В этих кражах ощущалось нечто чертовски логичное. Вечернее платье, модный парик и вечерние перчатки. Они соединялись друг с другом, как фрагменты картинки-загадки. Но трудность заключалась в том, что, собранные воедино, они не представляли собой ровным счетом ничего. Конечно, все три предмета обладали определенной ценностью, поэтому кражу по чисто материальным причинам не следовало сбрасывать со счета, но собеседник, сидящий в голове у Эллери, упрямо покачивал своей маленькой головой. То, что вещи украли с целью их носить, выглядело еще менее вероятным - если вором была одна из бывших жен, это означало, что она включила в число пропаж собственную вещь, дабы отвести от себя подозрения (абсурдная мысль, учитывая саму природу исчезнувших вещей), а если похитительницей была какая-то женщина из Райтсвилла, то где она могла бы носить украденное, не вызывая подозрений?
Морриса Ханкера Эллери исключил сразу же - старый янки не отобрал бы хлебной крошки у воробья, даже умирая с голоду. Энни Финдли, разумеется, была для него неизвестной величиной, и напрашивался простейший ответ, что толстая коротышка горничная, не ночующая в доме, не смогла противостоять искушению в виде платья с блестками, фантастического парика и нарядных перчаток. Но Эллери понимал, что Энни, как и Ханкер, зарабатывала на жизнь благодаря нанимателям типа Джона Бенедикта и в маленьком городке вроде Райтсвилла едва ли могла постоянно снисходить к подобным слабостям, не будучи быстро разоблаченной. Кроме того, вороватая наемная прислуга была явлением, практически неизвестным Райтсвиллу. Нет, Энни не годилась на роль виновной.
Тогда кто? Если это был какой-то бродяга, то он мог бы найти в доме Бенедикта куда более ценную и легко сбываемую с рук добычу, нежели платье с чужого плеча, зеленый парик и пара дамских вечерних перчаток (наверняка не первой свежести). Однако три женщины больше не сообщали ни о каких пропажах. А если бы что-то исчезло у Бенедикта или Марша, он бы уже слышал об этом.
Подобные внешне тривиальные загадки всегда приводили Эллери в отчаяние.
Он двинулся вокруг дома, стараясь ступать неслышно. Фасад и боковая сторона, где должны были находиться кухня и буфетная, были темными - очевидно, Ханкер и Финдли уже убрали после обеда и ушли домой. Но на террасу проникал свет сквозь французское окно, которое Бенедикт установил в задней стене гостиной, реконструируя фермерский дом.
Эллери прошел по краю внутреннего двора, держась подальше от освещенного участка, и занял позицию на террасе под ветками сорокалетнего кизилового дерева рядом с домом, откуда он мог заглядывать в гостиную, оставаясь невидимым. Очевидно, в комнате было тепло, так как створка французского окна была приоткрытой. Эллери четко различал голоса.
Все были в гостиной: Бенедикт, его бывшие жены, Марш и девушка, которая могла быть только секретаршей Марша, мисс Смит. Она сидела на краю дивана, закинув ногу на ногу, с блокнотом на колене и карандашом наготове. На ней были белая блузка и скромная ярко-голубая юбка средней длины, а на плечи был наброшен белый кардиган, застегнутый на шее. В ней отсутствовало что-либо юное и даже женственное, если не считать стройных ног, - скорее ее можно было назвать мужеподобной, а косметика придавала и без того лошадиному лицу аккуратность цирковой лошади. Облик мисс Смит поведал Эллери кое-что о Марше. Мужчина, выбравший подобную женщину в качестве личной секретарши, наверняка посвящал все время в офисе только работе.
Две из бывших жен, казалось, состязались в роскоши вечерних туалетов, пробуждая мысль о стартовом пистолете, возвещающем начало регаты.
Светлые волосы Одри Уэстон оттеняли черный креповый жакет и черные брюки с широким красным атласным поясом выше талии, подчеркивающим грудь, и красными атласными туфлями на шпильках, увеличивающих и без того внушительный рост. На запястье красовался браслет из золотых звеньев, выглядевший достаточно тяжелым, чтобы служить якорной цепью, а в ушах - золотые серьги.
Если Одри "плыла под всеми парусами", то Марша Кемп ограничилась минимумом. Бирюзовое вечернее платье рыжеволосой дамы из Лас-Вегаса так тесно прилегало к телу, что Эллери удивлялся, как она может сидеть, не разорвав его по швам. Его интересовало, планировали ли совместно стратегию гонок первые две жены и достигли ли они консенсуса.
В противоположность им, природную смуглость Элис Тирни подчеркивали белые платье и аксессуары - она выглядела в них целомудренно-чистой и почти ослепительной. Казалось, Элис сознавала, что природные данные не позволяют ей соперничать с предшественницами, и намеренно избрала тактику простоты.
Но если изощренность Одри и Марши и сознательная безыскусность Элис были рассчитаны на пробуждение старых страстей в либидо Бенедикта, то глаза Эллери не замечали эффекта. По крайней мере внешне Джонни оставался столь же безучастным к их чарам, как евнух. Доказательством презрения к дамскому трио могла служить одежда Бенедикта. Можно было ожидать, что миллионер, такой придирчивый к облачению своих женщин, появится в смокинге, но, в отличие от Марша, Бенедикт надел обычный коричневый костюм - словно, будучи Джонни-Би, он мог позволить себе пренебрегать условностями, требуемыми от бывших жен. Это заставило Эллери увидеть старого друга в новом свете.
Подслушивая, Эллери не испытывал угрызений совести - с ним никогда этого не случалось, если было возбуждено его любопытство. Впрочем, он рекомендовал подобное не в качестве общей практики, а только - как и при установлении подслушивающих устройств - экспертам, служащим правосудию, к коим считал вправе относить и себя.
Насколько мог понять Эллери, они говорили о "новом завещании", которое Бенедикт поручил Маршу составить для него "завтра". Очевидно, он не сообщил бывшим миссис Бенедикт о рукописном документе, который подписал в присутствии Квинов в четверг вечером и который в данный момент лежал в кармане инспектора.
- Но это форменное мошенничество! - заявила Одри Уэстон.
- Мошенничество? - Рыжеволосая дама из Лас-Вегаса от души крепко выругалась. - Это просто убийство!
Элис Тирни выглядела расстроенной.
- Знаешь, Марша, твоя вульгарность удручающе неоригинальна, - сказал Эл Марш, стоя у бара и наливая себе выпивку. - Хотя признаю, она сразу дает людям понять, чего можно от тебя ожидать.
- Хочешь, чтобы я прямо сейчас прочла тебе персональную лекцию, Эл?
- Боже упаси, дорогая. - Он быстро выпил.
Эллери прижался к стволу кизилового дерева. Мошенничество? Убийство? Но потом он решил, что это гипербола.
- Пиявки! - Хладнокровия Бенедикта как не бывало. - Вы отлично знаете, что собой п-представля-ли наши браки. Сугубо деловые контракты, включающие постель. Но я п-покончил с этими глупостями!
- Спокойно, - предупредил его Марш.
- Вам же известны условия сделки! Они одинаковы в к-каждом случае - тысяча в неделю вплоть до вашего нового брака или моей смерти, а когда я умру, каждая из вас, если она не будет замужем, получает по моему завещанию…
"Интересно, которому?" - подумал Эллери.
- …кругленькую сумму в миллион долларов.
- Да, но вспомни, от чего мы отказались, - заговорила Элис Тирни негромким рассудительным голосом. - Ты заставил нас подписать добрачное соглашение, по которому мы должны были отказаться от вдовьих и всех прочих прав на твое состояние.
- Угрожая, если я помню правильно - а я помню, братец, - ядовито добавила Одри Уэстон, - что, если мы не подпишем, брак не состоится.
- Это фирменный стиль Джонни-Би, голубушка, - сказала Марша Кемп.
Эл Марш засмеялся:
- Тем не менее, девочки, вы совершили не такую плохую сделку, предоставив Джонни право пользоваться вашими впечатляющими телами в течение нескольких месяцев. - Он слишком часто подходил к бару - его улыбка была деревянной, а язык слегка заплетался.
- Но впечатлять они должны были не только видом, но и действием, верно, Эл? - Бенедикт изящно взмахнул рукой. - Д-дело в том, малышки, что я подумал как следует и пришел к выводу, что от вас я не получил ничего равноценного затраченным мною д-деньгам. Поэтому я изменил решение. Кроме того, в сюжете появился новый элемент, к которому я п-пе-рейду через минуту. Как я уже говорил, завтра Эл составит для меня новое з-завещание, и мне все равно, нравится это вам или нет.
- Погоди, доогой! - Теллула Бэнкхед появилась вновь. - Ты не можешь изменить подобное соглашение. У оскорбленной девушки есть права в стране дяди Сэма!
- Очевидно, ты плохо прочитала текст, Одри, - сказал Бенедикт. - Соглашения не ставят ваш отказ от вдовьих и других прав на мое состояние в зависимость от того, что я предпочту вам завещать. Прочти документы снова, Одри, и ты сэкономишь на гонораре нотариусу. Правильно, Эл?
- Правильно, - ответил Марш. - Соглашение никак не связано с завещанием.
- И если я передумаю насчет этих т-трех миллионов, вы ничего не сможете сделать. - Бенедикт сверкнул зубами в усмешке. - Уверяю вас, что наши планы абсолютно з-законны. А если возникнут сомнения, можете не сомневаться, что моя борзая обойдет ваших на любой беговой дорожке.
- Иными словами, ты прибегнешь к силе? - осведомилась рыжеволосая леди.
- Если буду вынужден.
- Но, Джонни, ведь ты дал мне слово… - заговорила бывшая медсестра.
- Чепуха.
Марша зажгла сигарету.
- Ладно, Джонни, каковы новые условия?
- Вы по-прежнему б-будете получать тысячу в неделю, пока не выйдете замуж и пока я не умру, но на миллион после моей смерти можете не рассчитывать.
- Почему? - Марша словно выплюнула вопрос.
- Вообще-то это не ваше д-дело, - ответил Бенедикт, - но я собираюсь жениться снова.
- Не валяй дурака, - сказала Одри. - У тебя каждую весну появляется брачная болезнь, как простуда. Какое отношение имеет к этому твоя очередная женитьба?
- Ты не можешь так поступить! - воскликнула Элис. - Миллион долларов - это не шутка.
- Ты провозишься с этой бабенкой несколько месяцев, - буркнула Марша, - а потом…
- Теперь все иначе. - Бенедикт улыбнулся. - На сей раз я влюблен.
- Влюблен? Ты? - захохотала Одри. Остальные две присоединились к ней.
- Повлияй на него, Эл, - сказала Марша, - пока он не пустил на ветер все оставшиеся деньги. Последняя вещь, в которую ты был влюблен, малыш, - это титьки твоей мамочки. Что ты знаешь о любви?
Бенедикт пожал плечами:
- Называйте это как хотите, но ф-факт остается фактом. Я хочу остепениться - смейтесь, сколько душе угодно! - завести детей и жить нормальной ж-жизнью. Больше никаких охот за цыпочками и скоротечных браков. Моя следующая жена будет последней женщиной в моей жизни.
Они уставились на него, застыв, словно три курицы на насесте, разинувшие клювы.
- Это г-главная причина моих действий. Если я намерен стать отцом, т-то должен обеспечить будущее моих детей и их матери. И я не изменю своего решения.
- А я повторяю, что это мошенничество, - огрызнулась блондинка. - Выходит, завещание, которое ты показал мне перед бракоразводным процессом, и по которому я получала миллион долларов, было очередным обманом?
- В таком случае он обманул и меня, - подхватила рыжеволосая. - И я снова говорю, что это форменное убийство - лишать нас наследства после того, что мы тебе дали…
- Знаю, Марша, - лучшие м-месяцы вашей жизни, - усмехнулся Бенедикт. - Но вы трое никак не даете мне закончить приговор. Я собирался объявить, что для вас это не станет полной п-потерей. Более т-того, у вас есть время до завтрашнего полудня, чтобы принять решение. Ваш б-богоподобный супруг справедлив и милосерден. Эл, черный кофе по-русски, если не возражаешь.
Напиток был новым для Эллери, и он наблюдал, как Марш хлопочет у бара, смешивая водку с кофейным ликером и добавляя лед.
- Какое решение, Джонни? - упавшим голосом спросила Элис.
- Сообщу через минуту. Если вы трое согласитесь, Эл составит новое завещание - и делу конец.
- Какие… условия? - Одри отбросила актерские замашки.
- Тысяча в неделю, как и сейчас, с п-прекращени-ем в случае замужества, а после моей смерти каждая получит сто тысяч долларов. Конечно, это не миллион… спасибо, Эл… но г-гарантированный корм даже для таких редких птичек. Так что думайте, леди. Если решите затевать тяжбу, говорю при с-свидетелях, что по новому завещанию вам не достанется ни ц-цента! Я могу даже передумать насчет тысячи в неделю. Доброй ночи.
Джон Леверинг Бенедикт Третий допил "кофе по-русски", поставил пустой бокал, махнул рукой бывшим женам и отправился наверх спать, словно провел утомительный, но плодотворный день.
* * *
Бенедикт оставил за собой атмосферу гнева, разочарования и любопытства, где доминировало последнее.
- Кто та куколка, на которой Джонни собирается жениться?
- Наверняка ты знаешь!
- Расскажи нам, Эл!
Амазонки окружили Марша, со всех сторон напирая на него своими мягкими телесами.
- Пожалуйста, девочки, не перед мисс Смит… Нелегко вести корабль в семейных водах, не так ли, мисс Смит? Кстати, на сегодня вы свободны. Можете совершить налет на кухню, если хотите перекусить.
- Я на диете, - неожиданно отозвалась секретарша.
Адвокат выглядел удивленным, и Эллери понял, что ремарки личного порядка не были характерны для профессионального поведения мисс Смит. Она захлопнула блокнот, пожелала Маршу доброй ночи и отправилась наверх, как если бы бывших жен не существовало вовсе. Эллери обратил внимание, что секретарша стенографировала каждое слово, произнесенное в комнате.
- Я уверена, Эл, что ты знаешь, кто она, - настаивала Одри, игриво тормоша адвоката.
- Не та гардеробщица, за которой он, говорят, последнее время волочился? - допытывалась Марша.
- Второй раз он бы не совершил такой ошибки, дорогая, - сказала Элис.
- По крайней мере, я не сосала из него кровь, как ты, когда он подобрал тебя в дыре, которую вы называете городом, - огрызнулась рыжая. - Что может быть хуже вампирши?
- Кто бы говорил!
- Перестань кобениться, Эл, - захныкала блондинка. - Я хочу выпить, дорогой. И подкинь нам информацию.
Марш стряхнул всех троих и отошел к бару.
- Я здесь не для того, чтобы что-то вам подкидывать, а чтобы выполнять распоряжения. Искренне советую вам принять предложение Джонни. Если откажетесь, то останетесь ни с чем, как девушка по вызову в баре для геев. Сто тысяч каждой - самое большее, что вы можете вытянуть из Джонни, и у вас есть около двенадцати часов, чтобы согласиться. Подумайте как следует. А утром сообщите мне о своем решении.
- Пошел ты к черту, дорогой, - сказала Одри. - Как насчет моей выпивки?
- Почему бы тебе не пойти спать?
- Я еще не отчаялась полностью. Ладно, налью себе сама. - Блондинка встала и направилась к бару.
- Знаешь, кто ты такой? - обратилась к адвокату Марша. - Паршивый лизоблюд. Смешай мне "Гибсон", ладно, Одри?
- Смешай сама.
- Ты сама любезность. Не думай, что я этого не сделаю. - Рыжеволосая присоединилась к блондинке у бара.
- Эл… - начала брюнетка из Райтсвилла.
- Ты не сможешь вытянуть из меня больше, чем они, Элис. Спокойной ночи.
- А ты не сможешь отделаться от меня, как от мисс Смит! Или как от ребенка! - По пути к бару Элис бросила на него холодный взгляд.
Эллери сосредоточил внимание на адвокате. Очевидно, с него было достаточно алкоголя - стакан, который он поставил, был полон больше чем наполовину. Однако с тех пор, как Эллери начал подслушивать, Марш не переставал курить ментоловые сигареты. Ну, теперь-то, подумал Эллери, адвокату, компаньону и доверенному лицу человека вроде Джонни-Би нечего рассчитывать на спокойное существование. Бенедикт изрядно заездил верного жеребца, наградив его не только мозолями, но и неврозом, если не агорафобией.
Изучая массивные черты лица и большие чувствительные руки адвоката, Эллери задумался, понимает ли Марш, какую банку с порохом так беспечно открыл его друг к клиент. Юридическое образование должно было упорядочить природную смекалку Марша - наверняка он умел анализировать возможности. "Хотя, - думал Эллери, - у него нет моего опыта возни с убийствами. А чтобы предвидеть такое, нужен не только опыт, но и достаточно грязный ум".
Отойдя от террасы, Эллери двинулся назад к коттеджу, иногда используя фонарь и размышляя об услышанном. Приходящие мысли не забавляли, не провоцировали и даже не поглощали его целиком. Как обычно, разведка ситуации оказалась тщетной. Потенциальную жертву нельзя убедить беречься, пока не будет слишком поздно, а предостерегая потенциальных убийц, можно подстегнуть их к более коварному и изощренному методу или же посеять дурные мысли, которых ранее не было. Жертва, как и все смертные, считает себя бессмертной, а убийца, как и большинство убийц, думает, что он неуязвим. Против этих болезней нет лекарств.
Когда инспектор Квин вернулся из кинотеатра, Эллери что-то бормотал во сне.
* * *
Все произошло по расписанию, как если бы Эллери сам это спланировал.
Услышав телефонный звонок, он включил ночник, посмотрел на часы, которые показывали три минуты четвертого, нащупал телефон и снял трубку, толком не проснувшись. Но хрипы и стоны в трубке подействовали освежающе, как морская волна.
- Кто это?
- Дж… Дж…
- Это ты, Джонни?
- Да. - Собеседник с трудом набрал воздух в легкие. - Эллери…
- Что случилось?
- Я… я умираю…
- Что?! Подожди, я сейчас приду.
- Не успеешь…
- Не клади трубку!
- М-м-м… - Послышалось бульканье, потом Бенедикт произнес вполне обыденным тоном: - Убийство…
- Кто это сделал, Джонни? Говори!
На сей раз послышался бесконечный выдох. Затем Джонни Бенедикт с трудом выговорил нечто вроде "дома…" и снова умолк.
"Почему Джонни хочет, чтобы я знал, где он? - подумал Эллери. - Я и так знаю, что он в большом доме. По крайней мере, должен быть там. И звонит по внутреннему телефону. Это не имеет смысла. Если Джонни смог мне позвонить, значит, он в здравом уме".
- Я имею в виду, кто на тебя напал?
Ответом послужили нечленораздельные звуки.
- Говори, Джонни! Кто это сделал? - Это было все равно что уговаривать упрямого ребенка. - Постарайся сообщить мне. - Он едва не сказал "папе".
Судя по звукам, Джонни старался изо всех сил. Он еще дважды произнес "дома…", каждый раз менее отчетливо, чем предыдущий. Наконец попытки прекратились, и послышался стук, как если бы Джонни-Би отшвырнул трубку или, что более вероятно, уронил ее.
- В чем дело, сынок?
Эллери положил трубку. К своему удивлению, он почувствовал, что зевает. В дверях стоял его отец. Эллери рассказал инспектору о звонке Джонни.
- Так чего же ты тут стоишь? - рявкнул старик и скрылся в своей спальне.
Спешить некуда, подумал Эллери, быстро натягивая брюки. Джонни унес ветер, который он сам посеял.
Райтсвилл снова нанес удар.