Глава IV Арест
Рано утром на другой день Нат Пинкертон явился в гостиницу Гаука и спросил, дома ли два молодых человека.
– Они сегодня после полуночи уехали, – заявил владелец гостиницы.
Пинкертона это нисколько не поразило, так как он ожидал такого ответа.
Затем он направился на виллу Эвальда Брэдли. На полпути его встретил Боб, по лицу которого видно было, что случилось нечто интересное.
– С добрым утром, Боб, – приветствовал его Пинкертон.
– С добрым утром, начальник. Сегодня ночью в погребе произошло нечто весьма интересное.
Он рассказал Пинкертону, в чем дело, а тот, выслушав его, сказал:
– У меня тоже новость, Боб. Наши юнцы улизнули. Они бежали сегодня ночью, сейчас же после того, как пришли домой.
– Черт знает что такое!
– Ничего, Боб. Мне почему-то кажется, что в ближайшем будущем мы снова столкнемся с ними. Ну, тогда мы позаботимся, чтобы они не удрали во второй раз.
Дойдя с Бобом до калитки, Пинкертон позвонил. Явился старик-лакей и, узнав, что они хотят видеть хозяина дома, проводил их на первый этаж. Сам остался позади и скрылся в одной из дверей комнат нижнего этажа.
Очевидно, Эвальд Брэдли устроился очень уютно, вилла его, и снаружи и внутри, производила очень симпатичное впечатление. Показного богатства не было, а это действовало очень приятно. Повсюду видна была опытная рука человека с большим вкусом.
Дойдя до нижней ступени лестницы, устланной толстым ковром, сыщики вдруг остановились и прислушались.
Пинкертон вынул часы и чуть слышно прошептал, еле заметно улыбаясь:
– Ровно девять часов.
Они постояли с минуту, слушая, как какой-то мужчина объясняется в любви.
Вдруг Пинкертон громко откашлялся, взял своего помощника за руку и подошел к двери, слегка только приоткрытой. Когда он постучал, послышались один за другим два негромких восклицания, а когда сыщики вошли в комнату, то увидели красивого мужчину лет двадцати пяти и Мэну Морган.
Сразу было видно, что Эвальд Брэдли только что объяснялся в любви супруге своего дяди.
Мэна Морган отвернулась и пригладила волосы, а Брэдли подошел к сыщикам и спросил, что угодно.
– Эвальд, я ведь говорила тебе, – произнесла Мэна Морган, – что мистер Пинкертон явится к тебе в девять часов утра!
– Как, в девять? – удивился Брэдли – Ты, кажется, говорила в одиннадцать?
– Нет, нет, в девять! – настаивала она.
– Миссис Морган права, – заявил Пинкертон, поклонившись, – я говорил, в девять часов.
– Ну что ж, все равно, – отозвался Брэдли, – да, я, видите ли, посоветовал миссис Морган обратиться к вам за содействием!
– Смею ли просить, – обратился Пинкертон к Мэне Морган, – оставить меня наедине с мистером Брэдли?
Она слегка вздрогнула и взглянула на сыщика как-то враждебно и недоверчиво. Но она тотчас же спохватилась, выпрямилась и вышла из комнаты, сопровождаемая влюбленным взглядом Брэдли.
– Допрашивать мне вас не нужно, – заявил Пинкертон, – так как миссис Морган уже сообщила мне все подробности исчезновения ее мужа. Я хочу только задать вам несколько вопросов.
При этих словах сыщик внимательно смотрел на Брэдли.
– Спрашивайте! – отозвался тот.
– Не обратили ли вы внимания на что-нибудь необыкновенное в поведении вашего дяди, когда вы его видели в последний раз?
– Обратил! – ответил Брэдли и нахмурился. – Он как-то странно обходился со мной: то бывал резок, то чрезвычайно ласков. Он просил меня быть на вокзале, так как хотел мне передать еще кое-что. При прощании он как-то нежно пожал мне руку. А когда я, спустя два часа, пришел на вокзал, его там не оказалось, и после этого он пропал без вести.
– Вот как! Скажите, мистер Брэдли, вы влюблены в супругу вашего дяди? Ведь ни к кому другому не могло относиться объяснение в любви, которое нам пришлось слышать, пока мы находились в коридоре.
Брэдли густо покраснел, хотел что-то сказать, но вдруг закрыл лицо руками и глухо застонал.
Пинкертон прошелся несколько раз по комнате, а потом заявил:
– Ввиду выяснившихся обстоятельств дела на вас, мистер Эвальд Брэдли, падает серьезное подозрение в убийстве вашего дяди, и потому я вынужден арестовать вас!
Брэдли вскрикнул от ужаса.
– Я весьма сожалею, – продолжал Пинкертон, – что должен причинить вам такую неприятность, но покуда не будет доказана ваша невинность, подозрение падает на вас! Быть может, вы предпочтете сознаться?
– Не в чем мне сознаваться! – вскрикнул Брэдли, – Я виновен, но только не в этом убийстве!
Пинкертон помолчал немного, а затем обратился к Брэдли с вопросом:
– Не будете ли вы любезны показать мне теперь все помещения вашей виллы?
Брэдли с трудом поднялся с места.
– Я готов, – проговорил он еле слышно.
Он проводил сыщиков по всем комнатам, за исключением той, где находилась миссис Морган. Пинкертон и не стал настаивать на осмотре ее, так как вообще производил весь этот осмотр только для вида.
В конце концов они очутились у дверей погреба.
Брэдли призвал лакея, который отпер дверь, робко поглядывая на пришельцев.
– Идите с нами! – приказал ему Пинкертон.
Спустя несколько минут они очутились в винном погребе. Пинкертон внимательно посмотрел как на Брэдли, так и на его лакея.
– Вы давно не были здесь, в погребе? – спросил он затем лакея.
– Дня три-четыре.
Пинкертон внезапно осветил фонарем вскопанное место, на котором теперь были видны следы ног. Можно было подумать, что кто-то пытался утрамбовать рыхлую почву.
– А когда вы были в погребе в последний раз? – спросил Пинкертон, обращаясь к Брэдли, который в немом ужасе уставился на затоптанное место.
– Я? Да так давно, что и сам не помню, когда это было!
– Да, это правда! – подтвердил лакей, не дожидаясь вопроса.
– Будьте добры снять башмак, – снова обратился Пинкертон к Брэдли.
Оказалось, что башмак точно подходил к следам на земле. Взглянув как-то участливо и странно на растерявшегося Брэдли, Пинкертон отдал ему башмак.
– Ничего не понимаю! – простонал тот.
Когда Пинкертон снял с полки лопату, то уже нельзя было сомневаться в том, что в погребе закопан не кто иной, как именно исчезнувший Вильям Морган.
Когда все они вышли из погреба, Пинкертон поручил своему помощнику остаться на месте до прибытия судебного следователя.
Сам он вместе с Брэдли отправился в город, разрешив ему предварительно проститься с супругой убитого. Прошло два дня.
Судебный следователь, осмотрев место преступления, подтвердил высказанное Пинкертоном подозрение.
В яме был найден труп Вильяма Моргана с размозженной головой. Орудием убийства послужила лопата.
По ходатайству Пинкертона арестованный Брэдли еще не был подвержен допросу.
Знаменитый сыщик в сильном волнении шагал взад и вперед по своей комнате. Он с нетерпением ожидал ответа на отправленное в Цинциннати письмо.
Боб Руланд и второй помощник Пинкертона, Мориссон, чередовались в надзоре за виллой. Но ничего не произошло такого, что могло бы подтвердить предположения Пинкертона.
Но вдруг Пинкертону подали большой пакет из Цинциннати.
– Слава богу! – пробормотал сыщик и быстро вскрыл конверт.
Чем дальше он читал полученное сообщение, тем больше лицо его прояснялось.
Сообщение полиции города Цинциннати гласило следующее:
"Вильям Морган пользуется всеобщей известностью и уважением. Так как еще отец его проживал здесь и основал фабрику, то, конечно, решение Моргана переехать в Нью-Йорк вызвало сенсацию. Намерение это, несомненно, внушено ему его молодой красивой женой, которая, вследствие своего происхождения, не находит здесь приема в лучшем обществе. В свое время многие сильно изумлялись тому, что такой человек, как Вильям Морган, берет жену из цирка.
Еще полгода тому назад миссис Морган вместе с двумя партнерами выступала в здешнем цирке под именем "Трио итальянцев". Морган безумно влюбился в нее. Говорят, что он дал ее партнерам 15 тысяч долларов отступного".
Пинкертон с довольным видом сложил письмо и положил в карман. Вдруг раздался звонок телефона.
Пинкертон выслушал чье-то очень короткое сообщение и повесил трубку.
Спустя полчаса он явился к полицейскому инспектору Моргану в Хобокене.
– Я прошу вас предоставить в мое распоряжение несколько полисменов, – обратился он к Моргану.
Тот немедленно отдал нужное распоряжение. На расстоянии нескольких сотен метров от виллы Брэдли за толстым стволом стоял молодой человек и поглядывал на шоссе. Завидев издали приближавшийся к вилле маленький отряд, вышел из-за ствола дерева и пошел навстречу подходившим.
Это был Боб Руланд.
– Они еще в доме? – спросил Пинкертон, шедший во главе ряда полисменов.
– Да, и, по-видимому, они чувствуют себя в полной безопасности!
Пинкертон сказал несколько слов инспектору Моргану. Тот вместе с полисменами завернул на боковую тропинку, а сыщики пошли прямо вперед. Вилла оказалась запертой.
Пинкертон вынул отмычку и спустя минуту вошел в переднюю.
Неслышными шагами поднялись они по лестнице. В одной из комнат раздавались громкие, смеющиеся голоса мужчин и одной женщины.
Сыщики постояли у дверей минут пять. Вдруг дверь открылась изнутри. На пороге появилась Мэна Морган. При виде сыщиков она пронзительно вскрикнула. Прежде чем она успела захлопнуть дверь, Пинкертон вошел к ней в комнату.
Он выхватил два револьвера и направил их на двух молодых людей, которые вскочили со своих мест и в ужасе уставились на него.
– Стойте смирно! – крикнул Пинкертон. – Я арестую "Трио итальянцев" по обвинению в совместном убийстве Вильяма Моргана!
Вдруг оба юнца встрепенулись и с быстротой молнии выбежали в следующую комнату.
Пинкертон пустился за ними в погоню и выстрелил сразу из обоих револьверов.
Послышался крик боли, зазвенело стекло, и когда Пинкертон вбежал в другую комнату, то увидел, что один из преступников валяется на полу, а другой успел выскочить в сад.
Он быстро надел на раненого наручники и подошел к окну.
В саду четверо полисменов боролись с беглецом.
По-видимому, он обладал большой силой, так как несколько раз стряхивал с себя нападавших.
Но в конце концов и его одолели.
Тем временем Боб поймал Мэну Морган. Она тоже сначала яростно отбивалась, как видно было по исцарапанному лицу Боба.
Мэна с пылающими от негодования глазами требовала, чтобы ее освободили.
– Раньше двадцати лет это вряд ли случится! – насмешливо возразил Пинкертон.
– Я ни в чем не виновата! – кричала она.
– Кроме подстрекательства к убийству вашего мужа!
– Докажите мне это!
Пинкертон сел на стул и сказал:
– Еще когда вы в первый раз были у меня, я заподозрил вас, так как ваша печальная физиономия как-то сразу изменилась, когда вы опустили голову. Я это заметил при помощи особого зеркальца. Когда вы для вида заступались за Эвальда Брэдли, вы полагали, что я заподозрю его. Ваша лицемерная любовь к нему должна была только усилить это подозрение. Я для вида поддался вашей комедии, чтобы усыпить вашу бдительность. При моем первом посещении виллы вы с дьявольской хитростью устроили так, что в момент моего прихода Брэдли объяснялся вам в любви. Вы обратились ко мне потому, что полиция не хотела заподозрить Брэдли, зная его хорошую репутацию. Мне, кроме того, показалось подозрительным, что вы явились ко мне в трауре. Теперь я вас спрашиваю, миссис Морган, что делали вы две ночи тому назад в погребе этого дома?
Преступница вся как-то съежилась. Но вдруг она выпрямилась и воскликнула:
– Я не была в погребе!
– Боб, говори, – сказал Пинкертон.
– Миссис Морган в ту ночь, – заявил Боб, – пришла в погреб с башмаками Брэдли и произвела ими оттиски на рыхлой почве! Я наблюдал за нею из темного угла!
Мэна Морган громко вскрикнула.
Ранения одного из убийц были не серьезны. Его только контузило.
Разбор дела на суде длился недолго, так как "Трио итальянцев" созналось во всем.
Убийство было подготовлено исподволь. Для него только Мэна Морган и вышла замуж. Один из преступников состоял с ней в любовной связи.
Ей удалось заманить несчастного Моргана в сад, где его и убили оба итальянца.
Преступники затем потащили труп в погреб и там закопали его в ту ночь, когда сыщики слышали стук лопат.
Эвальд Брэдли тяжко заболел. Вследствие любви к преступнице он впал в меланхолию. Убийцы были казнены на электрическом стуле. Мэна Морган была приговорена к двадцати пяти годам тюремного заключения.
Письмо с тремя крестами
Глава I Письмо до востребования
В один ненастный осенний вечер знаменитый сыщик Нат Пинкертон, зашедший по какому-то делу в почтовую контору в Нью-Йорке, заинтересовался там странным на вид молодым человеком, высокого роста, в длинном черном плаще, в широкополой шляпе, надвинутой на самые брови и наполовину закрывавшей лицо поразительной бледности.
Отличаясь необыкновенной наблюдательностью, сыщик окинул его быстрым пытливым взглядом. Ему еще никогда в жизни не приходилось видеть такого неестественно бледного лица, какое было у незнакомца; вряд ли подобная бледность могла быть натуральной.
Повинуясь какому-то неясному предчувствию, Пинкертон стал следить за подозрительным субъектом. Тот тихими, кошачьими шагами направился к отделению, где выдавалась корреспонденция до востребования.
– Скажите, пожалуйста, не имеется ли пакета для Эм-Ка-семьсот тринадцать? – спросил он вполголоса.
Чиновник порылся в ящике и, найдя требуемый пакет, выдал его бледному молодому человеку, который торопливо сунул его в карман и тою же крадущейся кошачьей походкой вышел из почтовой конторы.
На улице тускло мелькали фонари; в двух шагах ничего нельзя было разобрать из-за сильного дождя, сопровождаемого пронизывающим до костей ветром. Неизвестный поднял воротник плаща и, не подозревая, что за ним наблюдают, остановился под ближайшим фонарем, который, под порывами ветра, грозил ежеминутно потухнуть, достал полученный в почтовой конторе пакет и вскрыл его.
Нат Пинкертон стоял почти у него за спиною.
Неизвестный, не успев прочесть и нескольких строк, глухо вскрикнул, зашатался, точно от полученного удара, и с перекошенным лицом, широко раскрытыми глазами уставился на письмо.
Так как замерший на месте незнакомец держал письмо прямо перед собой, под лучами фонаря, Нат Пинкертон, осторожно заглянув через плечо, успел заметить, что вместо подписи там стояло три креста.
Больше, однако, ему ничего не удалось подсмотреть; незнакомец увидел сыщика и, пробормотав какое-то проклятие, скомкал письмо и быстро сунул его в карман.
Нат Пинкертон, не торопясь, пошел дальше, как будто дело его вовсе и не касалось, спокойно завернул за ближайший угол налево, но тут остановился и стал выжидать.
Поведение неизвестного показалось ему в высшей степени подозрительным, и он решил понаблюдать за ним.
Незнакомец все еще стоял под фонарем, тяжело дыша, но Пинкертон ясно видел, как его бледное лицо исказилось страшной гримасой, а рука в кармане сжимала скомканное письмо, точно оно представляло какое-то драгоценное сокровище.
Несколько минут, несмотря на все усиливающийся ветер и дождь, неизвестный простоял неподвижно, а затем, погрозив кому-то в пространство кулаком, повернулся и быстро пошел своей странной походкой, точно к чему-то подкрадываясь. Он прошел всю улицу Парк-Роу, завернул на Катем-сквер и, дойдя до угла Катарина-стрит, вдруг исчез в старом пятиэтажном доме № 85.
Тотчас же у того же подъезда появился Нат Пинкертон и последовал за неизвестным.
В сенях горела керосиновая лампа, тускло освещая длинный темный коридор с деревянной лестницей, ведущей наверх.
Неизвестного нигде не оказалось; вероятно, он скрылся в подвале, так как за короткий промежуток времени, который прошел между его приходом и приходом сыщика, он никоим образом не мог успеть подняться хотя бы на первый этаж.
Нат Пинкертон прислушался около каждой двери, вышел на улицу, посмотрел, нет ли света в каком-нибудь окне; но все они были темны, а в доме по-прежнему стояла тишина.
В конце концов сыщик прекратил розыски. Правда, незнакомец казался подозрительным, однако определенных подозрений, кроме странной бледности и письма, подписанного крестами и, быть может, содержащего какое-нибудь роковое для него известие, у сыщика не было.
Пинкертон отправился к себе домой, решив не упускать из виду таинственного дома № 85 на Катарина-стрит.
Бледный молодой человек заинтересовал сыщика, смутно почувствовавшего, что ему еще раз придется с ним встретиться. Но он и не подозревал, как скоро это должно было случиться.
В шесть часов утра Ната Пинкертона разбудил звонок телефона, стоящего в спальне. Сыщик схватил трубку.
– Здесь Нат Пинкертон; кто говорит? – спросил он.
– Инспектор Мак-Коннел! Здравствуйте, мистер Пинкертон! Скажите, пожалуйста, вы сегодня чем-нибудь заняты?
– Здравствуйте, Мак-Коннел! Нет, пока еще ничем. Вам нужно что-нибудь от меня?
– Да! Ночью произошло таинственное убийство, в третьем этаже дома номер семьдесят девять на Сорок второй восточной улице! Жертва злодеяния – молодой человек по имени Джон Фельдор. Преступник обставил дело так, что с первого взгляда можно предположить самоубийство.
– Через двадцать минут, мистер Мак-Коннел, я буду к вашим услугам.
– Благодарю вас, мистер Пинкертон!
Сыщик повесил трубку, наскоро оделся и отправился на 42-ю восточную. В доме № 79 помещались меблированные комнаты, преимущественно занимаемые иностранцами.
Убитый, Джон Фельдор, оказался англичанином.
Пинкертон поднялся на третий этаж и в коридоре, покрытом коврами, застал нескольких полисменов. Дверь одной из комнат стояла широко раскрытой, и на ее пороге сыщик столкнулся с полицейским инспектором Мак-Коннелом.
– Хорошо, что вы пришли, мистер Пинкертон! Меня пугает это дело, опять какая-то особенно загадочная история!
Нат Пинкертон оглядел комнату. Это была спальня, убранная очень элегантно. К ней примыкала гостиная, обставленная чрезвычайно изящно. Дорогие картины и другие произведения искусства свидетельствовали, что убитый, занимавший эти комнаты, вероятно, обладал и состоянием, и вкусом.
Труп его, в одном белье, лежал на кровати. Это был молодой человек лет двадцати пяти, со спокойно застывшим лицом и чуть пробивающимся пушком над крепко сжатыми губами.
Правая рука, лежавшая на одеяле, держала револьвер, тогда как левая свешивалась с кровати. Пуля прошла через висок навылет.
Сыщик внимательно посмотрел на труп и спросил:
– Каким образом вы пришли к убеждению, что тут не самоубийство?
– Это установил полицейский врач, – ответил инспектор.
– И совершенно правильно, – добавил Пинкертон. – Если предположить самоубийство, то нельзя не удивиться, до чего самоубийца ловко прицелился. Пуля прошла через голову и, вылетев, ударилась вон там в стену.