- Пятьдесят фунтов. Иногда сто. Это продолжалось и продолжалось. Мне приходилось придумывать причины. Я притворился, что потерял деньги на лошадях, потому что для Лоуренса, казалось, это было понятно. Я продал все свои небольшие сувениры из прошлой жизни. Я продал обручальное кольцо своей бедной умершей жены, но это было ради Розамунды, и она простит меня. Становилось всё труднее. Я продолжал приезжать в Лондон, хотя был уверен, что Розамунде хотелось побыть наедине с мужем - это ведь так естественно, правда? - конечно, она никогда об этом не говорила. Просто в Лондоне я чувствовал себя в безопасности. Они не могли пробраться в квартиру на Парк-Лейн со всеми этими швейцарами в вестибюле. Конечно, в квартире Розамунда также была в безопасности, но она так много гуляла, ходила по магазинам, в театр и…
- Вы только что сказали "они", - заметил Уимзи. - Значит, был не один?
- У него был здоровый высокий друг, - печально сказал Уоррен.
- Вы не говорили мистеру Харвеллу о том, что происходило? - спросил Чарльз.
- Я боялся, что он перестанет давать мне деньги, если узнает. Он пойдёт прямо в полицию.
- И они угрожали вам ужасными последствиями, если кто-нибудь пойдёт в полицию, - вздохнул Чарльз. - Ваша дочь знала об этом?
- Нет! - воскликнул Уоррен. - Как я мог сказать ей подобные вещи? Она думала, что с прошлым покончено, и сейчас она в безопасности, в богатстве и комфорте. Ей очень неприятно было иметь отца-арестанта, хотя она всегда поддерживала меня. Как я мог сказать ей, что мои прошлые грехи не отпускают?
- Хорошо, сэр. Таким образом, никто не знал, кроме вас?
- Никто. И самое ужасное, что, когда они приходили в последний раз, я ничего им не дал. У меня просто ничего не было. В последний раз, когда я попросил у Лоуренса денег, он сказал: "Постарайтесь растянуть их, папаша, потому что я буду немного стеснён некоторое время". Поэтому я оказался в безвыходном положении. А они очень рассердились.
- Поэтому, когда вы услышали, что Розамунда подверглась нападению… - сказал Чарльз.
- Я знал, что это они. Да.
- Мы должны знать, кто они.
- Но в этом-то и проблема! Я не знаю! Вы же не думаете, что они назвали мне свои настоящие имена и адреса?
- Хорошо, сэр, не волнуйтесь, - сказал Чарльз. - Просто расскажите нам всё, что вы о них знаете. Что-нибудь, что поможет нам их найти. Они угрожали вам в письмах? Вы сохранили какую-нибудь записку?
- Они только приходили и разговаривали со мной, - сказал Уоррен. - Всё устно.
- Но кто конкретно приходил? - спросил Питер.
- Двое мужчин. Маленький как хорёк, тощий, неприятного вида. В тюрьме его называли Стрикером. Даже служители его так звали. Я же не знал, что мне понадобится его настоящее имя. И ещё крупный мужчина, очень большой.
- Как звали большого? - спросил Чарльз.
- Бэшер. Стрикер сказал: "Раскошеливайся, а то за дело возьмётся Бэшер". Это всё, что я знаю.
- И они приезжали с угрозами к вам в Бичингтон и забирали деньги у двери? Вы не должны были никуда их посылать?
- Нет. Просто приходили. Я был так испуган, что и дверь боялся открывать.
- Вы всегда давали им наличные?
- Это должны были быть наличные. В старых банкнотах. Так они велели.
- Вы знаете, сколько всего им заплатили?
- Несколько тысяч фунтов, - сказал несчастный мистер Уоррен. Его голос упал до шёпота.
- Полагаю, вы сможете дать нам хорошее описание обоих, - сказал Уимзи. - Кто-нибудь ещё, кроме вас, их видел?
- Да, - сказал Уоррен, - моя соседка. Она несколько раз говорила, что у меня странные друзья. Думаю, она узнала, что я был арестантом.
- Ну, не имеет значения, что она думала, - твёрдо сказал Паркер, - главное, что видела. Слушайте, сэр, сейчас вы должны поехать со мной в Ярд и сделать официальное заявление, включая полные описания.
- Вам действительно лучше поехать, - сказал Уимзи. - Вы видите, что инспектор Паркер - джентльмен, и он вас не обманет. А затем… не думаю, что вам следует возвращаться Бичингтон, и, возможно, оставаться в квартире Харвелла, когда он пребывает в таком состоянии, - тоже не лучший выход.
- Согласен, лорд Питер, согласен.
- Конечно согласны. Это естественно. Я хочу предложить, чтобы вы поручили мне найти где-нибудь безопасное и удобное для вас место, где вы сможете пожить, пока всё не выяснится и наши грозные друзья на окажутся под замком. Что вы говорите? Вы поручаете это мне? Старший инспектор отошлёт вас сюда на такси, когда вы сделаете заявление.
Мистер Уоррен принялся, заикаясь, выражать свою признательность.
- Нет, не трудитесь благодарить меня, старина, только попытайтесь вспомнить любую мелочь, которая смогла бы помочь полиции.
- Дражайшая моя, мне так жаль. Не могу понять, о чём этот старый дурень думал, когда приехал к тебе.
- Приехал к единственному другому арестанту из круга знакомых. Разве можно его за это винить?
- Я и боялся чего-то подобного. Неужели мы никогда не покончим с этим?
- Оно всегда будет с нами, Питер, разве нет? И, боюсь, будет выскакивать время от времени, пока мы живы. Мы должны лишь принять это как данность. Напоминает твои нервы после контузии: мы можем не вспоминать о них большую часть времени, но когда всё возвращается, нам остаётся только справляться с ними.
- Не могу выразить, как я рад слышать твоё "нам" в таком контексте.
- Теперь больше не осталось ни одного другого контекста.
Он улыбнулся.
- Что ты собираешься сделать для мистера Уоррена, Питер? Ему действительно может угрожать опасность?
- Скорее всего, нет. Шантажисты не убивают дойных коров. Именно поэтому при всех ужасах его истории я не думаю… Имеется один мой знакомый - перековавшийся грабитель. Чтец Библии, распеватель гимнов, благородный чиновник Армии спасения с умной женой. Однажды помог мне обчистить сейф, когда многое было поставлено на карту. Большая часть его прихожан - бывшие раскаявшиеся преступники, и у некоторых из них послужной список достаточно велик. Может быть, ты его помнишь, Харриет, - мистер Билл Рам. Он был на нашей свадьбе.
- Да, я отлично его помню.
- Я помещу Уоррена к нему как жильца на пансионе и прослежу, чтобы за ним присматривали.
- Это далеко?
- Ист-Энд. Безопасно, как в африканских джунглях. Люди не так выделяются, как в сельской местности. С ним всё будет в порядке.
- Бесконечно находчивый лорд Питер, - сказала она, улыбаясь. - Ты уверен, что они не научат его взламывать сейфы?
- Что ж, ему будет легче жить, имея профессию. Кстати о профессиях, Харриет, боюсь, что он отнял у тебя всё рабочее утро. Я хотел поинтересоваться, как у тебя продвигается работа.
- Боюсь, не очень хорошо.
- Есть ли ещё какая-нибудь причина, кроме вторжений полицейских и преступников и капризов музы? Мне было бы ненавистно, если бы для тебя оказалось трудно писать, будучи моей женой. Не хочу, чтобы ты стала задумываться о бракоразводном процессе или начала прикладываться к бутылочке джина.
Харриет поймала себя как раз вовремя, чтобы не произнести безобидное "конечно нет". Питер заслуживал откровенности.
- Думаю, что причина есть, - сказала она глубокомысленно, - и она связана с тем, что я замужем именно за тобой.
Она увидела, как он побледнел.
- Всё было так просто, - сказала она. - Мне нужны были деньги. Это было моим ремеслом. Не было никаких сомнений - я просто должна была или писать, или голодать. А теперь, конечно…
- Необходимость отпала. Как неоднократно указывали тебе мои ужасные родственники. Но, Харриет, я не думал, что ты пишешь ради денег simplissime. Я всегда считал, что деньги позволяют тебе писать. И писательство важно для тебя само по себе. Я ни на мгновение не сомневался, что ты продолжишь.
- Ты женился на писательнице, и хочешь теперь иметь жену-писательницу?
- Я хочу тебя, независимо от того, что ты есть. Я думал, что ты - писатель до мозга костей. Я был неправ?
- Думаю, ты был прав, но всё равно - теперь всё не так просто. Когда была нужда в деньгах, моё писательство было оправдано. Это была нелёгкая работёнка, и я делала, что могла, - вот и всё. Этого было достаточно. Но теперь, как ты видишь, никакой внешней потребности больше нет. И, конечно, писать трудно - всегда было трудно, - а теперь ещё труднее. Поэтому, когда я застреваю, то начинаю рассуждать: это же не средства к существованию, и не большое искусство, просто детективные романы. Их читают и пишут для забавы.
- Ты недооцениваешь себя, Харриет. Я никогда не думал, что услышу от тебя подобное.
- Обычно у меня дьявольская гордость, ты это имеешь в виду?
- Гордость мастера, да.
- Изощрённое и замечательное мастерство может проявляться и в совершенно легкомысленных объектах, Питер, - сказала она. - Как те запонки, например.
Он носил нефритовые запонки с вырезанными фамильными мышами Уимзи.
- Легкомыслие может доставлять большое удовольствие, - сказал он тихо. - Но мне не нравится слышать, что ты называешь детективные романы легкомысленными.
- А разве это не так? По сравнению с настоящими вещами?
- Что ты называешь настоящими вещами?
- Большую литературу, "Потерянный рай", такие романы, как "Большие надежды", "Преступление и наказание" или "Война и мир". Или, с другой стороны, настоящее расследование настоящих преступлений.
- Ты, кажется, не осознаешь важность своей специфической литературной формы, - сказал он. - Детективные романы несут в себе мечту о правосудии. Они создают иллюзорный мир, в котором порок наказан, и преступника выдают улики, о которых тот и не подозревал, когда сбегал с места преступления. Мир, в котором убийцы пойманы и повешены, а невинные жертвы отмщены, а грядущее убийство предотвращено.
- Но это всего лишь мечта, Питер. Мир, в котором мы живём, совсем на него не похож.
- Иногда похож. Кроме того, тебе не приходило в голову, что, чтобы нести добро, мечта не должна отражать реальность?
- Какая пользы от неправды? - удивилась она.
- Не неправда, Харриет, идеализм. Детективные романы создают представление о мире, который должен быть правильным. Конечно, люди читают их для забавы, для развлечения, также как решают кроссворды. Но внутри они утоляют жажду в правосудии, и помоги нам Небеса, если простые люди прекратят её чувствовать.
- Ты имеешь в виду, что романы работают, как сказки, чтобы предостеречь всех мачех против того, чтобы быть злыми, и успокоить всех золушек?
- Если хочешь. Или возьми, как работала вера в призраков. Если ты знаешь, что тебя станет преследовать призрак дедушки, не выполни ты его завещания, или если думаешь, что призраки убитых ночью выходят и воют, требуя отмщения...
- Ты слишком многого хочешь, Питер.
- Полагаю, что очень умные люди смогут увидеть свою мечту о правосудии у Достоевского, - сказал он. - Но их не так много, чтобы сформировать общественное мнение. Простые люди в основном читают то, что пишешь ты.
- Но не для просвещения. Им не хочется прикладывать усилий. Они лишь желают хорошую историю с острыми ощущениями и неожиданными поворотами сюжета.
- Но ты застаёшь их врасплох, - сказал он. - Если бы они считали, что их учат, то заткнули уши. Если бы они думали, что ты вознамерилась их просветить, они, скорее всего, никогда не купили бы книгу. Но ты предлагаешь их развлечь и потихоньку показываешь упорядоченный мир, в котором все мы должны стараться жить.
- Ты серьёзно? - спросила она.
- Как никогда, Domina. Твоё призвание не кажется мне бóльшим легкомыслием, чем моё тебе. Похоже, каждый из нас имеет больший вес в глазах другого, чем в своих. И, наверное, это неплохо: чувство собственного достоинства без тщеславия.
- Легкомыслие навсегда?
- Как можно дольше, - сказал он, внезапно мрачнея. - Мне очень жаль, что немцы не увлеклись твоим видом лёгкого чтива.
10
К живым следует относиться доброжелательно, о мёртвых же нужно говорить только правду.
Вольтер
- Самое странное в этом деле, - заметил старший инспектор Паркер своему компаньону, - что абсолютно все пребывают в расстроенных чувствах. Все словно с ума посходили, оплакивая несчастную жертву.
- Да, ты прав, - согласился Питер Уимзи. Он разместился в потёртом кожаном кресле в кабинете старшего инспектора.
- Обычно оказывается, что жертву не очень-то и любили, - продолжал Чарльз. - Почти всегда находятся люди, которые, хотя и не спешат высказаться об этом открыто, отнюдь не сожалеют, что покойный больше не станет им надоедать. Кроме того, обычно есть люди, для которых мёртвая жертва гораздо предпочтительней, чем когда она жива. То есть, обычно убитый - это кто-то лишённый друзей и просто напрашивающийся стать жертвой.
- А на сей раз у нас есть богатая и любимая молодая женщина, смерть которой поразила и опечалила всех, кто её знал. О чём это тебе говорит, Чарльз?
- Ну, это могло бы добавить красок в версию, что виновен бандит из Санбери. Если нападение случайно, жертвой может оказаться не обязательно враг.
- Да, могло. Но Харриет утверждает, что, если бы мы описали такое преступление в романе, никто бы не поверил. В чём-то она права, не находишь?
- Боюсь, я не читаю детективную беллетристику, - сказал Чарльз несколько натянуто.
- Что ж, хорошо. Полагаю, что все эти тома по богословию так же полезны, как хорошее этическое обучение, - сказал Уимзи. - Между прочим, как дела с шантажистами мистера Уоррена?
- Он-то, конечно, в них верил. Он действительно напуган.
- Да, бедный старый дуралей.
- Но когда шантаж приводит к насилию, то, согласно моему опыту, почти всегда жертвой оказывается сам шантажист, а не наоборот.
- Полагаю, - глубокомысленно заметил Уимзи, - можно представить ситуацию, когда денежный ручеёк пересыхает, и шантажист хочет немного затянуть гайки. Он или они решают напугать Розамунду, возможно даже оставить на ней метку - разве Уоррен не говорил, что они угрожали изуродовать её? А затем что-то пошло не так, как надо.
- Если бы они собирались изуродовать её, они использовали бы нож или зажигалку, - сказал Паркер.
- Они же собирались лишь припугнуть её, но либо держали слишком долго, либо сдавили горло в неправильном месте…
- Да, такое возможно. Между прочим, думаю, они действительно появлялись в Хэмптоне, потому что описание, данное Уорреном, очень подходит к одному из случайных пассажиров, замеченных контролёром на станции. По описанию мы объявили их в розыск по всей стране. Когда их разыщут, мы сможем допросить их, но не думаю…
- Я тоже, - согласился Уимзи.
- Тем временем подоспело ещё кое-что. Мы получили официальное заявление от ночного швейцара в Хайд-Хаусе, мистера Джейсона, и по ходу дела он вспомнил, что кто-то спрашивал миссис Харвелл около пяти часов. Он ещё не заступил на дежурство, а просто распивал чаи и сплетничал с дневным швейцаром. Дневной швейцар провёл посетителя в вестибюль, и тот заявил, что желает видеть миссис Харвелл. Ну, ему объяснили, что миссис Харвелл отсутствует нескольких дней, и тогда он занервничал. Он сказал, что является другом семьи и у него есть для неё срочное сообщение. И он попросил адрес, по которому её можно найти. Ну, дневной швейцар не был уверен, что должен дать адрес, поэтому проконсультировался с мистером Джейсоном, и они решили, что, поскольку джентльмен выглядел очень приличным, можно сообщить ему адрес. Мистер Джейсон давно забыл об этом деле и вспомнил только тогда, когда мы поинтересовались, не было ли в тот день чего-то необычного.
- Я так понимаю, он дал описание?
- Между нами говоря, у нас имеется прекрасное описание. И оно соответствует одному из описаний, данных контролёром на Хэмптонской станции. Мужчина, который не ездит через Хэмптонскую станцию регулярно, прибыл вечером 27-ого февраля и, как заявлено, не сел на обратный поезд тем вечером.
- Всё любопытнее и любопытнее, Чарльз. Этот мужчина, конечно, не может быть таинственным гостем на ужине у миссис Харвелл, поскольку, если бы она его пригласила, то дала бы и адрес.
- Ну, - задумался Чарльз, - он мог быть гостем, который что-то неправильно понял и предположил, что приглашён на ужин в Хайд-Хаус…
- Нет, Чарльз, он пришёл в Хайд-Хаус слишком рано: он попал в тот неприятный промежуток между чаем и коктейлями и слишком рано для обеда. И он не мог просто потерять адрес, не так ли? Поскольку в таком случае он просто сказал бы об этом швейцарам. Нет, не думаю, что он был тем ожидаемым гостем. Ты объявил его в розыск?
- Собираюсь. Мы только что напечатали описание и составили фоторобот. - Чарльз передал Уимзи через стол плакат.
- Незачем объявлять розыск, - сказал Уимзи. - Я знаю, кто это. Клод Эймери. Разве вы его ещё не разыскали? Между прочим, Чарльз, я должен буду кое-чем заняться в течение нескольких дней. Не делай глупостей, пока я отвернулся.
- Харриет, боюсь, что у меня сегодня появилась срочная работа. Надеюсь вернуться вовремя, чтобы сопровождать тебя на приём к Ширману, но я должен закончить дело во что бы то ни стало, сколько бы времени оно ни заняло. Ты сможешь пойти, как было условлено? Я присоединюсь позже, если смогу.
Харриет отложила утреннюю газету.
- Конечно, Питер. Сегодня я, так или иначе, собиралась поработать в Лондонской библиотеке.
Он на секунду замешкался у двери в комнату для завтрака. Затем быстро подошёл к ней и поцеловал в щёку.
"Интересно, что всё это значит? - подумала Харриет. - Очевидно, что-то важное. Но, без сомнения, Питер скоро всё расскажет". Она переключила своё внимание на работу.