Таксист беспомощно заморгал, не отрывая от меня взгляда. Казалось, он совсем забыл и про руль, и про дорогу. Китаец силился понять, откуда взялась малопонятная мадам.
Я вскинула руки и вытаращила глаза. Хотела показать ему русского медведя. Знаете, как делают взрослые, когда играют с детьми? Растопырят пошире скрюченные пальцы, брови свирепо сдвинут, глаза выпучат и ревут не своим голосом. Получается очень страшно и натурально.
Именно поэтому я и передумала. Испугается еще мой таксист моего медведя и врежется куда-нибудь с перепугу.
Мне это надо? Нет.
Согласитесь, нелепо пугать водителя, когда сам находишься в салоне автомобиля.
Я опустила руки, отвернулась к окну и нервно забарабанила пальцами по своей сумочке.
Дожили! Китайский таксист ничего не знает о России. Понятия не имеет. Слово "русский" ни о чем ему не говорит. И это в Пекине! В столице. Что ж говорить о глубинке.
А ведь еще недавно, всего каких-то полвека назад китайцы считали русских братьями. Была даже песня такая: "Русский с китайцем - братья навек".
- Суляни? - нерешительно спросил водитель. - Суляни! - уже более твердо повторил он.
- Суляни? - Я резко повернулась к нему лицом. - Как вы сказали? Су-ля-ни? Советские?
Он удовлетворенно кивнул.
- Да! - неожиданно громко закричала я. - Да, советская! Я советская! Я из Советского Союза. Из Ленинграда!
Я так обрадовалась, что вспомнила это слово. Я не могла себя поверить. Надо же! Суляни! Советские! Какая прелесть! Я умудрилась вспомнить давно забытое китайское слово. Слово из своего раннего детства, которое я не слышала ни разу после возвращения из Китая.
Суляни! Удивительно! Прав был Алсуфьев, человеческая память имеет такую особенность - актуализироваться.
Меня распирало от эмоций, и я выплеснула их на водителя.
- Мой папа был суляни специалистом, - восторженно сообщила я, - советским специалистом. Он три года проработал в Китае. Только не в Пекине, а в Шанхае. Мы жили там, мои родители и я. Правда я еще совсем маленькая была, мало что помню. А вот вы сказали: "суляни", и я вспомнила. Вы знаете, мы жили в отеле, и там был сквер. Круглый такой, небольшой сквер, с чугунной оградой, перед самым отелем. Вернее, это и была территория отеля. То есть, этот сквер принадлежал отелю, поэтому иногда нам разрешали гулять там без родителей и без няни. Редко, но это случалось. И вот когда мы гуляли одни, без взрослых, то китайские дети (их почему-то в этот сквер не пускали) забирались на самый верх чугунной решетки и кричали нам сверху: "Суляни! Суляни!". И корчили нам смешные рожицы. Дразнились, одним словом. Мы, конечно, тоже не оставались в долгу. Забавно, правда? Ведь в нашем отеле жили не только советские. Там было много и венгров, и чехов, и поляков, а еще там жили немцы из ГДР. Правда, сама я этого не помню. Мне мама рассказывала. Вот я и думаю, если специалисты из Советского Союза жили в отеле с семьями, то и специалисты из других стран соцлагеря тоже жили там вместе со своими семьями. А это значит, что их дети тоже жили там и играли в том же сквере, что и мы. Почему же китайчата кричали только: "Суляни!". Странно. Но может быть, я еще вспомню и это. Раз уж я начала вспоминать. Не думаю, что это были какие-то проявления детского шовинизма по отношению к советским людям, скорее китайчата кричали так потому…
Я испуганно смолкла и посмотрела на таксиста. Он молча крутил баранку, не обращая на меня никакого внимания. Обиделся, наверное.
Еще бы! Кому это может понравиться? Я готова была надавать себя по губам. Надо же было такое ляпнуть: "китайчата!" Идиотка! И не один, а несколько раз подряд брякнула.
Да, еще про шовинизм завела разговор. Рассуждаю о шовинизме, а мое уничижительное словечко "китайчата" разве не из того же разряда?
Я вспыхнула от неловкости за свою болтливость. Пристала к постороннему человеку со своими глупыми воспоминаниями. От возбуждения говорила сбивчиво, косноязычно, наверняка, чересчур громко. Бедный таксист! Если все пассажиры начнут доставать его своими громогласными разговорами, у него к вечеру голова будет раскалываться.
- Хо? - робко сказала я, пытаясь загладить свою вину.
Конечно, уместнее было бы в моем случае извиниться, но я не знаю, как будет по-китайски "извините, пожалуйста", а таксист не знает русского.
Нет, это невозможно. Определенно, от недосыпа у меня помутился рассудок. Если китаец не знает русского, то не мог на меня обидеться из-за одного неосторожно сказанного слова. Он вообще ни словечка не понял из моего путаного рассказа.
Кошмар какой! Это просто счастье, что он ничего не понял.
Я ведь клятвенно обещала Верочке перед отъездом, что не буду болтать с посторонними о своем китайском прошлом. Для своей же пользы не буду. Ни за что и никогда. И сама не буду, и за Алсуфьевым пригляжу, чтобы не наговорил лишнего.
Потому что это может быть очень опасно! Очень!
- Тяньаньмэнь, please! - водитель широко улыбнулся и гордо показал на открывшуюся вдруг нашему взгляду площадь необъятных размеров. - Тяньаньмэнь!
- Тяньаньмэнь?! - очнулась я.
- Тяньаньмэнь, - доброжелательно закивал он.
- Се се ни, - вежливо поблагодарив, улыбнулась я и сунула нос в путеводитель.
Все верно - это она, центральная площадь Пекина.
Я тут же себе представила миллионы китайцев, которые во времена Мао собирались здесь на торжественные митинги и скандировали тщательно заученные лозунги.
Вот высоченный гранитный обелиск - монумент Народных Героев, вот мавзолей Мао Цзэдуна (куда я не пойду ни за какие коврижки), а вон там виднеются Ворота Тяньаньмэнь, Врата Небесного Мира, которые обозначают вход в Императорский Город.
- Се се ни, - я еще раз поблагодарила таксиста и, расплатившись, поспешила выйти из такси.
Глава 9
Бывают дни, когда все у вас ладится. Все получается так, как задумано, и даже лучше. Редко, но они бывают.
Похоже, у меня сегодня один из таких удачливых дней. За что ни возьмусь, все удается лучше некуда.
Проснулась ровно за минуту до того, как должен был зазвонить будильник. Тютелька в тютельку.
Я не люблю вставать по будильнику. Со сна пугаюсь звонка.
От испуга сердце начинает бешено колотиться, и настроение сразу от этого портится.
Сегодня я проснулась сама.
Я подошла к окну, раздвинула шторы и выглянула на улицу.
Надо же, такое раннее утро, а на улице уже полно людей. Городская жизнь бьет ключом.
На автобусной остановке толпится народ, садовники поливают из шлангов газон, дворники подметают тротуар. Подметают парами, один держит совок, второй заметает туда уличный мусор.
У входа в отель в ожидании пассажиров стоит вереница такси. Машин на дороге пока еще мало, зато много велосипедистов и оживленно снуют по проезжей части велорикши.
У входа в супермаркет, что на противоположной стороне улицы, разыгрывается целое театрализованное представление. Нечто подобное мы наблюдали вчера с Сергеем в аэропорту, и очень по этому поводу веселились. Мы даже название сему театральному действу придумали - "развод караула".
Вчера производственный инструктаж проходили стюардессы, сегодня я имела удовольствие наблюдать за работниками торговли.
Юные и не очень юные продавцы и продавщицы выстроились на тротуаре перед магазином в две ровные шеренги. Вытянулись в струнку, стоят по стойке смирно и с серьезными лицами внимают молоденькой хрупкой китаянке небольшого росточка.
Это явно их менеджер, начальник. Тут и гадать не надо. Стоит только понаблюдать за ее поведением. Оно не оставляет никаких сомнений в том, что эта девушка здесь самая главная.
С очень строгим, суровым лицом, заложив руки за спину, эта юная особа торжественно вышагивает перед строем и что-то громко и сердито выговаривает своей маленькой армии. Иногда она останавливается и яростно рубит воздух взмахами маленькой изящной ручки. Ее недовольный птичий клекот хорошо слышен даже в моем номере на третьем этаже.
Многочисленные прохожие, не обращая на эту уличную сценку абсолютно никакого внимания, равнодушно пробегают мимо по своим делам. Никто не улыбнется, не удивится. Очевидно, такие дисциплинарные экзерсисы здесь в порядке вещей.
Ветер разогнал облака, и выглянуло солнце. Нам сказали, что в Пекине теперь это редкость - яркое солнце и безоблачное небо. Мегаполис задыхается от смога. Солнце светит только при очень сильном ветре.
Что ж, сегодня нам повезло с погодой. Я верю, что солнечный день принесет мне удачу.
Я приняла душ и сделала макияж. Краситься особенно не пришлось. Слегка подвела глаза, чуть-чуть подкрасила ресницы, на губы нанесла бесцветный блеск. Не понадобились ни румяна, ни губная помада, ни тон для лица. Вот что значит хороший сон!
Вчера на то, чтобы нарисовать свое личико, я потратила времени втрое больше, чем мне понадобилось сегодня, а выглядела куда хуже.
И деловой костюмчик сидит на мне сегодня как влитой, и тонкие как паутинка колготки безупречно обтягивают ножку. Даже высоченный каблук туфель меня сегодня радует, а не тревожит.
Я сильная, я все смогу, я целый день сумею относить высокий каблук так, будто на мне балетные тапочки. И походка моя будет летящей!
Позвонил Алсуфьев и пригласил спуститься на завтрак. Сказал, что уже двадцать минут, как он ждет меня у входа в ресторан.
- Бегу, Сережечка, уже бегу! - прощебетала я, выходя из номера.
И действительно чуть ли не бегом устремилась к лифту. Только сейчас я поняла, как проголодалась. Ведь последний раз я ела еще в самолете, позапрошлой ночью.
За весь вчерашний день у меня, кроме чашечки кофе, росинки маковой во рту не было.
Ой, вру! Было. Как же это не было? Как я могла забыть. Вчера я съела роскошный персик, купленный у разносчика фруктов неподалеку от входа в Императорский Город, очень вкусный спелый персик, издающий умопомрачительно нежный аромат и истекающий липким соком.
Я съела его на ходу, не присев, прямо на улице сполоснув минеральной водой из бутылки.
А потом вновь отправилась бродить по Запретному Городу, время от времени сверяясь с путеводителем.
"В течение пятисот лет Запретный Город Гугун был средоточием власти в Китае, престолом Сына Неба и личной резиденцией всех императоров династий Мин и Цин".
Ой, какая прелесть! Я замерла возле статуи свирепой львицы, нежно ласкающей львенка, лежащего кверху пузом.
"Этот монументальный дворцовый комплекс раскинулся на площади в несколько десятков гектаров и насчитывает около восьмисот отдельных построек, предназначенных для государственных церемоний и повседневной жизни императорской семьи".
Проще говоря, что ни комната, то отдельно стоящий дворец. Чертог Сохранения Гармонии использовался для императорских банкетов, Дворец Небесной Чистоты был местом приема зарубежных послов, Чертог Самосозерцания - спальные покои императора, Дворец Земной Безмятежности - спальня императрицы.
Я понимала, что все это великолепие невозможно обойти за один день. Впрочем, я к этому и не стремилась.
Свернув с главного туристического маршрута, я остановилась в одном из просторных открытых дворов и постаралась отрешиться от шума разноязычной галдящей толпы.
Я представила себе одну из пышных придворных церемоний прошлого.
Красные кирпичные стены и желтые черепичные крыши зданий окутаны клубами благовонного дыма, поднимающегося из курильниц для благовоний.
Сотни придворных в парадных шелковых одеждах низко кланяются и опускаются на колени, касаясь лбом земли. Они приветствуют Сына Неба, которого слуги проносят в паланкине к фантастически пышному Драконовому трону. На заднем плане толпится "массовка" - десять тысяч евнухов и девять тысяч придворных дам.
Я так живо представила себе эту картинку из времен императорского Китая, что мне вдруг стало не по себе. Словно повеяло могильным холодом в этот душный теплый день.
Нет, не хотела бы я оказаться на этом самом месте в те времена дворцовых тайн и интриг. Ни в каком качестве не хотела бы: ни придворной дамой не хотела бы оказаться, ни императрицей, ни тем более евнухом. Вот разве что императором…
Нет, императором, пожалуй, тоже нет. Жестокое было времечко!
По садам и дворам Запретного Города я гуляла почти до самого закрытия. Только к пяти часам вечера я сумела добраться до Императорского Сада, через который вышла к Чертогу Имперского Благоденствия и Вратам Покорности и Чистоты, а затем через Врата Божественного Совершенства смогла покинуть территорию дворцового музея.
Хорошо еще, что у меня был с собой путеводитель, иначе я так и плутала бы до сих пор по Запретному Городу Гугун, а может, и осталась бы там навеки вечные где-нибудь между Дворцом Долгого счастья и Чертогом Созерцания.
Надо ли говорить о том, что в отель я вернулась совершенно разбитая и идти вечером с Алсуфьевым в ресторан на утку по-пекински категорически отказалась.
- Ой, нет, Сережечка, я тебя умоляю, не уговаривай. Наверное, я все-таки не смогу с тобой сегодня пойти. У меня сил нет на это. Я очень устала. Да знаю я… Знаю, что побывать в Пекине и не отведать утку по-пекински это смешно. Не надо мне объяснять прописные истины. Думаешь, мне не хочется пойти вместе со всеми в этот ресторан? Еще как хочется! Но я ни капельки не отдохнула, а ведь завтра у меня доклад, я должна подготовиться. Быть в форме, - лепетала я в свое оправдание расстроенному Алсуфьеву, топтавшемуся на пороге моего номера. - Сходи без меня. Ты ведь не один там будешь, а с коллегами. Сходи! Потом мне все расскажешь.
Я чувствовала себя неловко, но тащиться с Сергеем незнамо куда ради кусочка утки, пусть даже и по-пекински, была совершенно не в состоянии. Вчера вечером у меня не было ни сил, ни аппетита.
Зато сейчас я была голодна как волк. Мой аппетит не мог испортить даже предстоящий доклад, и я воздала должное великолепной кухне нашего отеля. Сделав несколько подходов к длинному столу, на котором в изобилии были представлены блюда китайской и европейской кухни, я наконец-то поняла, что насытилась, и подозвала официантку:
- Чаю, пожалуйста. Tea, please.
Игнорируя недоуменный взгляд Алсуфьева, я выпила две чашки хорошего крепкого чаю.
- Изумительно! Изумительный чай. - Я отодвинула пустую чашку. - Но мне, пожалуй, уже достаточно. Спасибо этому дому, пойдем теперь к другому! - Я откровенно подтрунивала над Сергеем, поражаясь его растерянности.
Неужели он никогда не видел, как едят проголодавшиеся? Похоже, сегодня я развеяла еще одну иллюзию закоренелого холостяка, и в мыслях не державшего, что дамы по утрам кушают так плотно и с таким нескрываемым удовольствием.
Вот уж действительно человек не от мира сего. Напрочь утратить душевное равновесие из-за одной лишней порции омлета с беконом и трех сдобных булочек, съеденных мною, - это, знаете ли, чересчур!
К слову сказать, булочки были обалденно вкусные, но такие малюсенькие. На один укус.
Я посмотрела на часы.
- Сережеа-а, Сережечка! Ау! - Я постучала пальцем по циферблату наручных часов, привлекая внимание моего оторопевшего приятеля. - Мы не опаздываем?
- Нет, нет, время у нас еще есть, - встрепенувшись, ответил он и снова примолк, с отрешенным видом погрузившись в себя.
Нет, это невозможно! Доктор, называется! Психотерапевт! Он что, больных не видел?
Булимия, например, очень распространенное заболевание. Даже принцесса Диана страдала булимией. И при этом была и остается кумиром для очень и очень многих людей.
А тут, можно сказать, первый раз в жизни хорошо покушала, и на тебе! Попала в записные обжоры.
Я посмотрела на тарелку Алсуфьева.
Почти полная. Вообще ничего не съел! Только понадкусывал. И бледный какой… Может, устал?
Или заболел?
Нервным жестом поправив очки, погруженный в свои думы Алсуфьев закатил глаза, пожевал губами и с довольным видом покивал головушкой. Самому себе покивал.
Порадовался, что правильно ответил на заданный вымышленным оппонентом вопрос.
Все ясно. Волнуется! Сергей волнуется и от волнения разговаривает с умным собеседником, то бишь с самим собой. Сам себе вопросы задает, сам на них и отвечает.
Беспроигрышный вариант на самом деле. Невидимый собеседник всегда окажется глупее тебя.
Вот опять! Опять покивал и почмокал губами. А потом поморщился. Неудачно ответил на этот раз.
Как же это я сразу не догадалась? Все признаки налицо: отсутствующий вид, плохой аппетит…
Надо же было так разволноваться.
Вот я ни капельки не волнуюсь!
Я с явным удовольствием поправила свои сережки - тяжелые прабабушкины александриты в золотой оправе. Эти серьги - мой талисман. Они должны принести мне сегодня удачу.
Я их всегда надеваю в критических ситуациях. И еще, когда чего-нибудь очень боюсь, или чего-нибудь очень хочу, и еще, когда нервничаю или когда волнуюсь, или… Впрочем, неважно.
Сегодня я надела счастливые серьги совсем не поэтому. Александриты сверкают нынче в моих ушах лишь потому, что подходят к моему костюму. Я ведь приготовила костюм заранее и не могла предвидеть, что в день доклада буду спокойна как динозавр. Если б я могла такое предугадать, то взяла бы с собой для выступления совершенно другой костюм, тот, что ношу с изумрудами. Изумруды больше подходят к моим глазам.
Ну да что теперь об этом говорить. Снявши голову, по волосам не плачут. Старинные прабабушкины александриты тоже неплохо на мне смотрятся.
К тому же мировая психотерапевтическая общественность, не посмотреть на меня в Пекин приехала, а послушать.
Вот и пусть послушают. Уж я им почитаю.
Сегодня я поймала кураж и с самого утра пребывала в несокрушимой уверенности, что все у меня пройдет отлично и доклад я прочитаю блестяще.
И ведь так оно и вышло. Во всяком случае, именно так сказал Алсуфьев.
- Блестяще, Наташечка. Просто блестяще, - взволнованно прошептал он и ласково сжал мне предплечье.
- Спасибо, - кокетливо зардевшись, мурлыкнула я, усаживаясь на свое место. - Ты, правда, думаешь…
Но он уже не слушал меня. Сергей поднялся и размашистыми шагами направился к кафедре. Объявили его доклад.
- Ни пуха ни пера, - запоздало прошипела я вслед и, усевшись поудобнее, приняла умный вид, подобающий случаю: корпус слегка наклонен вперед, брови сложены скорбным домиком, взгляд неотрывно следит за докладчиком.
Но, несмотря на позу внимательного слушателя, я умудрилась ни слова не услышать из сказанного Алсуфьевым.
Нет, вы не подумайте, пожалуйста, что я черствая бездушная эгоистка. Я переживала за Сергея, но при этом никак не могла сосредоточиться. Я все еще пребывала во власти ощущений от своего выступления.
Меня захлестывали эмоции. Я наслаждалась своим триумфом и снова, и снова с чувством глубокого удовлетворения пережевывала переполнявшие меня впечатления.
Об успехе Сергея я догадалась по бурным овациям.
"Мне хлопали не так громко и не столь долго", - тотчас ревниво подумала я. Но сумела взять себя в руки. О чем я? Кошмар какой! О чем я думаю? Ведь мой доклад писал Алсуфьев. Это ему я обязана своим триумфом.
На фуршете я с удовольствием принимала поздравления. На самом деле ученые мужи подходили к нам, чтобы поздравить Алсуфьева, но поскольку я находилась рядом, перепадало восторгов и на мою долю.