- Я только что говорил вашей дочери, что сейчас не время просить вас посетить больницу, чтобы опознать его, - ведь все лицо у него забинтовано. Но когда ему станет лучше…
- А вы не думаете, что это будет слишком тягостно?
- Для кого?
- Для него, конечно!
- И тем не менее необходимо устранить малейшие сомнения насчет его личности.
- Я почти убеждена, что это он… Хотя бы из-за шрама… Помню, это было в воскресенье, в августе…
- Я знаю.
- В таком случае, я не вижу, чем еще могу быть вам полезной…
Мегрэ поднялся - ему не терпелось выскочить на улицу и больше не слышать этой ужасной трескотни попугайчиков.
- Надеюсь, что в газетах…
- Обещаю вам, что в газетах будет лишь краткое сообщение.
- Это важно не столько для меня, сколько для моего зятя. Человеку деловому всегда неприятно, когда… Заметьте, зять был в курсе дел, он все понял и примирился… Так вы и в самом деле ничего не хотите выпить?
- Благодарю вас.
Очутившись на тротуаре, Мегрэ спросил Торанса:
- Где здесь можно найти скромненькое, тихое бистро? Страшно хочу пить!
Эх, поскорее бы кружку холодного пива с густой шапкой пены!
И они действительно нашли тихое полутемное бистро, но пиво там, увы, оказалось тепловатым и безвкусным.
Глава 4
- Список у меня на столе, - сказал Люка. Как всегда, он старательно выполнил поручение.
Мегрэ увидел перед собой не один, а несколько списков, напечатанных на машинке. Прежде всего - опись самых разнообразных предметов. Сотрудник судебно-медицинской экспертизы подвел их под рубрику "рухлядь", хотя вещи эти, некогда хранившиеся под мостом Мари, составляли все движимое и недвижимое имущество Тубиба! Фанерные ящики, детская коляска, рваные одеяла, старые газеты, жаровня, котелок, "Надгробные речи" Боссюэ и все остальное было свалено теперь наверху, в углу лаборатории Дворца Правосудия.
В следующем списке перечислялась одежда Келлера, доставленная Люка из больницы. И, наконец, на отдельном листе было выписано все содержимое его карманов.
Вместо того чтобы просмотреть этот последний список, Мегрэ отодвинул его в сторону и с любопытством вскрыл коричневый бумажный пакет, куда бригадир Люка сложил все мелочи. В эту минуту Мегрэ, освещенный лучами заходящего солнца, представлял собой занятное зрелище - ни дать ни взять, ребенок, который нетерпеливо развязывает мешочек под рождественской елкой, ожидая найти в нем бог весть какое сокровище!
Сначала комиссар извлек и положил на стол очень старый, помятый стетоскоп.
- Он находился в правом кармане пиджака, - пояснил инспектор. - Я попросил в больнице проверить его, и мне сказали, что он неисправен.
Почему же, в таком случае, Франсуа Келлер носил его при себе? Надеялся починить? Или же хранил его как реликвию, как последний своеобразный символ своей профессии?
Затем Мегрэ вынул перочинный нож с тремя лезвиями и пробочник с треснувшей роговой ручкой. Как и все остальное, он, скорее всего, откопал его в каком-нибудь мусорном ящике.
Еще вересковая трубка, мундштук которой был скреплен проволокой.
- В левом кармане… - пояснял Люка. - Она еще влажная.
Мегрэ невольно принюхался.
- Табака, наверно, нет? - спросил он.
- На дне мешка валялось несколько окурков. Но они так размокли, что превратились в сплошную кашу.
Перед мысленным взором комиссара мелькнул образ человека, который останавливается на тротуаре, нагибается за окурком, разворачивает гильзу и ссыпает табак в трубку… Мегрэ, разумеется, не подал вида, но в глубине души ему было приятно, что Тубиб курил трубку. Ни его дочь, ни жена не упоминали об этой детали.
Гвозди, винтики. Для чего? Бродяга, видимо, подбирал их во время раскопок мусорных ящиков и набивал ими карманы, не задумываясь, пригодятся ли они ему когда-нибудь. Очевидно, он считал их своеобразными талисманами. Недаром в его карманах нашли еще три предмета, совсем уж бесполезные для человека, который ночует под мостами и от холода завертывается в газеты.
Это были три шарика - три стеклянных шарика с желтыми, красными и зелеными волокнами внутри. Такой шарик дети обменивают на пять или шесть простых, а потом любуются его необыкновенными красками, переливающимися на солнце.
Вот и все содержимое мешка, кроме нескольких монет да кожаного кошелька с двумя пятидесятифранковыми билетами, слипшимися от воды.
Мегрэ взял один из шариков и принялся перекатывать его на ладони.
- Ты взял у него отпечатки пальцев?
- Да. Все больные смотрели на меня во все глаза… Потом я поднялся в архив и перебрал для сравнения карточки с дактилоскопическими данными.
- И что же?
- Ничего. Келлер никогда не имел дела ни с нами, ни с судом.
- Он еще не пришел в себя?
- Нет. Когда я стоял возле его койки, глаза его были полуоткрыты, но, скорее всего, он ничего не видел. Дышит он со свистом. Иногда тихонько стонет… Прежде чем вернуться домой, комиссар подписал необходимые бумаги. Несмотря на сосредоточенное выражение лица, в Мегрэ угадывалась какая-то задорная легкость, что было под стать искрящемуся, солнечному парижскому дню. Уходя из комнат, Мегрэ - неужто по рассеянности? - опустил один из стеклянных шариков себе в карман.
Был вторник, и, следовательно, дома его ждала запеканка из макарон. Обычно в остальные дни блюда менялись, но по четвергам у Мегрэ всегда подавался мясной бульон, а по вторникам - макаронная запеканка, начиненная мелконарубленной ветчиной или тонко нарезанными трюфелями.
Госпожа Мегрэ тоже была в отличном настроении, к по лукавому блеску ее глаз комиссар понял, что у жены есть для него новости. Он не сразу сказал ей, что побывал у Жаклин Руслэ и мадам Келлер.
- Я здорово проголодался!
Госпожа Мегрэ думала, что он тотчас же засыплет ее вопросами, но он не торопился и принялся расспрашивать ее лишь тогда, когда они уселись за стол, стоявший перед открытым окном. Воздух казался синеватым, на небе еще алели полосы вечерней зари.
- Звонила тебе сестра?
- Кажется, Флоранс неплохо справилась. За день она успела обзвонить всех своих приятельниц.
На столе возле прибора госпожи Мегрэ лежал листок бумаги с записями.
- Пересказать тебе, что она мне передала? Уличный гул мелодично вплетался в их разговор; слышно было, как у соседей включили телевизор.
- Не хочешь послушать последние новости?
- Нет, я предпочитаю послушать тебя… Пока жена рассказывала, Мегрэ несколько раз опускал руку в карман и будто невзначай вертел стеклянный шарик.
- Чему ты улыбаешься?
- Просто так… Я тебя слушаю.
- Прежде всего я узнала, откуда взялось состояние, которое тетка оставила мадам Келлер. Это довольно длинная история. Рассказать тебе подробно?
Он кивнул, продолжая похрустывать макаронами.
- В свое время ее тетка работала сиделкой и в сорок лет еще не была замужем.
- Она жила в Мюлузе?
- Нет, в Страсбурге. Это была сестра матери мадам Келлер. Ты меня слушаешь?
- Да, да.
- Итак, она работала в больнице… Там каждый профессор ведет несколько палат для частных пациентов. Однажды, незадолго до войны, она ухаживала за больным, о котором потом нередко вспоминали в Эльзасе. Это был некий Лемке, торговец металлическим ломом, человек богатый, но с весьма скверной репутацией. Кое-кто утверждал, что он не чурался и ростовщичества.
- И он на ней женился?
- Откуда ты знаешь?
Мегрэ пожалел, что испортил ей конец рассказа.
- Я догадался по твоему лицу.
- Да, он на ней женился. Но слушай дальше… Во время войны Лемке продолжал торговать цветным ломом. Естественно, он сотрудничал с немцами и сколотил себе на этом неплохое состояние… Я слишком тяну? Тебе надоело?
- Ничего подобного! Что же было после освобождения?
- ФФИ искали Лемке, чтобы отобрать награбленное и расстрелять. Но найти его не удалось. Лемке с женой скрылись, и никто не знал куда. Позднее выяснилось, что они перебрались в Испанию, а оттуда отплыли в Аргентину. Один владелец ткацкой фабрики из Мюлуза встретил там Лемке на улице… Еще немного макарон?
- Охотно, только поподжаристей!
- Я не знаю, продолжал ли Лемке заниматься делами или просто путешествовал с женой для собственного удовольствия, но как-то раз они решили полететь в Бразилию. В горах их самолет разбился. Экипаж и все пассажиры погибли. И вот, поскольку Лемке и его жена тоже стали жертвами этой катастрофы, все их состояние нежданно-негаданно перешло к мадам Келлер. При обычных обстоятельствах все деньги должна была бы получить семья мужа… А ты знаешь, почему родным Лемке ничего не досталось и все перешло к племяннице его жены?
Мегрэ покривил душой: он ничего не сказал и только пожал плечами. На самом-то деле он уже давным-давно все понял.
- Оказывается, - продолжала госпожа Мегрэ, - если супруги пали жертвой несчастного случая и невозможно установить, кто из них умер первым, по закону считается, что жена пережила мужа, пусть даже на несколько секунд. Врачи утверждают, что мы, женщины, более живучи… Таким образом, сначала тетка стала наследницей своего мужа, а от нее все состояние перешло к племяннице… Уф!.. - Госпожа Мегрэ была явно довольна своим сообщением и даже немного гордилась собой. - Словом, в какой-то мере из-за того, что больничная сиделка в Страсбурге вышла за торговца металлическим ломом и некий самолет разбился в горах Южной Америки, доктор Келлер стал бродягой… Если бы его жена внезапно не разбогатела, если бы они продолжали жить на улице Соваж, если бы… Ты понимаешь, что я хочу сказать? Тебе не кажется, что он остался бы в Мюлузе?
- Возможно.
- Я знаю кое-что и о мадам Келлер. Но предупреждаю, может быть, это лишь сплетни, и сестра не ручается за достоверность этих сведений.
- Все-таки расскажи.
- Мадам Келлер - маленькая, энергичная и крайне беспокойная особа - обожает светскую жизнь и влиятельных людей. Когда муж ее уехал, она бросилась в омут веселья, по несколько раз на неделе устраивала званые обеды. Так она стала эгерией префекта Бадэ, жена которого долго хворала и в конце концов умерла. Злые языки болтают, что мадам Келлер была любовницей префекта и что у нее были и другие любовники. Среди них называли имя одного генерала, но я забыла его фамилию… - Я видел мадам Келлер, - сказал комиссар. Если госпожа Мегрэ и была разочарована, то не показала виду.
- Ну и какая же она?
- Такая, как ты ее сейчас описала. Энергичная маленькая дама, нервная, выхоленная. Она выглядит моложе своих лет и обожает попугайчиков.
- Почему попугайчиков?
- Потому что ими забита вся квартира.
- Она живет в Париже?
- На острове Сен-Луи, в трехстах метрах от моста Мари, под которым ночевал ее муж. Кстати, доктор курил трубку.
В перерыве между макаронами и салатом Мегрэ вытащил из кармана шарик и катал его по скатерти.
- Что это такое?
- Стеклянный шарик. У Тубиба их было три.
Госпожа Мегрэ пристально посмотрела на мужа.
- Ты ему симпатизируешь, да?
- Мне кажется, я начинаю его понимать…
- Ты понял, почему такой человек, как Келлер, стал бродягой?
- Более или менее. Он жил в Африке, единственный белый на врачебном пункте, удаленном от городов и больших дорог. Там его снова постигло разочарование.
- А почему?
Не легко было объяснить это госпоже Мегрэ, которая всегда вела размеренный образ жизни, обожала порядок и чистоту.
- И вот я все пытаюсь разгадать, - шутливо продолжал Мегрэ, - в чем доктор провинился?
Жена нахмурилась.
- Что ты хочешь этим сказать? Ведь его оглушили и бросили в Сену, так?
- Он - жертва, это верно.
- Тогда почему же ты говоришь…
- Криминалисты, в частности американские, выдвинули на этот счет теорию, и, по-видимому, она не столь парадоксальна, как представляется с первого взгляда.
- Какую теорию?
- Что из десяти преступлений по крайней мере восемь можно отнести к таким, когда жертва в значительной мере делит ответственность с убийцей.
- Не понимаю.
Мегрэ как завороженный смотрел на шарик.
- Представь себе жену и ревнивого мужа. Они поссорились… Мужчина упрекает женщину, а та держится вызывающе… - Случается… - Предположим, у него в руке нож и он ей говорит:
"Берегись, в следующий раз я убью тебя!"
- И так может быть…
- Предположим теперь, что женщина бросает ему в лицо: "Ты не посмеешь, ты на это не способен!"
- Теперь я поняла…
- Прекрасно. Так вот, во многих житейских драмах случается именно так. Вот ты сейчас рассказывала о Лемке. Он разбогател двояким путем: во-первых, давал деньги в рост, доводя клиентов до отчаяния, а во-вторых, торговал с немцами. Разве ты удивилась бы, узнав, что его убили?
- Но ведь доктор…
- …Как будто никому не причинил вреда. Он жил под мостами, пил прямо из бутылки красное вино и расхаживал по улице с рекламой на спине.
- Вот видишь!
- И тем не менее кто-то ночью спустился на берег и, воспользовавшись тем, что Тубиб спал, нанес ему удар по голове, который мог стать смертельным, а потом, дотащив тело до Сены, бросил в реку, откуда его чудом выловили речники. Вполне понятно, что этот "кто-то" действовал не без причины… Иначе говоря, сознательно или нет, но Тубиб дал кому-то повод расправиться с ним.
- Он все еще не пришел в себя?
- Пока нет.
- И ты надеешься что-нибудь вытянуть из него, когда он сможет говорить?
Мегрэ пожал плечами и стал молча набивать трубку. Немного позже они потушили свет и снова сели у раскрытого окна. Вечер был тихий и теплый. Разговор как-то не клеился… Когда на следующее утро Мегрэ пришел на службу, стояла такая же ясная и солнечная погода, как накануне. На деревьях зазеленели первые листочки, изящные и нежные.
Едва комиссар сел за письменный стол, как вошел Лапуэнт. Он был в превосходном настроении.
- Тут вас ждут двое молодчиков, шеф.
Он просто сгорал от нетерпения, и вид у него был такой же гордый, что и вчера у госпожи Мегрэ.
- Где они?
- В приемной.
- Кто такие?
- Владелец красной "Пежо-403" с другом, который в понедельник вечером сопровождал его. Впрочем, моя заслуга в этом деле невелика. Как ни странно, но в Париже не так уж много красных "Пежо-403" и лишь на трех из них номерной знак с двумя девятками. Одна из машин уже неделю в ремонте, вторая сейчас вместе с владельцем находится в Канне.
- Ты допросил этих людей?
- Задал им пока лишь пару вопросов. Мне хотелось, чтоб вы сами на них взглянули. Пригласить их к вам?
Лапуэнт вел себя как-то таинственно, словно он готовил Мегрэ сюрприз.
- Ладно.
Мегрэ ждал, сидя за столом, и, будто талисман, держал в кармане разноцветный шарик.
- Мосье Жан Гийо, - объявил инспектор, вводя первого из посетителей.
Это был мужчина лет сорока, среднего роста, довольно изысканно одетый.
- Мосье Ардуэн, чертежник, - снова возвестил Лапуэнт.
Чертежник был высок ростом, худощав и на несколько лет моложе Гийо. Мегрэ сразу же заметил, что он заикается.
- Садитесь, господа. Как мне сообщили, один из вас - владелец красной машины марки "Пежо"? Жан Гийо не без гордости поднял руку.
- Это моя машина, - сказал он. - Я купил ее в начале зимы.
- Где вы живете, мосье Гийо?
- На улице Тюрен, недалеко от бульвара Тампль.
- Ваша профессия?
- Страховой агент.
Ему было явно не по себе. Еще бы! Ведь он оказался в Сыскной полиции и его допрашивает не кто иной, как сам комиссар. Но тем не менее он не казался испуганным и даже с любопытством оглядывал все вокруг, чтобы потом подробно рассказать о происшедшем приятелям.
- А вы, мосье Ардуэн?
- Я-я… жи-живу в-в т-том же доме.
- Этажом выше, - помог ему Гийо.
- Вы женаты?
- Хо-хо-холост.
- А я женат, у меня двое детей, мальчик и девочка, - не дожидаясь очереди, добавил Гийо.
Лапуэнт стоял у двери и загадочно улыбался. Казалось, эти двое - сидя на стульях, каждый со шляпой на коленях - исполняют какой-то странный дуэт.
- Вы друзья?
Они ответили одновременно, насколько это позволяло заикание Ардуэна.
- Близкие друзья… - Вы знали некоего Франсуа Келлера? Они удивленно переглянулись, словно услышали это имя впервые. Потом чертежник спросил:
- К-к-кто это?
- Он долгое время был врачом в Мюлузе.
- Да я сроду там не бывал! - воскликнул Гийо. - А он утверждает, будто со мной знаком?
- Что вы делали в понедельник вечером?
- Как я уже говорил вашему инспектору, я не знал, что это запрещено.
- Расскажите подробно, что вы делали в понедельник.
- Около восьми вечера, когда я возвратился домой после объезда клиентов - мой участок в западном предместье Парижа, - жена отозвала меня в уголок, чтоб не слышали дети, и сообщила, что Нестор… - Кто такой Нестор?
- Наша собака, огромный датский дог. Ему как раз исполнилось двенадцать лет. Он очень любил детей, ведь они, можно сказать, родились на его глазах. Когда дети были маленькими, Нестор ложился у их кроваток и даже меня едва подпускал к ним.
- Итак, ваша жена сообщила вам… Господин Гийо невозмутимо продолжал:
- Не знаю, держали ли вы когда-нибудь догов, но обычно они почему-то живут меньше, чем собаки других, пород. В последнее время стали поговаривать, будто доги подвержены всем человеческим болезням. Несколько недель назад Нестора разбил паралич, и я предложил отвезти его к ветеринару и усыпить, но жена не захотела. Когда я в понедельник возвратился домой, то мне сказали, что у собаки началась агония, и, чтобы дети не видели этой тяжкой картины, жена побежала за нашим другом Ардуэном, и он помог перенести Нестора к себе… Мегрэ посмотрел на Лапуэнта, тот подмигнул ему.
- Я сейчас же поднялся к Ардуэну, чтобы толком разузнать, что с собакой, - продолжал господин Гийо. - Бедняжка Нестор был безнадежен. Я позвонил нашему ветеринару. Мне ответили, что он в театре и вернется не раньше полуночи. Мы провели более двух часов возле околевающей собаки. Я сел на пол и положил ее голову к себе на колени.
Слушая рассказ господина Гийо, Ардуэн то и дело кивал головой, а потом даже попытался вставить слово: