Артур Конан Дойль
- Полагаю, вполне возможна ситуация, - сказал лорд Питер жене за завтраком, - что некто убит в тот момент, когда занят чем-то, что ему обычно не свойственно. Но всё равно, это оскорбляет лучшие чувства криминолога.
- Ты имеешь в виду, это всё равно, как будто молния дважды попала в одно место?
- Именно. Я предпочитаю, когда каждое мелкое событие в прошлом в некотором роде связано с преступлением. И поэтому может служить подсказкой достаточно умному человеку.
- Ну, если бы дело касалось беллетристики, то можно было бы не сомневаться, что именно так всё и есть, - сказала Харриет. - Но разве в реальной жизни, Питер, люди не совершают необычных поступков? Разве они никогда не приезжают куда-нибудь в первый раз, не удивляют своих друзей небольшими изменениями в поведении, не начинают внезапно скучать или жаловаться на головную боль и не сбегают с вечеринок, или не уходят рано спать, или не покупают красное платье вместо синего, или не женятся внезапно в возрасте сорока пяти лет на весьма неподходящей особе?
- Ты подразумеваешь, что непредсказуемое поведение может просто выявлять тайное внутреннее "я" человека?
- В романе, конечно, так всё и было бы. Факты должны быть связаны, иначе читатель им не поверит.
- Это странно, ты не находишь? - сказал Питер. - Если в реальном мире происходят несвязанные вещи и импровизации, почему им не место в романах? Разве не должна наиболее вероятная картина жизни быть портретом действительности во всём её причудливом и несвязном беспорядке?
- Я думаю, что роман имеет дело с другим видом правды, - сказала Харриет. - Например, если бы смерть бедной Розамунды описывалась в романе, то читатели сразу бы поняли, что преступник из Санбери, который так встревожил Лоуренса Харвелла, не может оказаться её убийцей. Если бы совершенно случайный незнакомец вошёл в роман как раз вовремя, чтобы совершить преступление и исчезнуть, не было бы никакого сюжета.
- Но в действительности подобные вещи происходят, и не может существовать никакого сюжета в этом значении слова, - глубокомысленно сказал Уимзи. - И всё равно, Харриет, я чувствовал бы себя гораздо спокойнее, если бы случайный преступник обнаружил Розамунду за обычными делами, которыми она занималась самым обыденным образом.
- Только определённая доза случайности и не больше?
- Точно. Принимая во внимание, что в этом деле имеются многочисленные отклонения от обычного распорядка, начиная с того, что она уехала в бунгало одна. Она никогда так не поступала прежде, да, кажется, и Харвелл не имеет понятия, почему она вдруг поступила так сейчас. Тебе нехорошо, Харриет? Ты очень побледнела.
- До меня только что дошло: Питер, это я посоветовала ей поехать! Может быть, это моя вина…
- Ты посоветовала ей поехать?
- Я дала ей несколько советов. Она жаловалась на излишек свободного времени, и я подумала, что это нехорошо для неё - сидеть без дела, всё время ожидая мужа. Она упомянула это местечко в Хэмптоне и сказала, что у них всё никак не доходят руки привести его в порядок. О, Питер, ты не думаешь…?
- Нет. Я смотрю на это глазами писателя. Это не случайность, речь не идёт о некоем незнакомце, который воспользовался её случайным пребыванием в бунгало. Думаю, она привезла опасность с собой: эта опасность, так или иначе, уже вошла в её жизнь, и каждое мельчайшее отклонение в её поведении - улика.
- Надеюсь, ты говоришь это не для того, чтобы пощадить мои чувства, - неуверенно сказала Харриет.
- И в мыслях не было, - сказал Питер. - Дорогая, не хочешь чего-нибудь съесть?
- Я не чувствую голода, и, конечно, два cafés au lait позволят продержаться до ланча.
- Будешь работать этим утром?
- Подумываю об этом.
- Тут должен прийти Чарльз, чтобы обсудить это дело, и я спрашивал себя…
- Не думаю, что полицейские, даже Чарльз, достаточно уважают авторов детективной беллетристики, - засмеялась Харриет. - Это совершенно выбило бы его из колеи. Расскажешь мне всё потом.
- Ну и как успехи? - поинтересовался Питер у Чарльза. Они с удобством расположились в библиотеке - хотя Чарльз и был полицейским, а у Питера имелся специальный кабинет для бесед, в том числе и с полицейскими, Чарльза принимали на Одли-Сквер как родственника.
- Боюсь, что это одно из тех дел, которое дьявольски трудно раскрыть, - уныло сказал Чарльз. - Никакого конкретного мотива - ну хорошо, сексуальный мотив, если тебе это нравится, но никакого мотива к конкретной жертве: то есть, я имею в виду, никакой причины, чтобы напасть на неё, а не на кого-то ещё.
- Не бери в голову "почему", Чарльз. Думай о "как".
- На первом месте стоит "кто", - заметил Чарльз достаточно обоснованно.
- Ну, а что у нас есть? - спросил Питер. - Получен отчёт патологоанатома?
- Предварительный. Причина смерти: механическая асфиксия. Причина механической асфиксии: сдавливание горла. Точки давления имеются на каждой стороне горла и совместимы с нападением лицом к лицу. Обширные внутренние травмы с переломом подъязычной кости и перстневидного хряща. Лёгкие следы побоев. Небольшой гипостатический застой крови, особенно в нижних конечностях. Частичное окоченение в момент, когда труп осмотрен впервые, что даёт приблизительное время смерти между одиннадцатью вечера и двумя утра. Температура тела этому не противоречит, учитывая, что огонь горел в спальне большую часть ночи. Незадолго до смерти имела место физическая близость, небольшие синяки на бёдрах и плечах предполагают возможность некоторого сопротивления со стороны жертвы.
- И какие у тебя предположения, Чарльз?
- Всё это довольно банально, не так ли? Слишком банальное мерзкое преступление.
- В нём есть некоторые аспекты, которые мне не нравятся, - заметил Уимзи. - Что заявляет, например швейцар в многоквартирном доме Харвелла?
- Харвелл прибыл чуть позже двенадцати и была ссора. Швейцар был наверху в одной из квартир, помогая пожилому жильцу, который поскользнулся в ванной. Поэтому швейцар ничего не мог слышать из вестибюля. К тому времени, когда он возвратился за свой стол, Харвелл, должно быть, барабанил в дверь некоторое время, потому что уже вышел из себя. Он грозил уволить парня и не желал слушать никаких объяснений. Они препирались, возможно, ещё десять минут, а затем Харвелл отправился спать.
- А сколько времени в действительности требуется, чтобы вернуться из Хэмптона, если предположить, что он туда ездил?
- Конечно, не меньше сорока пяти минут. Я заставлю одного из своих ребят попробовать проехать там в середине ночи - днём-то требуется намного больше времени.
- Что относительно поездов?
- Последний поезд на Лондон отходит в одиннадцать десять.
- Итак, алиби Харвелла…
- Выглядит неплохо. Не абсолютно водонепроницаемое - он не может доказать, что бродил по Лондону между отъездом из клуба и возвращением домой, и у нас нет точного времени смерти.
- Я так понимаю, что швейцар в клубе подтверждает заявленное Харвеллом время отъезда?
- Четверть десятого. Там запомнили, потому что над ним всё время подшучивали, что теперь, после женитьбы, он уезжает рано, а девять пятнадцать - это позже, чем обычно.
- С другой стороны, Чарльз, мне больше нравится именно такое, не совсем железное алиби - я всегда с подозрением отношусь к безупречным. Это просто неестественно: точно знать, где ты был в точности тогда-то, и иметь свидетеля на каждый шаг и каждый вдох, разве не так?
- Тогда давай считать алиби Харвелла вполне нормальным, - сказал Чарльз. - И в любом случае, Питер, у него нет и намёка на мотив. Он обожал её, и все деньги были его, так или иначе. У неё не было ни пенса.
- Я хочу, чтобы ты не был так одержим мотивами, Чарльз. В мотивах недостатка не будет: всегда есть мотив для любого действия любого человека. Только узнай, у кого была возможность, и тут же обнаружишь мотив.
- Я не совсем согласен с тобой, - сказал Чарльз. - Присяжные любят мотивы, ты же знаешь.
- Итак, каковы направления расследования? - спросил Уимзи.
- Мы интенсивно ищем мужчину, описание которого соответствует налётчику в Санбери. Мы и так его, конечно, искали. Не знаю, что ещё тут можно сделать. И мы расспрашиваем о любых подозрительных мужчинах, которых видели преследующими молодых женщин в дни перед убийством. Мы возьмём у начальника станции в Хэмптоне список всех неизвестных ему лиц, кто прибыл на станцию в тот день или вечер. Обычная рутина. Мы побеседуем с миссис Чантер, а также её дочерью, которая, кажется, была последней, кто видел жертву живой. И мы ищем мистера Клода Эймери, который, возможно, посетил покойную в Хэмптоне.
- Ну, его будет нетрудно найти, - сказал Уимзи. - Думаю, у Харриет есть его адрес.
- Его нет дома. Ушёл несколько дней назад, как мы узнали от его соседки. Она не знает куда. Ты хотел бы присутствовать на беседе, когда мы его найдём?
- Если он не будет против, - сказал Уимзи. - Думаю, он найдётся, когда увидит всю историю в газетах. Я так понимаю, в газеты это попало?
- На первую полосу, - сказал Чарльз, доставая из портфеля "Ежедневный Вопль" и показывая его Уимзи. "Жена ангела обнаружена мёртвой", - гласил заголовок. "Жена мистера Лоуренса Харвелла, известного театрального "ангела", была найдена мёртвой в загородном доме супругов вчера утром… не избежала скандалов… дочь осуждённого мошенника…" Уимзи пробежал текст с отвращением.
- Можешь посоветовать, что ещё нам следует сделать? - спросил Чарльз.
- О, да, - сказал Уимзи. - Узнайте, что произошло с собакой.
- Некий мистер Уоррен желает вас видеть, миледи, - возвестил Мередит.
- Мистер Уоррен? Что такое…? - Харриет подняла глаза от рукописи. - Он спросил меня или его светлость?
- Вас, миледи. Его светлость вышел приблизительно час назад. Вы дома? Джентльмен выглядит очень несчастным, миледи.
- Тогда я должна быть дома, - вздохнула Харриет. - Проводите его в гостиную.
Было вполне естественно испытывать страх перед встречей с мистером Уорреном в сложившейся ситуации, но Харриет, направляясь в гостиную, упрекнула себя за трусость. Она и не задумывалась, как эта трагедия отразится на мистере Уоррене - бедном глупом старике. Но безусловно он, как и любой другой в подобной ситуации - вправе рассчитывать хоть на небольшое участие. Харриет решила быть доброй.
Мистер Уоррен находился в ужасном состоянии. Небритый, с красными от слёз глазами и растрёпанный, как если бы оделся впопыхах и не посмотрелся в зеркало перед выходом. Бедняга - в конце концов, было нетрудно быть к нему доброй. Он встал, когда она вошла, но, казалось, нетвёрдо стоял на ногах, и она поспешила его усадить.
- Леди Питер, я не знал, к кому обратиться…
- Могу я предложить вам кофе, мистер Уоррен? Или чего-нибудь из крепких напитков? Вы выглядите абсолютно потерянным.
- Нет, я…
- Я так расстроилась, услышав о вашей трагедии, - сказала Харриет, предлагая сигарету. Когда мистер Уоррен зажигал её, руки его дрожали.
- Это худшее, что могло произойти, - сказал он. - Хуже тюрьмы. Когда я думал, что тюрьма - это самая плохая вещь на свете, я был совершенно неправ, абсолютно неправ. Если бы я мог вернуться в тюрьму, но она осталась жить… - Он зарыдал.
"Что я могу ему сказать? - подумала Харриет. - Потерять ребёнка, вероятно, действительно худшее, что может случиться с любым родителем, - ужасное нарушение нормального хода вещей. Но потеря невинного ребёнка в результате насилия делала ситуацию ещё отвратительнее и невыносимее. Как я могу его успокоить и почему он приехал ко мне? Я едва его знаю".
- Лорд Питер так ловко раскрывает преступления, - говорил между тем мистер Уоррен, - и вы были так добры ко мне, когда мы были здесь на днях, вот я и подумал, что вы должны знать, что мне делать, посоветуете мне…
- Я окажу вам любую помощь, какую смогу, - сказала Харриет мягко.
- Понимаете, это моя вина, - сказал он. Он заговорил печально, но неожиданно спокойно, глядя на неё ввалившимися глазами.
На мгновение она почувствовала себя загнанной в тупик.
- Когда кто-нибудь умирает, окружающие часто считают себя в той или иной степени виновными, - сказала она.
- Нет, это правда. Это именно моя вина, и я знаю, кто это сделал. Но не знаю, что мне делать теперь.
- Мистер Уоррен, если вы что-нибудь знаете о смерти дочери, вы должны сразу пойти в полицию и всё им рассказать, - сказала Харриет.
- Полиция, - сказал он, вдруг задрожав. - Леди Питер, я не могу разговаривать с полицией один. Без друга… Я уверен, что вы, как никто другой, способны меня понять.
- С вами бы пошёл адвокат, - сказала Харриет, - и проследил, чтобы всё было по-честному.
- Леди Питер, я стыжусь это говорить, но я, который привык к самому лучшему во всём и мог пользоваться услугами любого, кого хотел, не могу позволить себе адвоката. У меня нет ни пенса сверх денег на обратный билет в Бичингтон в третьем классе.
Харриет вздрогнула при мысли, что, возможно, этот старый пройдоха пришёл, чтобы занять денег. Если да, то их, конечно, придётся дать, но…
- Конечно, мистер Харвелл помог бы вам…
- Я не могу попросить у него ни пенса, - сказал мистер Уоррен. - Я просил у него деньги в течение года - довольно крупные суммы, леди Питер, и почти ежедневно, пока не надоел ему, пока даже его великодушие не оказалось исчерпанным, и он начал спрашивать, зачем мне деньги. Я был вынужден врать и рассказывать о проигрышах на скачках, в карты и даже сказать, что у меня вытащили кошелёк на улице. А теперь, когда Розамунда мертва, зачем это ему? Когда она была жива, я мог успокоить свою совесть, леди Питер, потому что всё это было ради неё. Это не моя вина, что я потерял всё и не мог защитить её сам. И Лоуренс никогда не попрекнул бы меня деньгами, знай он, что они идут на её защиту.
- Её защиту? - переспросила Харриет. - От чего?
- Жестокости, - сказал он. - Смерти. Они угрожали изуродовать или убить её.
- Вы утверждаете, что кто-то вас шантажировал?
- О, леди Питер. Я так боялся! А теперь худшее уже случилось, и я не знаю, что делать!
- Вы обязательно должны пойти в полицию, - твёрдо сказала Харриет.
Он замолчал. Он просто тихо сидел перед ней, погасив сигарету и наклонив голову. Харриет быстро взвесила ситуацию. Что же такого могло с ним случиться, пойди он в полицию, чтобы он наотрез отказывался это делать в сложившихся обстоятельствах? Отделение полиции, как она слишком хорошо помнила, является весьма неприятным местом, если вас в чём-то обвиняют, но в этой стране быть жертвой шантажа - это ещё не преступление.
- Они сказали, что убьют меня, если я пойду в полицию. Они сказали, что меня увидят в полиции и дадут им знать…
Вот так.
- Мистер Уоррен, я думаю, лучшее, что мы можем сделать, это попросить старшего инспектора Паркера приехать сюда, - сказала она. - Ваши мучители не могут следить за этим домом.
- Как скажете, - пробормотал он.
Харриет вышла из комнаты, направляясь к телефону, и столкнулась на лестнице с Питером.
- Питер! Никогда не была так рада видеть тебя, как сейчас! - воскликнула она.
- Что случилось?
Харриет быстро рассказала ему.
- Гмм! - сказал он. - Вот и ещё одна спящая собака. Что ж, ты совершенно права, нужно заполучить сюда Чарльза как можно скорее. Надеюсь, он не вернулся назад в Хэмптон сразу же после нашей встречи. Пойди и посиди ещё пару минут со старым Уорреном, а я позвоню в Скотланд-Ярд и присоединюсь к вам. Выдержишь?
- Это самое малое, что я могу сделать, - сказала она. - Но не задерживайся.
Выяснилось, что мистер Уоррен голоден и не выспался, поэтому ему подали ланч и отправили в спальню, чтобы он отдохнул перед прибытием Чарльза, который действительно уехал в Хэмптон. Бантера привлекли, чтобы побрить старика и немного привести его в порядок, и, когда он присоединился к старшему инспектору и Питеру в небольшом кабинете Питера, он выглядел более уравновешенным и спокойным.
- Я так понимаю, что вы хотели сделать заявление, сэр, - сказал Чарльз.
- Да, - сказал мистер Уоррен. - То есть, я сделаю его, если будет присутствовать лорд Питер. На своей шкуре я узнал, как легко исказить невинные слова признания. Действительно, если бы мои слова не исказил недобросовестный полицейский, моя дочь была бы сейчас жива. - Его голос задрожал.
- Постарайтесь держать себя в руках, мистер Уоррен, - сказал Питер. - Старший инспектор Паркер - превосходный человек, и, конечно, не извратит ваших слов. Можете мне поверить.
- Но вы останетесь? Вы не оставите меня с ним одного?
- Если вы хотите, я останусь.
- Начните с самого начала, - сказал Паркер.
- Эта ужасная тюрьма, - сказал Уоррен. - Там были ужасные люди. Я знаю, что заслужил какое-то наказание, но не быть помещённым среди таких людей! Я очень боялся почти всё время. Это жестокие люди, лорд Питер. Способные на всё.
- И кто-то конкретный?
- Я виню себя, потому что сам заговорил о дочери в подобной компании, но тянулись долгие часы, которые нужно было чем-то заполнить, и обитатели камеры действительно рассказывали другим, за что сюда попали, о своих семьях и прошлой жизни. У меня была фотография Розамунды, которую я показывал всем. Я так ею гордился. Она была такой красивой…
- Таким образом, довольно многие из ваших сокамерников знали, что Розамунда - ваша дочь?
- Понимаете, в то время я об этом не думал. Затем, когда она вышла замуж, она, конечно была во всех газетах. Её фотография оказалась на первой полосе "Ежедневного Вопля", "Таймс", и… Я думал, что с нашими проблемами покончено. И мой зять так хорошо ко мне относился. Он - настоящий джентльмен. Щедр к падшему.
- Что произошло затем?
- Появился ужасный человек. Некто, с кем я познакомился в тюрьме. Он следил за моим домом в Бичингтоне и подошел ко мне. И он сказал… он сказал… - Мистер Уоррен сделал паузу, чтобы взять себя в руки. - Он потребовал денег. Пятьсот фунтов. Иначе они добрались бы до бедняжки Розамунды.
- Что вы сделали? - спросил Питер.
- Конечно, заплатил ему. Я слишком хорошо знал, на что способны подобные люди. Я снял все свои небольшие сбережения. Я сказал ему, что это всё, что у меня есть.
- Но это его, конечно, не остановило, - с отвращением сказал Питер.
- Нет, не остановило. Когда он вернулся, я сказал, что больше не могу заплатить ни пенса, а он заявил, что я, конечно, могу найти деньги при таком-то богатом зяте. А если я не найду… Таким образом, я стал просить деньги у Лоуренса.
- Сколько вы у него брали, сэр? - спросил Чарльз.