Передо мной стоял черноволосый гарсон в белой хрустящей куртке, молодой, плечистый: такому бы носить не подносы, а гири.
- Кофе, пожалуйста.
- Со сливками?
- Да.
- С бриошами?
- Да.
- Может быть, мадам хочет перекусить?
- Попозже.
- Несу, мадам.
Я порылась в сумке и вытащила золотистую пачку "Бенсон энд Хеджес". Сигареты Юджина. По-моему, они даже сохранили его запах. В тот вечер, в отеле, мы так ни разу и не закурили. Вернувшись в "Плазу", я дала себе слово, что не буду вспоминать ни Юджина, ни эту полутемную комнату, ни прикосновения его рук, ни это сумасшедшее, неземное ощущение чисто женского счастья, когда ты не просто веришь, когда ты знаешь, что тебя любят… Я дала себе слово не вспоминать об этом до тех пор, пока не увижу его вновь. И здесь в Орли, в аэропорту, я нарушила это слово и ощутила такой прилив радости, словно только что побывала в объятиях Юджина.
Я повертела в руках пачку и вдруг явственно, словно Юджин расположился напротив, услышала его смешливый голос: "Закуривайте, гражданка!"
- Закуривайте, гражданка!
Я вздрогнула, но так и не смогла заставить себя поднять голову. Меня вырвали из моих воспоминаний мгновенно, резко. Так за волосы вытаскивают из омута самоубийц.
- Между прочим, приличные женщины не сидят без спутников в парижских бистро, - голос Витяни был по обыкновению ироничным и жизнерадостным. - Только проститутки.
- А я и есть проститутка. Разве приличная женщина когда-нибудь позволила бы себе иметь дело с вами?
- Опять хамишь, Мальцева?
Я наконец набралась духу, чтобы взглянуть на Мишина, но увидела… совершенно незнакомого человека - жгучего брюнета с бородкой и в тонких профессорских очках.
- Бог мой, Витяня, что ты с собой сделал?!
- Валентина, только не говори, что я утратил свое врожденное обаяние!
- О нет, это неистребимо.
- Ну, как там, в Буэнос-Айресе?
- Лето.
- Меня вспоминают?
- Тебя - с особой любовью.
- А ты как?
- Как видишь.
- Ты мне можешь не верить, Валя, но я действительно тебе рад.
- Мишин, если б я могла сказать то же самое! - я вытянула сигарету из пачки и прикурила от зажигалки, которую любезно поднес мне Витяня. - Ты меня встречаешь?
- Уже встретил.
- Зачем?
- Тебя же предупреждали в посольстве.
- Я спрашиваю, почему именно ты?
- А чем я хуже других? Встречаю, чтобы убедиться, что ты нормально прилетела и нормально улетишь, - Витяня щелкнул пальцами. - Перно, пожалуйста!
- Брехня! Они бы не стали так рисковать, посылая тебя для подобной ерунды в самое людное место в Европе.
- Ты у нас, Валюха, не ерунда. Ты у нас теперь особо ценный кадр, за которым нужен глаз да глаз…
- Значит, приглядываешь?
- Ну!
- Что, так и будем сидеть в бистро?
- Почему бы и нет? Побеседуем.
- О чем?
- Об одном господине по имени Юджин. Тебе знакомо это имя, Валя?
- Да.
- Он с тобой работал?
- Да.
- И, судя по результатам, хорошо поработал?
- Смотря по тому, что ты имеешь в виду.
- Ну, сама знаешь что. Среди методов тайных служб секс, безусловно, один из самых перспективных. Но чтобы офицер разведки спал с объектом вербовки, да еще, так сказать, без отрыва от производства, - это уже, подруга, авангард, который я не понимаю.
- Что ты несешь, Мишин?
- Ты трахалась с ним, Валентина?
- Да.
- Зачем?
- Идиотский вопрос.
- Зачем, Мальцева?
- Потому что он этого хотел. Потому что иначе мне было трудно убедить его в своей искренности. Потому что он, в конце концов, приятный мужик… Тебе нужны дополнительные аргументы или достаточно этих?
Мишин с любопытством смотрел на меня.
- Может, сформулируем так: стремясь выполнить задание, ты несколько перестаралась?
- Ну, это уж не тебе решать.
- Мне.
- A-а, поняла: ты выполняешь в Париже роль контролера ОТК?
- Умница.
- Ты устраиваешь мне "предбанник", да? Чтобы я вошла в святой дом на Лубянке голенькой, как новорожденная?
- Опять в "десятку".
- Словом, ты теперь эксперт по Мальцевой?
- Добавь: лучший эксперт.
- И ты мне не веришь?
- Ты сегодня весь вечер угадываешь. Я не верю тебе.
- И если мне не удастся тебя переубедить, то?..
- Постарайся.
- А если я закричу? Прямо здесь вот, в бистро, заору на хорошем французском, что ты советский шпион и хочешь расправиться с беззащитной женщиной! Что тогда?
- Тогда ты подпишешь себе приговор. То есть докажешь, что мои подозрения имеют под собой реальную почву, и будешь моментально ликвидирована. Посмотри под стол. Только не суетись…
Под столом я не увидела ничего, кроме черной туфли Витяни у своей ноги.
- Тебе нравятся мои туфли?
- Я не разбираюсь в мужской обуви.
- В моей ты вообще ничего не смыслишь. Так вот, стоит тебе открыть рот, как я сделаю легкое движение ногой, из подошвы выскочит маленькая, совсем малюсенькая иголочка, которая слегка кольнет тебя в твою очаровательную ножку. В первые пять минут, то есть в то время, которое понадобится мне, чтобы расплатиться и покинуть этот вертеп, ты будешь сидеть тихая, смирная и даже улыбающаяся. Правда, выражение лица у тебя будет придурковатым, но на это вряд ли кто обратит внимание: в Париже достаточно наркоманок и просто дебилок. А еще через пять минут ты почувствуешь, как из твоих легких начнет улетучиваться воздух. Незаметно так, но ощутимо. Правда, и тогда ты не сможешь закричать, поскольку дебилы лишены инстинкта самосохранения. Потом приедет скорая помощь, явится полиция и зафиксирует скоропостижную смерть гражданки СССР В. В. Мальцевой от острой сердечной недостаточности… Ну что, живописать дальше или будем говорить по душам?
- Поговорим…
- Что он сказал тебе?
- Кто?
- Твой новый хахаль.
- Когда?
- Когда спал с тобой.
- Витяня, а тебе не противно, а?
- Валентина, я не верю ушам своим: ты хочешь меня пристыдить? Меня?
- Ты помнишь, тогда, в лесу?..
- Ну.
- Когда мы прощались и…
- Сказал же, помню. Дальше что?
- А! - я почувствовала страшную усталость. - Ерунда, проехали.
- Договаривай! - Витяня ткнул сигарету в пепельницу и тут же закурил новую.
- Ну, мне показалось тогда, что ты…
- Что?
- Что ты еще не окончательно утратил способность быть человеком…
- Любопытно! - Витяня снял бутафорские очки, аккуратно протер их платком и вновь водрузил на нос. - С чего это вдруг ты решила взывать к моей человечности?
- Неужели ты не понимаешь, что этот дурацкий допрос с пристрастием меня унижает? Неужели вам мало того, что по вашей милости я превратилась в пародию на личность, в карикатуру, в куклу, не имеющую ничего своего?!
- Только без патетики, Валя! - Мишин брезгливо поморщился и притушил вторую сигарету. - Давай ближе к делу. Времени у нас в обрез, а проблем - куча. На мой взгляд, ты прекрасно справилась с заданием. Настолько хорошо, что в это трудно поверить вот так, с ходу. Мои начальники - люди странные. Они, в большинстве своем, тихо-мирно живут в кооперативных и ведомственных квартирах, каждое утро отправляются на службу в троллейбусе или метро, хотя, пожелай они того, могли бы запросто вызвать для этой цели эскадрилью штурмовой авиации. Они решают очень важные, порой даже глобальные вопросы, но при этом никогда не отдалялись от своих кабинетов с бронированными дверями и сейфами дальше, чем на десять кэмэ. Поэтому с ними происходят порой удивительные вещи: неглупые мужики, умеющие просчитать до секунды полет межконтинентальной ракеты или на память назвать точное число зенитных установок в каком-нибудь Тринидаде, полностью утратили способность разбираться в психологии обыкновенных людей. Таких, к примеру, как ты, Валентина. Они у нас стратеги, мать их еб, а мелочи отрабатывает шушера вроде меня. У тебя может создаться впечатление, что при таком раскладе я многое значу и многое решаю, не так ли? Но это заблуждение, подруга. Да, они дают мне, как цепному псу, команду "фас" и отстегивают поводок. Но если я, не разобравшись в ситуации, прокушу задницу не тому, кому следует, они тут же вызовут врачей, чтобы эту задницу залечить. А меня, как бешеную собаку, пристрелят. И то же самое произойдет, если я подпущу к ним на пушечный выстрел того, кого подпускать, на их взгляд, нельзя… Ты понимаешь меня, подруга?
- Да.
- Ты знаешь, зачем я это тебе говорю?
- Нет.
- И не догадываешься?
- Неужели тебя мучает совесть?
- Не угадала… - Мишин сделал долгий глоток. - У нас с тобой разные представления о совести, ты же умная девочка, должна была понять это давно. Нет, не совесть меня мучает, а твой ебаный снобизм. Ты не видишь себя со стороны, Мальцева. А это минус для разведчика.
- Ну, а если представить себе, что я спала с ним не как разведчица? Означает ли это, что я совершила государственную измену?
- Что он тебе говорил про меня?
- В общих словах все сводилось…
- В общих словах будешь писать рецензии! Конкретно!
- Он сказал, что обязательно доберется до тебя и оторвет тебе яйца. Что ты - чудовище, монстр, волк вне закона. Что расследование обстоятельств бойни на вилле находится под непосредственным контролем директора ЦРУ. Что ты не жилец на этом свете. Что тебя с Андреем ищут все резидентуры США и что к ним подключена также военная разведка НАТО.
- Я вижу, ты не поскупилась на краски, рисуя свою непричастность. Верно?
- Ну, во-первых, я действительно ни при чем, и ты знаешь это лучше, чем кто-либо другой. А, во-вторых, я в точности выполняла инструкции Габена. Это он сказал, чтобы я все валила на тебя и Андрея.
- Сука! Вот сука! - Витяня закурил новую сигарету. - Я так и знал…
- Поэтому я и была так удивлена, увидев тебя в Париже. Мне казалось, что ты уже давно там, на Лубянке.
- Как же! - Мишин смотрел куда-то мимо меня и сосредоточенно размышлял. - Ты знаешь, что такое моторесурс?
- В общих чертах.
- Так вот, мой моторесурс до конца еще не отработан. Они там понимают, что за кордон мне дороги больше нет. Вот и хотят использовать меня напоследок по максимуму…
Всем своим нутром я почувствовала, что в нашей беседе наступил перелом. Витяня, по своему обыкновению, многого не договаривал, но я уже сама понимала, что происходит. По жестоким законам его среды обитания, этого Зазеркалья с тайнами, пистолетами, подслушивающей аппаратурой и казнями без суда и следствия, Витяня был обречен. В реальности этого диагноза не было никаких сомнений, если даже я, отупевшая и огрубевшая после всего перенесенного, ощущала мертвящий холод, исходивший от этой несостоявшейся звезды мирового балета. Он все делал по инерции - допрашивал, угрожал, ставил ловушки, выведывал детали… Но голова его в этот момент была занята только одним - лихорадочным перебором вариантов спасения собственной шкуры. Психологически Витяня вел себя в этой ситуации, как капризный и своенравный мальчишка: желая помириться, войти в контакт, он тем не менее угрожал и давил, подчеркивая свою значимость и мою ничтожность. А я… В тот момент я хорошо понимала, что нужна ему, что, возможно, являюсь единственной соломинкой, за которую он может уцепиться и выплыть из той жуткой стремнины, в которую рано или поздно попадают подчиненные, слишком рьяно выполняющие распоряжения начальства. Больше того, я допускала, что появление преображенного Витяни здесь, в Орли, могло вовсе не быть санкционированным: я уже достаточно близко была знакома с авантюристскими повадками этого плейбоя, способного и не на такие импровизации. Его главная беда заключалась в том, что, как и его начальники, он не умел разговаривать с нормальными людьми и тем более просить их о чем-то. Он отвык быть таким, как все. Мишину и в голову не приходило (а может быть, сказывался приобретенный инстинкт тотального недоверия), что в принципе от человека можно получить все что хочешь, не используя при этом страх, неосведомленность, неуверенность… Короче, интуиция подсказывала мне, что надо перехватывать инициативу, иначе этот приговоренный к смерти и потому особенно опасный псих потянет меня за собой.
- Да, Вить, он сказал еще одну странную фразу…
- Что? - Мишин оторвался от своих раздумий.
- Он сказал, что тобою, возможно, будут торговать.
- Уже торгуют, - с неожиданной легкостью принял мою ложь Витяня. - За моей спиной, естественно, но я это чувствую…
- И что ты намерен делать?
- Думаю.
- Может, я могу помочь тебе чем-то?
- Ты?! - по тому, как фальшиво прозвучало его последнее восклицание, я поняла, что именно этого вопроса и ждал мой запутавшийся однокашник. - Ты решила воспитывать меня на примере собственного великодушия?
- Перебьешься! Я просто предлагаю тебе сделку.
- Ты отдаешь себе отчет, чем рискуешь?
- А ты? - я приняла вызов. Впрочем, другого выхода у меня не было: после того как Витяня поделился со мной особенностями своей обуви, я физически ощущала близость его ноги.
- А что я?
- А то, что явившись сюда по собственной инициативе и разыгрывая из себя контролера КГБ, ты рискуешь больше меня, не так ли?
Конечно, я блефовала. Но к тому моменту меня уже захватил азарт. По-видимому, я просто не отдавала себе отчет в том, что ставкой в этой сомнительной игре была моя собственная жизнь.
- Твои бы мозги да в нужное русло…
- Оставь в покое мои мозги! Поговорим лучше о твоей шкуре.
- А что, это даже интересно, - криво усмехнулся Витяня.
- Мишин, в КГБ ведь не учат проигрывать, верно?
- Но вовсе не потому, что исключают возможность проигрыша.
- Тем не менее проигрывать ты не хочешь.
- И не буду!
Он произнес эту фразу таким тоном, что, во-первых, я сразу ему поверила, а во-вторых, испытала жуткое желание резко сорваться с места и бежать куда угодно, только подальше от этого убийцы, внезапно оставшегося в дураках.
Я сделала глубокий вдох.
- Ты можешь собраться и выслушать внимательно мое предложение?
- Валяй.
- Прежде чем я начну, ты должен выполнить две мои просьбы.
- Говори.
- Первая: убери, пожалуйста, свою ногу подальше от моего стула…
- Уже убрал.
- Вторая: ты можешь ответить на несколько моих вопросов? Поверь, это очень важно.
- Попробую.
- Только честно. Или вообще не отвечай.
- Я же сказал, попробую.
- Кто должен был меня встречать?
- Ты не знаешь этого человека.
- Но не ты?
- Не я.
- Где этот человек?
- В сортире.
- Я серьезно.
- Дура, я тоже серьезно! - Витяня вдруг ухмыльнулся. - Не боись, подруга, жив твой встречающий. Очнется минут через сорок, не меньше.
- Ты его?..
- Что я его? Зашел человек к кабинку, сел на унитаз, почувствовал легкое головокружение и слегка прикорнул. Я ему туда закатил маленькую ампулку. Его не потревожат, не дрейфь, здесь, в конце концов, не Курский вокзал, очередей нет…
- Господи, не человек, а какая-то ходячая лаборатория, - пробормотала я, чувствуя легкую слабость в ногах.
- Это все, что ты хотела спросить?
- Тебе запретили возвращаться в Москву?
- Да.
- Причины объяснили?
- Нет.
- Ты в бегах?
- В бегах бывают уголовники, - Витяня криво усмехнулся. - А в нашей конторе ложатся на грунт.
- Ты боишься, что в этой игре тобой пожертвуют, так?
- В общих чертах.
- А почему тогда тебя сразу не убрали?
- А у нас с этим делом не торопятся. Надо посмотреть, как будет разворачиваться ситуация. И потом - я ценный сотрудник, Мальцева. В своем роде уникум. Так что прежде чем мне скажут последнее "прости" и торжественно, с соблюдением военных почестей, отвезут на Ваганьково, они там должны убедиться, что я полностью отработал свой ресурс.
- Понятно… - я просто вынуждена была сделать передышку, чтобы сгруппировать мысли для дальнейшего разговора. И тут же Витяня вновь взял инициативу в свои руки:
- Ты рисковая баба, Валюха. И умная. Поэтому, кстати, я и был против твоего участия в игре с Телевано. Как чувствовал, что сам и останусь в минусе от этой авантюры… А теперь слушай внимательно. Вот мои часы, - Мишин согнул в локте руку таким образом, что циферблат его респектабельного "Лонжина" оказался на уровне моего носа. - После того как я скажу: "Время пошло", в твоем распоряжении будет ровно десять секунд. За это время ты должна ответить всего на один вопрос - работаешь ли ты на американцев? Да или нет? Если хочешь жить, ответь честно. Если солжешь - не взыщи. Ты поняла?
Силы и присутствие духа покинули меня так стремительно, что я не то что ответить - кивнуть не могла.
- Валентина, очнись! - Витяня похлопал меня по руке, но я даже не почувствовала этого прикосновения, словно рука находилась в новокаиновой блокаде. - Речь идет всего лишь о выборе. Ты же об этом наверняка много писала, размышляла в своих творческих изысканиях, верно, подруга школьная? Так в чем же дело? И этот день опишешь… когда-нибудь. Ты поняла?
- Да…
- Тогда - время пошло!
Что такое десять секунд, когда нужно успеть просчитать последствия? Если он ведет со мной хитрую игру, спланированную одним из его башковитых начальников, я должна отрицать все. Если же интуиция меня не подводит и Мишин действительно оказался в ситуации зафлажкованного волка, надо признаваться. Всего два варианта, но какое гигантское нагромождение нюансов и какое ничтожное количество секунд. Шансы равны - фифти-фифти…
- Все! - Витяня убрал руку с часами. - Да или нет?
- Да.
- Значит, они тебя на самом деле перевербовали?
- Да.
- Так что ты теперь - двойной агент?
- Получается так.
- Ну что ж, тогда нам есть о чем посудачить…
Как передать то ощущение легкости и даже невесомости, которое я испытала после этих слов? Наверно, такие же чувства испытывают парашютисты, когда после затяжного падения в холодную безмолвную бездну над их головой раздается долгожданный хлопок раскрывшегося купола.
- С тобой страшно играть, Витяня…
- Когда на кону собственная жизнь, страшно играть даже с младенцем. Ладно, хватит болтать, у нас мало времени, - Витяня допил перно и закурил очередную сигарету. - Я думаю, там, в Москве, они тебя не расколют. Учти, мы обмениваем жизнь на жизнь. То есть мою на твою.
- Пояснее, пожалуйста… - я вдруг вспомнила о существовании кофе и отпила глоток. Кофе был ледяной, как мои ноги. - После твоих экспериментов с часами мне как-то трудно сосредоточиться.
- Когда у тебя связь?
- С кем?
- Ну не с КГБ же!
- Я не знаю.
- Валентина!
- Клянусь тебе, я не знаю. Мне должны позвонить.
- Понятно. - Витяня начал торопиться. - Слушай внимательно: первое, что ты скажешь своему связному, должно выглядеть примерно так: я тебя раскрыл, у меня есть неопровержимые факты, доказывающие, что ты ведешь с Лубянкой двойную игру. Пока я жив, эти факты спят. Если они продолжат охоту за мной, я пущу их в ход. Тебе нравится такая сделка?
- А тебе?
- У меня нет выбора.