знаете? - отозвалась посетительница глубоким, хриплым, чисто нью-йоркским голосом - из самого сердца Бронкса, догадался Эллери. В ее зеленых глазах сверкал гнев.
- Я получил заблаговременное описание, мисс Кемп, - усмехнулся Эллери. - Входите. Это мой отец, инспектор Квин из нью-йоркского полицейского управления.
- Дедуля, легавый - как раз то, что мне нужно! - воскликнула Марша Кемп. - В жизни не догадаетесь, что со мной случилось! Да еще в доме Джонни-Би!
- Что именно? - осведомился Эллери, игнорируя взгляд отца.
- Какой-то гад спер мой парик!
- Ваш парик? - невольно переспросил инспектор.
- Зеленый парик! Этот кусок пакли обошелся мне в полтораста баксов! Сегодня утром я спустилась к завтраку или ленчу - не знаю, как это называется, - а когда поднялась, парика как не бывало! Можете себе представить? Я чуть с ума не сошла от злости. Мне нужно выпить. Чистый бурбон, малыш Квини, и поскорее!
Эллери налил ей порцию бурбона, способную заставить пошатываться кентуккийского полковника. Женщина выпила его залпом, как молоко, и протянула стакан. Эллери налил вторую порцию, и она схватила стакан сильными руками.
- Когда вы последний раз видели ваш парик, мисс Кемп?
- Вчера вечером я надевала его к обеду с зеленым платьем из ламе. Джонни нравится, когда его женщины ходят разодетыми в пух и прах. Парик был на моем туалетном столике, когда я спускалась сегодня утром, а когда поднялась, он словно испарился. Не знай я, как Джонни ненавидит скандалы, я бы распотрошила весь багаж этих сучек! Можете потихоньку отыскать мой парик, Эллери? Так, чтобы Джонни не знал?
- А вы не могли потерять его? - с надеждой спросил инспектор.
- Вот еще! Как можно потерять зеленый парик?
- Платье и парик… - пробормотал Эллери, когда дверь закрылась за рыжеволосой посетительницей. - У каждой из первых двух жен что-то исчезло. Возможно, и у третьей…
- Сынок, - с не слишком убедительным упреком прервал его отец. - Ты же обещал…
- Да, папа, но ты должен признать…
Теперь Эллери куда больше походил на себя - к нему вернулись пружинистая походка и искорки в глазах. Инспектор утешался мыслью, что, вероятно, это одна из тех маленьких проблем, имеющих простейшее объяснение, которая займет Эллери, покуда время и река не смоют окончательно пятна, оставленные делом Глори Гилд.
- Послушай, папа, - внезапно сказал Эллери во второй половине дня. - Если во всем этом есть хоть какая-то логика, у третьей жены тоже должно что-то пропасть. Пожалуй, я пройдусь…
- Ладно, сынок, - вздохнул инспектор. - Я буду у ручья с удочкой.
За большим домом находился шестидесятифутовый плавательный бассейн. Он все еще был покрыт брезентом, но летняя мебель уже стояла на каменных плитках террасы, возникшей при реконструкции старого фермерского дома. Там Эллери обнаружил Элис Тирни, загорающую в шезлонге. Весеннее солнце пригревало, дул легкий ветерок, и ее щеки раскраснелись, словно она пролежала здесь уже немало времени.
Эллери узнал ее с первого взгляда. Во время одной из поездок в Райтсвилл ему пришлось побывать в больнице. Ухаживая за объектом его визита, Элис Тирни носила униформу медсестры, - это была крупная девушка с торсом солидных пропорций и чертами лица такими же невзрачными, как булыжники, которыми вымощены улицы Лоу-Виллидж, и столь же приятными для глаза.
- Едва ли вы помните меня, мисс Тирни.
- Конечно помню! - Девушка выпрямилась в шезлонге. - Вы великий Эллери Квин, божий дар Райтсвиллу.
- Не смейтесь надо мной. - Эллери опустился на стальной стул.
- Я и не думаю смеяться.
- Вот как? И кто же меня так называет?
- Очень многие. - Ее холодные голубые глаза поблескивали на солнце. - Конечно, я слышала, как некоторые говорят, что вы скорее дар дьявола, но брюзги есть повсюду.
- Вероятно, причина в том, что, когда я начал приезжать сюда, здесь возросла преступность. Закурите, мисс Тирни?
- Конечно нет. И вы тоже не должны курить… Проклятие! Никак не могу отделаться от профессиональной привычки читать нотации.
На девушке были жакет и слаксы мышиного цвета, которые ее не украшали, и Эллери подумал, что длинные прямые волосы тоже не подходят к ее лицу и габаритам. Однако это компенсировалось дружелюбием, которое, как он подозревал, она тщательно культивировала. Эллери мог понять, что Джонни Бенедикт с его поверхностным взглядом на женщин нашел ее привлекательной.
- Я так рада, что вы решили выйти из убежища, - оживленно продолжала Элис Тирни. - Джонни грозил нам всеми карами, если мы не оставим вас в покое.
- Вообще-то я пришел сюда только по одной причине: задать вопрос, который может показаться вам странным.
- Вот как? - Элис выглядела озадаченной. - Какой вопрос, мистер Квин?
Эллери склонился к ней:
- У вас сегодня что-нибудь пропало?
- Пропало? Что именно?
- Что-нибудь личное. Скажем, предмет одежды.
- Нет…
- Вы уверены?
- Ну, вообще-то я не проводила инвентаризацию. - Элис Тирни засмеялась, но умолкла, так как Эллери не засмеялся вместе с ней. - Вы серьезно, мистер Квин?
- Вполне. Не могли бы вы потихоньку подняться к себе в комнату, мисс Тирни, и проверить ваши вещи? Я бы предпочел, чтобы никто в доме не знал, что вы делаете.
Девушка встала, пригладила жакет и устремилась к дому.
Эллери ждал с терпением, обусловленным ситуацией, когда впереди маячит какая-то загадка, еще не приобретшая четких очертаний.
Элис вернулась через десять минут.
- Странно, - промолвила она, опускаясь в шезлонг. - Исчезла пара моих перчаток.
- Перчаток? - Эллери посмотрел на ее руки. - Каких именно, мисс Тирни?
- Белых длинных вечерних перчаток. Единственная пара, которую я взяла с собой.
- Вы уверены, что они у вас были?
- Я надевала их к обеду вчера вечером. - Ее щеки стали пунцовыми. - Джонни предпочитает, чтобы его женщины одевались безукоризненно. Он ненавидит неопрятность.
- Значит, белые вечерние перчатки. А еще что-нибудь пропало?
- Вроде бы нет.
- Вы проверили?
- Я просмотрела все вещи. Зачем кому-то могло понадобиться красть вечерние перчатки? В Райтсвилле от них мало толку. Я имею в виду - среди людей, которые воруют.
- Это, конечно, проблема. Прошу вас, мисс Тирни, никому не рассказывать о краже и о моих вопросах.
- Разумеется, если вы просите.
- Кстати, где все?
- Собираются ехать в аэропорт встречать мисс Смит - секретаршу Эла Марша. Она должна прилететь в половине шестого. Энни и Моррис готовят обед на кухне.
- Моррис Ханкер?
- Разве есть еще один Моррис? - Элис усмехнулась. - Очевидно, вы его знаете?
- Да. Но кто такая Энни?
- Энни Финдли.
- Финдли?..
- Ее брат Хомер держал гараж на Плам-стрит. Знаете, где граничат Хай-Виллидж и Лоу-Виллидж.
- Господи, Хомер Финдли и его "Эх, прокатитесь!". Как он поживает?
- Покоится в мире, - ответила мисс Тирни. - Сердечный приступ. Я закрыла ему глаза в больничной палате шесть лет назад.
Эллери удалился, размышляя о бренности всего земного и других вещах.
* * *
Инспектор Квин отправился на "кугуаре" в город и вернулся, гордый своей находкой. Он обнаружил неизвестный Эллери магазин, где продавали свежую рыбу и моллюсков.
- Не мороженых, сынок, - когда морозишь рыбу и особенно моллюсков, половина вкуса пропадает. Подожди, пока увидишь, какое меню я запланировал на сегодняшний вечер.
- Какое, папа?
- Я же сказал, подожди. Не будь таким любопытным.
То, что его отец подал к столу вечером, он сам назвал "ирландским буайесом", по мнению Эллери, ничем не отличавшимся от средиземноморской разновидности, за исключением того, что был приготовлен ирландцем, который исключил шафран ("Терпеть не могу эту желтую гадость!"). Обед был великолепным, и Эллери воздал ему должное. Но когда инспектор предложил отправиться в город и посмотреть "один из этих фильмов, где все бегают голыми", Эллери стал менее общительным.
- Почему бы тебе не пойти без меня, папа? Этим вечером я не в том настроении, чтобы смотреть кино, даже "где все бегают голыми".
- Ну и чем же ты займешься?
- Послушаю музыку. Может, выпью сливовицы, аквавита или еще чего-нибудь из запасов Джонни.
- Может, я доживу до завтра, - проворчал его отец, но, как ни странно, удалился.
"У старика еще есть либидо", - с удовлетворением подумал Эллери.
Он не собирался общаться с Моцартом, тремя "Б" или интернациональным содержимым бара Бенедикта. Как только звук мотора "кугуара" замер вдали, Эллери надел темный пиджак поверх белого свитера, взял фонарик в кладовой с инструментами, оставил свет в комнатах и играющую кассету в магнитофоне и выскользнул из коттеджа.
Луна только народилась, и тьма была такой глубокой, какой она может быть только в райтсвиллских лесах. Идя по тропинке к большому дому, Эллери прикрывал рукой свет фонаря. Вечер был сырым, и Эллери бы с удовольствием послушал симфонию лягушачьего кваканья, но, очевидно, сезон еще не наступил или же земноводных отпугивала прохладная погода, хотя официально весна началась уже неделю назад. Если бы инспектор спросил, чем он сейчас занимается, Эллери бы не смог дать исчерпывающий ответ. Он понятия не имел, какова его цель, но не мог выбросить из головы три кражи. А коль скоро они произошли в доме Бенедикта, его тянуло туда, как хиппи к марихуане.