Панихида по усопшим - Колин Декстер 9 стр.


Через десять минут с ключом сторожа, и с фонарем сторожа, и с замечанием сторожа о том, что все это весьма необычно, Морс оказался на первой ступени восхождения – узкой, крутой, винтовой лестнице, которая по кругу взмывала вверх. Сразу за Льюисом, освещавшим проход перед ним, он, задыхаясь от напряжения и страха, стиснул зубы и начал подниматься. Пятьдесят пять, пятьдесят шесть, пятьдесят семь… На шестьдесят третьей ступеньке слева замаячило небольшое узкое окно, и Морс закрыл глаза, все теснее прижимаясь рукой к правой стене. Еще десять шагов наверх, и он пришел к неумолимому выводу, что если он поднимется хоть на одну ступеньку выше, то сделает немедленный разворот кругом, спустится вниз, и уведет Льюиса на пинту пива в "Рэндольф". Холодный пот покрывал его лоб. Он жаждал сейчас только одного: опираясь на четыре точки, стоять на твердой земле за пределами этой отвратительной башни и смотреть на благословенное наземное движение по Сент-Джилс. Стоять? Нет, сидеть там; даже лежать – всеми частями своего тела, стремясь охватить каждой его точкой и зафиксировать свои контуры на плоской и утешительной земле.

– Вперед, Льюис. Несите фонарь. Я… я за вами.

И Льюис отправился вперед, легко, уверенно, через две ступеньки одновременно, вверх, в спираль черноты; и Морс последовал за ним. К колоколам на башне, вверх и вверх, еще одно окно, и еще один головокружительный проблеск земли внизу – Морс заставил себя усилием воли думать только о еще одном шаге наверх, в то время как всё его существо, концентрируя себя на чисто физической активности, поднимало ноги попеременно, как жертва расстройства двигательной моторики.

– Мы на месте, – сказал Льюис, укрепив фонарь на косяке двери чуть выше них. – Это должна быть крыша, я думаю.

Дверь была не заперта, и Льюис вышел через нее, оставив Морса сидеть на пороге, тяжело дышащего, – его спина опиралась о косяк, а руки были плотно прижаты к липкому лбу. Когда, наконец, он осмелился посмотреть вокруг, то увидел мозаичный пол башни, обрамленный вечерним небом, а затем, почти со смертельным страхом, увидел темные облака, бегущие к бледной луне, увидел бледную луну, спешащую за темными облаками, увидел сам шпиль, который наклоняется и дрейфует на фоне неба. Его голова закружилась вокруг башни, желудок свело болью, и дважды он ощутил позывы рвоты – и взмолился, чтобы Льюис их не услышал.

С северной стороны башни Льюис посмотрел вниз на деревья вдоль просторной Сент-Джилс. Непосредственно под ним, где-то в восьмидесяти или девяноста футах, он мог разглядеть только острые концы перил, которые окружали северную паперть, а за ней в лунном свете – могилы на маленьком кладбище. Ничего особенно интересного. Он осветил фонарем саму башню. Каждая из ее четырех сторон была около десяти или двенадцати ярдов в длину; плоская, узкая дорожка для прохода вела вдоль этих стен; над крышей поднимались опоры с каждой стороны, образуя небольшую пирамиду, ее вершина была восемь или девять футов высотой, деревянный столб на ней поддерживал кривой флюгер.

Он вернулся к двери.

– Вы в порядке, сэр?

– Да, хорошо. Просто запыхался, не то, что вы, вот и все. Нашли что-нибудь?

Льюис покачал головой.

– Вы осмотрели башню вокруг?

– Не совсем, нет. Но почему бы вам не сказать мне, что мы должны искать? – спросил он и, так как Морс не ответил, продолжил, – вы уверены, что все в порядке, сэр?

– Идите, обойдите и посмотрите все вокруг, хорошо? Я… э-э… я буду в порядке через минуту.

– Что случилось, сэр?

Я боюсь гребаной высоты, тупой дурак! – прорычал Морс.

Льюис ничего больше не сказал. Он работал с Морсом и прежде множество раз, и относился к его вспышкам, также как когда-то с печалью относился к приступам своенравия у своих дочерей-подростков. Тем не менее, его это по-прежнему задевало.

Он посветил фонарем вдоль южной стороны башни и медленно двинулся в путь. Голубиный помет завалил узкую дорожку, и эта сторона была залита кое-где на два или три дюйма водой. На юго-восточном углу Льюис остановился и попытался всмотреться в темноту восточной стороны, но кладка стены была рыхлой и небезопасной. Он осторожно перенес свой вес на склон центральной кровли, и посветил вокруг фонарем. "О, Боже!", – сказал он тихо сам себе.

Там, параллельно восточной стене, вытянулось тело мужчины – хотя потом Льюис понял, что единственным доказательством для его предположения, был оборванный костюм, одетый на труп, и волосы на голове, которые не были женскими. Но само лицо было почти чистым, потому что это было не лицо, а отвратительный череп. Льюис заставил себя снова посветить фонариком. Дважды еще можно взглянуть, – но не более.

Глава шестнадцатая

Во время обеда на следующий день, Морс сидел один в пабе, как раз напротив церкви Христа, и просматривал утренний выпуск "Оксфорд Мэйл". Хотя основной заголовок и три полных колонки на первой странице были отданы комментаторам футбольного матча, новость "Найдено тело на церковной башне" была достаточно драматична, чтобы обеспечить себе место в нижней части левой колонки. Но Морс не стал читать. В конце концов, он сидел там, в кабинете Белла пару часов назад, когда звонил один из корреспондентов "Оксфорд Мэйл".

Ответы Белла были осторожны и строго выверены: "Нет, мы не знаем, кто он…Да, я действительно сказал "он"… Когда? Довольно давно, да… Довольно давно… Я не могу сказать, в данную минуту, нет… Они проведут посмертное вскрытие после полудня… Хорош заголовок для вас, а? "Р.М. будет Р.М."… Нет, я не могу сказать вам, кто нашел его… Можете сослаться, я полагаю, да… Нет, это все. Позвоните завтра, если хотите. Я смогу сообщить вам немного больше этого".

Тогда Морс почувствовал, что это последнее предложение было немного слишком оптимистичным, и он все еще чувствовал это сейчас. Он вернулся к последней странице, где снова красочно описывался вчерашний проигрыш "Оксфорд Юнайтед", но не стал читать эту статью. На самом же деле он чувствовал чрезвычайную озадаченность, и ему нужно было время, чтобы подумать.

Ничего не было найдено в карманах убитого, и единственная информация, обнаруженная на темно-сером костюме, на нижнем белье, на светло-голубом галстуке, была бирками "Бартон", "Сент Мишель" и "Манро Спун" соответственно. Сам Морс отказался смотреть на то, что Белл назвал "липким, гнилостным беспорядком", и позавидовал оживленно болтавшему патологоанатому, который сообщил, что кем бы он ни был, у него был вовсе не такой ужасный вид, как у некоторых тел, которые они вылавливают обглоданные рыбами из вод Грейвсэнда. Одно было ясно. Это будет сложно – идентифицировать труп: сложно для Белла, который это дело вел. И Беллу было не до смеха, когда он впился взглядом в Морса, сидевшего возле его стола, и напомнил ему, что он должен иметь некоторое представление, кем был этот товарищ. Это Морс направил Льюиса в точное место, не правда ли? И если он был уверен, что собирается найти там труп, то он и должен подкинуть хорошую веселую идейку, чей это был труп!

Но у Морса не было идей – это же так просто. Своеобразная комбинация обстоятельств сосредоточила его мысли на башне Сент-Фрайдесвайд, и все, что он сделал (независимо от того, что Белл подозревал) было подчинено уверенному инстинкту, который оказался слишком сильным даже для его хронической акрофобии. Но ожидал ли он найти там труп? Или нет? Когда Льюис огласил свое мрачное открытие на крыше, мысли Морса тут же вернулись к темной фигуре бродяги и его воровству скудных пожертвований, собранных верующими. Вместе с тем он чувствовал, что для полиции это должно быть сравнительно легко – найти человека такого типа. Такие люди – почти полностью зависимые от благотворительных и социальных услуг – как правило, хорошо известны властям, где бы они ни были. Тем не менее, обширные запросы никуда не привели, и, возможно, причина этого была очень простая. Какая?

Морс купил себе еще пинту и смотрел, как облако пены медленно осаждается, очищая стекло бокала; и когда он снова сел, его мозг, казалось, тоже немного прояснился. Нет, он не был бродягой, тот, кого они нашли, Морс был в этом уверен. Именно из-за одежды – на самом деле из-за особенного светло-голубого галстука. Светло-синий…Кембридж…выпускники…учителя…Моррис…

Белл был еще в своем кабинете.

– Что случилось с Полом Моррисом? – спросил Морс.

– Свалил куда-то с женой Джозефса, вроде бы.

– Вы не знаете куда?

Белл покачал головой. Он выглядел усталым и нездоровым.

– Мы стараемся, но…

– Вы нашли ее?

И опять Белл покачал головой.

– Мы продвинулись не слишком далеко. Вы знаете, как оно бывает. Моррис преподавал в той же школе, где учился его сын и…

– Его кто? Вы не сказали мне, что у Морриса был сын!

Белл глубоко вздохнул.

– Слушайте, Морс. Что вы хотите от меня? Вы нашли для меня еще одно тело прошлой ночью, и я глубоко вам благодарен за это, поверите ли? Это значит, что еще полдюжины моих ребят будут выдернуты из оборота. Мне только что позвонили и сказали, что кого-то выловили из реки у моста "Фоли", и еще у нас большие проблемы с некоторыми мигрантами в Джерико. – Он вынул платок и тяжело чихнул. – И мне тошно от гриппа, и вы хотите, чтобы я гонялся за каким-то парнем, который исчез одновременно с благоверной Джозефса, которая давно и регулярно…

– В самом деле? – сказал Морс. – Почему я не прочитал об этом в рапорте?

– Бросьте!

– Он мог убить Джозефса. Ревность! Наилучший мотив для преступления.

– Он сидел – играл на гребаном органе – когда…, – Белл с шумом снова чихнул.

Морс откинулся на спинку кресла, по какой-то непостижимой причине он выглядел очень довольным собой.

– Вы все еще думаете, что это действительно был Лоусон, тот, кого вы нашли на паперти?

– Я сказал вам, Морс, его тело опознали двое.

– О да, я помню. Один свидетель – слепая женщина и второй – человек, который сбежал с Брендой Джозефс, не так ли?

– Почему бы вам не отправиться домой?

– Вы знаете, – тихо сказал Морс, – когда вы закончите со своими мигрантами, вам бы лучше направить отряд своих ребят, чтобы они выкопали гроб Лоусона, потому что я считаю – просто я так считаю – что вы не сможете найти в нем старину Лоусона.

Лицо Морса засветилось озорным удовольствием, и он встал, чтобы уйти.

– Умную вещь сказал, чертов дурак.

– Что?

– Не все так просто, как кажется, – ответил Белл, наслаждаясь ситуацией.

– Нет?

– Нет. Видите ли, они его кремировали.

Новость явилась небольшим сюрпризом и поводом для разочарования, появившегося на лице Морса.

– Я знал, что верующие иногда возносятся…

– Ну-ну! – Белл покачал головой в недоумении. – Какого черта, что вы имеете в виду?

– Кстати, – сказал Морс, – как звали сына Пола Морриса?

– Питер, кажется. Зачем вам?..

Но Морс не стал просвещать Белла по этому поводу.

"P.M. THIS P.M", сказал Белл; и пока Морс вел "Ягуар" по Карфакс инициалы Р.М. крутились в его голове: postmortem, postmeridiem, Пол Маккартни, Перри Мейсон, Питер Моррис… На светофоре загорелся красный свет, и Морс, ожидая, когда он сменится, еще раз взглянул на башню Сент-Фрайдесвайд с ее впечатляющими размерами, и на большое западное окно, которое только прошлой ночью светилось в темноте, когда они с Льюисом… Повинуясь внезапному импульсу, он вырулил из-за угла на Бомонт-стрит и припарковал свой автомобиль позади "Рэндольфа". Молодой швейцар в униформе немедленно набросился на него.

– Вы не можете оставить свой автомобиль здесь.

– Я могу оставить гребаный автомобиль, где мне нравится, – резко ответил Морс, – и в следующий раз, разговаривая со мной, парень, просто обращайся ко мне "сэр". Ладно?

Северная дверь была заперта, объявление на ней гласило: "Из-за нескольких бессмысленных актов вандализма, совершенных в последние несколько месяцев, церковь будет закрыта для публики с 11.00 утра до 5.00 вечера по будням. Приносим свои извинения".

Глава семнадцатая

Морс бойко постучал в дверь с надписью "Администрация", сунул голову в дверь и приветливо кивнул хорошенькой секретарше директора школы.

– Могу я помочь вам, сэр?

– Где директор?

– Он ждет вас?

– Сомневаюсь, – сказал Морс.

Он прошел через узкий офис, стукнул в дверь кабинета и вошел.

Филлипсон, директор школы "Роджер Бэкон", был очень рад оказать помощь.

Пол Моррис, как оказалось, был первоклассным учителем музыки. Во время своего короткого пребывания в школе, он был популярен как у своих коллег-преподавателей, так и у своих учеников и их родителей. Его уровень и результаты его преподавания были впечатляюще хороши. Все были озадачены – для начала в любом случае – когда он покинул школу так неожиданно, не сообщив никому; прямо в середине семестра, (Филлипсон проконсультировался со своим дневником за предыдущий год) – 26 октября в среду. Он пришел в школу совершенно нормально утром и, предположительно, ушел домой пообедать, как он часто это делал по средам. И это было в последний раз, когда они видели его. Его сын, Питер, покинул школу сразу после уроков, закончившихся без четверти четыре, и это было в последний раз, когда они и его видели. На следующий день несколько членов коллектива сообщили, что оба отсутствуют в школе, и, несомненно, кто-нибудь пошел бы проверить по месту жительства Морриса, если бы не звонок из городской полиции Оксфорда. Оказалось, что некий анонимный сосед доложил им, что Моррис и его сын покинули Кидлингтон и уехали, чтобы присоединиться к женщине ("Я полагаю, вы в курсе этого, инспектор?") – к миссис Джозефс. Инспектор Белл лично встретился с Филлипсоном и сказал ему, что несколько запросов были уже сделаны, и что некоторые из соседей Морриса видели несколько раз в течение предыдущих месяцев автомобиль марки "Аллегро", отвечающий описанию машины миссис Джозефс, припаркованную в разных местах. На самом деле, полиция узнала из других источников, что, по всей вероятности Моррис и миссис Джозефс были любовниками в течение некоторого времени. Во всяком случае, Белл мягко попросил Филлипсона состряпать какую-нибудь историю о том, что Моррису было необходимо уехать до конца семестра – например, болезнь одного из родителей – все, что угодно. Что Филлипсон и сделал. Временно уроки в классе Морриса на оставшийся осенний срок передали новой учительнице, назначенной с января. Полиция посетила дом, который Моррис арендовал с мебелью, и обнаружила, что большинство личных вещей забрали, хотя почему-то значительное количество книг и дорогой проигрыватель были оставлены. И это было все, на самом деле. Филлипсон ничего не слышал больше о них с того дня. Насколько ему известно, никто не получал вообще никаких сообщений от Морриса.

Не раз приходилось Морсу прерывать Филлипсона, а под конец он спросил нечто совершенно не имеющее отношения к делу: "Вы держите херес в этом шкафу, директор?"

Через десять минут Морс покинул кабинет директора и склонился над плечом молодой секретарши.

– Оформляете чек для меня, мисс?

– Миссис. Миссис Кларк.

Она вытащила желтого цвета чек из портативной пишущей машинки, положила его лицевой стороной вниз на стол, и вызывающе уставилась на Морса. Отсутствие манер, которое он продемонстрировал, когда пришел, было уже достаточно плохо, но…

– Вы выглядите такой милой, когда злитесь, – сказал Морс.

Филлипсон позвал ее из своего кабинета:

– Я должен уйти, миссис Кларк. Проводите главного инспектора Морса в музыкальный класс, хорошо? И вымойте эти рюмки, когда вернетесь, пожалуйста.

Плотно сжав губы и покраснев, миссис Кларк отвела Морса по коридорам до двери музыкальной комнаты.

– Там, – сказала она.

Морс повернулся к ней и очень осторожно положил свою правую руку на плечо, его голубые глаза, глядели прямо на нее.

– Спасибо, миссис Кларк, – сказал он тихо. – Я очень сожалею, если рассердил вас. Пожалуйста, простите меня.

Когда она спускалась вниз по ступенькам, она внезапно с удивлением почувствовала себя довольной жизнью. Почему она была так глупа? Она обнаружила, что хочет, чтобы он позвонил ей снова и спросил о чем-нибудь. И он это сделал.

– Когда сотрудники получают зарплатные чеки, миссис Кларк?

– В последнюю пятницу месяца. Я всегда печатаю их накануне.

– Разве вы не набивали их только что?

– Нет. Я сделаю это завтра, сейчас я просто отпечатала расходы по поездке мистера Филлипсона. У него вчера была встреча в Лондоне.

– Я надеюсь, что он там не шалил.

Она мило улыбнулась.

– Что вы, инспектор. Он очень хороший человек.

– Вы тоже очень хорошая, чтоб вы знали, – сказал Морс.

Она покраснела и отвернулась. Морс почувствовал непомерную зависть к Кларку, когда смотрел на ноги секретарши, спускавшейся вниз по лестнице.

В последнюю пятницу месяца, сказала она. Это было, значит, 28 октября, а Моррис покинул школу за два дня до того, как получил чек. Очень странно!

Морс постучал в дверь музыкального класса и вошел.

Миссис Стюарт сразу встала и сделала попытку выключить проигрыватель; но Морс поднял правую руку, помахал ею отрицательно и сел на стул у стены. Малочисленный класс слушал реквием "В Рай" Габриэля Форе; и в почти мгновенном экстазе Морс закрыл глаза, вслушиваясь в эфирные нюансы: "Дабы ты обрел вечный покой"… Слишком быстро последние ноты замерли в тишине комнаты, и Морсу пришло в голову, что чересчур много людей за короткий срок получили преждевременную дозу этого вечного покоя, причем насильно для себя. Подсчет составлял троих на данную минуту; но у него было мрачное предчувствие, что скоро их может стать четверо.

Он представился, объяснил цель своего прихода и осмотрел семерых девушек и троих мальчиков. Он выдал им краткую справку о Моррисе – им всем известен Пол Моррис; существует несколько разных деловых вопросов, которые должны быть улажены, а в полиции не вполне уверены, куда уехал мистер Моррис. Возможно, кто-нибудь из них знает что-нибудь вообще о Моррисе, это может быть любая помощь. Класс качал головами, и сидел, молча, – все бесполезно. Тогда Морс задал им немного больше вопросов, и все равно они качали головами, и сидели, молча, – все бесполезно. Но, по крайней мере, парочка девушек были явно красивы – особенно одна (реальный мед) на задней скамейке, чьи мигающие глаза, казалось, открывали ему внутренние тайны ее души через всю комнату. Моррис, должно быть, не раз смотрел на нее с вожделением в то время. Конечно…

Так он не получит ответ немедленно, это было очевидно; и он резко изменил тактику. Своей целью он выбрал бледного вида, длинноволосого паренька в первом ряду.

– Ты знал его, мистера Морриса?

– Я? – Мальчик сглотнул. – Он учил меня в течение двух лет, сэр.

– Как ты его называл?

– Ну, я… - я назвал его "мистер Моррис".

Остальная часть класса, молча, ухмылялась, думая, вероятно, что Морс не иначе как потенциальный идиот.

– Разве ты не называл его еще как-нибудь?

– Нет.

– Ты никогда не обращался к нему "сэр"?

– Да, конечно. Но…

Назад Дальше