Поражаюсь! О чем только думает? Зачем спорит, если заведомо ясно, что не прав?
Говорит, говорит, остановиться не может. Что называется, без обратной связи.
За версту видать, что мой Алсуфьев - старый холостяк.
Никакая жена такой манеры разговора не потерпит. Живо скорректирует, объяснит, что к чему.
Зачем, скажет, женился, мой дорогой, если слушать не хочешь? Думаешь, ты у нас самый умный?
Нет проблем! Умного человека не грех и послушать. Разводись и разговаривай целыми днями сам с собой.
Я мешать не стану, быстро найду, кому рубашки погладить.
- Сережечка, - проникновенно сказала я, удивленно примолкшему под моим неприязненным взглядом Алсуфьеву. - Допустим, это так. Допустим, что не только сегодня, а на всех спектаклях пекинской оперы певцы и певицы скачут по сцене как заведенные, крутят сальто и кидают друг в друга острыми копьями. Допустим, это нормально. Вполне вероятно и то, что копье улетело за пределы сцены случайно. Безо всякого на то злого умысла со стороны артиста. Не ошибается тот, кто не работает. Я это прекрасно понимаю. Среди жонглеров и акробатов тоже есть новички. Но, Сережа, я тебя умоляю, почему это копье попало именно в тот стул, на котором сидел именно ты?
- Э-э-э-э…
- Подожди, не перебивай. Я ведь тебя не перебивала. Вспомни лучше, сколько в нашем первом ряду стояло столиков. М-м? Вспомнил? Правильно, много. А копье почему-то попало именно в тебя!
- Э-э-э-э…
- Хорошо, не в тебя, а в стул! Но скажи мне за это спасибо, Я тебя лягнула, оно и не попало.
- Спасибо большое тебе, Наташечка. Если бы не ты! А, собственно, почему ты…
- Потому! - Меня бесила недогадливость Сергея.
- Я ведь полез под стол, потому только, что думал, что ты что-то уронила и просишь меня это что-то достать. А ты говоришь…
- А я говорю, что ничего не роняла. Руки у меня еще не дырявые, слава богу, а вот тебе, Сережечка, надо поменьше болтать. Я тебя специально лягнула, чтобы привлечь твое внимание. Я ведь просила тебя помалкивать про то, что мы жили в детстве в Китае, а ты первому встречному готов выложить про себя всю подноготную. Какой же ты психолог? Он тебя выспрашивает, а ты и рад стараться, рассказываешь, все как на духу. А он выслушал и подал знак, а сообщник на сцене уже тут как тут. Только того и ждал.
- Но…
- Что "но"?! Почему копье полетело в тебя сразу после того, как ты рассказал этому китайцу про Шанхай. Не знаешь? А я знаю. Он специально выуживал у тебя эту информацию! Скажешь, нет? Скажешь, он у тебя ничего не выспрашивал?
- Ну…
- Нет, это невозможно. Что "ну"?! Сережа, я тебя умоляю, я ведь все слышала. Он спросил: "Шанхай?", ты ему: "Да, Шанхай", а он: "Ах, Шанхай!". О чем можно говорить про Шанхай с первым встречным? - Я сверлила Алсуфьева взглядом, я требовала ответа на свой отнюдь не риторический вопрос. - Скажешь, что все это мне послышалось? Ты не сказал ему, что жил в Шанхае?
- Да, нет, не послышалась. Сказал. Но он у меня ничего про Шанхай не выспрашивал. Я сам сказал. Этот мужчина, он инженер из провинции Шаньси, и в Пекин приехал первый раз. По делам приехал. В командировку. И в театр попал первый раз в жизни. Представляешь, пожилой человек, а в театре никогда не был.
- Ну и что? К тебе то он зачем полез с разговорами, этот подозрительный командированный из провинции? Ты-то здесь причем?
- Не при чем, - легко согласился Сережа. - Мы просто перекинулись с ним парой слов, вот и все. Он спросил, нравится ли мне пекинская опера и бывал ли я раньше в Китае. Я ответил, что да, дескать, и опера нравится, и в Китае бывал, ребенком два года прожил в Шанхае.
- Вот видишь! - я захлебнулась от негодования. - А ты говоришь, случайность. Какая же это случайность? Я ведь просила тебя, предупреждала.
- Но, Наташечка, - беспомощно сверкнув очками, развел руками Алсуфьев. - Я не сказал ничего лишнего. Напрасно ты так все драматизируешь.
- Я драматизирую?!! Ну, знаешь ли…
Я деланно захлюпала носом и отвернулась к окну, дескать, расстроилась - сил нет никаких, но не хочу, чтобы Алсуфьев видел мои слезы.
На самом деле ни слез, ни аргументов у меня не осталось. В глубине души я прекрасно понимала и недоумение, и упрямство Сергея.
У меня была точно такая же реакция, когда Верочка впервые сказала мне о том, что она на моем месте в Китай не поехала бы ни за что на свете. Ни за какие миллионы!
- Почему? - искренне удивилась я, зная ее практичность.
- Потому! - театральным шепотом сказала она и нервно огляделась по сторонам, притом, что в офисе в этот ранний час никого, кроме нас с ней, не было.
- Вер, - тотчас занервничала и я от такого многообещающего начала, - я тебя умоляю.
Верочка удовлетворенно кивнула:
- Ты папу помнишь?
- Помню.
- Я не про отчима, я про твоего родного отца спрашиваю, про Николая Николаевича. Его ты помнишь?
- Помню, конечно. Плохо, правда, но помню. Я ведь маленькая была, когда он умер.
- Вот и я про то, что ты была маленькая. Ты рассказывала, он умер сразу, как только вы из Китая вернулись?
- Ну, не совсем сразу. Через два года. А что?
- Да, - мрачно сказала Веруня, - одноклассница была права.
- Какая одноклассница, Вера? - взвыла я. - Говори толком!
- Валина одноклассница, - ангельским голосочком пояснила эта любительница напускать тумана. - Я вчера после работы к сестре забежала за кассетами Илоны Давыдовой, а к ней Инка Мартынова в гости зашла. Они с ней в одном классе учились, пока Инка с родителями в Среднюю Азию не уехала. Отец у нее военный был, вот они и мотались по стране, по всему Советскому Союзу. Школу она уже в Хабаровске заканчивала и в институте там же училась, а потом замуж на пятом курсе вышла, да так там, в своем Хабаровске, и осталась. Но с Валей моей связь не теряла все эти годы, переписывалась, и когда в Питер к родителям приезжает, отец у нее, сама понимаешь, уже давно в отставку вышел, то обязательно с Валей моей встречается. Разговорились мы с ней, мол, чудесно выглядишь, туда, сюда, да как дела, да как дети, да есть ли внуки… Слово за слово, и дошла у нас очередь до китайцев. Ты знаешь, Наташа, она говорит, у них в Хабаровске просто засилье сейчас этих самых китайцев. Русские мужики, говорит, работать не хотят, а китайцы, говорит, мама дорогая! Китайцы теплиц понастроили и работают, работают, работают, словно, ненормальные. Овощи выращивают. А я говорю, ну и хорошо, говорю, чего такого-то, пусть работают, если им нравится. Вам же лучше. А она говорит, нет, говорит, моя дорогая, все, говорит, не так просто. И такого она мне тут понарассказывала, что жуть берет. Просто жуть.
Верочка пристально на меня посмотрела.
- Ладно, не буду тебе голову морочить и все ее россказни пересказывать, скажу сразу про самое главное. Только обещай мне, что никому ничего не скажешь.
- Ве-ера!
Верочка вскинула голову и еще раз изучающее оглядела меня, словно сомневалась, в состоянии ли я буду сохранить ту важную информацию, которой она так щедро готова была со мной поделиться.
Я приняла деланно безразличный вид:
- Не хочешь, не рассказывай!
- Для твоей же пользы предупреждаю, между прочим, - обиженно передернула плечами она. - Про такие дела лучше помалкивать по определению, всем будет спокойнее: и тебе, и мне, и болтливой Инке Мартыновой.
- А то ты меня не знаешь, - в свою очередь засобиралась разобидеться и я.
- Знаю, - согласилась она. - Потому и рассказываю. Только ты не подумай, пожалуйста, что я про тебя Инке рассказывала. Я ей ни словечка не сказала. Ее выслушала, а сама ни-ни. Могила!
- Верочка, я тебя умоляю. Рассказывай уже! Не тяни кота за хвост.
Она навалилась грудью на стол.
- Только учти, я ничего не выдумываю, я просто передаю тебе то, что сказала мне Инка.
Честно признаюсь, в тот момент я была близка к тому, чтобы встать и выйти вон. Выйти, не сказав ей ни слова.
Мне казалось, что Верочка просто испытывает мое терпение. Хотя это ни капельки на нее не похоже. Вера - человек разумный и доброжелательный, и, если хорошенько подумать, действительно предельно осторожный. Поэтому я просто молча кивнула.
Веруня с чувством глубокого удовлетворения покивала в ответ, осталась мною довольна.
- Так вот…, - торжественно начала она. - Даже не знаю… В общем, всех наших, кто в пятидесятые годы работал в Китае, всех устранили! - на одном дыхании выдала она малопонятную фразу и испуганно смолкла.
- В смысле?
- Это Инка сказала.
- Я поняла про Инку. Я не поняла, что именно она сказала. Что значит "устранили"?
- Физически устранили.
- Выслали, что ли? Так это всем известно. Когда у Хрущева отношения с Мао Цзэдуном вконец испортились (это когда в шестьдесят первом Сталина из мавзолея вынесли, чтобы у кремлевской стены похоронить), все советские специалисты из Китая уехали. Только вот я не уверена, что их выслали, по-моему, все-таки не выслали, а отозвали.
- Да, нет, не выслали и не отозвали. Инка говорит, они все умерли. Вернее, - слегка замялась она, - вернее, их всех убили!
- Господи, Вера!
- Вот тебе и Вера, - тяжело вздохнула она.
- Что за бред? Почему это всех убили?
- Потому!
- Почему, Ве-ера! С чего это твоя Инка так решила? С какого такого перепугу?
- Но ведь твой папа тоже умер.
- Умер. Но он сам умер. Сердечный приступ. Его никто не убивал.
- А лет ему было?
- Тридцать четыре года.
- Сердечный приступ с летальным исходом в тридцать четыре года… Он был сердечник?
- Нет. Сердце у него никогда не болело. Приступ случился внезапно, прямо на работе. Был поздний вечер, в лаборатории уже никого из сотрудников не было, ну и… Мама говорит, его нашли только утром, он лежал у окна. Очевидно, ему стало плохо, и он хотел открыть форточку.
- Вот видишь…
- Вер, но это было спустя два года после того, как мы вернулись из Китая!
- Именно что из Китая! Китай, моя дорогая, это такая загадочная страна. У них, знаешь, какие яды есть? Тебе и не снилось!
- Ты думаешь?
- Уверена! Одно слово - Восток!
- Не знаю. Не знаю, Верочка, что тебе и сказать. Ты меня просто огорошила. А как же Алексей Евгеньевич? Алексей Евгеньевич Алсуфьев? Сережин папа. Он ведь умер в конце восьмидесятых. Через тридцать лет после возвращения из Шанхая.
- Нет правил без исключений, - вздохнула она. - Может быть, ты знаешь еще кого-нибудь из сослуживцев твоего отца, из тех, с кем вы были в Китае?
Я задумалась.
- Знаю. Дядя Ваня Белинский. Он работал в Шанхае какое-то время вместе с папой. И тоже жил в отеле "Пикарди". Еще до нашего с мамой приезда туда. Но я видела его в Ленинграде. Я помню, мы ходили к ним в гости. Они жили где-то в районе Исаакиевского собора. У него было два сына, один чуть постарше меня, другой - чуть помладше. И жена очень веселая, такая толстушка-хохотушка. А их бабушка варила очень вкусный компот из клубники. Родители часто встречались, пока папа был жив. А потом… Ты знаешь, Вера, а ведь дядя Ваня тоже умер. Вскоре после папы. В детстве я не придавала этому значения, а может, мне и не сказали тогда о его смерти, я узнала об этом, когда выросла. Глупость, конечно, но я спросила у мамы про дядю Ваню именно в связи с компотом. Компот у меня клубничный как-то раз неожиданно вкусный получился. Вроде готовила как всегда, пропорции те же, а получился не компот, а напиток богов, прямо как тогда у дяди Вани в гостях. Вот я и вспомнила про дядю Ваню и его семейство, почему, дескать, перестали встречаться. А мама сказала, что он умер. Кошмар какой!
- Да уж.
- Не знаю, Верочка. С одной стороны, дядя Ваня и папа, с другой - Алексей Евгеньевич. Он ведь прожил после возвращения из Китая еще почти три десятка лет. Не знаю…
- Алсуфьев старший тоже работал вместе с твоим отцом?
- Нет.
- Вот видишь. Может, у него была совсем другая работа, никак не связанная с гонкой вооружений, несекретная, одним словом. Вот его и оставили в живых, потому что он им неопасный.
- Вер, я тебя умоляю, какие ужасы ты говоришь. Что значит "неопасный" и кому-то "им"? Китайцам?
Верочка завозилась в кресле, потянулась к окну и плотно закрыла жалюзи.
- Первый этаж все-таки, - рассудительно сказала она, - не забывай! А то болтаем тут обо всем открытым текстом, а у нас дети. "Им", моя дорогая, - это "им"! Спецслужбам. Нашим или китайским, тебе виднее. Это ведь ты у нас прожила два года в Китае, и за каким-то фигом мечтаешь попасть туда снова. Хорошо живешь, если мечтать больше не о чем!
- Гм, - задумчиво кивнув, согласилась я. - А почему ты вдруг решила, что мой папа работал на оборонную промышленность Китая?
- А он на нее не работал?
- Не знаю, - честно призналась я. - Я не знаю, чем мой папа занимался в Китае. Знаю только, что работал он на судостроительном заводе. Но ведь корабли бывают не только военные, есть много других судов, самых разных, сухогрузы, например, или же пассажирские лайнеры всякие. Может, он не имел никакого отношения к военным заказам?
- Может, и не имел, - охотно согласилась она. - Только вот что я, Татуля, думаю, если ты не знаешь, чем занимался твой отец в Китае, значит, тебе нельзя об этом знать. Его работа была засекречена.
- Ну и что, что засекречена?! - не сдавалась я. - За это нужно убивать?! Алсуфьев тоже работал в Китае. Но он ведь жив! То есть жил долго. Нет, Верочка, я не верю!
- Как знаешь, - надула губы она. - Мое дело предупредить. Согласись, я не могла от тебя скрыть то, что рассказала мне Инна. Нет, если бы Мартынова была безмозглой, вздорной сплетницей, я бы и слова тебе не сказала. И не подумала бы докладывать об этом разговоре. Мели, Емеля, твоя неделя! Но Инка ведь не такая, Инка умница. К тому же остепененная. Доктор наук! Это тебе не хвост собачий! Она в вузе математику преподает. А математика, моя дорогая, это не научный коммунизм, когда в темной комнате ищут черную кошку, заведомо зная, что ее там нет. Математика - наука точная, она приучает человека мыслить логически, а не фантазировать на пустом месте. И отец у нее… Я говорила тебе, что родитель у Инки - военный? Так вот, он не просто военный, он этот… В этом служил… В как его? Помнишь, в конце восьмидесятых все читали "Аквариум" Виктора Суворова?
- В военной разведке?
- Точно. В ГРУ! В Главном разведывательном управлении. А ты говоришь…
Я жалобно застонала и откинулась на спинку стула.
- Нет, это невозможно.
- Не хочешь, не верь, - неожиданно кротко сказала она. - Хочешь поехать с Алсуфьевым на халяву в Китай - поезжай. Только хорошенько подумай, прежде чем рассказать там кому-либо о том, что твой папа на них работал. И сама подумай, и Сереженьку своего предупредить не забудь. Пусть тоже хорошенько подумает. Это у нас сын за отца не в ответе, а у них, у китайцев, менталитет совершенно другой. Кто их знает, какие у них насчет вас планы. Может, они вас туда специально заманивают. Ты ведь не знаешь, почему Алсуфьев-старший так долго прожил. Может, это случайность, а? Не нашли его китайцы, опростоволосились. Всякое бывает. И на старуху бывает проруха.
- Все, Вера, хватит меня запугивать. Это просто шпиономания какая-то! Давай лучше поработаем. Дел куча!
Верочка обиделась и остервенело заколотила по клавиатуре. Я уткнулась в альбом с фотографиями клиенток.
Неприятный разговор был окончен.
Разговор прекратился, а досадный осадок от него остался. В моей душе поселились сомнения, и поделиться мне ими было не с кем.
Рассказать о Верочкиных инсинуациях мужу я не могла. Не хотела рисковать, подозревала, первое, что он сделает после моего рассказа, - это запретит мне ехать с Алсуфьевым. Я и так его еле-еле уговорила, а тут такой прекрасный повод для отказа.
Я была уверена, что Славочка им воспользуется.
Жаль, конечно, что нельзя поговорить с мужем. В отличие от меня, он разбирается и в политике, и в истории советско-китайских отношений, и в оборонной промышленности много лет проработал.
И младший брат у него полковник ФСБ. Нет, это невозможно!
Если бы не Славкино негативное отношение к моей поездке, я могла бы доверять его мнению целиком и полностью.
Но рисковать… Нет, рисковать поездкой я не могла. Поймите меня правильно, я уже настроилась на этот вояж с Алсуфьевым.
Именно поэтому я ничего не рассказала и Алсуфьеву. Вдруг, он поверит в Верочкины россказни и откажется от поездки.
Не могу же я поехать на его конференцию без него самого? То-то и оно!
Я решила, что в выходные постараюсь выведать что-либо у мамы. Исподволь постараюсь, аккуратненько, так, чтобы она ничего не заподозрила.
Доводить до ее сведения последние Верочкины бредни я, естественно, не собиралась.
Половину субботы я с умильным видом ходила вокруг мамы кругами, собиралась с духом. Собралась только к обеду.
- Мам, - как бы между прочим завела я, накрывая большой круглый стол белой накрахмаленной скатертью.
Семейный обед в субботний летний день на дачной веранде - это всегда праздник.
- Ты помнишь, у меня в Китае была подружка? Леночка. Беленькая такая, с двумя косичками. Я ничего не путаю?
- Нет, - подтвердила мама. - Лена Ковалева. Вы с ней хорошо играли.
- Я помню, мы с ней кукол каких-то делали.
- Кукол? - Мама методично расставляла тарелки.
- Из бумаги.
- Да, помню, бумажные куколки на новогоднюю елку. Это Нина с вами делала, Леночкина мама. Она рисовала хорошо, поделки всякие мастерила. У нее такие чудесные елочные игрушки получались. В Китае тогда елочных украшений не было. Это сейчас они своими игрушками весь мир заполонили. В те годы елочные игрушки в Шанхае днем с огнем было не сыскать. А нам так хотелось встретить Новый год по нашему русскому обычаю. Поставить елку до потолка, нарядить ее, чтоб и игрушки на ней висели, и мишура, и орехи в золоченой бумаге, и мандарины с конфетами, чтобы все было, как дома, в Союзе. Помню, за месяц уже начали к Новому году готовиться. Мы с Галей Алсуфьевой цепи делали. Накупили несметное количество маленьких шоколадок в разноцветной фольге и из этой фольги клеили цепи для елки. А шоколадки, стыдно признаться, пришлось выбросить. Китайский шоколад и вообще-то невкусный, солоноватый, все говорили, что он из сои сделан, не знаю. А те маленькие шоколадке в разноцветной фольге оказались совсем несъедобными. Да, всем тогда работы хватило. Но больше других, конечно, Нине Ковалевой досталось. Зато и праздник получился на славу. Никто из детишек, даже тех, что постарше, и внимания не обратил на то, что вместо елки у нас кипарис был наряжен. Елку, как и елочные игрушки, в Шанхае тогда купить было невозможно. Продавались только кипарисы в горшках. А вот Дед Мороз у нас был самый настоящий. Володю Распопова уговорили Дедом Морозом нарядиться. Костюм сшили, бороду сделали, а валенок нет. Зачем в Шанхае валенки? Пришлось ему в резиновых сапогах хороводы с вами водить. Детям всем сшили карнавальные костюмы. Ты снежинкой была, помнишь?
- Да, - поспешно согласилась я, - помню. Мне кажется, я и дядю Володю помню. Мы с ним вместе в Союз возвращались?
- Нет, - погрустнела мама. - Володя с нами не возвращался. Мы уехали раньше. Он еще оставался в Шанхае. А потом умер.
- Умер? В Китае?