Наличествуют признаки давнего перелома правого запястья и трещины ребра по крайней мере семилетней давности - в обоих местах кости хорошо срослись. На левом бедре маленькое родимое пятно, на животе шрам от операции аппендицита два года назад. Вес тела - двести два фунта, рост - шесть футов и полдюйма.
Закончив изучение документа, Друри Лейн улыбнулся и вернул его инспектору Тамму.
- Это вам что-нибудь дало, мистер Лейн? - спросил Бруно.
- Доктор Шиллинг весьма методичен, - ответил Лейн. - В высшей степени похвальный рапорт. Удивительно, что ему удалось так тщательно обследовать настолько изувеченное тело. Как этим утром поживают ваши подозрения по адресу Джона де Витта?
- Вас это очень интересует? - осведомился Тамм.
- Очень интересует, инспектор.
- Его вчерашние передвижения были отслежены, - добавил Бруно, словно это был ответ на вопрос.
- Вы ничего не утаиваете от меня, мистер Бруно? - Лейн приподнялся и поправил капюшон на плече. - Хотя я уверен, что нет… Благодарю вас, инспектор, за то, что прислали мне четкую фотографию Лонгстрита. Она может оказаться полезной, прежде чем опустится занавес.
- Не стоит благодарности, - отозвался сразу подобревший Тамм. - Думаю, мистер Лейн, будет справедливым сообщить вам, что Бруно и я по-прежнему подозреваем де Витта.
- В самом деле? - Серо-зеленые глаза Лейна скользнули от Тамма к окружному прокурору. Потом они затуманились, и он крепче стиснул трость. - Ну, не буду отрывать вас от работы, джентльмены. У меня тоже насыщенный день. - Он подошел к двери и повернулся. - Однако позвольте вам посоветовать на этой стадии не предпринимать решительных мер против де Витта. Мы приблизились к критическому моменту. Уверяю вас, я говорю "мы" в буквальном смысле.
Инспектор и окружной прокурор озадаченно покачали головами, когда Лейн закрыл за собой дверь.
Сцена 5
"ГАМЛЕТ"
Четверг, 10 сентября, 12.30
Если бы инспектор Тамм и окружной прокурор Бруно присутствовали в "Гамлете" в четверг в половине первого, они бы не поверили своим глазам.
Они бы увидели Друри Лейна, чьи глаза и речь оставались нормальными, но чья одежда абсолютно не походила на обычную, а лицо под ловкими руками старого Куоси подвергалось удивительной трансформации.
Актер сидел на жестком стуле с прямой спинкой перед трельяжем, отражавшим его лицо полностью в профиль, в три четверти, а также виды сзади под различными углами. Яркая голубовато-белая электрическая лампа светила ему прямо в лицо. Два окна были полностью закрыты черными жалюзи, чтобы ни один лучик дневного света не проникал в эту комнату чудес. Горбун стоял, опустившись коленями на скамейку, лицом к хозяину; его кожаный фартук был испачкан румянами и усыпан пудрой. На столе справа от Куоси находились баночки и горшочки с пигментами, порошками и румянами, тонкие, почти невидимые кисточки, пучки человеческих волос различного цвета, а также фотография мужской головы.
Они походили на актеров со средневековой картины, а комната могла бы служить лабораторией Парацельса. Просторное помещение было захламлено мусором; стенные шкафы с полками, заполненными причудливыми предметами, были открыты настежь; пол был усыпан прядями волос и покрыт следами порошков и мазей. В углу стоял аппарат, выглядевший пародией на электрическую швейную машинку. Вдоль одной из стен тянулась проволока, с которой свисало не менее пятидесяти париков различного размера, формы и цвета. В нише другой стены виднелись дюжины гипсовых человеческих голов в натуральную величину, негроидной, монголоидной и европеоидной рас, с волосами и лысых. Некоторые лица были спокойны, а некоторые выражали страх, радость, удивление, печаль, боль, насмешку, гнев, решимость, покорность, любовь, ненависть…
За исключением огромной лампы над головой Друри Лейна, в лаборатории не было света. В комнате находилось множество настольных ламп, но ни одна из них не горела. Фигура Лейна была неподвижна, его огромная тень на стене не шевелилась. Зато маленькая скрюченная фигурка Куоси прыгала, как блоха, и его тень то сливалась с тенью Лейна, то отделялась от нее.
Все выглядело странным, зловещим и в высшей степени театральным. Открытый чан в углу казался нереальным - поднимающийся над ним густой пар мог бы исходить из котлов трех ведьм в "Макбете". Неподвижная тень могла принадлежать человеку в трансе, а подпрыгивающая - горбатому Свенгали, Месмеру-Карлику или Мерлину без звездной мантии.
В действительности маленький старый Куоси просто приступил к выполнению своих обычных обязанностей - осуществлял метаморфозу своего хозяина с помощью грима, пудры и ловкости рук.
Лейн смотрел на свое отражение в трельяже - на нем была неброская поношенная уличная одежда.
Куоси шагнул назад, вытер руки о фартук и окинул свою работу критическим взглядом.
- Брови слишком густые, - сказал наконец Лейн, приглаживая их длинными пальцами.
Куоси сморщил коричневую физиономию гнома, склонил голову набок и закрыл один глаз на манер портретиста, оценивающего пропорции модели.
- Может быть, - проскрипел он. - И левая бровь получилась приспущенной.
Он схватил маленькие ножницы, висящие у него на поясе, и начал осторожно подрезать одну из искусственных бровей Лейна.
- Вот. Теперь лучше.
Лейн кивнул. Куоси захлопотал с горстью телесного цвета мастики, накладывая ее на подбородок хозяина.
Спустя пять минут он снова сделал шаг назад, отложил ножницы и опустил руки.
- На сей раз все в порядке - верно, мистер Друри?
Актер изучал себя в зеркале.
- Мы не должны впадать в ошибку чрезмерной искусственности, Калибан.
Куоси усмехнулся. Мистер Друри Лейн явно был им доволен - он называл Куоси Калибаном, только когда особенно ценил его работу.
- Ладно, сойдет. Теперь волосы.
Куоси отошел в противоположную сторону комнаты, зажег лампу и начал обозревать парики на проволоке. Лейн расслабился на своем стуле.
- Калибан, - пробормотал он задумчиво, - боюсь, мы никогда не придем к согласию в фундаментальном вопросе.
- Каком? - не оборачиваясь, осведомился Куоси.
- Истинной функции грима. Если ты ошибаешься, манипулируя своими орудиями, то только в направлении излишнего совершенства.
Куоси снял с проволоки лохматый седой парик, выключил лампу и вернулся к хозяину. Опустившись на скамейку перед Лейном, он достал странной формы гребень и начал работать над париком.
- Излишне совершенного грима не бывает, мистер Лейн, - сказал Куоси. - Мир полон никудышных гримеров.
- О, я не подвергаю сомнению твой гений, Куоси. - Лейн наблюдал за быстрыми движениями рук старика. - Но я повторяю: мелкие детали не столь важны. Они, выражаясь фигурально, бутафория. - Куоси фыркнул. - Ты не принимаешь во внимание панорамный инстинкт нормального человеческого глаза. Средний наблюдатель в большей степени воспринимает целое, чем частности.
- В том-то и дело! - горячо возразил Куоси. - Если одна из деталей неверна, страдает целое, и глаз ищет деталь, которая его портит. Поэтому я настаиваю на совершенстве деталей!
- Отлично, Куоси, - одобрил Лейн. - Твой аргумент вполне убедителен. Но ты не вполне меня понял. Я никогда не говорил, что детали грима могут быть настолько небрежны, чтобы привлекать к себе внимание. Напротив, они должны быть безупречны. Но не все детали необходимы! Чрезмерная правильность грима все равно что старательно изображенные художником каждая волна в море и каждый лист на дереве. Они, как и каждая морщинка на человеческом лице, признаки плохого искусства.
- Ну, может быть, - нехотя согласился Куоси. Поднеся парик к свету, он начал делать ритмичные движения рукой с гребнем.
- Ты ведь знаешь, - продолжал актер, - что одни элементы лица следует подчеркивать сильнее, чем другие. Если бы ты гримировал меня Авраамом Линкольном, то должен был бы подчеркнуть бороду и губы и ослабить другие элементы. Полную характерность создают движения и жесты. Например, восковой манекен, соответствующий оригиналу до последней детали, остается неживым предметом. Если бы он мог двигать руками, шевелить восковыми губами, вращать стеклянными глазами… Ты понимаешь, о чем я.
- Теперь все в порядке, - невозмутимо сказал Куоси, снова поднося парик к яркому свету.
Друри Лейн закрыл глаза.
- Вот что всегда притягивало меня в актерском искусстве - возможность добиваться сходства с реальностью движением, голосом, жестом… Беласко обладал сверхъестественным даром воссоздавать жизнь даже на пустой сцене. В одной из пьес ему требовалось ощущение уюта, но было недостаточно мерцающего огня в камине и других усилий декоратора. Перед началом каждого спектакля Беласко связывал кошку, чтобы она не могла двигаться, а перед тем, как занавес поднимался, освобождал ее от пут. Кошка вставала, зевала, потягивалась перед камином, а публика, хотя на сцене еще не было произнесено ни единого слова, видела перед собой хорошо знакомую теплую и уютную комнату. Все искусство декоратора не могло создать такого впечатления.
- Занятный анекдот, мистер Друри. - Куоси осторожно приспособил парик на симметричный череп актера.
- Беласко был великим человеком, Куоси, - продолжал Лейн. - Он умел вдохнуть жизнь в постановку. В конце концов, елизаветинская драма для создания иллюзии жизни десятилетиями основывалась на тексте и актерской пантомиме. Все спектакли игрались на пустой сцене - одного шевеления досок, поддерживающих куст, было достаточно для передачи идеи, что Бирнамский лес пошел на Дунсинан. И десятилетиями партер и ложи это понимали. Иногда мне кажется, что современное сценическое искусство перехитрило самого себя, что драма страдает…
- Готово, мистер Друри.
Лейн открыл глаза.
- Отлично. Отойди от зеркала, бесенок.
Когда спустя пять минут мистер Друри Лейн поднялся, он не походил на мистера Друри Лейна ни одеждой, ни обликом, ни осанкой. Это был другой человек. Пройдя через комнату, актер включил свет. На нем был легкий плащ, а седые волосы прикрывала серая фетровая шляпа. Нижняя губа была слегка выпячена.
Куоси радостно заскулил.
- Скажи Дромио, что я готов. И приготовься сам.
Даже голос актера изменился.
Сцена 6
УИХОКЕН
Четверг, 10 сентября, 14.00
Шагнув на причал с парома в Уихокене, инспектор Тамм огляделся вокруг, коротко кивнул полицейскому, который, стоя на страже у входа на покинутый "Мохок", отсалютовал в ответ, и вышел на мощеную улицу через зал ожидания.
Перейдя дорогу, инспектор начал подниматься на крутой холм, мимо медленно ползущих ему навстречу автомобилей. Обернувшись, он окинул взглядом панораму реки с причалами и верфями и город с небоскребами на другом берегу, потом возобновил подъем.
На вершине Тамм спросил у регулировщика дорогу к бульвару и двинулся дальше через тихие, усаженные тенистыми деревьями улочки, а оказавшись на оживленном перекрестке, повернул на север.
Наконец инспектор добрался до места назначения - дома номер 2075. Это было деревянное каркасное сооружение, втиснутое между сыроварней и магазином автомобильных принадлежностей, медленно, но неумолимо разрушаемое временем. На осевшем крыльце стояли два древних кресла-качалки и покосившаяся скамья; пожелтевшая вывеска на одном из столбиков крыльца извещала, что здесь сдаются "комнаты для джентльменов".
Снова оглядевшись, инспектор Тамм пригладил пиджак, крепче надвинул шляпу на голову, поднялся по скрипучим ступенькам и нажал кнопку с надписью: "Хозяйка". Из недр дома донеслись слабый звонок и шарканье матерчатых шлепанцев. Дверь приоткрылась внутрь, и в щель просунулся прыщавый нос.
- Что вам нужно? - осведомился сварливый женский голос.
Затем дверь распахнулась, и инспектор увидел полную пожилую леди в мятом домашнем платье и выглядевшую так же убого, как опекаемое ею жилище.
- А, джентльмен из полиции! Входите, инспектор Тамм. Простите, я не знала… - Изобразив улыбку, похожую на оскал, она отошла в сторону, пропуская посетителя. - Какое ужасное время! - продолжала болтать женщина. - Все утро по дому сновали репортеры и фотографы! Мы…
- Кто-нибудь есть наверху, мадам? - прервал Тамм.
- Конечно, инспектор! Он все еще торчит там и посыпает мои ковры сигаретным пеплом, - пожаловалась женщина. - Утром меня четыре раза фотографировали… Вы опять хотите взглянуть на комнату этого бедняги, сэр?
- Проводите меня наверх, - проворчал Тамм.
- Да, сэр! - Старуха двумя пальцами приподняла юбку и стала подниматься по прикрытой тонким ковриком лестнице. Тамм последовал за ней. На верхней ступеньке им преградил дорогу мужчина с бульдожьей физиономией.
- Кто это с вами, миссис Мерфи? - спросил он, вглядываясь в полумрак.
- Все в порядке, это я, - отозвался Тамм. Мужчина усмехнулся:
- Не сразу вас разглядел. Хорошо, что вы пришли, инспектор. Тоскливая работенка.
- Что-нибудь произошло с прошлой ночи?
- Абсолютно ничего.
Инспектор направился по коридору к задней комнате. Миссис Мерфи шаркала следом. Тамм остановился у открытой двери.
Комната выглядела маленькой и пустой. В потолке виднелись трещины, пол прикрывал потертый ковер, мебель была ветхой, умывальник - древним, ситцевая занавеска на единственном окне видела лучшие дни, но помещение казалось чистым и ухоженным. Старомодная железная кровать, покосившийся комод, столик с мраморной крышкой, плетеный стул и платяной шкаф дополняли обстановку.
Инспектор шагнул внутрь, без колебаний направился к шкафу и открыл двойные дверцы. В шкафу аккуратно висели три поношенных мужских костюма, на полу стояли две пары ботинок - новая и стоптанная, а на верхней полке лежали соломенная шляпа в бумажной сумке и фетровая шляпа с покрытой пятнами пота шелковой лентой. Тамм быстро обыскал карманы костюмов, пошарил в ботинках и шляпах, но не обнаружил ничего интересного. Разочарованно сдвинув брови, он закрыл дверцы.
- Вы уверены, - спросил он у детектива, стоящего в дверях рядом с миссис Мерфи, - что с прошлой ночи здесь никто ничего не трогал?
Детектив покачал головой.
- Только не во время моего дежурства, инспектор. Здесь все так же, как было прежде.
На ковре у шкафа лежал дешевый саквояж со сломанной ручкой. Инспектор открыл его - он был пуст.
Тамм подошел к комоду и начал выдвигать ящики. Внутри находились несколько комплектов старого, но чистого нижнего белья, пачка стираных носовых платков, полдюжины полосатых рубашек, несколько мятых галстуков и чистые носки, скатанные в шары.
Несмотря на холод снаружи, в комнате было душно, и Тамм вытер красное лицо шелковым платком. Затем он подошел к столику с мраморной крышкой. Не обратив внимания на бутылку молока, ручку и дешевую писчую бумагу, инспектор подобрал картонную коробку из-под сигар "Ройал Бенгал" и заглянул внутрь. В коробке лежала только одна сигара, которая начала крошиться в его пальцах. Положив коробку, Тамм нахмурился еще сильнее и снова окинул взглядом комнату.
В углу над умывальником висела полка с несколькими предметами. Инспектор подошел к ней. На полке находились старый будильник с истощившимся заводом, полная на четверть фляга с ржаным виски - Тамм отвинтил крышку и понюхал содержимое, - стакан, зубная щетка, потускневший металлический футляр с бритвенным прибором и еще несколько туалетных принадлежностей, пузырек аспирина и старая медная пепельница. Подняв с пепельницы окурок сигары, инспектор обследовал оторвавшийся и лежащий среди пепла ярлычок. Он был от сигары "Кремо". Тамм задумчиво повернулся.
Маленькие злые глазки миссис Мерфи следили за каждым движением инспектора.
- Прошу прощения за состояние комнаты, - заговорила женщина гнусавым голосом. - Жилец не позволял мне убирать ее.
Тамм с интересом посмотрел на нее:
- Кстати, миссис Мерфи, Вуд когда-нибудь приводил сюда женщин?
Миссис Мерфи фыркнула, чопорно выпятив подбородок:
- Если бы вы не были полицейским, инспектор, я бы вздула вас как следует за такие слова! Конечно нет! Все знают, что это респектабельный дом. Я всегда предупреждаю жильцов вежливо, но твердо: "Никаких подружек!"
- Хм! - Тамм опустился на единственный стул. - Значит, женщины сюда не приходили… Ну а как насчет родственниц? Сестры могут здесь бывать?
- Я не могу порицать человека за то, что у него есть сестра, - ответила миссис Мерфи. - Некоторых жильцов навещают сестры, тети и кузины, но не думаю, чтобы кто-нибудь приходил к мистеру Вуду. Он прожил у меня пять лет и никогда не создавал никаких неприятностей. Спокойный, вежливый - настоящий джентльмен! Я не видела, чтобы у него бывали посетители. Впрочем, мы вообще редко его видели - он с полудня до ночи работал в нью-йоркском трамвае. Конечно, я не содержу пансион со столом - мои постояльцы питаются не здесь. Но мистер Вуд платил мне регулярно и никогда не приходил пьяным. Я…
Инспектор Тамм поднялся со стула и повернулся к ней широкой спиной. Миссис Мерфи оборвала фразу, несколько раз моргнула лягушачьими веками, сердито фыркнула и вышла из комнаты.
- Старая ведьма! - заметил прислонившийся к дверному косяку детектив. - Знаю я эти меблированные комнаты, куда пускают сестер, тетушек и кузин… - Он хитро усмехнулся.