- Он шел прямо, точно баптистский дьякон, направляясь на восток, к окраине Лоу-Виллидж, где начинаются болота. Дочка Эндерсона сказала, что в ту ночь он не возвращался домой. Думаю, Эндерсон шел к скале Малютки Пруди. На Конгресс-авеню его видел Гаррисон Джексон - младший брат Эйба Л. Джексона. Гарри говорит, что Эндерсон шагал так, будто стремился к какой-то цели. Мне кажется, его убили около полуночи. Самое скверное в этом деле, мистер Квин, - медленно продолжал шеф полиции, - что тут абсолютно не за что зацепиться. Никто не выиграл со смертью Эндерсона. Он был безобидным и дружелюбным человеком. Все его любили. По ошибке его не могли убить - было полнолуние. Какой-нибудь маньяк? Чокнутый? Мы все проверили, но только зря потратили время. Это не несчастный случай, не ошибка и не дело рук сумасшедшего. Тома Эндерсона убил человек, который знал, что делает. Но кто и почему?
- Ничего личного - просто для удобства…
- Что вы сказали, мистер Квин?
- Я подумал о божьих коровках, - ответил Эллери. - Надеюсь, вы не оставили без внимания приятелей Эндерсона?
- Кого именно?
- Гарри Тойфела и Ника Жакара.
- Я допросил их в первую очередь. Если это сделал кто-то из них, то он славно поработал, чтобы замести следы.
- У них нет никаких предположений насчет того, с кем мог встретиться Эндерсон?
- Они говорят, что нет. - Дейкин повернулся и посмотрел в окно на Стейт-стрит. - Как бы то ни было, они - мелкая рыбешка. А тут кое-что покрупнее - нутром чую.
- Эндерсон не намекал Жакару или Тойфелу на что-либо необычное в его жизни? - настаивал Эллери.
- Нет. Хотя, если говорить о необычном, вам известно, что Эндерсон бросил пить?
- Рима мне рассказывала.
- У меня предчувствие, - пробормотал шеф, обращаясь к Стейт-стрит, - что это как-то связано с его гибелью.
- Если так, то напрашивается суровая мораль.
Дейкин повернулся с улыбкой - он был трезвенником.
- Что вы подразумевали под "кое-чем покрупнее", Дейкин? Важность? Количество подозреваемых? Участие каких-то известных личностей?
- Возможно.
- Например? Хотя бы намекните.
- Не могу. - Дейкин сердито поднялся. - Очевидно, я уже ни на что не годный старик и мне пора на свалку. Хотите сигару?
Эллери взял сигару, и они полчаса беседовали на более приятные темы, например о том, что губернатор Карт Брэдфорд заставил всех блюдолизов в столице штата ползать на четвереньках и выть.
- Помяните мои слова: этот парень въедет в Белый дом!
Прокурор Шалански, идол Лоу-Виллидж, успешно довел до конца дело о растрате, и ходили разговоры о его выдвижении в конгресс в будущем году. Все жаловались на дикий рост налогов. У судьи Илая Мартина прошлой зимой случился небольшой удар после смерти его жены Клэрис, но теперь он поправился, правда, бросил юридическую практику и выращивает астры, которые дарит всем гостям. Энди Биробатьян из цветочного магазина выглядит больным. Уолферт Ван Хорн был пойман in flagrante delicto прошлой осенью в своем летнем домике на озере Фаризи с одной из дочек Джесса Уоткинса, который как следует отстегал его кнутом, но в суд подавать не стал. Джули Астурио ударилась в религию и уехала из города в компании ревностного евангелиста. Магазин "Пчелка" превратился в супермаркет на Слоукем-стрит, между Вашингтон-стрит и Аппер-Уистлинг, напротив лавки Логана, который грызет локти с досады. Одна из свиней Джокинга на свиноферме по 478-му шоссе родила пятиногого поросенка. Док Себастьян Додд получил четыре миллиона по завещанию старого Люка Мак-Кэби и теперь планирует новый корпус больницы.
- Ах да, - прервал Эллери. - Я слышал о вашем докторе Додде. Кажется, он заработал титул "городского святого"?
- Видит бог, док его заслужил. И деньги тоже.
- Его практика не была успешной?
- Да что вы! У него была самая большая практика в городе. Только, - усмехнулся Дейкин, - его пациенты не имели ни гроша в кармане. Док все еще живет в том доме, где родился, - большом трехэтажном здании на углу Райт-стрит и Алгонкин-авеню. Его построили еще в Гражданскую войну. Он такой огромный, что некоторыми спальнями на третьем этаже вообще никогда не пользовались. Док холостяк - ни разу не был женат.
- Зачем же ему такой большой дом?
- Его все равно никто не купит, а доку ведь надо где-то жить. К тому же он там не один. В доме проживают кухарка и экономка дока, Реджина Фаулер, - она какая-то дальняя кузина Джона Ф. Райта, его второе имя было Фаулер; вы знаете, что он умер? - горничная Эсси Пингарн, сын Тома Уиншипа, Кеннет, а теперь еще и старый Гарри Тойфел.
- Том Уиншип… Не тот ли это Томас Уиншип, который был свидетелем обвинения на процессе Хейта в сорок первом году? Старший кассир Райтсвиллского национального банка?
- Он самый. Том умер лет шесть назад и почти ничего не оставил, так как его жена была инвалидом и все до последнего цента уходило на больницы, санатории и знаменитых специалистов. Но это не помогло миссис Уиншип, и когда их единственный сын Кеннет вернулся из-за моря, то не застал в живых ни отца, ни матери. Ну, Кенни это совсем подкосило. И кто, вы думаете…
- Доктор Себастьян Додд.
- Верно. Док Додд помог Кенни встать на ноги, послал его в колледж заканчивать курс обучения медицине, который прервала война, и теперь Кеннет - ассистент и протеже дока. Док говорит, что Кенни отлично справляется. Он очень гордится этим парнем и уверяет, что тот в один прекрасный день станет знаменитым врачом.
- Ваш док - прямо-таки образец идеального человека, - пробормотал Эллери. - Я должен с ним повидаться. Думаю, загляну к нему завтра, если сумею выкроить полчаса. Значит, Гарри Тойфел живет и работает у него. Просто благословение Божие иметь рядом такого человека, как Додд. Кстати, Дейкин, насколько я понимаю, богатство Мак-Кэби оказалось неожиданностью для Райтсвилла?
- Не то слово, весь город встал на дыбы.
- А этот партнер Мак-Кэби… как же его звали?.. Харт, Джон Спенсер Харт, "Райтсвиллское производство красителей". Должно быть, были в шоке, когда он вышиб себе мозги?
- Сколько времени вы, говорите, провели в Райтсвилле, мистер Квин? - сухо осведомился шеф Дейкин.
Эллери рассмеялся:
- Полагаю, вы не сомневаетесь, что Харта лишила жизни собственная рука, а Мак-Кэби - рука Божья?
- Что-что?
- Мне известно, что по поводу смерти Харта было дознание, но кто-нибудь занимался смертью Мак-Кэби?
Дейкин сидел неподвижно.
- Не знал, что на этот счет возникали сомнения. Никто не занимался. А почему вы спрашиваете?
- Просто из любопытства.
- Люку Мак-Кэби было семьдесят четыре года, - медленно произнес шеф полиции. - Он уже почти двадцать лет страдал от болезни сердца. Док Уиллоби как-то говорил мне, что Мак-Кэби уже давно бы умер, если бы не забота доктора Додда. И старый Люк это знал, потому и оставил ему все деньги. Так что тут все гладко, если не считать вашего любопытства, мистер Квин. Я думал, мы говорим о деле Эндерсона. - Эллери промолчал, и на лице Дейкина мелькнула догадка. - Вы знаете что-то, чего не знаю я!
- Я вообще ничего не знаю, Дейкин. - Эллери поднялся. - Но у каждой монеты имеются две стороны. Возьмем дело Эндерсона. Вы убеждены, что он мертв. Но вы ведь не можете предъявить его труп. Я всегда переворачиваю монету - такой уж у меня характер. Что касается Мак-Кэби и Харта, может быть, их смерть и в самом деле последовала в результате сердечного приступа и самоубийства, а может быть, и нет. Может быть, она не имеет ничего общего с исчезновением Тома Эндерсона, а может быть, эти события непосредственно связаны друг с другом.
- А может быть, я спятил!
- Всегда держите монету ребром, Дейкин, чтобы можно было взглянуть на обе ее стороны. - Смеясь, Эллери пожал вялую руку шефа полиции.
Дейкин молча смотрел на него, когда он закрывал за собой дверь.
"Конечно, - великодушно подумал Эллери, пересекая Площадь в направлении отеля "Холлис", - у бедняги Дейкина нет услужливого друга, именуемого аноним".
Понедельник, 10 апреля
Утром Рима набросилась на Эллери с вопросами. Суровая обстановка "Апем-Хаус", запах мыльной воды и мастики для пола явно подействовали на нее. Мысли о будущем внушали ей тревогу и беспокойство. Каждый день она задавала многочисленные вопросы. Как долго, по мнению Эллери, ей придется оставаться у миссис Апем? Неужели он не понимает, что пройдут годы, прежде чем она сможет отдать ему долг? Когда ей удастся вернуться на болота? Почему она вообще должна торчать в "Апем-Хаус"? Что имел в виду вчера вечером рыжий коридорный, сказав, что если она кого-то ожидает, то он с удовольствием оставит боковую дверь незапертой? Куда Эллери отправился, расставшись с ней? (Значит, это Рима звонила в "Холлис", не оставив никакого сообщения.) Удалось ли ему что-нибудь обнаружить? Видел ли он кого-нибудь? Когда она наконец сможет снять новую одежду, а то у нее ноги отекли от этих туфель? Каковы его планы? Куда они пойдут сегодня утром?
- Сначала отвечаю на последний вопрос: завтракать, - вздохнул Эллери. - Я не способен к беседе, пока не выпью кофе.
По дороге в "Чайную мисс Салли" Эллери напряженно думал. Ночью он спал плохо, но виноват в этом не только бугристый матрас администратора Брукса. Дело в том, что, засыпая, Эллери размышлял не об Эндерсоне, а о его дочери. Он не может до бесконечности откладывать решение проблемы: что же будет с девушкой.
К счастью, в "Чайной мисс Салли" было пусто.
- Рима, - заговорил Эллери, когда они сели, - если бы перед вами встала проблема заработка на жизнь, как бы вы ее решили?
- Не знаю, - холодно ответила Рима.
- Что вы умеете делать, помимо лечения птиц?
- Ничего.
- Не думаю, что вы умеете печатать на машинке или что-нибудь еще в таком роде?
- Вы правы.
- Ну а в самом крайнем случае могли бы вы работать продавщицей?
- И торчать весь день в душном магазине? Да я помру от этого!
- Как насчет воспитания детей? В городе немало состоятельных родителей, которые…
- Снова сидеть взаперти?
- Но вы же должны что-то делать!
- Вы о ваших деньгах? Меня они тоже беспокоят. Но я найду способ вернуть вам долг.
Эллери заказал завтрак.
Во время кофе вопросы посыпались снова. Эллери мрачно выслушал их и наконец сказал:
- У меня только один план, Рима, и я могу объяснить вам его прямо сейчас.
- Ладно, объясняйте - все остальное не важно.
- У меня есть причина считать, что исчезновение вашего отца как-то связано с событиями, которые начались в Райтсвилле около двух месяцев назад. Смерть Люка Мак-Кэби. Его тайное партнерство с Джоном Спенсером Хартом. Наследство, оставленное Мак-Кэби доктору Себастьяну Додду.
Рима, слегка побледнев, сжимала в руке остывший тост.
- По-моему, главный вопрос, - продолжал Эллери, - каким образом ваш отец вписывается в эту картину. Если мы найдем на него ответ, то, может быть, нам удастся прояснить историю со скалой Малютки Пруди. Вчера вечером я повидал шефа Дейкина и выяснил, что у него нет никаких идей по этому поводу. Значит, он нам не помощник, так что придется полагаться только на самих себя. Я вижу лишь одну зацепку, от которой мы можем оттолкнуться. Человек, долгие годы лечивший Люка Мак-Кэби и выписавший свидетельство о его смерти, - доктор Себастьян Додд. Человек, получивший по завещанию все состояние Мак-Кэби, о котором никто не подозревал, - доктор Себастьян Додд. Человек, чье внезапное вмешательство в бизнес по производству красителей Харта-Мак-Кэби повлекло за собой самоубийство Харта, - доктор Себастьян Додд. Кажется, что Додд является общим знаменателем всех событий, предшествовавших исчезновению вашего отца. Поэтому первое, что мы должны сделать, - это попытаться выяснить, не был ли Додд каким-то образом связан и с вашим отцом.
Рима молча кивнула.
- Сегодня я позвонил Додду и договорился о встрече в одиннадцать утра в его офисе. К тому времени он вернется из больницы, и мы до начала его приемных часов попробуем кое-что выведать. Понятия не имею, что мы узнаем, - может быть, ничего, а может быть, очень много. Дальнейшие планы я буду строить в зависимости от развития событий. А теперь, Рима, доедайте вашу яичницу.
Эллери вздрогнул, увидев слезы в глазах девушки.
- В чем дело? - недовольно спросил он.
- Выходит, я в этом никак не участвую.
Это снова заставило Эллери вспомнить, как она одинока. Он почувствовал, что тает, словно масло на ее тосте.
- Ешьте ваш завтрак! - рявкнул Эллери. Девушка покорно откусила кусочек тоста. Он взял ее за руку, и она удивленно посмотрела на него. - Рима, я всегда считал, что нужно быть вооруженным заранее. Вы обязательно будете в этом участвовать. Каким образом, пока не имею представления. Но я держу вас наготове. Вы дочь Тома Эндерсона. То, в чем был замешан он, может касаться и вас. Самим вашим существованием вы доказываете эмоциональное, если не моральное, право участвовать в разрешении проблемы. Кроме того, кто повинен в гибели вашего отца, никто не может оспаривать это право, но именно этого нам и хотелось бы. Вот почему вам придется расхаживать в этих туфлях, даже если ваши ноги отвалятся вовсе. Что-то может произойти. Не исключено, что нам удастся это ускорить. Но должен подчеркнуть, что это почти наверняка окажется опасным. Вы в самом деле знаете, чего хотите, Рима?
- Мы с папой очень любили друг друга, - тихо ответила она, глядя в тарелку. - Думаю, больше, чем обычные отец и дочь. Да, я знаю, чего хочу. - Рима почти сердито посмотрела на него. - Поймите, все это так ново для меня. Вы были очень добры и терпеливы… Обещаю, Эллери, что больше не стану вам досаждать. С этого момента я буду делать только то, что вы скажете.
* * *
Дом на углу Райт-стрит и Алгонкин-авеню страдал всеми запущенными старческими недугами. Пол крыльца просел спереди и с боков, деревянные подпорки потрескались и облупились. Коричневатая краска пузырилась волдырями. Крыша местами прогнулась, словно под тяжестью прожитых лет, а кое-как застекленные мансардные окна взирали на мир подслеповатыми глазами. Некоторые ставни были сломаны, другие отсутствовали вовсе. Со стороны Алгонкин-авеню здание соседствовало с перестроенным жилым домом, выкрашенным в ярко-голубой цвет, а со стороны Райт-стрит угрожало обрушиться на одноэтажный домишко с грубо намалеванной вывеской: "Гриль-бар Джека", в окнах которого выстроились ряды пустых бутылок из-под виски, на фоне ярких фото белозубых длинноногих женщин.
На лужайке перед домом начинала пробиваться свежая трава. Выложенная плитками дорожка, обрамленная кучками хорошо удобренной земли, сворачивала за угол, очевидно, к зимнему саду. Большой вяз в центре лужайки возвышался над домом, отбрасывая приятную тень на крыльцо и лужайку.
Надпись золотыми буквами на маленькой черной табличке у ворот сообщала:
"СЕБАСТЬЯН ДОДД, доктор медицины
КЕННЕТ УИНШИП, доктор медицины"
- Выглядит не так плохо, - неуверенно промолвила Рима, когда они поднимались по трем весьма ненадежным ступенькам.
- Думаю, ночью при луне дом производит более мрачное впечатление, - заметил Эллери, нажимая большим пальцем на железную кнопку с надписью: "Звонок врачу".
Дверь с матовым стеклом открыла костлявая особа со шваброй в руках.
- Кто вам нужен? - сурово спросила она.
- Доктор Додд, если не возражаете.
- Он еще не пришел. Прием начинается в полдень.
- Кто там, Эсси? - послышался пронзительный женский голос.
Стеклянные глаза Эсси сердито блеснули.
- В мои обязанности не входит открывать эту чертову дверь, - пробормотала она, но тем не менее крикнула в ответ: - Они пришли к доктору Додду, мисс Фаулер!
- Впусти их, Эсси. - Толстая пожилая женщина в белом домашнем платье появилась в конце коридора. Шнур ее слухового аппарата был обсыпан мукой. - Это вы звонили утром? - спросила она.
- Да, - ответил Эллери.
- Эсси, проводи их в приемную. Доктор Уиншип сейчас там. Только не раздражайте его. Он ужасно волнуется из-за мисс Пинкл.
- Но они хотят видеть доктора Додда, - возразила Эсси.
- Утром я разговаривал с доктором Уиншипом, - вставил Эллери.
- Ну конечно! - весело отозвалась толстая женщина. - Не обращайте внимания на Эсси. У нее вместо мозгов хирургический тампон. Поживей, Эсси! - Экономка скрылась.
В коридоре стоял резкий одуряющий запах, в котором Эллери опознал смесь жареного хлеба и лизола.
Стены были обшиты панелями из старого орехового дерева, чередующимися с обоями, рисунок которых уже не определялся. На площадках лестницы, ведущей на верхние этажи, висели люстры с грязными плафонами.
Двойное французское окно слева, с тяжелой кружевной портьерой, было закрыто. Эсси свернула направо и прошла через дверь под широкой аркой в приемную. Мягкая мебель напоминала доисторических монстров; на полу лежал ковер ручной работы, поблекший настолько, что установить его первоначальный цвет не представлялось возможным. На дверях были прикреплены таблички с надписями "Доктор Додд" и "Доктор Уиншип". Зеленые стены украшали гравюры Фредерика Ремингтона со сценами Дикого Запада. На шнурах с кисточками болтались кусочки картона со стихами или девизами. На одном из них Эллери прочитал:
Пуста у многих голова.
Зимой им лето подавай.
Как лето, так в зиме нужда.
Того, что нет, хотят всегда.
Другая начиналась так:
Смейся - и мир засмеется с тобой.
Плачь - будешь плакать один.
Потому что…
Заинтересованный Эллери хотел прочитать остальное, когда Эсси с ухмылкой ткнула его под ребра.
- Вот он, - сказала она.
Молодой человек в белом пиджаке оторвал сердитый взгляд от стола, заваленного бумагами.
- Они хотят видеть доктора Додда, - с торжеством заявила Эсси и вышла, неся швабру, как копье.
- Да? - буркнул молодой человек.
- Я Эллери Квин, доктор Уиншип.
- О! - Опрокинув стул, доктор Уиншип резко поднялся, он оказался очень высокого роста. Его крупное серьезное лицо покраснело, когда он наклонился, чтобы поднять стул. - Черт бы побрал эту мисс Пинкл! Попробуйте разобраться в картотеке, составленной секретаршей, которая только и делает, что мечтает о вечернем свидании!.. Доктор Додд еще не вернулся из больницы, мистер Квин. - Эллери кивнул и подумал, что доктор Уиншип выглядел бы более естественно на поле университетского стадиона. Он обошел вокруг стола и пожал руку знаменитому детективу. - Рад с вами познакомиться. Я ваш давний почитатель. Помните, как вы впервые к нам приехали - кажется, в сороковом году, верно? - Улыбка доктора была такой же широкой, как его плечи. - Может быть, вы и молодая леди присядете? - Когда его карие глаза задержались на "молодой леди", они тут же утратили выражение усталости.
- Мисс Эндерсон - доктор Уиншип.
- Здравствуйте, - сказала мисс Эндерсон.
- Здравствуйте, - отозвался доктор Уиншип.
Они посмотрели друг на друга.