"ВИНОВАТ Я, ВИНОВАТ…"
– Ну, что же, начнём? – Пётр Петрович, сухопарый, высокий мужчина, обведя острыми глазами собравшихся, начал заседание комиссии. – А что-то нас мало сегодня? Комиссия – вся, семь человек, а вас только четверо?
– Так праздники же отгремели, Пётр Петрович…
– Вот уж, действительно, отгремели. Милиция, бедная, глаз не сомкнула. Революцию Октябрьскую охаяли, а праздновать не перестали!
– Дак ведь для нас, русских, был бы повод, а уж название придумаем! – попробовал пошутить Лев Трофимович. Внешне он выглядел тем же – респектабельным, вальяжным, но на душе кошки скребли. Не зря же Петра Петровича звали в городе "серым кардиналом". Ему бы в царской сыскной полиции лет сто назад развернуться – цены бы не было! Глядишь, и до революции бы не докатились. Так нет, угораздило родиться с опозданием и оказаться именно здесь, и возглавить именно эту комиссию – по налогам и страховым взносам в пенсионный фонд! С таким замом Глава города может спокойно спать, – по крайней мере, ночью. От глаз его, Петра Петровича, некуда скрыться, хоть и зал для заседаний, где собиралась комиссия, достаточно большой.
Хабит, откинувшийся на стуле ("не слишком удобно, могли бы и пару кресел поставить для таких, как он!") – был, как всегда, весь в себе, хотя внешне открыт и спокоен. Дескать, вот я, весь перед вами, скрывать нечего, и вообще это недоразумение, что я здесь. Дружба с Главой города, которая стоила ему в своё время немалых денег, была для Хабита почти охранной грамотой. И всё-таки надо держать ухо востро с этим "кардиналом".
– Так начнём, – повторил Пётр Петрович и обратился к Фёдору Алексеевичу, директору Дома культуры: лучше танцевать от малого, как от печки. Много с культуры нынешней не возьмёшь, но температуру разговора нагнать можно и нужно. – Так что, Фёдор Алексеевич, так и будем из месяца в месяц лясы точить? Или делом займёмся?
– Моё дело, чтобы на сцене пели и плясали. А денег – как не было, так и нет! – директору, невысокому коренастому мужчине, похоже, тоже надоело лясы точить, и, как опытный виновник, он хорошо понимал, на ком опять "разогревается" заместитель Главы. Он любил спектакли, но подсадной уткой быть не хотел, и сам перешёл в наступление: – Да вы молиться должны на всех, кто за копейки ваши ещё как-то удерживает культуру в городе! А половина кружков у меня вообще добровольцами ведётся! А крыша уже второй год течёт! – Фёдор Алексеевич невольно разгорячился. – Откуда деньги, какие? Лучшим артистам по цветочку в праздник купить не могу!
"Перебрал я с "разогревом", однако", – подумал Пётр Петрович и поспешил притушить слишком быстро вспыхнувший огонь разговора:
– Успокойтесь, Фёдор Алексеевич, мы же понимаем. После заседания поговорите с Клавдией Сергеевной, что тут можно сделать, чтобы перед законом не так плохо выглядеть… Идёт? И, пожалуй, не приходите больше на комиссию, тут можно свести концы с концами и без стрессов…
Фёдор Алексеевич тихо встал и отошёл к окну, чтобы успокоиться.
– Лев Трофимович, а с вами действительно есть о чём говорить, у вас на общественных началах вряд ли кто работает, не так ли? – и Пётр Петрович вонзился немигающим, острым взглядом в бывшего одноклассника.
"А ведь ты мне завидуешь, Петька!" – мелькнула у того в ответ спасительная мыслишка.
И, будто прочитав это, "Кардинал" повысил стальной голос:
– Кто поверит, вот даже здесь, сейчас, что продавцы твои по триста рублей получают?!
– Так получают-то, может, не по триста, – попробовал ещё пошутить хозяин торговой фирмы "Гелиос", намекая на мутную самодеятельность своих кадров на том же рынке.
– И помимо этого есть вопросы. Сколько левого товара у тебя недавно обнаружили, а? Молчишь? На преступление нарываешься? Так это мы мигом организуем, уголовное то бишь дело. Оснований предостаточно! И эту кампанию со скрытием истинной зарплаты кончай тоже! Мы ведь не в Москве, город невелик, люди живые, слава Богу, и языки у них ещё не пересохли. Шила в мешке не утаишь! Так что – даю неделю сроку, чтобы всё восполнить!
И тут надо бы ставить точку, но Пётр Петрович, справедливо распалясь, уже по инерции "выстрелил":
– В городе три четверти жителей – пенсионеры! Вам не стыдно, как они живут? Жирный кусок при этом лезет в горло? А если мы ещё и пенсию не будем вовремя платить, а? А откуда эти деньги берутся? Из ваших взносов! Так совесть-то что, уже и проели, и пропили? – и "Кардинал" переводил горящие глаза с одного на другого, так что даже прожжённый Хабит, которому и само-то слово "совесть" было давно не знакомо, заёрзал на стуле, отводя свои холодные чёрные глаза…
– Не знаю, справлюсь ли за неделю, – сказал Лев Трофимович, вспомнивший к тому же и разговор в день зарплаты с Николаем, сыном Тимофея Петровича, – но сделаю всё, что смогу.
– Вот это другой разговор, – отметил Пётр Петрович. В комиссии облегчённо вздохнули.
– Если будет нужна моя помощь, Лёва, приходи. Будем вместе выпутываться, – добавил он, встретившись взглядом с бывшим одноклассником.
"А вот это мы ещё посмотрим. Это ещё, как говорят русские, бабушка надвое сказала, – напружинился внутри Хабит. – Не для того я здесь свою вотчину создавал, чтобы сейчас всё бросить псу под хвост. Так что, Лев Трофимович, не забывайся. Клыки у меня ещё не притупились, и стая моя давно собрана в кулак".
– А вы, Вадим Дмитриевич, что скажете? Прошло полмесяца, а дело почти не стронулось. Да ещё и экологи забили тревогу! Нам только этого не хватало! Чуть что – вся пресса из столицы нагрянет! Про хорошее говорить охотников мало, а тут – такого слона раздуют, что и работу забросишь, и полгода по инстанциям оправдываться будешь. Знаю я уже эту механику.
– Дак свобода слова, что вы хотите, – подхватил директор завода, надеясь ещё на лучшее.
– Утонули мы в ней, свободе этой, как в грязи. Вечером включишь ящик, – так хоть всех святых выноси. И ладно бы, если бы на благо страны все эти откровения работали. Наоборот, будто вдалбливают тебе в башку, какой ты, русский, – дурак, и как ты низко опустился! Да тут волком взвоешь, а не светлое будущее станешь приближать… Ладно, я, кажется, отвлёкся. Так что скажете, Вадим Дмитриевич?
– Дак ведь производство-то известно какое. Стекловата! А где деньги взять на фильтры заморские? Опять же – склады забиты продукцией, сбыта нет, – уныло повторял всем известное директор.
– Понятно: всякий мастер свою плешь маслит…Значит, так. Даём ещё месяц, но в последний раз. Или будем закрывать предприятие, от которого толку для города – пшик, или, после детального анализа, если есть смысл – найдём настоящего хозяина! Налоги городу нужны? Страховые взносы на пенсии?… Так что, сами понимаете, выхода нет…
КОСА НА КАМЕНЬ
Последнего "обвиняемого", Хабита, Пётр Петрович оставил на "закуску". Знал, что горькая она будет. Копил силы, разогревал обстановку, сплачивал сторонников. В комиссии были люди, не особенно знакомые с "кухней" администрации, а потому – прямые, не боязливые. Хотя подспудно все понимали, что своим постом нынешний Глава города был обязан Хабиту. Выборы требовали денег, и Хабит их дал. Остальные претенденты бледно выглядели: ни застолий для интеллигенции, ни солидной рекламы в печати, ни подарков ветеранам и учителям. После таких ощутимых вливаний в экономику выборов Хабит мог почивать на лаврах, по крайней мере, четыре года. Так оно и было. Приближались новые выборы, и без Хабита Глава вряд ли сохранит свой пост, так как тогда выбирали "кота в мешке", а сейчас к коту этому, раздобревшему, переставшему ловить мышей, – у горожан было, как минимум, сложное отношение. Значит, борьба будет ещё острее, а Хабит ещё нужнее.
– Ну, что, Хабит Имранович, как такое с вами случилось? – почти миролюбиво обратился "Кардинал" к негласному хозяину многого и многих.
– Так ведь, Пётр Петрович, это случайность, не более. Дайте только срок…
– Будет вам и белка, будет и свисток! – почти весело подхватила дама из бухгалтерии.
– Вот-вот, совершенно справедливо! – глядя потеплевшими вмиг глазами на даму, воскликнул Хабит, очень довольный таким началом.
– Так ведь должок-то нешуточный, Хабит Имранович! Тут уже не тысячи, а миллионы! В прошлые разы вы не являлись, а долг рос как на дрожжах. В чём дело? Что, рестораны ваши, кафе – пустуют? Так нет, сам не раз вечером заходил. Не говоря о десятках торговых точек помельче. Так что объяснитесь. И где деньги в короткий срок возьмёте. Мы и это должны знать.
"Много ты знать хочешь, Пётр Петрович, – тянул паузу Хабит. – Опасно это для жизни, дорогой. Ну, что я тебе скажу? Что меня ободрали, как липку, земляки московские – из тех, что с Чечнёй связь держат? Что придётся крепко поднатужиться, чтобы в третий раз собрать дань с местных частников всех мастей?"
– Хабит Имранович, речь о вас, – напомнил Пётр Петрович.
– Да слышу, батька, слышу… Недавно виделись с Главой, говорили и об этом. Вы думаете, у него голова меньше вашего болит? Но он знает: раз Хабит сказал, значит, сдержит слово. У нас, на Кавказе, честным словом не бросаются.
"Понятно, – уже тянул паузу Пётр Петрович. – Прикрываешься именем Главы. Но не знаешь настроения в людях, уставших от демагогии и высокомерия своего предводителя. Потому и дружба с ним – уже не индульгенция, тем более в таких делах".
– Хабит Имранович, кто же поверит, что ваши ресторанные работники, к примеру, получают ниже прожиточного минимума? – вступила в разговор сотрудница пенсионного фонда.
– Да, я их держу пока в чёрном теле. Пока не научатся как следует работать. К примеру, культуры ещё не хватает…
– А иномарки они покупают тоже на этот минимум? – не сдавалась женщина.
– Ну, это дело личное. В чужих карманах негоже копаться.
– Негоже, если платятся все налоги, все страховые сборы, – напряжённый голос Петра Петровича не предвещал ничего хорошего. – При громадных доходах, немалую часть из которых вы скрываете, "гвардия" ваша ещё и поборами занимается!
– Извините, Пётр Петрович! Это что – цивилизованная комиссия или самосуд? Вы сплетни собираете или занимаетесь делом? Простите, но я вынужден буду говорить об этом с Главой, – Хабит глядел на "кардинала" исподлобья и зло, как зверь перед прыжком.
– Не надо меня пугать. В милиции – пачка заявлений об этом.
– Хорошо, я схожу туда, разберусь, кто… вернее, кого мои ребята обидели. Уверен, что это единичные случаи. Известно, в семье не без урода. Мы с Григорием Львовичем разберёмся. Как говорится, в одном кармане смеркается, в другом заря занимается.
"Ещё один намёк. Мол, запанибрата с самим начальником милиции!.. Да… кажется, схватки не избежать".
– Хабит Имранович, вот вам список. Если эти торговые точки не перечислят всё, что положено, – придётся просто их ликвидировать, – протянул бумагу молодой работник администрации.
– Тем более, что расплодилось этих самых точек, как… – заметил кто-то из комиссии.
– И жители давно жалуются. Сколько деревьев у остановок спилено, сколько пьяни вокруг них шатается! – поддержал оргсекретарь.
– Да, и газета завалена письмами об этом. Обращение с покупателями – грубое, если не хамское…
– Вот и я говорю, культуры ещё не хватает! – вклинился Хабит, глядя на мальчишку-корреспондента, что ещё недавно, правда, искренно, пел дифирамбы не только Главе, но и ему, Хабиту. И, откинувшись чуть назад, приняв оборонительную позу, он обвёл тяжёлым взглядом сидящих напротив. Некоторым от этого стало не по себе. И все поняли, что этот "орешек" им пока не по зубам. Разве что "Кардинал" решится…
– Вы не ответили, Хабит Имранович, где такую сумму возьмёте, – напомнил Пётр Петрович.
– А я и не собираюсь исповедоваться перед вами!..
– Как хотите. Но через две недели дела передаём в налоговую полицию – со всеми вытекающими… – поставил точку "Кардинал".
– А можно… несколько строк комментария? – почти робко спросил корреспондент и достал бумажку. – Автор – пенсионер. Очень просил прочитать!..
– Нy, валяй, если коротко, – устало согласился Пётр Петрович.
– Хорошо, только три строфы:
…А вот они – в шикарных лимузинах,
Вчера ещё стоявшие в ларьках,
Рублями набивавшие корзины,
С дешёвыми перстнями на руках.
Они на мир глядели исподлобья,
Зато на нас взирали свысока…
У них сегодня в горсовете – лобби,
У них своя в парламенте рука.
Притормозят пред красным светофором
И даже глянут на спешащих нас
Из омута кошачьих, томных глаз, -
Вальяжные, непуганые воры…
Все невольно взглянули на Хабита. Тот, скрипнув зубами и бросив дикий взгляд на читавшего, – рванулся вон…
"СЛАБАК"
Нет, и на пенсии Тимофею не было уготовано спокойной жизни. Ну, ни в какую. Да вот, посудите. Только-только нынешним вечером захотел взять любимого Чехова, растаять в его остроумных и добрых по сути историях, как уже в десятом часу в квартиру позвонили, и вскоре перед Тимофеем стоял тот самый Михаил, которого ещё недавно укорачивал Тимофей. Поскольку после того случая Нюра отказалась перейти хотя бы на время жить к племяннику, то постепенно за своими заботами Тимофей подзабыл тот злополучный вечер. И вот – Михаил явился собственной персоной и стоял перед ним в полной готовности к решительным действиям. Однако же, трезвый, что и успокоило Тимофея.
Но покой, как сказал поэт, нам только снится, поскольку Михаил с ходу пошёл в наступление.
– Знаешь ли ты, своячок, до чего дошла твоя любимая тётя? – Михаил присел на стул, но решительной позы от этого не утратил.
Тимофей стал быстро соображать, до чего же могла дойти Нюра, но у Михаила не было времени ждать. Он подался всем корпусом к Тимофею и выпалил:
– Да она мне теперь вообще на водку не даёт! Ты представляешь? Когда такое на Руси водилось! – бросил он почти убийственный аргумент.
– Ещё как водилось! – не утерпев, вступила в разговор Клавдия. – И сейчас водится, если у человека есть характер! Если он о семье в первую очередь думает!
Михаил ещё надеялся на хороший исход, и попробовал отшутиться:
Нам, татарам, всё равно,
Автомат или вино,
Хоть какая сила,
Лишь бы нас косила, -
и, развернувшись к Нюре, бросил как можно решительней:
– А, можно, я с Тимофеем по-мужски поговорю? Думаешь, не разберёмся?… Между прочим, сама-то не отказываешь в бутылочке Тимофею, а? Чего молчишь, красавица?
– За красавицу, конечно, спасибо, но ведь Тимофей не пьёт…
– А только выпивает! – расхохотался гость.
Хозяин решил, что пора и ему "выступить".
– Но это совсем не то, что пить белую по-чёрному! Ведь я, если только с хорошей компанией, в гостях, например, чуть-чуть дёрну – и всё! И Клавдия об этом знает!
– Вот именно, – подтвердила жена.
– И моя знает!
– В том и дело, что знает, чем это кончается! Потому и не даёт! И вообще, пьяница – враг России!
Михаил опешил, потом развернулся к Тимофею. – Слушай, чего она городит? Какой враг? Да я… Да хоть сегодня – в строй!
– Насмешил! В строй! Ну да, строем – в вытрезвитель!
– Ты пойми её, женщина всё это острее чувствует, – терпеливо объяснял Тимофей. – Сколько семей по швам трещит, сколько детей сиротами остаётся – при живых родителях! Ведь слыхал, небось!
– А причём тут я?
– Вот-вот, каждому кажется, что это – где-то и с кем-то происходит, но только не со мной! – не утерпела снова Клавдия. – Ты считаешь, что у тебя нормальная семья?
– Ну, вроде того…
– Вот именно, что вроде! Потому что слёзы льёт жена, и чаще втихомолку! И на кой чёрт ей такой муж, как ты?!
– Ну ты, Клавдия, полегче, а то я ведь и возразить могу… как следует!
– Да ничего ты не можешь! – устало сказала Клавдия и ушла на кухню.
– И моё терпение может кончиться! – крикнул Михаил вслед.
– Шантажируешь, значит? – Тимофей тоже перешёл в наступление. – Да Нюре не жаль этого полтинника, она хочет, чтобы ты завязал с этим! Можешь ты это понять?
– А как я завяжу, если не пью вот уже несколько дней?… Тимофей, ну, сжалься ты, пойми, как мужик! А то ведь…
Тимофей тоже напрягся.
– А то – что?… Только задень Нюру – сам отвезу в милицию!
Михаилу такой поворот дела явно не нравился.
– Да поймите вы, горит у меня всё внутри! Силы нет терпеть больше!
– Лечиться надо! – вышла из кухни Клавдия.
– А ведь это так, Михаил. Лечиться надо. Если хочешь жить нормально…
– Да и вообще жить! – поддержала жена.
Михаил аж взвился.
– Ну, спасибо, ну, выручили! По гроб обязан буду! Я-то думал, что ты поддержишь, как мужик мужика, скажешь Нюрке, что нельзя так… круто… Ну, хотя бы раз в неделю… на первое время, пока совсем не брошу… – Михаил встал. – Значит, не поможете?
Тимофей встал тоже.
– Да пойми ты, не денег жалко! Ну, что ты, слабак такой? Взять себя в руки не можешь?
В это время в комнату вошёл младший сын.
– Папа, а кто здесь слабак? – и посмотрел на Михаила. – Дядя, это вы – слабак?
Я тоже был таким, правда-правда! А потом… как взял в себя в руки, как сказал, что никого не боюсь!.. А вы кого боитесь?
– Сынок, иди себе играть! Мы обязательно поможем дяде!
Сын не спеша, с машиной на верёвочке, вышел из гостиной.
Михаил ободрился.
– Помочь обещали!
– А мы и не отказываемся. Только не с выпивкой. Если настроишься, скинемся с Николаем, поможем с лечением.
– И другого выхода у тебя нет, Михаил. Или жить в семье по-человечески, или…
– Да что я, изверг какой, что ли! – Михаил уже не настаивал на своём. – Как-то надо, конечно… Вы того… Нюре не говорите, что я просил… У неё завтра день рождения.
– Да что ты! – оживился Тимофей и порылся в карманах. – Вот тебе сотня, купи ей хороший букет! Договорились?
– Порадуй жену-то! Она ведь заслужила! – подхватила Клавдия.
– Да я ведь не против… Вот выручили… А вы приходите завтра вечерком, будем рады! Нюрка-то у меня – отличная стряпуха!
– А вот это другой разговор, – поставил точку Тимофей.
– Главное – человеческий! – подхватила Клавдия. – А сейчас пошли все пить чай с моими кексами!
– Ну, если ненадолго… А то Нюра волноваться будет опять… – уже хорошо, полной грудью, вздохнул Михаил и пошёл на кухню вслед за хозяевами.
"ЛИХОРАДКА"
– Здравствуйте, как живём? – высокий грузный человек, широко улыбаясь, вошёл в палату. За ним гуськом проследовала свита: депутат областной думы, он же предприниматель, главврач и помощник Главы города.
– Как в лесу: тёща – баба яга, жена – ведьма, а соседка – Василиса прекрасная! – бойко отрапортовал молодой предприниматель, ещё не остывший от очередного смешного анекдота.
Глеб Глебович, Глава города, с готовностью улыбнулся, но перевёл разговор в нужное русло.
– Ну, и как дела у моих любимых избирателей?
И даже тяжело больные повернули головы – это ж надо, мэр пожаловал! Не дождавшись ответа, Хозяин спросил у врача о посторонних:
– А это – кто?
– А-а, родственники. Извините, если бы знали…
– Нет, отчего же! Все – мои избиратели, и я всех рад видеть!.. Так как дела, дорогие больные?
– Дорогие, то-то и есть! – лихо отозвался пенсионер с переломом ноги. – За лекарства плати, за процедуры – тоже…