- Спасибо, дорогой, - мягко проговорила она. - Ты такой внимательный. Хотя, вполне вероятно, я сама виновата. Теперь буду чувствовать себя ужасно глупо, если прежний найдется, и окажется, что я просто куда-то его сунула. - Она посмотрела на Шарлотту, взглядом выражая извинение и чуточку смущения. - Я потеряла свой старый крючок, который был у меня уже много лет. Думаю, выпал из сумочки, но я вполне могла положить его куда-нибудь и забыть.
Желание Шарлотты выяснить побольше оказалось сильнее благих намерений помалкивать на эту тему.
- Хотите сказать, что его могли украсть? - спросила она, изобразив удивление.
Тормод отмахнулся.
- Такое иногда случается. Мысль неприятная, однако надо смотреть в лицо реальности - слуги подворовывают время от времени. Но поскольку это, похоже, случилось в чужом доме, лучше ничего не говорить. Было бы весьма дурным вкусом смутить кого-то из друзей, рассказав об этом. Кроме того, как говорит Элоиза, он еще может найтись - хотя теперь я сомневаюсь.
Кэролайн нервно прочистила горло.
- Но следует ли попустительствовать воровству? - спросила она нерешительно. - Я имею в виду, правильно ли это?
Тон Тормода ничуть не изменился, оставшись таким же небрежным и легким. Он улыбнулся с чуть заметным налетом сожаления.
- Полагаю, нет, если ты уверенно знаешь, кто украл, и имеешь тому доказательство. Но мы не уверены. Единственное, чего мы добьемся, это возбудим подозрения, и, вероятно, весьма несправедливые. Лучше уж оставить все как есть. Расспросы могут повлечь за собой цепь событий, которые трудно будет остановить. Крючок с серебряной ручкой едва ли стоит всего того раздражения, страха и сомнений, которые поднимут расспросы.
- Думаю, вы совершенно правы, - быстро проговорила Шарлотта. - В конце концов, когда некая вещь пропала неизвестно когда и где, это совсем не то, что знать точно, кто ее украл.
- Весьма благоразумно. - Тормод сверкнул улыбкой. - Крики "Держи вора!" не всегда способствуют свершению правосудия.
Прежде чем Кэролайн смогла защитить свою точку зрения, служанка объявила еще одну гостью.
- Миссис Денбай, мэм, - обратилась она к Элоизе. - Сказать, что вы примете ее?
Лицо Элоизы едва заметно напряглось. В другом свете, дальше от окна, перемена в лице могла бы быть и вовсе не видна.
- Да, конечно, Берил.
Амариллис Денбай была из тех женщин, рядом с которыми Шарлотта чувствовала себя неуютно. Она вошла в гостиную с уверенным видом всегдашнего успеха и своей безусловной важности. Назвать ее красавицей решился бы не каждый, но лицо с большими глазами и пухлыми изогнутыми губами было не лишено привлекательности, чему способствовала и аура невинной девочки-подростка, еще не понимающей потенциала своей возбуждающей страсть женственности. Пышная масса белокурых волнистых волос была уложена небрежно ровно настолько, чтобы не выглядеть неестественными. Дабы достичь такого эффекта, требовалась очень искусная горничная. Платье ее было бесспорно дорогим - ни в малейшей степени не нарочитым, но Шарлотта знала, сколько стоит скроить его так умно, чтобы бюст смотрелся чуть пышнее, а талия - на несколько дюймов уже.
Представление прошло по полной форме. Амариллис смерила Шарлотту оценивающим взглядом и тут же переключила внимание на Тормода.
- Вы придете на суаре к миссис Уоллис в четверг? Очень надеюсь, что придете. Я слышала, пианист, которого она пригласила, великолепен. Уверена, вам понравится. И Элоизе, разумеется, тоже, - добавила она с запоздалой вежливостью.
- Думаю, мы придем, - ответил Тормод и повернулся к Элоизе. - У тебя ведь ничего другого не запланировано, дорогая?
- Ничего. Если этот пианист и впрямь так хорош, будет большим удовольствием его послушать. Я только надеюсь, гости не станут так сильно шуметь, что его не будет слышно.
- Моя дорогая, не можете же вы ожидать, что разговоры прекратятся для того лишь, чтобы послушать пианиста? Только не на суаре, - мягко укорила ее Амариллис. - В конце концов, это в первую очередь светский раут, а музыка - всего лишь развлечение. И, разумеется, она дает людям о чем поговорить, и им не приходится мучительно подыскивать подходящую тему. Иные так неуклюжи, знаете ли. - Она улыбнулась Шарлотте. - Вы так не считаете, миссис Питт?
- Просто уверена в этом, - искренне согласилась Шарлотта. - Некоторые вообще не могут сказать ничего подходящего, тогда как другие говорят слишком много и все невпопад. Мне гораздо больше нравятся люди, умеющие молчать, когда нужно, особенно если играет хорошая музыка.
Лицо Амариллис вытянулось, но намек она предпочла не заметить.
- А вы играете, миссис Питт? - полюбопытствовала она.
- Нет, - откровенно отозвалась Шарлотта. - К сожалению, не играю. А вы?
Амариллис холодно посмотрела на нее.
- Я рисую, - ответила она. - Предпочитаю рисование. Оно не так докучливо, я думаю. Хочешь - смотри, не хочешь - не смотри, дело твое. Ох… - она расширила глаза и закусила губу. - Прошу прощения, Элоиза. Забыла, что вы играете. Я не имела в виду вас, разумеется! Вы никогда не играли ни на чьем суаре.
- Нет. Думаю, я бы ужасно нервничала, - отозвалась Элоиза. - Хотя сочла бы за честь, если б меня попросили. Но, полагаю, меня бы раздражало, если бы все разговаривали и никто не слушал. - Она говорила с чувством. - Музыку надо уважать, а не относиться к ней как к уличным звукам, обоям или всего лишь фону. Тогда она наскучивает прежде, чем ты сможешь оценить ее красоту.
Амариллис рассмеялась высоким, мелодичным смехом, беспричинно вызвавшим у Шарлотты раздражение - быть может, оттого, что ей самой хотелось бы уметь так смеяться и она знала, что не умеет.
- Какой вы философ! - весело воскликнула миссис Денбай. - Предупреждаю вас, дорогая, если вы начнете говорить нечто подобное на суаре, то о популярности можно забыть. Люди не будут знать, что о вас думать.
Шарлотта резко пнула мать в лодыжку, и когда Кэролайн наклонилась, решив, что на нее что-то упало, Шарлотта притворилась, будто подумала, что они уходят.
- Мама, тебе помочь? - спросила она, затем поднялась и протянула ей руку.
Кэролайн взглянула на нее.
- Мне пока еще не требуется помощь, Шарлотта, - твердо ответила она. Но мысль о том, чтобы снова сесть из чистого упрямства, явственно промелькнула в ее глазах. Секунду спустя она вежливо извинилась, а через несколько минут они уже снова были на улице.
- Мне не нравится миссис Денбай, - с чувством сказала Шарлотта. - Решительно не нравится!
- Это было очевидно. - Кэролайн подняла воротник, затем улыбнулась. - Вообще-то, мне тоже. Это совершенно несправедливо, потому что я не представляю почему, но нахожу ее крайне раздражающей.
- Она имеет виды на Тормода Лагарда, - заметила Шарлотта в качестве частичного объяснения. - И ведет себя весьма нахально.
- Ты так считаешь?
- Ну, разумеется. Только не говори, что не заметила!
- Конечно же, заметила. - Кэролайн поежилась. - Но мне доводилось видеть много больше женщин, положивших глаз на мужчин, чем тебе, моя дорогая, и я не думаю, что Амариллис была особенно неуклюжа. В сущности, мне кажется, она достаточно терпелива.
- Все равно она мне не по душе.
- Это потому, что тебе нравится Элоиза и ты не можешь не думать, что будет с ней, если Тормод женится, поскольку Амариллис явно ее недолюбливает. Быть может, Элоиза сама выйдет замуж, и это решит проблему.
- Тогда Амариллис было бы гораздо разумнее найти подходящего молодого человека для Элоизы, чем сидеть и унижать ее, не так ли? Это было бы нетрудно, она же так мила… Что случилось, мама? Ты все время горбишься, как на сквозняке, но тут довольно тихо.
- Позади нас кто-нибудь есть?
Шарлотта обернулась.
- Нет. А что? Ты кого-то ждешь?
- Нет! Нет, просто… просто у меня такое чувство, что за нами кто-то следит. Бога ради, не глазей ты так, Шарлотта. Люди подумают, что мы пытаемся заглядывать им в окна!
- Какие люди? - Шарлотта заставила себя улыбнуться в попытке скрыть беспокойство за Кэролайн. - Никого же нет, - рассудительно сказала она.
- Не глупи! - отрезала Кэролайн. - Всегда кто-нибудь есть - дворецкий, или служанка, задергивающая шторы, или лакей у двери.
- Ну, тогда не стоит и внимания обращать, - с беспечным видом отмахнулась Шарлотта, но в душе ее поселилась тревога.
Ощущение, что за тобой наблюдают - не из праздного любопытства или от нечего делать, но намеренно и систематически, - крайне неприятное. Может, Кэролайн все-таки почудилось? С чего бы кому-то следить за ней? Какая может быть тому причина?
Кэролайн вновь ускорила шаг. Они шли так быстро, что юбки хлестали Шарлотту по лодыжкам, и она боялась, что если не будет смотреть под ноги, то споткнется о булыжник и полетит головой вперед.
Кэролайн вихрем повернула у воротного столба и поднялась по ступенькам к двери собственного дома. Лакей еще не заметил женщин, и им пришлось немного подождать. Кэролайн нетерпеливо переминалась с ноги на ногу и однажды даже оглянулась на дорогу.
- Мама, к тебе кто-то приставал на улице? - Шарлотта тронула ее за руку.
- Нет, конечно же! Просто… - Она сердито отвернулась. - У меня такое чувство, будто я не одна, даже когда, казалось бы, рядом никого. Я не вижу его, но совершенно уверена, что он видит меня.
Дверь открылась, и Шарлотта вошла вслед за матерью.
- Завесь, пожалуйста, шторы, Мартин, - велела Кэролайн лакею.
- Все, мэм? - удивился Мартин. Дневного света оставалось еще часа два, причем вполне приятных.
- Да, пожалуйста! Во всех комнатах, где мы будем. - Кэролайн сняла пальто и отдала ему; Шарлотта сделала то же самое.
В гостиной перед камином сидела бабушка.
- Ну? - Она оглядела их с головы до ног. - Какие новости?
- О чем, мама? - спросила Кэролайн, поворачиваясь к столу.
- О чем-нибудь, девочка! Как я могу спрашивать, о чем новости, если не знаю, какие они? Если бы я уже знала их, то они не были бы для меня новостями, не так ли?
Аргумент был неверный, но Шарлотта уже давно поняла, что бабушке бесполезно указывать на что-то.
- Мы навестили миссис Чаррингтон и мисс Лагард, - сказала она. - Обе совершенно очаровательные.
- Миссис Чаррингтон эксцентрична. - Голос бабушки прозвучал так, словно она откусила зеленой сливы.
- Мне это понравилось. - Шарлотта не собиралась уступать. - Она была очень вежлива, а это, в конце концов, важно.
- А мисс Лагард тоже была вежлива? Чересчур уж она застенчива. Девушка, похоже, вообще не умеет флиртовать, - отрезала бабушка. - Никогда не найдет себе мужа, если будет ходить с таким отрешенным видом, какая бы хорошенькая мордашка у нее ни была. Мужчины, знаешь ли, не женятся только на лице!
- И это хорошо для большинства из нас, - не менее едко отозвалась Шарлотта, глядя на чуть крючковатый бабушкин нос и глаза под тяжелыми веками.
Старуха сделала вид, что не поняла намека, и холодно повернулась к Кэролайн.
- К тебе приходили, пока тебя не было.
- Вот как? - без особенного интереса отозвалась Кэролайн. Вполне обычное дело - пока ты наносишь дневные визиты, тебя обязательно хоть кто-то да посетит. Тоже часть ритуала. - Надеюсь, они оставили карточку, и Мэддок скоро ее принесет.
- И ты не хочешь узнать, кто это был? - фыркнула бабушка, глядя Кэролайн в спину.
- Не особенно.
- Тот француз со своими иностранными манерами. Забыла его имя. - Она предпочитала не запоминать его, потому что оно не английское. - Но портной у него хороший, я за тридцать лет лучшего не видела.
Кэролайн оцепенела. В комнате повисла тишина настолько полная, что можно было представить, будто слышишь колеса проезжающих через две улицы экипажей.
- Вот как? - повторила Кэролайн неестественно небрежным голосом и запнулась, как если бы порывалась выпалить что-то еще, но заставила себя подождать, чтобы произносить слова одно за другим. - Он что-нибудь говорил?
- Само собой разумеется, он что-то говорил! Или ты думаешь, он стоял тут как истукан?
Оставаясь спиной к присутствующим, Кэролайн вытащила из вазы один нарцисс, укоротила стебель и вернула цветок обратно.
- Что-нибудь интересное?
- Кто в наши дни говорит что-нибудь интересное? - ворчливо ответила бабушка. - Героев больше нет. Генерала Гордона убили эти дикари в Хартуме. Даже мистер Дизраэли умер - впрочем, он уж точно героем не был! Да и джентльменом, если уж на то пошло. Но он был умен. Все воспитанные люди покинули этот свет.
- Месье Аларик был невежлив? - удивилась Шарлотта. На Парагон-уок он был таким безупречно непринужденным и запомнился ей безупречными манерами, даже если за ними часто угадывался юмор.
- Нет, - неохотно призналась бабушка. - Он был вполне вежлив, но ему-то иначе и нельзя. Родись он лет на сорок раньше, может, из него бы что-то и вышло. Нынче же нет ни одной приличной войны, на которую мужчина может отправиться и проявить себя, просто нет. По крайней мере, во времена Эдварда был Крым… хотя он и не ходил туда.
- Крым на Черном море, - заметила Шарлотта. - Не понимаю, какое он имеет к нам отношение.
- В тебе нет патриотизма, - обвинила ее бабушка. - Никакого чувства Империи! В том-то и беда с молодыми. Они не великие!
- Мсье Аларик не оставил записки? - Кэролайн наконец повернулась. Лицо ее пылало, но голос звучал безупречно ровно.
- А должен был? - Бабушка прищурилась.
Кэролайн вдохнула и выдохнула, прежде чем ответить.
- Поскольку я не знаю, зачем он приходил, - она направилась к двери, - то подумала, что он мог оставить записку. Пойду спрошу Мэддока. - И она выскользнула из гостиной, оставив Шарлотту и старую леди наедине.
Шарлотта колебалась. Стоит ли задать вопросы, которые теснятся у нее в голове? Зрение у бабушки плохое, она не видела, как была напряжена Кэролайн, как медленно, с усилием, она повернула голову. Однако слух у бабушки отличный - когда она хочет услышать, - а ум по-прежнему такой же острый и практичный, как и прежде. Но Шарлотта осознала, что бабушка не может сказать ей ничего, о чем бы она сама уже не догадалась.
- Пожалуй, пойду узнаю, не выделит ли мама экипаж отвезти меня домой, - сказала она через минуту-другую. - Пока не стемнело.
- Как пожелаешь, - хмыкнула бабушка. - Я вообще не знаю, для чего ты приезжала. Только чтобы нанести визиты?
- Повидать маму, - ответила Шарлотта.
- Дважды на неделе?
Шарлотта не была расположена спорить.
- До свидания, бабушка. Рада видеть, что ты в добром здравии.
Старая леди фыркнула.
- С гонором, - сухо сказала она. - Никогда не умела себя вести. Вот и мужа взяла ниже себя. И в свете нипочем не преуспела бы.
Всю дорогу домой, мягко покачиваясь в отцовском экипаже на рессорах, Шарлотта была слишком поглощена своими мыслями, чтобы сполна ощутить и насладиться удобствами данного вида транспорта в сравнении с омнибусом.
Было ясно как божий день, что интерес Кэролайн к Полю Аларику отнюдь не случаен. Шарлотта помнила слишком много идиотских подробностей собственного пылкого увлечения своим зятем Домиником до того, как встретила Томаса, и не могла ошибиться. Ей было знакомо и деланое безразличие, и хватающие спазмы в животе, с которыми ничего нельзя поделать, и замирание сердца, когда упоминали его имя, когда он улыбался ей. Теперь все это казалось невероятно глупым, и она сгорала от смущения при одном лишь воспоминании.
Но Шарлотта узнавала то же чувство в других; ей доводилось и раньше наблюдать его, и не раз. Теперь она поняла, отчего цепенеет Кэролайн, откуда этот притворно небрежный голос, вымученное безразличие, не удержавшее ее, однако, от того, чтобы чуть ли не бежать к Мэддоку узнать, не оставил ли Аларик записку.
В медальоне наверняка портрет Поля Аларика. Неудивительно, что Кэролайн хочет его вернуть! Это не какой-то там безымянный обожатель из прошлого, но лицо, узнать которое может любой из обитателей Рутленд-плейс, даже мальчишки-коридорные и посудомойки.
И этого никак нельзя объяснить. Нет никакой причины, кроме одной, чтобы носить медальон с его портретом…
К тому времени, как она приехала домой, Шарлотта приняла решение кое-что рассказать об этом Питту и спросить его совета просто потому, что нести эту ношу в одиночку ей было не по силам. Правда, она не сказала мужу, чей портрет в медальоне.
- Не предпринимай ничего, - с серьезным видом посоветовал Томас. - Будем надеяться, что он потерялся на улице и свалился где-нибудь в сточную канаву или кто-то украл его и продал или отдал и его больше никогда не увидит никто, имеющий хотя бы отдаленное представление, кому он принадлежит или чей в нем портрет.
- Но как же мама? - горячо воскликнула Шарлотта. - Она определенно увлечена этим мужчиной и не намерена отсылать его прочь.
Тщательно взвешивая слова, Томас наблюдал за лицом жены.
- Еще какое-то время, возможно. Но она будет осмотрительна. - Он увидел, как Шарлотта набрала в грудь воздуха, чтобы возразить, и накрыл ее руки ладонью. - Моя дорогая, ты тут ничего не можешь сделать, и даже если бы могла, не имеешь права вмешиваться.
- Она моя мать!
- Поэтому тебе небезразлично - но не дает тебе права вмешиваться в ее дела, о которых ты только догадываешься.
- Я же видела ее! Томас, я в состоянии сложить вместе то, что видела сегодня, медальон - и что будет, если папа узнает!
- Поэтому сделай все возможное, чтобы он не узнал. Конечно же, предупреди мать, чтобы была осторожна и забыла про медальон, но не предпринимай больше ничего. Ты только сделаешь хуже.
Шарлотта смотрела в его светлые, умные глаза. На этот раз он ошибается. Томас хорошо разбирается в людях вообще, но в женщинах она разбирается лучше. Кэролайн требуется нечто большее, чем предупреждение. Ей нужна помощь. И что бы ни говорил Питт, она поможет матери.
Шарлотта опустила глаза.
- Я предупрежу ее… чтобы не искала медальон.
Томас знал жену лучше, чем она думала, и потому не стал ставить ее в положение, где ей пришлось бы солгать. Он откинулся на спинку кресла, смирившись, но не успокоившись.
Глава 3
Питт был слишком занят своими обязанностями, чтобы забивать голову неприятностями Кэролайн. В прошлом ему уже доводилось иметь дело с людьми такого же положения в обществе, но обстоятельства, в которых он видел их, всегда были необычными, обусловленными необходимостью, и он понимал, что то общение мало дало в понимании их убеждений и ценностей. Еще меньше он понимал, что приемлемо в их отношениях, а что нанесет непоправимый вред.
Питт чувствовал, что Шарлотте опасно ввязываться в кражи на Рутленд-плейс, но знал, что реакция его рождена эмоциями, а не разумом: он боялся, что с ней может что-то случиться. Уехав с Кейтер-стрит и оставив родительский дом, она впитала новые убеждения и представления, пусть некоторые и неосознанно, и забыла многое из того, что представлялось само собой разумеющимся ей самой и оставалось естественным для ее родителей. Шарлотта изменилась, и Питт опасался, что она сама не сознает насколько или полагает, что все остальное изменилось тоже. Движимая состраданием, верностью и страстным желанием помочь, она может легко навлечь беду на всех близких.
Но как отговорить ее от этого? Томас не знал. Есть вещи, которые видны лишь на расстоянии.