- Вот это да! - воскликнул Николас Вуд.
Возможно, лучше всего представшую его глазам картину описало бы слово "разгром". На полу рядом с буфетом на спине лежал человек в черной маске, закрывающей все лицо, бесформенной шапке, надвинутой на уши, в толстой куртке и штанах, в теплом шарфе и теннисных туфлях. Он широко раскинул руки в перчатках, неуклюже вытянув ноги.
Его убили ударом ножа в грудь. Кровь пропитала старую твидовую куртку и рубашку и запачкала вельветовые брюки. Рядом с трупом валялся помятый холст; краска в некоторых местах отошла и покрылась трещинами. Холст был аккуратно вырезан из рамы. Стала ясна и причина страшного грохота: со средней полки буфета сбросили почти все, что там находилось, в том числе и вазу с фруктами. На ковре в живописном беспорядке валялись апельсины, яблоки и тепличные груши. Под боком у взломщика лежала раздавленная гроздь винограда.
Ник успел разглядеть всю сцену в подробностях. Особо он отметил окровавленный нож для фруктов, лежащий у левой ноги взломщика. Кроме тиканья часов на руке убитого, он не слышал больше никаких звуков.
Убитого?
Да. Ник нагнулся и взял руку лежащего человека. Пульса не было. Он медленно обошел комнату и, отдернув одну из тяжелых портьер, обнаружил, что окно за ней открыто. Он снова покружил по комнате, глубоко задумавшись…
Потом он вышел в коридор и прикрыл за собой дверь.
Винсент Джеймс, со всклокоченными со сна кудрями, сонный и сердитый, бесцельно слонялся по коридору, сжимая в руке кочергу.
- Послушай, Винс, - сказал его школьный приятель. - Я могу тебе доверять?
Винсент Джеймс замер на месте.
- Можешь ли ты доверять мне?! - повторил он изумленно, широко открыв один глаз и закрыв другой. - Можешь ли ты доверять мне?!
- Вот именно.
- Ну и ну! Принимая во внимание то, что творится в этом доме…
- Винс, я служу в полиции.
Джеймс медленно опустил кочергу, как будто пытался поставить ее на полу. Сунул руку за полу халата и заморгал глазами. Готовый к такой реакции, Ник вытащил из кармана бумажник, в котором лежало его удостоверение, и протянул однокласснику.
- "Департамент уголовного розыска Столичной полиции, - прочитал Джеймс. - Имя: Николас X. Вуд. Звание: инспектор уголовного розыска". После каждой фразы он взглядывал на своего собеседника и сдвигал брови, как будто ему что-то не нравилось. - "Рост: метр семьдесят восемь. Вес: семьдесят шесть килограммов. Волосы черные. Глаза серые. Особые приметы…" Ах, чтоб тебя!
- Ш-ш-ш!
- Чего ради ты подался в полицию? Ты всегда был таким книжным парнем. Что такому, как ты, делать в полиции?
Ник забрал свое удостоверение.
- И кстати, здесь-то что ты делаешь?
- Винс, сейчас у меня нет времени на объяснения. Увидимся позже. Главное, что… - он махнул в сторону столовой, - там взломщик.
- Вот как? - удивился Джеймс, снова хватаясь за кочергу.
- Взломщик мертв. Его закололи ножом.
- Ну и ну! Кто это сделал?
- Не знаю.
- Брось, - возразил Джеймс, - ты имеешь право убить взломщика. Лично я не стал бы закалывать его ножом. Но все же… если кто-то вламывается к тебе в дом и ты стреляешь в него или бьешь дубинкой по голове, все в порядке. Почему же ты не знаешь, кто это сделал?
Ник прижал палец к губам.
К ним быстро приближалась Кристабель Стэнхоуп. В мраморной раковине парадного зала с золочеными купидонами на карнизах шаги были почти беззвучными. Им показалось, будто где-то вдали нарастает гомон - как в дортуаре школы, когда ученики просыпаются. Ник вспомнил, что в штате состоит двадцать слуг.
- Я слышала, о чем вы говорили. - Кристабель облизнула губы. - Вы правда полицейский?
- Да, миссис Стэнхоуп.
- Значит, вы не… Впрочем, не важно. - Она рассмеялась, но вовремя остановилась. - Приехать вас попросил мой муж?
- Да.
- Зачем?
- Если можно, об этом потом. Где сейчас мистер Стэнхоуп?
- Не знаю. В собственной комнате мужа нет. Уж не думаете ли вы, будто он потерял самообладание и убил?.. - Подняв руки, Кристабель пригладила шелковистые вьющиеся волосы. Ее жест - сознательно или неосознанно - был исполнен грации. Затем она без выражения продолжала: - Труп в нашем доме! Как необычно! Иногда я думала, что будет, если у нас случится что-нибудь страшное; однако сейчас я не испытываю ничего особенного. Можно взглянуть?
- Да. Сюда, пожалуйста.
Джеймс, которому было тоже любопытно, открыл дверь. Ник думал о чем-то своем, не сводя взгляда с Кристабель.
- Очевидно, вор пытался украсть картину Эль Греко, - пояснил он. - Даже снял ее со стены, но тут ему помешали.
- Не понимаю, - воинственно заявил Джеймс, - зачем кому-то понадобилось красть картину. В живописи я не разбираюсь, но знаю, что мне нравится. Смотрите-ка, он весь в крови!
- Да.
- Он мертв? Ты уверен?
- Да.
Сначала Кристабель, ссутулившись, постояла на пороге. Затем сделала несколько шажков вперед.
- Не понимаю. - Джеймс переложил кочергу в левую руку. - Самая нелепая кража из всех, о каких я когда-либо слышал.
- Согласен.
- Если кто-то прикончил парня, почему не признается? Погоди-ка! Вон тот ножик раньше лежал на буфете. Видишь - там, возле его ноги… Он упал?
- Похоже на то.
- Ну вот, - заявил Джеймс, - может быть, он сам покончил с собой. Насколько я помню, ножик лежал в вазе с фруктами. Допустим, вор начал снимать картину, но поскользнулся и напоролся на нож, а падая, потянул за собой и вазу. Вот почему мы услышали грохот. Если же он случайно поскользнулся и напоролся на нож…
- После чего нож сам собой выскочил из раны и упал на пол? - возразил Ник.
- Я забыл, что ты у нас сыщик, - едва ли не презрительно фыркнул его бывший однокашник, видимо не на шутку обидевшись. - Далеко пойдете, молодой человек!
Внезапно в разговор громко вмешалась Кристабель Стэнхоуп.
- Снимите с него маску! - потребовала она.
- Что, простите?
- Да снимите же с него маску! - Кристабель почти кричала.
Поскольку дверь стояла распахнутой настежь, а от открытого окна сквозило, толстые фиолетовые бархатные портьеры под золотыми балдахинами и с золочеными шнурами раздувались, как огромные паруса.
Столовая до самого потолка была обшита дубовыми панелями. Длинный и узкий обеденный стол и стулья, специально привезенные из какого-то испанского монастыря, отделяли от них три уцелевшие картины. Над камином висел портрет Карла IV кисти Веласкеса - один из нескольких, написанных великим художником. По одну сторону от него висела закопченная "Голгофа" Мурильо, по другую - "Молодая колдунья" Гойи. Напротив, вдоль правой стены, если смотреть от входа, стоял буфет, рядом с которым лежал взломщик.
- Ах! - вздохнул Ник. - Значит, вы тоже так считаете, миссис Стэнхоуп?
- Что считаю? - вскричала Кристабель.
Ник осторожно подошел к трупу, стараясь не наступать на фрукты и предметы из серебра.
Из холла послышался скрип половиц: кто-то направлялся в столовую. Вскоре на пороге показался Ларкин, дворецкий средних лет, исполненный чувства собственной значимости. За исключением того, что на ногах у него были шлепанцы, в остальном он был полностью одет - кроме разве что воротничка. За ним шли двое лакеев в пижамах.
- Все в порядке, мадам? - осведомился Ларкин.
- Да, все в порядке, - отрезал Джеймс. - Ложитесь спать! Мы поймали вора, только и всего.
- Да, сэр. Но мне показалось, я услышал…
Ларкин не договорил.
Опустившись на колени рядом с трупом, Николас Вуд осторожно сдвинул у того с головы шапку. Маска была сделана из куска черного муслина с овальными прорезями для глаз; она крепилась с помощью обыкновенных резинок. Ник потянул маску снизу вверх, снимая резинки с ушей. Голова убитого перекатилась набок, едва не задев крышку серебряного блюда для овощей.
Все молчали.
Тонкие, бескровные черты даже сейчас свидетельствовали о мягкости натуры покойного, мягкости, за которой скрывалась сила. Сила превыше всего. Она проступала в самих контурах неподвижного лица. Такого человека не хочется иметь своим врагом.
Никто не произнес ни слова - пока Кристабель, упав перед трупом на колени, не издала нечеловеческий, какой-то животный крик.
Ларкин тихо подошел к двери и закрыл ее, чтобы двое его спутников ничего не видели.
Взломщиком оказался Дуайт Стэнхоуп - заколотый ножом для фруктов в то время, как он пытался ограбить собственный дом.
Глава 6
Первым нарушил молчание Ларкин.
- Сэр, - прошептал он, дергая Винсента Джеймса за рукав, - по-моему, он жив.
- Замолчите!
- Сэр, - настаивал Ларкин, - по-моему, он дышит.
Ник, словно не веря раздавшимся невесть откуда словам, повернулся к дворецкому:
- Погодите! В чем дело?
Извинившись, Ларкин мелкими шажками приблизился к лежащему на полу телу. Он осторожно наклонился, так что его лицо оказалось на одном уровне с головой Кристабель, и показал пальцем. Голова Дуайта Стэнхоупа была повернута набок, и губы едва не касались крышки серебряного блюда. На полированном серебре появилось небольшое пятнышко. Стэнхоуп дышал - правда, настолько слабо, что даже пульс не прощупывался.
- Значит, нож не попал в сердце! - воскликнул Ник. - А если не попал в сердце…
- Совершенно верно, сэр. Возможно, он выживет.
- Есть поблизости врач?
- Да, сэр. Доктор Клементс.
- Так позвоните ему! Скажите, что…
- Может, послать за ним машину, сэр?
- Отличная мысль! Так и сделайте.
Ларкин внезапно опомнился и обратился к хозяйке:
- С вашего позволения, мадам?
Кристабель решительно отмахнулась, показывая, что Ларкин может делать все, что ему заблагорассудится. Сейчас она напоминала красивую колдунью. Женщина опустилась на корточки; полы меховой шубы колыхались на сквозняке. Боясь, как бы она не опрокинулась на спину, Ник осторожно взял ее за плечи и помог подняться.
- Я сейчас, - сказал он.
Выйдя из столовой следом за Ларкином, он дал ему полушепотом несколько быстрых распоряжений, которые, видимо, сильно удивили дворецкого. Затем он вернулся и встретился глазами с Кристабель.
- Мистер Вуд, неужели он…
- Если повезет, миссис Стэнхоуп, он выживет.
- Но вы ведь говорили, что он мертв!
- Да, - кивнул Винс, - ты говорил, он мертв!
Нику с трудом удалось не сорваться. Раз, два, три, считал он про себя, четыре, пять, шесть…
- Извините, миссис Стэнхоуп. Кто угодно может так ошибиться; даже врачи допускают подобные ошибки, причем довольно часто.
- Вы ведь не допустите, чтобы он остался лежать здесь?
- Извините, но пока придется его не трогать. И потом, может быть, сейчас опасно передвигать его и лучше оставить лежать в том же положении. Всего несколько минут, до приезда врача. Понимаете?
- Да, наверное.
Ник оглянулся через плечо:
- Винс, пожалуйста, поднимись к себе и оденься. Может быть, нам потребуется пробыть здесь всю ночь.
Его бывший одноклассник мялся в нерешительности. Оставаясь в позе Наполеона, мистер Джеймс по-прежнему держал руку за полой халата; покрасневшее лицо и сердитый взгляд свидетельствовали о том, что он не намерен выполнять чьи бы то ни было дурацкие приказы. Однако спустя какое-то время губы его расползлись в добродушной улыбке.
- Ты прав, старина. Я в твоем распоряжении.
- Теперь вы, миссис Стэнхоуп. Прошу вас, пойдемте со мной.
Кристабель всхлипнула:
- Разве нельзя просто… остаться здесь, с ним?
- Как хотите. Но по-моему, в другой комнате вы… сумеете немного успокоиться. Если вам угодно, давайте побеседуем в гостиной - она совсем рядом. Видите ли, боюсь, мне придется задать вам ряд вопросов.
- Вот как? Ладно.
Велев Роджерсу, лакею, исполнявшему также обязанности камердинера, охранять вход в столовую, Николас Вуд следом за Кристабель прошел в гостиную и включил торшер, стоящий у камина. Арочный проем, разделявший гостиную и столовую, можно было закрыть: в стене прятались большие, раздвижные двери.
Огонь в камине почти догорел; лишь кое-где среди пепла краснели последние угольки. Впрочем, благодаря центральному отоплению здесь даже в утренний час, когда силы человека на исходе, было довольно тепло.
Ник взял со стола кожаный портсигар.
- Сигарету, миссис Стэнхоуп?
- Спасибо. - Кристабель села в кресло.
- Огоньку?
- Спасибо.
- Совсем недавно, миссис Стэнхоуп, вы спрашивали, как я здесь оказался. Буду с вами откровенным, потому что хочу, чтобы и вы были откровенны со мной.
- Вот как?
Ник не боялся срыва со стороны хозяйки дома. Сейчас можно не опасаться ни истерики, ни даже слез. Все вполне возможно. Но если она и сорвется, то позже. Сейчас, по его наблюдениям, Кристабель находилась еще в шоке. Она неуклюже зажала сигарету между средним и безымянным пальцами; всякий раз, как она подносила ее к губам, ладонь почти закрывала лицо. Черты ее смягчились; на губах даже проступило некое подобие улыбки. Каштановые волосы с проседью смешивались с рыжеватым мехом тяжелой собольей шубы; в уголках глаз стали заметны гусиные лапки.
- Насколько я помню, - приступил к беседе Николас, - вы говорили, что ваш муж терпеть не может маскарад?
- Да.
- И все же он почему-то решил сегодня надеть маскарадный костюм.
- Да. - Кристабель потянулась. - Знаете… Странно, но мне это даже в голову не пришло! Смешно, верно?
- Мне говорили, что мистер Стэнхоуп никогда ничего не делает без каких-либо практических соображений.
- Никогда!
- Может ли быть, что таким странным образом он решил вас разыграть?
- Господи боже, нет! Дуайт терпеть не может розыгрышей и шуток, кроме разве что таких, какие можно услышать со сцены в мюзик-холле. Он уверяет, что розыгрыши унижают людей и что тот, кому нравится унижать других, самый настоящий садист.
- Понятно. Тогда… можете ли вы дать какое-либо объяснение тому, зачем он пытался ограбить собственный дом?
- Нет.
- Скажите, известно ли вам что-нибудь о его делах?
- Нет. Он никогда ничего мне не рассказывает. Говорит, женщина должна…
- Что?
- Хорошо выглядеть и очаровывать, - улыбнулась Кристабель. Она все больше напрягалась; глаза наполнились слезами. Оцепенение еще не прошло. Пока что шок, подобно снотворному, тормозил ее восприятие, но разум уже активно искал ответа на тот же вопрос, что тревожил и Николаса Вуда.
- Давайте вспомним события сегодняшнего вечера, миссис Стэнхоуп. В котором часу вы легли спать?
Кристабель снова поднесла сигарету к губам.
- Да примерно тогда же, когда вы и все остальные, - в половине первого.
- У вас с мистером Стэнхоупом общая спальня?
- Нет.
- Ваши с ним спальни находятся рядом?
- Нет. Моя спальня вон там, в противоположном крыле. - Она указала пальцем. - Окна по фасаду. В прошлом там спала Флавия Веннер. Рядом, через стенку, наша общая гостиная, а за ней - спальня Дуайта.
- Понятно. Вы, случайно, не слышали, как ваш супруг выходил из комнаты?
- Нет.
- А может быть, он выходил из дома?
- Нет, - сказала Кристабель и вдруг замолчала. Ее изогнутые выщипанные брови сомкнулись на переносице. - Вы сказали: "выходил из дома"?
- Да. Вот, смотрите. В одном окне столовой вырезан кусок стекла, довольно аккуратно. Вырезали его снаружи. Конечно, может статься, это ничего не значит. Он мог просто поднять раму и, просунув руку на улицу, вырезать стекло. Но если его "ограбление", так сказать, было спланировано художественно, как я и думаю… почему вы улыбаетесь?
- Как странно слышать от сыщика слово "художественно", - прошептала Кристабель.
Ник стиснул зубы.
- Миссис Стэнхоуп, все указывает на то, что преступление было задумано художественно - со всех сторон. Для осуществления своего замысла ваш муж, вероятно, незамеченным выбрался из дома; некоторое время бродил по саду и оставил четкие следы, призванные убедить нас в том, что в дом проник кто-то извне.
Кристабель ничего не ответила.
- Что вас разбудило, миссис Стэнхоуп?
- Что разбудило?!
- Около половины четвертого, когда я вышел из комнаты, вы стояли на площадке второго этажа. Если не возражаете, скажите, пожалуйста, что вы там делали?
- Я… правда не знаю.
- Ну, скажем, слышали ли вы шум?
- Какой шум?
- Любой.
Кристабель покачала головой. Она явно колебалась, не зная, на что решиться. Вдруг на лице ее появилось честное, простое и непредсказуемое выражение; она подняла на него глаза:
- Если вы правда хотите знать ответ, я вам все расскажу. Мне приснился сон. Я видела, будто вы - да-да, именно вы! - своего рода суперпреступник, как Раффлз или Арсен Люпен. Возможно, я просто запомнила разговор, который мы вели перед тем, как пойти спать, да еще приплелись недавно прочитанные газетные статьи. И все смешалось с болтовней Элинор насчет убийства. И во сне начали сбываться худшие из кошмаров. Вы меня понимаете?
- Продолжайте.
- Я проснулась; было темно. Откровенно говоря, мне стало страшно. Знаете, как может напугать ночной кошмар? И вот я пошла в спальню к Дуайту. Его там не было. Даже постель не была расстелена. К тому времени мне уже не было страшно, только любопытно; а еще я немного беспокоилась. Я вышла в коридор. Вот и все. - Она бросила окурок в камин, заметая пепел подолом собольей шубы, и спросила: - Как вы думаете, может, у меня было предчувствие? Ведь все то время Дуайт…
- Не волнуйтесь, миссис Стэнхоуп!
- Я спокойна. Только… Вы обещали быть со мной откровенным, но ничего мне не говорите. Что делал Дуайт, мистер Вуд?
Николас подумал: вопрос труднее, чем можно себе вообразить.
- Я вам расскажу все, что знаю, - заявил он, - и тогда вы, наверное, сумеете сообщить мне что-то еще. В прошлый вторник, после Дня рождественских подарков, то есть 27 декабря, мистер Стэнхоуп пришел в Скотленд-Ярд. Он знакомый одного из заместителей комиссара.
- Одного из заместителей комиссара? - переспросила Кристабель с нечеловеческим спокойствием. - Разве у него не один заместитель? В детективных романах всегда один.
Ник терпеливо переждал бурю вопросов.
- Собственно говоря, заместителей пятеро. Но вы, наверное, имеете в виду Департамент уголовного розыска; за него действительно отвечает один человек. Знакомый мистера Стэнхоупа - майор Стернс. Кроме того, ваш супруг заручился письмом от одного важного чина из военного министерства по имени сэр Генри Мерривейл. Майор Стернс связал его с суперинтендентом Гловером, а Гловер передал его старшему инспектору Мастерсу, моему непосредственному начальнику.
- А дальше?
- Дальше, - продолжал Ник, - ваш муж поведал нам весьма сомнительную историю. Он сказал…
- Слушайте! - перебила его Кристабель.
Из коридора послышался сдавленный негромкий крик - не то удивленный, не то испуганный. Если бы не ночная тишина и не напряженная атмосфера, они бы, возможно, вообще ничего не услышали.
Ник подошел к двери и открыл ее. Выглянув наружу, он вышел в коридор, закрыв за собой дверь. У него снова появилось чувство, будто он попал в викторианскую мелодраму и не может выбраться оттуда.