- Безусловно. Но предположим, ученый француз хочет читать книги английских авторов. Он будет читать их по-английски или во французском переводе, но никак не в венгерском - это чересчур изощренное удовольствие. Иными словами, это книги не венгерских и даже не французских авторов, на которых француз мог бы практиковаться в венгерском языке, а произведения английских писателей. Следовательно, родным языком того, кому они принадлежали, был венгерский. Когда я обнаружил на форзаце одной из них надпись "Карой Гримо Хорват, 1898", все стало очевидно.
Но если его настоящая фамилия Хорват, почему он так долго это скрывал? Поразмыслите о словах "похороненные заживо" и "соляные копи", и это послужит вам указанием. Но когда вы спросили, кто в него стрелял, он ответил "Хорват", по-видимому имея в виду не себя, а кого-то другого с такой же фамилией. Пока я думал об этом, наш великолепный Миллс рассказывал вам о человеке в пабе по фамилии Флей. Миллс сказал, что ему почудилось в нем нечто знакомое, хотя он никогда не видел его прежде, и что его речь звучала пародией на речь Гримо. Все это наводило на мысль о брате. Гробов было три, но Флей упоминал только двух братьев. Очевидно, существовал и третий.
Тем временем в комнату вошла мадам Дюмон, обладающая явно славянской внешностью. Если бы я смог установить, что Гримо прибыл из Трансильвании, это помогло бы нам выяснить его прошлое. Но это следовало делать деликатно. Вы обратили внимание на резную фигурку буйвола на письменном столе Гримо? Что она вам напоминает?
- Во всяком случае, не Трансильванию, - проворчал Хэдли. - Скорее Дикий Запад - Баффало Билла, индейцев… Погодите! Вы поэтому спросили ее, бывал ли Гримо в Соединенных Штатах?
Доктор Фелл виновато кивнул:
- Вопрос казался невинным, и она на него ответила. Понимаете, если бы он купил эту фигурку в американской лавке… Я побывал в Венгрии, Хэдли, когда был молод и только что прочитал "Дракулу". Трансильвания была единственной европейской страной, где разводили буйволов - их использовали как волов. В Венгрии соседствовали разные религии, но Трансильвания была унитарианской. Я спросил мадам Эрнестину о ее вероисповедании - оно оказалось соответствующим. Тогда я бросил гранату. Если связь Гримо с соляными копями была абсолютно невинной, это бы не имело значения. Но я назван единственную тюрьму в Трансильвании, где заключенных использовали для работ на этих копях. Я упомянул Зибентюрмен - по-немецки "Семь башен", - даже не сказав, что это тюрьма. Это почти доконало ее. Теперь вы, вероятно, понимаете мое замечание о семи башнях и стране, которая ныне не существует. Ради бога, пусть кто-нибудь даст мне спички!
- Они уже у вас.
Пройдя по коридору, Хэдли взял сигару у благодушно улыбающегося доктора Фелла и пробормотал:
- Да, это кажется достаточно логичным. Ваш выстрел наугад насчет тюрьмы сработал. Но ваше предположение, что эти трое - братья, всего лишь догадка. Думаю, это самая слабая часть вашей теории.
- Согласен. И что тогда?
- Только то, что это ключевой момент. Предположим, Гримо не имел в виду, что его застрелил человек по имени Хорват, а просто упоминал о себе в какой-то связи? В таком случае убийцей может быть кто угодно. Но если три брата в самом деле существуют, и он подразумевал именно это, то все упрощается. Мы возвращаемся к тому, что в Гримо стрелял Пьер Флей или его брат, и в любое время можем прищучить того и другого…
- А вы уверены, что узнаете брата, если встретите его? - задумчиво промолвил доктор.
- О чем вы?
- Я думал о Гримо. Он безупречно говорил по-английски и легко сходил за француза. Я не сомневаюсь, что он учился в Париже, и что мадам Дюмон изготовляла костюмы в оперном театре. Как бы то ни было, он околачивался в Блумсбери почти тридцать лет, ворчливый, добродушный, безобидный, со своей стриженой бородой и в квадратном котелке, сдерживая свирепый нрав и мирно читая публичные лекции. Никто никогда не видел в нем дьявола - хотя подозреваю, что он был коварным и ловким дьяволом. Он мог побриться, надеть твидовый костюм и выглядеть британским сквайром или кем угодно… Но меня интригует третий брат. Что, если он находится среди нас, скрываясь под какой-то личиной, и никто не догадывается, кто он в действительности?
- Вполне возможно. Но мы ничего о нем не знаем.
Доктор Фелл, пытающийся зажечь сигару, внимательно посмотрел на него.
- Это меня и беспокоит, Хэдли. - Он задул спичку и глубоко затянулся. - У нас имеются два теоретических брата, которые приняли французские имена: Шарль и Пьер. Есть и гипотетический третий брат. Для ясности будем называть его Анри…
- Надеюсь, вы не собираетесь утверждать, что знаете кое-что и о нем?
- Совсем наоборот, - отозвался доктор Фелл. - Я собираюсь подчеркнуть то, как мало мы о нем знаем. Нам известно о Шарле и Пьере, но у нас нет ни кусочка информации об Анри, хотя Пьер вроде бы постоянно упоминал его и использовал как угрозу. "У меня есть брат, чьи возможности куда шире и который очень опасен для вас. Мне не нужна ваша жизнь, а ему нужна… Я тоже подвергаю себя опасности, имея дело с моим братом". И так далее. Но в тумане не видно ни одной тени - человека или призрака. Это беспокоит меня, сынок. Я постоянно ощущаю его присутствие за кулисами - мне кажется, он держит все под контролем, используя в своих интересах бедного полубезумного Пьера и, вероятно, будучи таким же опасным для него, как для Шарля. Не могу избавиться от ощущения, что именно Анри поставил сцену в "Уорикской таверне", что он где-то рядом и наблюдает, что… - Доктор огляделся вокруг, словно ожидая увидеть кого-то в пустом холле. - Знаете, я надеюсь, что ваш констебль найдет Пьера и задержит его. Если он перестал быть полезным для Анри…
Хэдли закусил кончик уса.
- Да, - кивнул он, - но давайте придерживаться фактов. Предупреждаю, что раскопать их будет нелегко. Вечером я телеграфирую в румынскую полицию. Но если Трансильвания была аннексирована, в результате неразберихи могло погибнуть множество официальных документов. Ладно, займемся Мэнгеном и дочерью Гримо. Кстати, я не вполне удовлетворен их поведением…
- Почему?
- Я имею в виду, если считать, что мадам Дюмон говорит правду, - уточнил Хэдли. - Кажется, вы так считаете. Но ведь, как я слышал, Мэнген присутствовал здесь вечером по требованию Гримо, на случай прихода посетителя. Если так, то он оказался ручным сторожевым псом. Мэнген сидел в гостиной около парадной двери. В дверь звонят - если мадам Дюмон не лжет, - и входит таинственный визитер. Однако все это время Мэнген не проявляет никакого любопытства - он сидит в комнате за закрытой дверью, не обращая внимания на посетителя, поднимает тревогу, только услышав выстрел, и внезапно обнаруживает, что дверь заперта. По-вашему, это логично?
- По-моему, здесь все нелогично, - отозвался доктор Фелл. - Даже… Но это может подождать.
Они прошли по длинному холлу, и Хэдли, приняв вежливо-бесстрастный вид, открыл дверь. Комната с деревянными шкафчиками, жесткими стульями и аккуратно стоящими на полках книгами была меньше комнаты профессора. На полу лежал потертый ковер; в камине догорал огонь. Под лампой с зеленым абажуром, обращенный к двери, стоял письменный стол Миллса с пишущей машинкой. С одной стороны машинки лежала в проволочном контейнере аккуратная стоика писчей бумаги с отпечатанным текстом, а с другой находились стеклянный стакан, тарелка с черносливом и экземпляр "Дифференциальных и интегральных исчислений" Уильямсона.
- Клянусь всеми богами, - возбужденно произнес доктор Фелл, - что он пьет минеральную воду и читает такие книги для развлечения… - Он умолк, когда Хэдли сердито толкнул его локтем и представил всех троих Розетт Гримо.
- Естественно, мисс Гримо, я не хочу беспокоить вас в такое время…
- Пожалуйста, не извиняйтесь, - прервала его Розетт, сидящая у камина в напряженной позе. - Понимаете, я любила отца, но не настолько, чтобы разговоры о нем причиняли мне нестерпимую боль. Тем более что, когда о нем не говорят, я начинаю думать…
Девушка прижала ладони к вискам. Отблески пламени подчеркивали контраст между ее глазами и другими чертами лица. Но этот контраст не оставался неизменным. Квадратное лицо, унаследовавшее довольно варварскую славянскую красоту матери, могло быть суровым, а узкие карие глаза - мягкими, как у дочери священника. Но в следующий момент лицо смягчалось, а взгляд становился свирепым, как у дочери дьявола. Кончики бровей были слегка приподняты, а складка широкого рта выглядела насмешливой. Она казалась беспокойной и озадаченной. Позади нее стоял Мэнген с мрачным и беспомощным видом.
- Но я хочу кое-что узнать, - продолжала Розетт, медленно постукивая кулаком по спинке стула, - прежде чем вы приступите к вашему допросу третьей степени. - Она кивнула в сторону маленькой двери в противоположной стене. - Стюарт поднялся с вашим детективом на крышу. Это правда, что убийца вошел и вышел без…
- Лучше предоставьте это мне, Хэдли, - тихо сказал доктор Фелл.
Рэмпоул знал, что доктор убежден, будто является образцом такта. Очень часто этот такт походил на кучу кирпичей, брошенных через люк в потолке. Однако эта убежденность вкупе с добродушием и наивностью производила куда больший эффект, чем самая изощренная тактичность. Казалось, он сам падал с потолка вместе с кирпичами, чтобы предложить сочувствие или пожать руку. И люди тут же начинали рассказывать ему о себе.
- Харрумф! - фыркнул доктор Фелл. - Конечно, это неправда, мисс Гримо. Мы прекрасно знаем, как преступник проделал этот трюк - даже если его проделал тот, о ком вы никогда не слышали. - При этом девушка быстро взглянула на него. - Более того, не будет никаких допросов третьей степени, а у вашего отца есть шанс выкарабкаться. Послушайте, мисс Гримо, я никогда не встречал вас раньше?
- О, я знаю, что вы пытаетесь меня приободрить, - улыбнулась Розетт. - Бойд рассказывал мне о вас, но…
- Нет, я говорю серьезно. - Доктор Фелл прищурился, напрягая память. - Вспомнил! Вы учились в Лондонском университете, не так ли? И состояли в дискуссионном кружке? Мне кажется, я председательствовал, когда ваша группа обсуждала права женщин в мире.
- Розетт - ярая феминистка, - мрачно подтвердил Мэнген. - Она утверждает…
- Хе-хе-хе! - Сияющий доктор шутливо погрозил пальцем. - Может быть, она и феминистка, мой мальчик, но допускает жуткие ляпсусы. Помню, что этот диспут завершился самым чудовищным скандалом, какой я когда-либо видел, за исключением митинга пацифистов. Вы выступали за права женщин, мисс Гримо, и против тирании мужчин. Потом одна тощая особа из вашей команды минут двадцать рассуждала о том, что женщина нуждается в идеальных условиях существования. Вы выглядели все более сердитой, а когда настала ваша очередь, заявили звонким серебристым голоском, что для идеального существования женщине нужно меньше говорить и больше совокупляться.
- Господи! - в ужасе воскликнул Мэнген.
- Ну… тогда я так считала, - призналась Розетт. - Но вы не должны думать…
- Возможно, вы употребили другое слово, - продолжал доктор Фелл. - Как бы то ни было, эффект не поддавался описанию. Как будто вы шепнули "Асбест!" банде пироманов. К сожалению, я пытался сохранить серьезный вид, то и дело прикладываясь к стакану с водой. Но меня интересует, часто ли вы и мистер Мэнген обсуждаете подобные темы. Такие разговоры должны быть необычайно поучительными. Например, о чем вы беседовали сегодня вечером?
Розетт и Мэнген заговорили одновременно. Доктор Фелл улыбнулся, и оба испуганно умолкли.
- Теперь вы понимаете, - продолжал доктор, - что не нужно бояться разговоров с полицией и что вы можете изъясняться абсолютно свободно. Давайте посмотрим в лицо фактам и спокойно побеседуем.
- Хорошо, - кивнула Розетт. - У кого-нибудь есть сигарета?
- Старый плут своего добился, - шепнул Хэдли Рэмпоулу.
Тем временем "старый плут" снова зажигал сигару, покуда Мэнген рылся в карманах, нащупывая сигареты.
- Я хочу задать очень странный вопрос, - снова заговорил доктор. - Были ли вы, ребята, настолько заняты друг другом, что не замечали ничего, пока не поднялся шум? Насколько я понимаю, Мэнген, профессор Гримо просил вас присутствовать здесь этим вечером на случай возможных неприятностей. Почему же вы не были настороже? Разве вы не слышали звонок в дверь?
Смуглое лицо Мэнгена омрачилось. Он сделал яростный жест:
- Признаю свою вину. Но тогда я не придал этому значения. Откуда я мог знать?.. Конечно, я слышал звонок. Фактически мы оба говорили с этим типом…
- Вы… что? - вмешался Хэдли, шагнув мимо доктора Фелла.
- Говорили с ним. Неужели вы думаете, что иначе я бы позволил ему пройти мимо меня и подняться наверх? Но он назвался Петтисом - Энтони Петтисом.
Глава 7
ВИЗИТЕР В МАСКЕ
- Конечно, теперь мы понимаем, что это был не Петтис, - продолжал Мэнген, щелкнув зажигалкой перед сигаретой девушки. - Рост Петтиса - всего пять футов четыре дюйма. Кроме того, сейчас я вспоминаю, что и голос был не очень похож. Но он использовал слова из лексикона Петтиса и так же растягивал их.
Доктор Фелл нахмурился:
- А вам не показалось странным, что Петтис, хотя он и коллекционирует истории о привидениях, расхаживает по городу наряженный, как в ночь Гая Фокса? Он что, любит шутки?
Розетт Гримо застыла с сигаретой в руке, потом бросила взгляд на Мэнгена. Когда она снова повернулась, в ее узких глазах мелькнул гнев. Мэнген выглядел обеспокоенным. У него был вид человека, который хочет жить в мире с окружающей действительностью, если только она ему это позволит. Рэмпоул чувствовал, что эти тайные мысли не связаны с Петтисом, так как Мэнген запнулся, прежде чем понял смысл вопроса доктора Фелла.
- Шутки? - переспросил он, нервно проведя рукой по черным курчавым волосам. - Кто - Петтис? Господи, конечно нет! Он всегда корректен, хотя бывает немного суетлив. Но дело в том, что мы не видели лица посетителя. Мы сидели в гостиной возле парадной двери после обеда…
- Минутку, - прервал его Хэдли. - Дверь в холл была открыта?
- Нет, - виновато отозвался Мэнген. - Но мы же не могли сидеть на сквозняке, да еще во время снегопада! Ведь дом не обогревается центральным отоплением! Я знал, что, если в дверь позвонят, мы услышим звонок, но, честно говоря, вообще не думал, что может что-то произойти. За обедом у нас сложилось впечатление, что речь идет о каком-то розыгрыше и что профессор устраивает много шума из ничего…
Хэдли перевел взгляд на девушку:
- У вас тоже создалось такое впечатление, мисс Гримо?
- Ну, в некотором роде… Не знаю. Всегда трудно определить, - сердито добавила она, - когда отец беспокоится всерьез, а когда шутит или притворяется. У него странное чувство юмора, и он обожает театральные эффекты. Со мной он обращается как с ребенком. Едва ли я хоть раз в жизни видела его испуганным. Но последние три дня он вел себя так странно, что когда Бойд рассказал мне об этом человеке в пабе… - Розетт пожала плечами.
- В каком смысле странно?
- Ну, к примеру, бормотал себе под нос. Внезапно выходил из себя из-за мелочей, что раньше бывало крайне редко, а потом начинал смеяться. Но главное было в этих письмах. Отец начал получать их с каждой почтой. Не спрашивайте меня об их содержании - он сжег все. Они приходили в простых дешевых конвертах… Я бы вообще не обращала на них внимания, если бы не его привычка… - Она заколебалась. - Мой отец принадлежит к тем людям, которые, получая письма в чьем-то присутствии, тут же сообщают, от кого они и о чем. Он тут же восклицал: "Чертов мошенник!", "Какая наглость!" или с удивлением "Ну и ну, мне пишет этот старый сукин сын!", как будто ожидал, что кто-то в Ливерпуле или Бирмингеме находится на оборотной стороне Луны. Не знаю, понимаете ли вы…
- Понимаем. Пожалуйста, продолжайте.
- Но, получая эти письма, отец ничего не говорил и никогда не уничтожал их открыто, кроме того, которое получил вчера утром во время завтрака. Взглянув на письмо, он скомкал его, встал из-за стола, подошел к камину и бросил его в огонь. Как раз в этот момент тетя… - Девушка бросила быстрый взгляд на Хэдли. - Миссис… мадам… ну, я имею в виду тетю Эрнестину! Как раз в этот момент она спросила, хочет ли он еще бекона. Внезапно отец повернулся от камина и рявкнул: "Убирайся к черту!" Это было настолько неожиданно, что, прежде чем мы успели опомниться, он вышел из комнаты, бормоча, что ему нигде нет покоя. В тот же день отец вернулся домой с картиной. Он снова был в хорошем настроении, усмехался и помогал таксисту и еще кому-то отнести ее наверх. Не хочу, чтобы вы думали… - Очевидно, на Розетт нахлынули воспоминания - она помолчала и добавила дрожащим голосом: - Не хочу, чтобы вы думали, будто я не любила его.
Хэдли проигнорировал это сообщение:
- Ваш отец когда-нибудь упоминал об этом человеке в таверне?
- Один раз - когда я спросила его. Он сказал, что это был один из шарлатанов, которые часто угрожали ему за насмешки над… над магией. Конечно, я знала, что дело не только в этом.
- Почему, мисс Гримо?
- Потому что я чувствовала, что эта угроза - настоящая. И я часто думала, было ли что-нибудь в прошлом отца, что могло бы навлечь на него подобные угрозы.
Это был прямой вызов. Во время длительной паузы в комнате слышались приглушенные скрипы и тяжелые шаги по крыше. Эмоции на лице Розетт постоянно сменяли друг друга - страх, ненависть, боль, сомнение… Иллюзия варварского происхождения возникла вновь - как будто норковое манто прежде было шкурой леопарда. Скрестив ноги, девушка откинулась на спинку стула - отсветы пламени поблескивали на ее шее и в полузакрытых глазах. Губы застыли в улыбке; на щеках четко выделялись скулы. Тем не менее Рэмпоул видел, что она дрожит.
- Навлечь угрозы? - с легким удивлением переспросил Хэдли. - Я не вполне понимаю. У вас были причины так думать?
- Нет. Да я так и не думаю - это просто фантазии… - Однако ее грудь стала быстрее подниматься и опускаться. - Вероятно, это связано с хобби моего отца. К тому же моя мать - она умерла, когда я была ребенком, - считалась ясновидящей. Но вы спрашивали меня…
- О сегодняшнем вечере. Если вы считаете, что было бы полезно покопаться в прошлом вашего отца, Ярд, безусловно, это сделает.
Она быстро оторвала сигарету от губ.
- Но, - продолжал Хэдли тем же бесстрастным голосом, - давайте вернемся к тому, о чем рассказывал мистер Мэнген. После обеда вы оба сидели в гостиной, и дверь в холл была закрыта. Профессор Гримо говорил вам, в котором часу он ожидает опасного визитера?