- В этой работе нет ничего такого, что могло бы показаться сложным для такой умной девушки, как мисс Эндерсон, - нарочито бесстрастно заметил доктор Уиншип. - Если даже эта пустоголовая Пинкл кое-как справлялась… Вы не согласны, мистер Квин?
- Ну, это весьма кстати. Но я не знаю, - притворно усомнился Эллери. - Рима не умеет печатать.
- И это все? - воскликнул молодой Уиншип. - Посмотрели бы вы, как печатает Пинкл! Если Рима за один урок не научится печатать лучше, я… я поцелую Пинкл в пятку! Держу пари, что мисс Эндерсон, по крайней мере, грамотно пишет. А что касается помощи с пациентами - я имею в виду, подготовить их к осмотру, включить стерилизатор и тому подобное, - это не требует особых навыков, она быстро обучится. Мы потеряли нашу медсестру во время чертовой эпидемии дифтерии в Лоу-Виллидж, а каждая опытная сиделка в городе работает либо на дому, либо в больнице. Нам пришлось кое-как перебиваться… Что скажете, док? Мисс Эндерсон помогла бы нам справиться с трудностями.
Доктор Додд вытер лоб носовым платком.
- Я… Вы бы хотели взяться за эту работу, Рима? - Его голос звучал неуверенно.
- Не знаю, доктор Додд. Я никогда не сидела взаперти в…
- Рано или поздно вам придется с этим смириться, Рима, - сердито прервал Эллери. Ему хотелось отшлепать ее. - Вы не можете прожить всю жизнь, как бабочка! А предложение доктора Уиншипа - большая удача.
- Может быть, вы беспокоитесь из-за жалованья? - с тревогой спросил молодой врач. - Пинкл получала тридцать долларов в неделю, но думаю, док, для Римы… для мисс Эндерсон мы могли бы увеличить плату до тридцати пяти.
- Да-да, Кеннет. Меня волнует только то, - поморщился доктор Додд, - что я обещал Генри Пинклу дать Глории шанс. Она никак не могла найти работу, а Пинклы очень нуждаются…
- Я же сказал, что эта полоумная собирается замуж!
- Ну… давайте поговорим с Глорией, Кеннет, и выясним точно, выходит ли она замуж. - Доктор Додд облегченно вздохнул, как будто решил сложную проблему. - Если да, то я рад, Рима, что вы будете работать с нами.
Доктор Уиншип выглядел разочарованным.
- Это справедливо, - весело улыбнулся Эллери. - Можете через меня сообщить Риме о вашем решении, доктор Уиншип. Думаю, мы в состоянии подождать день-два, правда, Рима?
- Да, - кивнула девушка.
Рука доктора Додда затряслась так сильно, что выронила платок.
- Сегодня у меня все из рук валится! А пока что, дитя мое, если вам нужны деньги…
- Благодарю вас, доктор Додд, - мягко ответила Рима. - Вы уже сделали для меня более чем достаточно.
- Тогда, мистер Квин, если я вам еще понадоблюсь…
- Я без колебаний вам позвоню, доктор. Рад был с вами познакомиться, доктор Уиншип… О, еще один вопрос! - "Конечно, это безумие, - подумал Эллери, - но терять все равно нечего". - Кто-нибудь из вас, джентльмены, посылал мне недавно письмо?
Рима резко взглянула на него и на обоих врачей. Но они выглядели озадаченными, а у Эллери не было причин настаивать. Он пожал доктору Додду руку (она была неприятно влажной), и доктор Уиншип вышел проводить визитеров.
Приемная была переполнена. Пышнотелая молодая особа в туфельках на шпильках и прозрачной кофточке с недовольным видом подкрашивала губы, сидя за столом.
- Теперь поняли, что я имел в виду? - прошипел доктор Уиншип, сердито хмурясь всю дорогу до входной двери.
* * *
- Что с вами произошло, Рима, вы забыли об обещании, которое дали мне в "Чайной мисс Салли"? - набросился на девушку Эллери, когда они вышли на улицу. - Неужели было непонятно, что я специально добился этого предложения для вас? А вы все испортили!
- Доктор Додд не хотел меня принимать.
- Так вы к тому же чувствительны!
- Он в самом деле не хотел, Эллери.
- Вы не правы. Доктор Додд - хронический благотворитель. Просто он, по-видимому, не может забыть обещания, данного папаше этой розы Райтсвилла. Но ведь он и перед вами чувствует себя виноватым, Рима. Мы работаем наугад, пытаясь ощупью найти дорогу к истине. Нам приходится пользоваться каждым проблеском света, и мы не можем себе позволить быть щепетильными. Если бы вы вели себя чуть поумнее и помогли мне… - Эллери кипел от злости.
- Простите. - Рима уставилась на лужайку, где старик, стоя на коленях, возился с рассадой. - Но это выглядело бы так, будто я пользуюсь преимуществом. Доктор Додд был так добр к папе. И доктор Уиншип…
- Ага, доктор Уиншип! Тон сразу изменился. Думаю, вы сами этого не замечаете. Так что с доктором Уиншипом?
- Он вам не нравится?
- Я его обожаю! Но тем не менее он всего лишь один из элементов головоломки. Ну, отвечайте, в чем там дело с доктором Уиншипом?
- Он был так добр. А я ничего не знаю о секретарской работе…
Рима выглядела такой маленькой и жалкой, что Эллери смягчился.
- Ладно. Поговорим об этом в другой раз. Тот старик… Это, часом, не…
- Это Гарри Тойфел.
Тойфел был высоким худым стариком с впалыми щеками, землистого цвета кожей и редкими волосами. Его узловатые руки проворно рылись в земле. На нем был некогда черный пиджак, весь в заплатах, и грязные на коленях брюки, ярко-голубая рубашка с невероятно высоким воротником и узкий галстук. "Если надеть на него цилиндр с лентой, - подумал Эллери, - то получится вылитый Сизый Нос - чудаковатый философ".
- Давайте побеседуем с ним, Рима.
- Нет!
- Вы его боитесь? - мягко спросил Эллери.
- Да!
- Идите за мной.
Рима неохотно подчинилась.
- Тойфел!
Садовник резко поднял голову и огляделся вокруг. "Пытается делать вид, что до сих пор не замечал нас", - подумал Эллери.
- Да, мистер?
- Я Эллери Квин, детектив, - представился Эллери. - Расследую смерть Тома Эндерсона. Вы были его приятелем, Тойфел. Что вы об этом знаете?
- Что знаю? - Тойфел с трудом поднялся. - Ну, мистер, я знаю, что человек смертен и смерть печальна - вот и все. А вы знаете больше? - Его маленькие голубые глазки уставились на девушку. - Это, часом, не Рима Эндерсон?
Эллери стиснул ее руку.
- Здравствуйте, мистер Тойфел, - быстро сказала Рима.
- Не узнал тебя в таком наряде. В нем ты выглядишь как взрослая женщина. - Старик продолжал смотреть на нее.
Руки Римы напряглись.
- Когда вы в последний раз видели Эндерсона? - спросил Эллери.
- Вечером перед его исчезновением. Мы сидели у Гаса Олсена - Том, Ник Жакар и я. - Кадык Тойфела подпрыгнул. - На 16-м шоссе.
- И ушли все вместе, не так ли?
- Нет, мистер. Том ушел первым.
- В котором часу?
- Около половины одиннадцатого. Вскоре ушел Ник, а потом и я.
- Эндерсон был трезв?
- Он пил только пиво. - Старик сплюнул на траву.
- Вы или Жакар не спрашивали Эндерсона, куда он идет?
Тойфел посмотрел на Эллери.
- "Хочешь сберечь собственную свободу - оберегай врага от угнетения". Это Пейн. И я с ним согласен. Аминь, братец.
- Я думал, Том был вашим другом.
- Был. Поэтому я спрашиваю: может человек относиться к другу хуже, чем к врагу? - Тойфел вновь сплюнул.
"Глубокое рассуждение, - подумал Эллери. - Особенно ценное при расследовании убийства".
- И вы больше его не видели?
- В этой жизни - нет, - усмехнулся Тойфел.
Эллери заметил, как старый садовник втянул губы, прижимая их в печальной гримасе к пустым деснам, и подумал, что неприязнь, которую тот вызывал, во многом обусловлена малопривлекательной внешностью. Однако этим мыслям противоречили похожие на кремни глаза старика и испуганно сжавшаяся Рима.
- Вы посылали мне недавно одно или два письма? - Эллери и ему задал свой нелепый вопрос.
Старик уставился на него:
- Этого вопроса я просто не понимаю, мистер.
- Вы посылали два письма Эллери Квину в Нью-Йорк на Западную Восемьдесят седьмую улицу?
- Да я уже двадцать пять лет не пишу писем.
- А "Архив" часто попадается вам на глаза?
- Попадается часто, только я ее не читаю. В газетах нет правды - только факты. Будете с этим спорить?
- В другой раз, - улыбнулся Эллери. - Должен признаться, Тойфел, что я вами восхищаюсь. Вы переносите удары, которые многих могли бы свалить с ног. За короткое время вы потеряли двух хозяев и друга, но это не лишило вас способности философствовать.
- Душа человека вечна и бессмертна. - Тойфел снова опустился на корточки.
- Вы религиозный человек?
- Это слова язычника - Платона, мистер. Но люди теперь не читают Платона - только газеты. Что до моей религии, то я вижу Бога в каждом семени, дающем росток. А когда вы находили в церкви что-нибудь, кроме срезанных цветов? Впрочем, вас это не касается, мистер.
Они оставили городского философа любовно ухаживающим за своей рассадой. Он не смотрел им вслед и даже ни разу не взглянул на Риму Эндерсон.
* * *
Рима сказала, что ей не нужен никакой ленч, что она не голодна и, если у Эллери нет для нее поручений, она вернется в отель и наконец снимет туфли. К тому же она привыкла к послеполуденному сну. Нет, Эллери незачем ее провожать - она не хочет нарушать его планы.
- Я зайду за вами через пару часов, Рима. Вы мне понадобитесь. - Эллери взял ее за руку.
- В "Апем-Хаус"? - Рима убрала руку.
- Да.
- Хорошо.
Эллери наблюдал, как девушка удаляется быстрыми шагами. Его бы не удивило, если бы она побежала.
Пройдя по Алгонкин-авеню до Стейт-стрит, Эллери свернул на запад к зданию окружного суда.
Шеф Дейкин сразу же вцепился в него:
- Почему вы спрашивали, нашел ли я деньги?
Эллери объяснил ему.
Дейкин побагровел.
- Так не годится! - воскликнул он. - Док Додд должен был сразу же сообщить мне об этом. Пять тысяч долларов! Куда же они делись?
Эллери задумчиво постукивал ногтем по зубам.
- В пальто не было ни единого цента. И рядом на скале тоже.
- Эндерсон мог спрятать их, Дейкин. Возможно, так оно и было. Вы обыскали хижину?
- Каждый уголок. Но нашли только три бутылки виски в разных тайниках под полом.
- И не обнаружили никаких денег?
- Никаких, даже конфедератского десятицентовика. Но это мотив, мистер Квин. - Шеф полиции потер руки. - При нем были эти пять тысяч, его заманили на скалу, ограбили и убили.
Эллери поджал губы.
- Возможно. - Он поднялся.
- Куда вы?
- Нужно еще кое-что выяснить. Кстати, Дейкин, не разбогател ли кто-нибудь из ваших местных подонков недавно?
- Не слыхал, но займусь этим в первую очередь.
- Только потихоньку, Дейкин.
- Я не намерен ставить этот вопрос на городском собрании. Кто еще знает о деньгах, кроме дока Додда, Кенни Уиншипа, вас и меня?
- Рима, конечно. И Отис Холдерфилд.
- Ну, за Римой вы проследите, а Отис вроде бы не из болтливых…
- Между прочим, что за тип этот Холдерфилд? Какая у него репутация в Райтсвилле?
- Отис - личность таинственная, - усмехнулся Дейкин. - Почему именно его Мак-Кэби подобрал, когда ему понадобился адвокат, никто не знает. Много лет он занимался случайными делами и страховкой, чтобы заработать на хлеб. Секретов Отис знает много - весь высший свет стонет при виде его. А месяц назад он вдруг начал процветать - вылез "из грязи в князи". Въехал в новый офис в "Грэнджон-блоке", курит дорогие сигары, ходит в лакированных туфлях, называет по имени Дональда Маккензи и Дж. С. Петтигру, а Клинт Фосдик сказал мне на днях, что видел Отиса в агентстве Марти Зиллибера присматривающим "бьюик" с откидным верхом. Конечно, все это большей частью в перспективе - завещание Мак-Кэби еще не вступило в силу, но это может произойти со дня на день. Док Додд поручил Отису представлять его интересы, и думаю, Отис будет кататься как сыр в масле. Но он умен и не станет портить репутацию, болтая лишнее. К тому же если эта история о сделке с пятью тысячами до сих пор не просочилась в "Архив"…
- "Архив", - задумчиво повторил Эллери и вышел.
Он медленно шагал по Стейт-стрит, мимо памятника жертвам Первой мировой войны, мимо мэрии в сторону Площади.
Здесь Эллери остановился, глядя в южном направлении, где на углу Лоуэр-Мейн находилось здание редакции "Архива". Он впервые осознал, как сильно оно изменилось. Украшения из позолоченного трухлявого дерева исчезли; фасад сверкал ярко-красной штукатуркой и металлом, на котором сердито поблескивало солнце. Вместо старой вывески, тянувшейся вдоль карниза, под крышей красовался сложный агрегат из неоновых трубок. Обновленное здание возбудило интерес Эллери, он начал переходить Стейт-стрит, но внезапно повернулся, двинулся через Площадь к Райтсвиллскому национальному банку и вошел внутрь.
Через пятнадцать минут Эллери вышел, пересек Аппар-Дейд, миновал старый магазин Блуфилда, ссудную кассу Дж. П. Симпсона, винный магазин Данка Маклина, отель "Холлис", магазин мужской одежды Сола Гауди, склад припасов на случай атомной войны. На углу Площади и Линкольн-стрит, где Хэллам Лак (Первый) в 1927 году воздвиг свой греческий храм финансов - Общественную кредитную компанию, - Эллери остановился снова, потом вошел и вышел через двадцать минут.
Эллери колебался, рассеянно глядя через Линкольн-стрит на магазин "Бон-Тон", аптеку и универмаг "Нью-Йорк". В понедельник утром на Площади кипела коммерческая деятельность, и его все время толкали.
Наконец он двинулся назад вдоль западной дуги Площади к отелю "Холлис".
Там стояло такси, в котором сидел водитель и читал "Архив".
- Такси, сэр?
- Ну, я не намерен идти пешком в Слоукем, - ворчливо сказал Эллери, садясь в машину.
* * *
В три часа дня Эллери снова был в Райтсвилле, на этот раз на первом этаже южного крыла отеля "Апем-Хаус" перед дверью номера 17.
На стук никто не отозвался, он постучал снова.
- Вы мистер Квин? - Рядом с ним ухмылялся рыжий коридорный.
- Да.
- Мисс Эндерсон просила передать вам, что у нее клау… клау…
- Клаустрофобия?
- Да, сэр. Я записал это слово, но потерял бумажку. Короче говоря, она сказала, что идет в Мемориальный парк.
Эллери поспешил назад на Стейт-стрит.
Он нашел Риму лежащей под ивой на берегу Маллинс-Крик, в северной холмистой части парка. Юбка девушки была приподнята, и босые пальцы ног мелькали в воде, как маленькие розовые рыбки; чулки и туфли лежали на расстоянии десяти футов, как будто их туда бросили. Когда Эллери подошел, с травы возле Римы взлетела дюжина птичек и расположилась на иве, наблюдая за ним.
- Таким образом они выражают недовольство, - промолвил Эллери. - Вас следовало бы назвать Авис или по крайней мере Рара. Как вам это удается?
- Я просто лежу неподвижно и ласково с ними разговариваю. Вы легко меня нашли? - Рима вновь держалась дружелюбно, как в поезде.
- Вы имеете дело с Нэтти Бампо Квином. - Он посмотрел на нее. - Чувствуете себя лучше?
- Гораздо. - Рима села, быстро прикрыв колени юбкой. Когда Эллери усмехнулся, она засмеялась и встала. - Где вы были, Эллери?
- В разных местах. Вы проголодались?
- Нет.
- Неужели вы и едите как птичка? Предлагаю вам снова надеть на ноги эти орудия пыток…
- Мы куда-то идем?
- Да, нанесем небольшой визит.
- Снова? Куда? - Ее лицо вспыхнуло.
- В "Грэнджон-блок".
- О!
Они зашагали по парку. Рука Римы скользнула в руку Эллери. Он улыбнулся и не отпускал ее, пока они не дошли до концертной эстрады оркестра Американского легиона напротив мэрии, спугнув двух подростков, прятавшихся за решеткой.
"Грэнджон-блок" находился на углу Вашингтон-стрит и Слоукем-стрит. В отличие от расположенного с другой стороны Дома профессий, на котором значилась дата постройки - 1879 год, "Грэнджон-блок" был "новым" зданием - ему еще не исполнилось тридцати лет, и его четыре этажа обслуживались лифтом. Согласно перечню, вывешенному на стене в подъезде, здесь обитали в основном юристы, среди которых значился и "Отис Холдерфилд, адвокат".
Высокий старик в черной куртке из шерсти альпаки поднял их на лифте.
- Вы не мистер Квин? - спросил он у Эллери.
- Он самый, а вы Базз Конгресс. Вы служили в Райтсвиллском национальном банке при Джоне Ф. Райте.
- Я сразу узнал вас, мистер Квин.
- У вас профессиональная память. Не знаете, Отис Холдерфилд у себя в офисе?
- Поднимал его после ленча час назад.
- Я слышал, Холдерфилд разбогател.
- Да, стал другим человеком. Кажется, только вчера он расхаживал в дырявых башмаках. - В тоне старика не слышалось иронии - напротив, в нем звучало уважение. - Никто с Отисом и разговаривать не хотел. Ему приходилось на задних лапках ходить, чтобы на него обратили внимание. А теперь те, которые от него нос воротили, приходят сюда пожать ему руку и просят взяться за их дела. - Базз Конгресс усмехнулся - не над Отисом Холдерфилдом, а над теми, кто "воротил нос". - Его офис здесь, сэр. С золотыми буквами на двери.
В приемной все сияло новизной - мебель, книги по юриспруденции и даже секретарша выглядела так, будто ее только что доставили из универмага. Глубокий вырез блузки открывал соблазнительную грудь, глаза смотрели холодно и проницательно, фигура выглядела вызывающе аппетитно, - короче говоря, она принадлежала к той категории женщин, которых в Райтсвилле именуют "штучками". Уважение, заранее испытываемое Эллери к Отису Холдерфилду, заметно поубавилось. Он начал жалеть, что привел с собой Риму.