- Можно всю жизнь врываться в семь утра в спальни самых разных женщин, но так и не встретить красавицу. Ни спящую, ни бодрствующую. Ибо чтобы статьею, женщине необходимо хотя бы минут на двести заскочить в ванную. Увиденное тобой - лишь часть того, что, в принципе, может стать красавицей. Ты и увидел часть. А результат налицо - дуракам полработы не показывают.
- А шефам?
- Каким шефам? - я наконец исхитрилась отпить глоток из чашки, не продемонстрировав при этом Юджину особенности своей грудной клетки. Кофе был совершенно потрясающий, если только Вирджил чего-нибудь туда не капнул. - Ты решил устроить бесплатное коллективное посещение моей спальни?
- А разве есть сумасшедшие, которые согласятся за это платить? - Юджин критически обозрел мои патлы.
- Твое счастье, что кофе слишком хорош, а то бы я…
- У тебя нет двухсот минут, Вэл. Только десять. На кофе, туалет и переодевание, - он поискал глазами пепельницу и, не найдя ее, швырнул окурок в вазу с цветами. Раздалось короткое обиженное шипение. - Сделай милость, превратись в красавицу за десять минут. Потому что мой шеф, который согласился пообщаться с тобой, в известном смысле дурак. То есть он не всегда понимает, показывают ли ему всю работу или только половину…
Как всякий разведчик, Юджин чего-то недоговаривал или принципиально говорил не то, чего я ждала от него. Было ясно: он сдержал слово и ему удалось чего-то добиться, иначе я не катила бы сейчас в длинной черной машине с затемненными стеклами в очередную безвестность. Конечно, мне хотелось знать больше, хотя самой себе я могла признаться, что о многом уже научилась догадываться. Передо мной прошла целая галерея людей этой профессии - элегантный Витяня, вальяжный Гескин, гориллообразный Андрей, суховатый Рей Бердсли, отшельник Габен, а теперь этот вот красавчик из Висконсина, - и я начала привыкать к ним, к их сдержанной, слегка ироничной, а чаще властной и суровой манере общения… Стиль посвященных. Они ведь не разговаривали, а входили в контакт, не думали, а прокручивали, не слушали, а фиксировали. Наверное, даже обнимая женщину, они рефлекторно нащупывали на ее теле не застежку лифчика, а кобуру пистолета…
И все же я очень хотела убедить себя в том, что мой долговязый спутник стоит особняком в этой когорте пакостников и убийц. Я вспоминала наставления Габена: "Не верь никогда и никому. Просто не верь, поскольку в нашем деле не говорят правду ни при каких обстоятельствах. Это было бы нарушением правил. Тебе понравится твой следователь или горничная, которая будет гладить твои вещи. В окне появится таинственный странник с лицом Алена Делона, обуреваемый желанием спасти тебя. Логика и интуиция будут подсказывать, что с тобой честны и порядочны, ситуация будет складываться так, что иначе просто быть не может. А ты не верь. Думай только о задании. Помни, что ты им нужна в любом случае. И они будут драться за тебя до тех пор, пока не поймут, что ты говоришь правду. Но их сверхзадача - доказать обратное. Они хитрые ребята, их натаскивали лучшие психологи. Они тебя обманут сто тысяч раз, они посвящены в такие глубины подсознания, о которых твои кортасары, кафки и сартры никогда даже не догадывались. Потому что тех умников, напиши они неудачную повесть или роман, просто отвергли бы издатели. А этих ребят, позволь они себе малейшую ошибку, тут же уничтожила бы Игра. Их игра с нами. А потому - не верь!.."
- Вэл, как тебе это удалось?
- Что?.. - я с трудом отогнала видение нависшей надо мной бороды Габена с узким шрамом вещающих уст.
- Я говорю, что за десять минут ты создала произведение искусства.
- А ты не верил, что дуракам полработы не показывают.
- Не мог же я знать…
- Надеюсь, это все, что нужно было для встречи с твоим боссом?
- Почти, - Юджин вытряхнул из пачки сигарету и протянул ее мне.
- Надо было добавить: "Закуривайте, гражданка…"
- Что?
- Мне рассказывали, что в период сталинских чисток все следователи НКВД начинали допросы с этой фразы.
- А если гражданка была некурящей?
- Закуривали все.
- Ну что ж, закуривайте, гражданка Мальцева.
- Спасибо, начальник, - я прикурила от зажигалки. - Что надо подписать?
- Не торопитесь! - Юджин усмехнулся и тоже закурил. - Сейчас приедем к большому шаману, он вам все и скажет.
- А вы, значит, что-то вроде слона на доске?
- Вернее, офицера.
- В шахматах говорят "слон".
- А в ЦРУ - "офицер".
- Выполняли задание, сэр офицер? Готовили почву?
- Вот-вот, гражданка. Выполнял, готовил…
- Судя по всему, не без успеха?
- А вы себя как чувствуете, гражданка? Нормально?
- Да вроде пока ничего.
- Значит, не без успеха.
- И кто же вам такое идиотское задание дал, гражданин офицер? Уж не президент ли США?
- Мама.
- Чья мама?
- Моя мама. Собственная. Я ей позвонил в штат Висконсин: "Так, мол, и так, как вам понравится, если сынок ваш единственный и ненаглядный заведет шашни с агентом КГБ? Служба, правда, пренеприятная, зато агент уж больно хорош". Ну, мама, естественно, теряет дар речи от свалившегося на нее счастья, а потом спрашивает: "А зачем она тебе, сынок? Тебя же за такие глупости с работы попрут!"
- Мама рассуждает резонно, - сказала я, чувствуя подступающую к горлу дурноту. - Умная женщина, чего, к сожалению, не скажешь о сыне.
- Я передам ей твои слова, - кивнул Юджин, приоткрыл окно и щелчком выбросил сигарету. - Ей будет очень приятно.
- Так чего ты хочешь от меня?
- Ничего, Вэл! - Юджин вдруг взял мою руку и как-то неуклюже сжал. - Абсолютно ничего, я ничего не хочу от тебя как офицер американской разведки. Забудь об этом, если можешь. У меня одна только просьба…
- Ага!
- Да послушай же! - Юджин отпустил мою руку, зато резко сжал плечо. - Неужели ты не понимаешь, что я кругом неправ, ведя с тобой эти бойскаутские разговоры? Я рискую всем, что имею! И говорю об этом вовсе не для того, чтобы ты потеряла сознание от моего благородства. У меня есть корыстный интерес: я хочу, чтобы ты выжила. Помоги мне в этом, и мы в расчете.
- Как я могу помочь тебе?
- Скажи Уолшу правду.
- Уолшу?
- Это мой босс, заместитель начальника ЦРУ по оперативным делам. От него зависит все…
- Это с ним ты беседовал после ресторана?
- Да.
- И ему я обязана отсрочкой?
- Да.
- Что ты сказал ему, чтобы выиграть сегодняшнее утро?
- Не суть важно.
- Это важно! И отпусти плечо, мне больно.
- Извини… - видимо, не зная, куда девать свои длиннющие руки, Юджин скрестил их на груди. - Я сказал Уолшу, что ты честный человек… Что я не знаю всех обстоятельств, которые связали тебя с "конторой", но верю тебе, хоть ты и лгала мне… Что ты мне нужна… Короче, мне кажется, Уолш кое-что понял.
Надо было быть полной чуркой, чтобы не почувствовать искренность этого парня. Я уже устала к тому времени моделировать ситуации, в которых этот цээрушник вешал мне на уши лапшу по заранее утвержденному плану. Он был искренним до нутра - никакой Габен уже не смог бы убедить меня в обратном. В конце концов, у каждой женщины есть свой, сугубо индивидуальный детектор лжи, чертежи и устройство которого, к счастью, нельзя украсть, скопировать и поставить на конвейер. И этот детектор подсказывал мне откуда-то из области сердца, что Юджин говорит правду. Он действительно боролся за меня, один во всем свете. Человек, которого я толком даже не знала, вся близость с которым ограничивалась коротким касанием рук, сражался за меня так, словно я была самым родным ему существом. Я слушала торопливые, сбивчивые фразы Юджина и пыталась мысленно поставить на его место моего интимного друга, моего редактора, несколько лет делившего со своей заведующей отделом литературы и искусства ее жесткую постель, забиравшего уверенной рукой, как партийные взносы, ее любовь, ее нежность, ее тепло. Ведь и у него наверняка была возможность помочь мне, ведь и у него наверняка был свой Уолш - какой-нибудь сытый выдвиженец из Краснодара или Ставрополя, взошедший на ответственный пост в КГБ через промежуточные этапы в комсомоле и партии по спинам своих несчастных земляков, выполнявших и перевыполнявших планы по заготовке хлеба и ранних овощей. А он сдал меня - легко, не задумываясь, как сдают стеклотару, в первом же приемном пункте, и даже не спросил, любовно дохнув на редакционную печать, почему в графе "Командирован(а) в…" оказался экзотический Буэнос-Айрес. Проштемпелевал с такой простотой, словно отправлял меня в Урюпинск. А ему, собственно, ничего и не надо было спрашивать. Он знал, что знать это ему не положено. И не спросил. А Юджин…
- Вообще-то я редко выполняю просьбы малознакомых людей, - сказала я, выбрасывая сигарету из окна тем же приемом, что и Юджин. - Но для вас, сэр офицер, я почему-то готова сделать исключение.
- Smart girl, - выдохнул он и протянул мне новую сигарету. - Закуривайте, гражданка.
Наша машина, расшвыривая колесами гравий и щелкая им по днищу, как пустой ореховой скорлупой, лихо виляла между высоченными деревьями.
- Опять какая-нибудь конспиративная вилла? - спросила я.
- Самая конспиративная из всех - наше посольство.
- За что такая честь?
- Умерь свои амбиции, Вэл, - усмехнулся Юджин. - У парадного подъезда нас никто не ждет. Увы, мы с тобой не дипломаты…
- И, наверное, никогда ими не станем?
- С нашим-то сомнительным прошлым? - фыркнул Юджин.
- Можно подумать, что у всех дипломатов безукоризненное прошлое.
- Вэл, мы приехали…
Я вдруг почувствовала, что у меня отнялись ноги.
- Что с тобой?
- Мне страшно. Ты ничего не хочешь сказать мне?
- Я буду рядом.
- Как и все мужчины, Юджин, ты самонадеян.
- Как и всем женщинам, Вэл, тебе это нравится. Пошли…
Согнувшись пополам, Юджин вылез, обошел "лимузин", открыл мою дверь и протянул руку.
Он сказал правду: небольшая дощатая калитка была совсем не похожа на парадные ворота посольства США в Аргентине. Юджин толкнул ее, и мы прошли по тропинке в низкое подвальное помещение, уставленное стеллажами. Потом было несколько ступенек наверх, длинный полуосвещенный коридор, еще одна лестничная площадка, другой коридор, уже покороче, и выкрашенная белой масляной краской дверь без таблички. Юджин постучал.
- Come in! - пророкотал чей-то бас.
Ориентируясь на этот густой голос, я рассчитывала увидеть очередного здоровяка-янки и потому не сразу заметила маленького человека в черном свитере, из-за горловины которого выглядывал почему-то один угол воротника рубашки неопределенного цвета. Он сидел в шикарном кожаном кресле за столом, заваленным множеством папок. Кабинет был скупо освещен люминесцентным светильником и не имел окон. Тишина там стояла могильная, под стать моим предчувствиям.
Увидев нас, человек слегка приподнялся, и я убедилась, что рост его вряд ли превышал сто шестьдесят сантиметров - маленький тщедушный мужичок с пегими седыми волосами, неопрятными, свисающими на плечи космами и дряблой желтоватой кожей. На вид ему было лет пятьдесят пять - шестьдесят, а на деле, возможно, и все сто. В таких случаях судить о возрасте человека можно только после того, как он откроет рот и скажет что-нибудь. А этот говорить не торопился и рассматривал меня, как подозрительное произведение абстрактного искусства, нагло затесавшееся в достойное общество фламандских мастеров.
- Сэр, это мисс Мальцева, - напомнил мне о моем существовании Юджин. Напомнил вовремя, потому что я начала терять присутствие духа под этим пронзительным взглядом.
- Много слышал о вас, мисс, - пророкотал хозяин кабинета на весьма сносном русском языке и показал на стул. - Прошу садиться.
Я села. Юджин остался стоять у дверей, прислонившись к стене.
- Итак? - Уолш уставился на меня внимательно и серьезно, как патологоанатом.
Я беспомощно оглянулась.
- Это сказал я, мисс, а не тот господин, который подпирает стены моего кабинета! - брюзгливо проскрипел Уолш. - Извольте смотреть на меня.
- Я слушаю вас.
- Нет уж, мисс, это я вас слушаю!
- Право, я не знаю…
Я чувствовала себя полной идиоткой. Уолш совсем не походил на типичных американцев: не острил, не улыбался, не делал попыток похлопать меня по плечу и вообще как-то расположить к себе. Совершенно не к месту я вдруг подумала, что Уолш чем-то похож на моего школьного учителя рисования со странной фамилией Голгофов и ущербной привычкой подрифмовывать к именам и фамилиям учеников всякие обидные словечки. Меня, например, он величал не иначе, как "Валентина-дубина", а в хорошем расположении духа - "Валя-краля". Если бы Уолш сказал что-нибудь подобное, я бы не удивилась. Но он молчал и ждал. Я же никак не могла понять, чего хочет от меня таинственный шеф Юджина, карающая рука ЦРУ, человек-судьба Валентины Мальцевой. В голове у меня пронесся вихрь вариантов:
…грохнуться в ноги и зарыдать: "Кормилец ты мой!"
…рвануть на груди блузку с воплем: "Стреляй, гад!"
- Вы что-то хотели мне сказать? - вернул меня к действительности Уолш. - Во всяком случае, этот господин, - он кивнул в сторону Юджина, - намекал именно на такое развитие событий.
- Да. Я хотела сказать, что… - в горле у меня пересохло, и я с ностальгией вспомнила молчуна-водоноса Вирджила. - Я хотела бы что-нибудь выпить…
Ничуть не удивившись, Уолш отъехал на своем роскошном кресле куда-то вправо, нагнулся над маленьким столиком, уставленным стаканами и бутылками, и, не поднимая головы, спросил:
- Виски? Мартини? Водку?
- Простую воду, если можно.
- А чем угощал вас Бердсли?
- Ничем… Он был слишком занят беседой со мной.
- Беседа записывалась? - Уолш вернулся в исходное положение и протянул мне высокий стакан с толстым дном. Кивком поблагодарив, я жадно напилась и тут же испытала жуткое желание повторить эту процедуру, но постеснялась и осторожно поставила стакан на краешек стола.
- Да. У Бердсли был диктофон.
- А где кассета с записью вашей беседы?
- Ее забрал Витяня… ну, Мишин.
- Вместе с диктофоном?
- Нет, просто вытащил бобину.
- Вы можете сформулировать в нескольких словах задание, которое получили от… - Уолш бросил короткий взгляд на блокнот перед собой, - …от Габена?
- Изложить свою версию и ждать, когда вы меня перевербуете.
- Что вы и сделали, - сухо сказал Уолш.
- Что я и сделала.
- А потом что-то произошло?
- Да.
- Что же? Почему вы вдруг решили прекратить выполнение задания? Поняли, что вам никто не поверил, и решили сыграть ва-банк?
- Если вы сами намерены отвечать на собственные вопросы, зачем вам я?
- Повернитесь, пожалуйста! - несмотря на волшебное слово, слова Уолша прозвучали как команда. - Вот так, прекрасно! А теперь задайте свой последний вопрос этому молодому человеку у стенки. Я жду!
- Зачем вам я? - голова моя была совершенно ватной и тупой. Вели мне Уолш повторить слова детской считалки или параграф из устава КПСС, я бы тут же повиновалась.
- Но, сэр… - начал было Юджин.
- Я не верю этой даме! - Уолш отъехал на своем передвижном кресле теперь уже влево и схватил какую-то папку. - Вернее, я не имею права верить ей! Что она может дать нам? Ее использовали вслепую. Ни одного имени, ни одного факта, сплошные клички, сплошная наживка, блеф!.. - Уолш обращался через мою голову к Юджину так, словно меня уже в природе не существовало. - Она женщина. Она непрофессионалка. Она - отработанный материал. Зачем-то она была им нужна. Если бы мы хоть знали зачем! Но и в этом она не в состоянии нам помочь…
- В этой игре, сэр, ей, вероятно, отводилась серьезная роль, - Юджин говорил быстро и жестко. - Иначе этот… Мишин… не решился бы устраивать мясорубку на вилле…
- Вот-вот! - Уолш замахнулся папкой, словно гранатой. - И я не хочу, чтобы это повторилось, поскольку ценность этой дамы мне непонятна, а опасность - совершенно очевидна.
- Они хотели внедрить ее к нам. Давайте им поможем. Давайте поверим ей. Возможно, тогда мы получим ответы на наши вопросы.
- Ты предлагаешь отправить ее обратно?
- Да, сэр.
- У нас нет гарантий. Завтра она будет на Лубянке, и я не знаю, как поведет себя эта женщина, когда с ней…
- Может быть, коль скоро речь идет о моей персоне, вы и со мной поговорите для разнообразия? - я почувствовала, как внутри меня просыпается самая настоящая злость.
- Охотно, - Уолш резко повернулся ко мне. - Надеюсь, вы понимаете, почему наш разговор принял столь откровенный характер?
- Догадываюсь. Говорят, самое надежное место для высказывания сокровенных мыслей - это морг.
- Верно! - так и не раскрыв грозной папки, Уолш шлепнул ею об стол. Звук получился такой, словно выстрелил пистолет с глушителем.
Воцарилась дол гая пауза. Я слышала, как за спиной тяжело дышит Юджин.
- Вам уже говорили, мисс Мальцева, что вы очень везучая женщина? - бас Уолша приобрел вдруг какие-то новые интонации.
- Два раза. Как вы догадываетесь, поводов быть счастливой у меня более чем достаточно.
- Вас не ликвидировал старый прохиндей Гескин, вас не ликвидировали ваши друзья с Лубянки, вас не ликвидировали наши парни на вилле, а теперь…
- А теперь вы, видно, хотите обрадовать меня и сообщить, что эта цепь неприятностей наконец прерывается? Ведь с таким счастьем человек просто не имеет права жить дальше, не так ли?
- Будь так, мисс, вы бы ушли в лучший мир, так и не познакомившись со мной, - Уолш смотрел с откровенной издевкой. - Думаю, мы оба прекрасно пережили бы такой поворот судьбы. Но, повторяю, вам везет. По стечению обстоятельств отец этого великовозрастного оболтуса был моим фронтовым другом, самым близким мне после жены и детей человеком. Вместе с ним мы высаживались на Сицилии, вместе с ним горели в одном "джипе"… В рамках принятого в ЦРУ служебного соответствия наши с Юджином дебаты были практически исключены. Семейственность в Лэнгли - это вообще нонсенс! Но тут Юджин почему-то вообразил, что вы, мисс Мальцева, именно тот человек, на которого должно пролиться мое человеколюбие. И не только вообразил, но и использовал по максимуму наши внеслужебные отношения…
- Очень благородно с его стороны, - я просто не могла не констатировать этот факт и заступилась за Юджина, как за друга.
- И очень глупо.
- Почему? Что мешает вам поддаться внеслужебной, как вы говорите, симпатии к этому молодому человеку и отпустить меня с миром, не вовлекая в дальнейшие игры? Не надо мне верить или не верить. В конце концов я действительно не имею никакого отношения к…
- Тогда вас ликвидируют в Москве, - перебил меня Уолш. - Мало того, пока вы еще живы, хочу сообщить, что меня после этого немедленно вышвырнут из ЦРУ, а этот очарованный странник загремит за решетку. И поскольку его папаша, мой друг, отдал свои лучшие годы не бизнесу, а службе в политической разведке Соединенных Штатов, то адвокат у Юджина будет паршивый и свои пятнадцать лет он получит без лишних хлопот… Так кто же выиграет от этих перемещений? Простите, мисс, но в тексте моей присяги не было параграфа о том, что я обязан работать в интересах господина Андропова. На него и без того работает масса людей, до чинов которых мне еще служить и служить…