- Тогда не знаю, где он, - равнодушно заметила девушка. - Но в одном я уверена: Джордж невиновен. Ох, попытайтесь вытащить его из тюрьмы!
- И пусть сэра Льюиса повесят? - сухо поинтересовалась Агарь.
- Да! - яростно воскликнула Лаура. - Он кровожадный зверь, я бы хотела видеть его мертвым!
Слегка удивившись жестокости девушки, Агарь оставила ее и отправилась в тюрьму, где содержался Керрис. Егерь был огромным светловолосым мужчиной, со свежим, красивым лицом. Обычно лицо его было откровенным и добродушным, но сейчас, из‑за последних событий, у него был угрюмый вид. На все вопросы Агари он отказывался давать объяснения.
- Не буду я говорить ни того, ни другого, - объявил он. - Убил я сэра Лесли или нет - мое дело. Во всяком случае, он заслуживал того, чтобы его убили.
- Кого вы выгораживаете? - изменив тактику, поинтересовалась Агарь.
- Никого, - покраснев, ответил Керрис.
- Нет, вы кого‑то прикрываете, иначе зачем вам рисковать головой. Но вы будете спасены, вопреки себе самому. Я знаю, кто убил сэра Лесли.
- Вы знаете? - переспросил арестованный, с тревогой вскинув взгляд.
- Да. Это сделал его двоюродный брат, сэр Льюис. На месте убийства мы нашли его спрятанный пистолет. Он украл ваши ботинки, чтобы, надев их, свалить вину на вас. Вы вышли из парка Уэлби в десять часов, после того как было совершено убийство. Разве вы не видели сэра Льюиса?
- Нет, не видел, - поспешно ответил Керрис. - Я никого не видел. Я услышал выстрел и подумал, что это могут быть браконьеры, но так как сэр Лесли уволил меня, решил, что следить за ними - не мое дело.
- Сэр Льюис заходил к вам незадолго до убийства?
- Да, заходил, хотел повидаться со мной насчет дичи.
- А вы не хватились ваших ботинок после того, как он ушел?
- Не хватился до самой ночи убийства, когда хотел их надеть, - сказал Керрис. - Я не носил их несколько дней, так как они были новыми и довольно сильно жали.
- Тогда нет сомнений, что сэр Льюис их украл, преследуя свои цели, - торжествующе объявила Агарь. - Он виноват, а вы…
- Я - невиновен! - с гордостью воскликнул Керрис. - Теперь я могу это сказать. Я не убивал сэра Лесли, я никогда и пальцем его не тронул.
- А раньше вы не говорили об этом, потому что выгораживали кого‑то. Кого?
Керрис не ответил, но вид у него был беспокойный.
Не успела Агарь повторить свой вопрос, ответ пришел с совершенно неожиданной стороны. Дверь камеры открылась, и с выражением глубокого удивления на лице вошел Джалф.
- Вот! - обратился он к Агарь. - Привезли Микки, и он сказал мне, от кого получил ботинки!
- От сэра Льюиса?
- Нет. Я повидался с сэром Льюисом, и он отрицает свою вину. Кроме того, он рассказал мне историю, которая подтверждает показания Микки и объясняет, почему Керрис держит язык за зубами.
Керрис соскочил с кровати и шагнул к Джалфу с озабоченным и разозленным видом.
- Ни слова! Ни слова! - проговорил он сквозь сжатые зубы. - Пощадите ее!
- Ее! - воскликнула Агарь, мгновенно все поняв. - Лауру Брентон?
- Да, Лауру Брентон, - ответил Джалф, отступив от егеря. - Микки видел ее; это она отдала ему ботинки.
- Я велел ей это сделать. Я велел! - в отчаянии перебил Керрис.
- Чепуха! Вы хотите выгородить ее, как пытались выгородить с самого начала. Но вы не правы. Лаура Брентон не стоит того, чтобы вы отдали за нее свою жизнь, друг мой. Она виновна в том, что убила сэра Лесли. А почему? Потому что он бросил ее и собирался жениться на другой женщине.
Керрис испустил громкий крик.
- Это ложь… ложь! Она любила меня!
- Она любила себя! - резко возразил Джалф. - Сэр Лесли обещал жениться на ней, и поэтому, когда Лаура не смогла заставить его исполнить обещание, она его убила. Чтобы переложить вину на вас, она стащила ботинки и надела их в ту ночь, когда отправилась на свидание с сэром Лесли у Пруда Королевы. А чтобы втравить в беду сэра Льюиса, она украла у него пистолет, чтобы убить из него его двоюродного брата.
- И спрятала пистолет в урну? - спросила Агарь, пораженная этими разоблачениями.
- Нет, это сделал Льюис. Он знал, что преступление совершила Лаура.
- Откуда?
- Он услышал выстрел и пошел посмотреть, кто стрелял. Возле Пруда Королевы он обнаружил своего убитого кузена, а на берегу поднял собственный пистолет. Так как он знал, что Лаура забрала пистолет из библиотеки в тот день, когда пришла со своим отцом платить ренту, он понял, что это она убила сэра Лесли. Выгораживая ее и не думая о том, какая опасность будет грозить ему самому, если найдут пистолет с его именем, он спрятал оружие в урну, где вы его и нашли. Итак, как видите, двое мужчин пытались выгородить девушку, которая не любила ни одного из них.
- Она любила меня… меня! - с мукой в голосе воскликнул Керрис. - Почему сэр Льюис заговорил?
- Чтобы избежать ареста! - ответил Джалф. - Он был не столь верным, как вы, мой несчастный друг. Однако вас в скором времени выпустят. Сегодня я арестую Лауру.
Это и было сделано в то же самое утро. Лаура была арестована и, придя в ужас от заявлений Микки и сэра Льюиса, хоть Джордж Керрис по‑прежнему молчал, она во всем призналась. Версия Джалфа оказалась совершенно верной. Девушка встретилась с сэром Лесли в ночь убийства у Пруда Королевы. Она собиралась убить его, если он не изменит своего намерения ее бросить. Он подтвердил, что бросает ее, и она убила его. Она украла пистолет и ботинки, чтобы при необходимости свалить вину на сэра Льюиса или Керриса. Кроме того, она забрала пистолет из дома Джорджа Керриса, чтобы изобличить его.
Если бы не Агарь и не эпизод с заложенными в ломбард ботинками, которые Лаура отдала Микки, чтобы тот от них избавился, она могла бы преуспеть в своих подлых планах - избежав возмездия, погубила бы других людей. Но теперь она призналась и была приговорена к пожизненной каторге. Она заслуживала казни, но избежала ее благодаря снисходительности жюри присяжных из‑за своей молодости и красоты.
Выпущенный из тюрьмы, на которую он так безумно себя обрек, выгораживая неблагодарную женщину, Джордж Керрис отправился в Ламбет и выкупил ботинки, которые Микки сдал в ломбард.
- Я собираюсь в Австралию, - сообщил он Агари. - Я не смог ее спасти, поэтому не могу оставаться в Марлоу. Я с самого начала знал, что она виновна. Она была у меня за день до убийства и унесла ботинки под тем предлогом, что отец захотел такую же пару и желает осмотреть их. Когда следы подошв с моими инициалами нашли в грязи у пруда, я догадался, что она надела мои ботинки и убила сэра Лесли. Я так ее любил, что все бы выстрадал ради нее, но вы с вашим ясным умом вывели ее на чистую воду, и теперь она заплатит за свое преступление. Жизнь здесь для меня закончилась, я уезжаю в Австралию и возьму с собой ботинки, которые ее погубили.
- Почему вы делали все это для Лауры, этой никчемной женщины?
- Она никчемная, знаю, - ответил Керрис. - Но я ее любил!
И кивнув на прощанье, он забрал ботинки и вместе с ними удалился в изгнание.
Глава X
Девятый клиент и шкатулка
Агарь была почти гениальной по части чтения человеческих характеров по лицам. Изгиб рта, взгляд - все это она могла верно истолковать. К своим женским инстинктам она добавляла благоразумие логического мужского суждения. Она редко ошибалась, пуская в ход этот свой дар, и имела предостаточно возможностей применить его на многих клиентах, заходивших в ее ломбард в Ламбете. К слащавому, бледнолицему созданию, которое принесло в залог серебряную шкатулку времен Возрождения, она сразу почувствовала жесткую антипатию. Последующие события доказали, что Агарь была права.
Девятый клиент - так назвала его Агарь - был вкрадчивым подлецом. На вид почтенный слуга - камердинер или дворецкий, - он носил безупречный костюм черного цвета. Его лицо было белым, как у трупа, и почти бесстрастным. Два пучка усов украшали худую физиономию, но тонкий рот и скошенный подбородок были безволосыми. Уродливой формы голову и узкий лоб прикрывали гладко зачесанные редкие седые волосы. Обратившись к Агарь, он опустил бегающие серые глазки и говорил негромко, в самой почтительной манере. Агарь решила, что он слуга из Вест‑Энда, а по его физиономии поняла, что он - подлец.
Этот "джентльменский джентльмен" - как справедливо окрестила его Агарь - назвал свое имя: Джулиан Питерс и адрес: Мейфер, Маунт‑стрит, 42. Как Агарь не сомневалась в сущности этого человека, так не сомневалась она и в том, что он назвал фальшивые имя и адрес. Кроме того, она не была уверена, что ему честно досталась шкатулка, которую он собирался заложить, хотя рассказанная им история, похоже, была правдивой и говорил он откровенно.
- Мой последний хозяин, мисс, оставил мне эту коробку в наследство, - почтительно проговорил он. - И я ее некоторое время хранил. К сожалению, сейчас я в стесненных обстоятельствах, и, чтобы продержаться до получки, мне нужны деньги. Понимаете, мисс, лишь необходимость заставляет меня заложить эту коробку. Я хочу за нее пятнадцать фунтов.
- Могу дать вам тринадцать, - объявила Агарь, прикинув на глаз стоимость шкатулки.
- О, мисс, я уверен, что она стоит пятнадцать, - сказал так называемый мистер Питерс. - Если вы посмотрите, как искусно она изготовлена…
- Я посмотрела на все, - тут же ответила Агарь. - На серебро, на качество изготовления, на дату и на все остальное.
- Дату, мисс? - озадаченно спросил клиент.
- Да, шкатулка Чинквеченто, флорентийская работа. Осмелюсь сказать, если бы вы отнесли ее к ювелиру в Вест‑Энде, вы могли бы получить больше, чем я готова предложить. Тринадцать фунтов - мой предел.
- Я возьму деньги, - быстро сказал Питерс. - Я не хотел бы закладывать коробку в Вест‑Энде, где меня знают.
"Не сомневаюсь, знают как негодяя", - цинично подумала Агарь. Однако не в ее интересах было испортить хорошую сделку, а получить шкатулку времен Ренессанса за тринадцать фунтов было очень хорошей сделкой, поэтому Агарь выписала квитанцию на фальшивое имя Джулиан Питерс и протянула ее клиенту вместе с десятифунтовой банкнотой и тремя соверенами. Клиент жадно пересчитал деньги и, угодливо кивнув, повернулся, чтобы уйти. Однако в дверях ломбарда он остановился и напоследок тревожно спросил:
- Я же смогу выкупить эту шкатулку в любой момент, когда захочу, мисс?
- Хоть завтра, если вас это устроит, - холодно ответила Агарь. - Если заплатите за месяц залога.
- Спасибо вам, мисс, я заберу шкатулку через месяц. На это время я оставляю шкатулку на ваше попечение и желаю вам хорошего дня.
Агарь вздрогнула от отвращения, когда он покинул магазин, потому что человек этот был для нее ядовитой тварью, как змея или жаба. Если ее инстинкт чего‑то стоил, она чувствовала, что камердинер - вор и негодяй, злоупотребляющий доверием своего работодателя. Шкатулка, скорее всего, была ворованной, а не была отдана мистеру Питерсу по завещанию. Джентльмены обычно не оставляют своим слугам в наследство шкатулки Чинквеченто.
Коробка, как ее назвал господин Питерс, была очень красивым, изящным образцом ювелирного искусства, достойным самого Бенвенуто Челлини. Вероятно, ее сделал один из его учеников. Определенно то была работа времен Ренессанса, потому что в орнаменте шкатулки смешались элементы христианства и язычества, которые так поразительно слились в возрожденном искусстве Италии Данте и Медичи. По обе стороны ларца располагались рельефные фигуры танцующих нимф и играющих на свирелях сатиров, увитый цветами алтарь и священник, коронованный виноградными лозами. На крышке была изображена фигура Богоматери в полный рост с воздетыми к небу руками, ниже - облака и башенки замка, над головой - великолепие Святого Духа в виде широко распахнувшего крылья голубя; порхающие херувимы и могилы святых. Внутри шкатулка была обшита тусклым матовым золотом, но в этом хранилище ничего не было.
Без сомнения, эта крошечная жемчужина ювелирного искусства служила вместилищем драгоценностей какой‑нибудь флорентийской дамы в ту давно минувшую эпоху. Возможно, эту шкатулку, на которой странным образом смешались крест и тирс, намеки на аскетизм и жизнь, полную удовольствий, заказал для нее какой‑нибудь любовник. Но флорентийская красавица давно превратилась в прах, ее дни любви, тщеславия и греховности миновали, и шкатулка, в которой она хранила свои драгоценности, оказалась в грязном лондонском ломбарде. Было нечто ироничное в судьбе, уготованной Временем и Случаем этому утонченному пустяку.
Осматривая шкатулку, Агарь заметила, что золотые пластины отделяет от наружной части некоторое расстояние. Ее наметанный глаз заметил, что есть пустое пространство между основанием шкатулки и внутренней золотой коробкой. Как всегда, готовая к поискам скрытых тайн, Агарь решила, что в этой игрушке есть секретный ящичек, без сомнения, открывающийся тайной пружиной. И она тут же принялась искать эту пружину.
- Очень хитро спрятана, - пробормотала она после долгих и тщетных усилий. - Но секретный ящичек есть, и я собираюсь его найти. Как знать, вдруг я наткнусь на свидетельство какой‑нибудь старинной флорентийской трагедии, как в случае с распятием Фьезоли?
Пальцы Агарь были длинными и ловкими, а их узкие подушечки - удивительно чувствительными. Девушка провела ими по объемным изображениям кованого серебра, нажимая на смеющиеся головы фавнов и нимф. Некоторое время ее преследовали неудачи, пока случайно она не коснулась тонко сработанной розы, аккуратно вырезанной с одной стороны на центральном алтаре. В тот же миг послышался тихий щелчок, и серебряная пластинка с объемными фигурками, закрепленная на петле, ушла вниз. Как Агарь и решила, шкатулка внутри была разделена на две неравные части. Верхняя, которую можно было осмотреть, когда поднимали крышку, была, как уже сказано, пуста. Но в узкой нижней части между ложным и настоящим дном шкатулки лежал тонкий пакет. Довольная правильностью своей догадки, что, несомненно, делало честь ее острому уму, Агарь вытащила документы.
- Вот и моя флорентийская трагедия! - радостно проговорила девушка и начала изучать найденный клад.
Но ушло немного времени, чтобы выяснить, что письма - ибо это были пять или шесть писем, перетянутых розовой резинкой - были написаны не в XIV веке, а в самом конце XIX, и не на итальянском, а на английском языке. Начертаны они были изящным женским почерком на душистой бумаге (от них все еще исходил аромат фиалок) и были полны страстных и несдержанных любовных признаний. Агарь прочитала всего одно письмо, но этого оказалось достаточно, чтобы понять, что судьба столкнула ее с интригой между замужней женщиной и мужчиной. Никакого адреса не было, так как каждое письмо начиналось неожиданно - словами страсти и обожания - и продолжалось в том же духе до конца, там, где стояла подпись - "Беатриче".
В том первом письме, которое прочла Агарь и которое было образчиком остальных, автор сетовала на свой брак, негодовала из‑за того, что обязана повиноваться скучному мужу, и взывала к своему дражайшему Павлу - так, очевидно, звали ее возлюбленного - освободить ее. Страсть, бурная чувственная любовь, пылающая в каждой строчке сочинения замужней женщины, вызвали у Агарь немалое отвращение. Ее чистая и непорочная душа отшатнулась от бездны, открывшейся за этим похотливым обожанием; затрепетала, мимолетно увидев ту тайную скрытую жизнь. Вообще‑то, в этих письмах пока не было никакой трагедии, но, учитывая, какая женщина их написала, они могли стать прелюдией к трагедии; и в каждой их строчке виделся развод.
"Какой лжец этот камердинер! - решила Агарь, вновь завязав письма. - Шкатулку оставили ему в наследство, вот как? Как будто человек мог доверить столь компрометирующие письма благоразумию такого подлеца, как Питерс! Нет, нет, уверена, что он не знает ни о тайном отделении, ни о существовании этих писем. Он украл шкатулку у своего господина, не зная, что в ней прятали послания замужней женщины. Я поставлю шкатулку в безопасное место и посмотрю, что произойдет, когда мистер Питерс за ней вернется".
Но Агарь не положила письма назад в тайный ящичек. Могло выйти так, что камердинер вернется до конца месяца, и, если ее в это время не будет в ломбарде, помощник, конечно, сам выдаст шкатулку. Агарь чувствовала, что было бы неправильно позволить этим письмам попасть в руки бессовестного негодяя, каким она считала Питерса. Узнай он тайну шкатулки, узнай о письмах, лежащих в ней, он вполне мог бы заработать на этом за счет или несчастной женщины, или собственного хозяина. У Питерса было лицо шантажиста, поэтому Агарь закрыла шкатулку, а письма спрятала в большой сейф в гостиной.
"Она легкомысленная женщина… плохая женщина, - подумала Агарь о Беатриче, написавшей эти пылкие письма. - И заслуживает наказания за то, что обманывала мужа. Но я не отдам ее во власть этой рептилии; он бы только разжирел на ее муках. Если он придет за шкатулкой, то получит ее, но без писем".
Агарь ни мгновения не сомневалась, что Питерс не знает о существовании этих посланий, иначе, отдавая шкатулку под залог, не оставил бы в тайнике письма, которыми можно было бы шантажировать бесстыдную Беатриче и ее любовника.
Но когда спустя две недели - еще до того, как истек оговоренный месяц, - камердинер снова появился, он ясно дал понять Агари, что за минувшее время узнал секрет шкатулки. И цыганка заставила его объяснить, как и от кого он выведал этот секрет. Она смогла это сделать, так как клиент хотел получить шкатулку обратно, но денег на то, чтобы ее выкупить, у него не было. Это обстоятельство дало ей власть над данным человеком, и Агарь безжалостно ею воспользовалась. Некоторое время, играя с ним в кошки‑мышки, она делала вид, что не понимает, чего тот хочет. Но сразу заметив его алчный взгляд и торжествующее выражение лица, она поняла, что тот задумал какое‑то мошенничество.
- Я хотел бы взглянуть на свою коробку, если вам будет не сложно, мисс, - сказал он, едва зайдя в ломбард. - Я не могу выкупить ее, но если бы вы позволили мне ее осмотреть…
- Конечно! - резко перебила Агарь. У нее не хватало терпения выслушивать его витиеватые речи. - Вот коробка. Можете рассматривать ее сколько угодно.
Питерс с нетерпением схватил шкатулку, открыл и уставился на пустое пространство внутри. Потом потряс ее, перевернул верх дном, словно ожидая, что выпадет внутренняя коробочка. В этот миг Агарь догадалась, что со времени заклада ему стало известно, что в шкатулке есть тайное отделение и что он ищет именно его. С иронической улыбкой она наблюдала, как Питерс неуклюже теребит изящно вырезанные фигурки, и увидела, что при таком грубом обращении шкатулка никогда не выдаст своей тайны.