- Да, в одночасье. Врачи сказали, вирус какой-то неизлечимый китайский он подхватил. Не сумели спасти. Как представлю, что Зиночке пришлось тогда пережить…
- Вы с ней дружили?
- С кем? С Зиной Распоповой? В общем-то, да. Все русские жены дружили между собой. Мужья на работе, мы с детьми целый день в отеле. "Русская колония" отеля "Пикарди" жила в Шанхае очень обособленно. Русским женам не разрешалось самостоятельно гулять по городу, ходить по магазинам. Вернее, не то чтобы нам это официально запрещалось, скорее, это не приветствовалось. Но все старались придерживаться рекомендаций, данных свыше, и за ограду отеля без особой надобности не выходили. Тем более что это было нетрудно. Территория при отеле была большая: сад, стадион, и еще небольшой сквер. Так что вынужденным затворничеством мы особенно не тяготились. У всех дети маленькие, к тому же все мы были безъязыкие. Ну что ты смеешься, это правда, английский еще туда-сюда, а китайского языка из наших не знал никто. Все экскурсии, все поездки по магазинам проходили организованно. В выходной день к отелю подавали автобус, все дружно рассаживались и ехали туда, куда повезут. Но мы многое в Китае успели посмотреть. Нас возили не только по Шанхаю и его окрестностям, были мы и в Сучжоу, и даже в Ханчжоу. Вот где красота необыкновенная. Жаль, ты не помнишь. Китайцы говорят: "Рай на небе, а Ханчжоу на земле".
- А как же вы покупали продукты? Хлеб, например, или фрукты, если вы никуда не ходили?
- При отеле был свой продовольственный магазин. В основном покупали все там. Или же в магазине, который когда-то принадлежал русскому эмигранту купцу Чурину. Правда, в конце пятидесятых магазин этот был уже китайским. Рассказывали, что Чурин в обмен на возможность вернуться с детьми на Родину, передал все свои магазины Советскому Союзу, а советское правительство передарило их КНР. Как бы там ни было, продукты там были очень вкусные, как у нас в России. У "Чурина" можно было купить и настоящий шоколад, и вареную колбасу, и русскую водку, и красную икру русского посола.
- Да, помню, - нетерпеливо перебила я, уже не раз слышавшая от мамы о том, что икру, засоленную по китайским рецептам, есть с непривычки было невозможно.
Я не хотела маму обижать, но меня поджимало время. Стол уже почти накрыт, вот-вот домочадцы на веранду заявятся, а самого главного я у мамы так и не выведала.
- Про икру ты рассказывала, - я упорно гнула свою линию, - очень невкусная.
- Кошмар, - согласно кивнула она. - Они солили икру вместе с пленками от кишок.
- Ужас! - Смирилась я.
- А у "Чурина" икру продавали хорошую. И находился он неподалеку от нашего отеля, во Французском квартале. "Чуринский" магазин, пожалуй, единственное место, куда мы ходили, не боясь навлечь неприятности на своих мужей. Ведь за малейшее нарушение режима проживания провинившегося высылали на Родину. Так, советским гражданам запрещалось ездить на рикше, дескать, это эксплуатация чужого труда. Один москвич из нашего отеля однажды этот запрет нарушил, взял велорикшу. На его беду кто-то его увидел, тот, кому надо, и несчастного вместе с семьей выслали в Москву в течение суток. На его карьере, как ты сама понимаешь, был поставлен жирный крест. Хотя те же венгры и чехи, которые жили в нашем отеле, раскатывали на рикшах совершенно свободно.
- Кошмар какой, - я достала из буфета супницу. - У нас был большой отель?
- Да. На тот момент это было самое высокое здание в Шанхае. Двадцать этажей!
- Ты знаешь, мам, мне кажется, я даже помню, как он выглядел. Большая серая громадина. Что-то типа сталинской высотки. Там было много русских?
- Нет, - покачала головой мамочка. - Семей пятнадцать. Не больше. И еще было несколько человек без семей.
- Холостяков?
- Нет, у них были семьи, но они остались в Советском Союзе. Вызвать свою семью разрешалось далеко не каждому, - гордо заключила она.
- А кем папа работал?
- Кем? Н-ну… Он работал на судостроительном заводе Ху Дун.
- Понятно, - я разложила на столе салфетки. - А остальные? Они тоже работали вместе с папой?
- Кто как, - сказала мама, не подозревающая о моих коварных замыслах.
- А Алексей Евгеньевич?
- Не знаю, - мама как-то странно на меня посмотрела.
- Странно, - я аккуратно раскладывала салфетки.
Мама пожала плечами:
- Что ж тут странного? Время было такое.
- Я говорю, странно, что в Китае вы все дружили, а потом ни с кем, кроме Алсуфьевых, не общались.
- Почему это не общались? Общались.
- Правда? А почему я не помню.
- Не знаю, - мама пожала плечами. - Возможно, я тебе не рассказывала. Но мы переписывались. Первое время очень активно переписывались, и с Ниной Ковалевой, и с Зиночкой Распоповой. Потом все реже, потом открытки по праздникам, потом и вовсе переписка сошла на нет. Сама знаешь, как это бывает, когда нет живого общения. Все ведь были из разных городов. Из Ленинграда только мы и Алсуфьевы.
- А… - я хотела было напомнить маме про ленинградца дядю Ваню Белинского, но вовремя прикусила язык.
Побоялась, что моя проницательная мамочка может насторожиться.
- Значит, ты никогда больше ни с кем из русских "шанхайцев" не виделась и ничего о них не знаешь?
- Н-нет, - запнулась мама.
- Я просто так спрашиваю, - поторопилась я успокоить ее.
Она понимающе кивнула.
- Я понимаю, тебе интересно, но, к сожалению, и сама мало что про кого знаю. Один раз, правда, Аню Потапенко встретила на Невском. Она из Твери в Ленинград в командировку приехала. Давно это было, лет двадцать назад, наверное, если не больше. Я еще тогда работала. Иду, помнится, мимо Казанского собора, задумалась, слышу, кричит кто-то: "Катя! Катя!". Оборачиваюсь, женщина какая-то мне машет. Я присмотрелась - Аня! Очень она, конечно, изменилась. Постарела. Горе никого не красит. Леша ее ведь сразу, как из Китая вернулись…
- А вот и мы! - На веранду торжественным шагом вплыла раскрасневшаяся свекровь с огромной кастрюлей борща на вытянутых руках.
- Ой, заболтались мы с тобой, - мама всплеснула руками. - Вот сюда, Наталья Васильевна, сюда ставьте, на подставку. Я сейчас быстренько в супницу перелью, и будем обедать.
- Нет, это невозможно, - насупившись, пробурчала я и загремела тарелками.
Вопреки ожиданиям, разговор с мамой не успокоил, а только разбередил. Не могу сказать, что после него я безоговорочно поверила Верочке. И все-таки…
Все-таки я была так взволнована, что даже на пальцах погадала. С закрытыми глазами. Как в детстве!
Раскрутила руки, держа их перед собой, потом развела в стороны и начала медленно сводить вместе так, чтобы вытянутые указательные пальцы встретились. Встретятся пальцы кончик к кончику, значит, можно ехать в Китай, невзирая на предупреждения Верочки. Не встретятся, значит, так тому и быть, Верочка была права!
Думаете, мое гадание прояснило ситуацию?
Ничуть! Шесть раз руками крутила, шесть раз сводила-разводила, и каждый раз получалось по-разному. Три раза так, три раза эдак, баш на баш. Три раза выходило, можно ехать, три раза - нет.
Искушать судьбу и гадать в седьмой раз я не стала.
Все равно ведь поеду. Будь что будет!
Но и взять всю ответственность на себя я не могла. Я отвыкла! А что вы хотите, я столько лет замужем.
Я посчитала, что, как честная девушка, должна поделиться своими сомнениями с Алсуфьевым. Предупредить его. Просто обязана. Несмотря ни на что! Даже если Сергей передумает ехать.
Нет, это невозможно! Никаких "если". Я хочу поехать в Китай, во что бы то ни стало, и я туда поеду!
Я немножко подумала и приняла поистине иезуитское решение: рассказать Алсуфьеву только часть из того, что известно мне.
И нашим, и вашим!
Я позвонила Сергею и добросовестно пересказала все, что узнала от Верочки. Если и были в моем рассказе купюры, то очень незначительные. Для пользы дела.
Про разговор с мамой я предпочла благоразумно умолчать.
Алсуфьев выслушал меня очень внимательно. Он хороший слушатель, мой давний приятель Алсуфьев.
Выслушал и не поверил. Посмеялся.
Я даже разобиделась:
- Ну, знаешь ли, Сережа, я серьезно, а ты…
- Прости, пожалуйста, Наташечка, - искренне повинился он. - Я знаю, Вера это сделала из лучших побуждений. Спасибо ей. Только не надо на этом зацикливаться. Не думаю, что у нас с тобой есть серьезные причины для каких-либо опасений.
- Ты думаешь?
- Уверен.
- Не знаю, Сережа. Береженого бог бережет. Давай договоримся, что в Китае не будем никому ничего про себя рассказывать. Мне так спокойнее.
- Хорошо, - рассмеялся он, - не будем.
Ему бы все смешки. Пообещал и не выполнил! Кому нужны такие посулы? Зачем было обещать, если знал, что не сможет удержать язык за зубами? Только для того, чтобы я отстала?
В этом все мужчины!
Он, видите ли, знает Верочкину экспансивность. Ну и что ж, что знает?! Об этом все знают. И я в том числе.
Но я же Верочке поверила! Почти поверила.
Почему он не может?
Я смахнула несуществующие слезы и повернулась к Алсуфьеву:
- Ладно, - жестко сказала я. - Ты не поверил мне в Питере, не хочешь верить и сейчас. Не хочешь, не верь! Это твое право. Будем считать, что нападение на тебя - это чистая случайность. Договорились?
Он поспешно кивнул:
- Договорились.
- Тогда обещай мне одну вещь!
- Все что в моих силах, Наташечка.
- Это в твоих силах, Сережа, - серьезно сказала я. - Мы завтра собирались с тобой на экскурсию в Ламаистский монастырь. Верно?
- Верно.
- А я предлагаю, сделать иначе. Нет, мы обязательно съездим в монастырь. Но не сразу. Давай сначала поедем на Великую Китайскую стену, а уже потом - в монастырь. Мы просто слегка изменим маршрут, и не спрашивай меня почему. - Я предупреждающе вскинула руку. - Просто сделай это ради меня.
- Хорошо, Наташечка, как скажешь.
Глава 11
За завтраком выяснилось, что наша вчерашняя договоренность ничего для Алсуфьева не значит.
Он, видите ли, вообще не сможет никуда поехать: ни на Великую стену, ни в Ламаистский храм. Никак не сможет. Потому что у него встреча, о которой он знал заранее.
Знал, но забыл. С кем не бывает?
Я заподозрила неладное еще до завтрака, сразу, как только увидела в каком смятении он топчется у входа в ресторан.
- Доброе утро.
Он вздрогнул как от удара и шарахнулся в мою сторону. Хорошо, я была начеку и успела отскочить, иначе он отдавил бы мне ногу. Как пить дать, отдавил бы.
Я взяла его под руку, он смутился:
- Виноват, Наташечка, извини, пожалуйста.
- Ничего страшного, - отмахнулась я и пристально посмотрела на Алсуфьева. - Сережа, что-то случилось?
- Э-э-э…
- О чем я не знаю? Да?
- Нет! - наигранно-бодрым тоном заявил он и решительно потащил меня к столику у окна. - Ничего не случилось.
- Сере-ежа!
- Ничего не случилось, Наташечка, - он выдвинул стул, подставил его под меня, запнулся о ножку стола, зацепился пуговицей пиджака за мой "хвост", извинился, чертыхнулся и чуть ли не бегом направился к столу с закусками. - Тебе как всегда? - поинтересовался Алсуфьев уже на ходу. - Яичницу с беконом?
- Нет, - я припустила за ним следом, - не яичницу. Я не хочу яичницу. Я вообще ничего не хочу, - я положила на тарелку пару кусков ветчины, - и вообще ничего не буду, - добавила я и подложила к ветчинке пару кусочков какого-то жареного мяса аппетитного вида и немного салата из огурцов. - Ты слышишь, Сережа, я вообще не буду сегодня завтракать, если ты сейчас же мне все не объяснишь. - Я задержалась у блюда с сырами. - И никуда не поеду, - пригрозила я, пристраивая на тарелку кусочки сыра трех видов. - Вообще никуда, - я застыла у столика с выпечкой.
Взять, что ли, одну булочку к чаю? Вот эту, самую маленькую? Пожалуй, не стоит! И так полная тарелка еды.
Я догнала Сергея:
- Ты слышишь? Никуда не поеду! Ни на стену, ни в монастырь.
- Правда?! - почему-то обрадовался он. - Может, мы тогда вместе поедем в университет?
- В какой университет? - От неожиданности я так накренила тарелку, что едва не растеряла свой завтрак, только что сформированный с такой любовью.
- В Пекинский, - как ни в чем не бывало, объяснил этот путаник. - Я как раз собирался тебе предложить. Это займет всего пару часов. Э-э-э, наверное. А потом мы сможем сходить куда-нибудь еще. Если успеем. В Храм Неба, например. Или на Тяньаньмэнь? Что скажешь? Так даже лучше. Ты ведь сама вчера предложила, изменить наши планы.
- Я?!
- Ну да. В целях безопасности.
- А-а-а… да, помню. Я предложила. Но, Алсуфьев, я тебя умоляю, я, конечно, идиотка, но не до такой же степени! Я не могла предложить тебе вместо Ламаистского монастыря пойти на площадь Тяньаньмэнь. Не могла по определению. Я уже была там позавчера!
- Не хочешь на Тяньаньмэнь, не надо. Пойдем куда-нибудь еще. После университета у нас останется достаточно времени.
- Но я и в университет не хочу.
- Не хочешь? - несказанно удивился он. - А я думал, тебе интересно. Я… э-э-э… видишь ли, какая ситуевина, Наташечка, в университете мне нужно быть обязательно. Я сам назначил эту встречу именно на сегодня. Давно назначил, еще в Питере. Я не могу ее отменить. Неудобно получится, люди готовились, а я, видите ли, забыл. Просто из головы вон, что сегодня в одиннадцать меня ждут на кафедре клинической психологии. Как я мог запамятовать, не понимаю. Совсем, видно, плох стал. Да еще эта вчерашняя история в опере совершенно выбила меня из колеи. Э-э-э… Да. Хорошо еще, что вовремя вспомнил. Среди ночи проснулся и вспомнил.
- Хорошо, хорошо, это я поняла, в университете ты должен быть по-любому. Но ведь, - я сделала последнюю попытку прояснить ситуацию, - если мы сейчас с тобой поедем в университет, то ни в Ламаистский монастырь, ни на Великую Китайскую стену уже не попадем? Мы не успеем по времени?
- Скорее всего так, Наташечка. Я утром посмотрел по карте, это большие расстояния. Прибавь сюда пробки… Думаю, рисковать не стоит. Ведь мы сегодня уезжаем. Поезд на Шанхай отходит в семь вечера, если я ничего не путаю.
- Вот именно, - мрачно согласилась я. - Сегодня в девятнадцать ноль ноль мы уезжаем из Пекина. Навсегда уезжаем, Сережечка. А это значит, что ни Великую стену, ни Ламаистский монастырь мы уже не увидим. Никогда в жизни не увидим, потому что упустили свой шанс.
- Да, но, Наташечка, ты ведь можешь поехать в монастырь и на стену одна, без меня. Я в университет, а ты по своему маршруту. Если ты не против, конечно.
- Как?! - восторженно каркнула я, не сумев скрыть радости.
Еще бы я была против! Конечно же, я "за". Обеими руками "за"!
Неужели Алсуфьев действительно отправится на свою деловую встречу, а я смогу спокойно, ничего не опасаясь, погулять по Пекину? Не надо оглядываться по сторонам, всматриваться в лица встречных прохожих, подозревать их в дурных намерениях в отношении Алсуфьева, вздрагивать от каждого чиха.
А чихают китайцы, должна заметить, очень часто, очень громко и с явным удовольствием. Абсолютно невзирая на соблюдение элементарных гигиенических норм!
То и дело, на каждом углу, то тут, то там раздается оглушительное "апчхи!!!" и сонм брызг человеческой слюны орошает всех, оказавшихся в зоне досягаемости, будь то случайный прохожий или же собственное дитятко чихающего. Обчиханный при этом никак на чихающего не реагирует, а чихающий и не подумает сдержать свой чих или прикрыться рукой.
То же самое и с плевками! Знакомый звук откашливания, когда кто-то пытается прочистить свои легкие, служит предупреждением: будьте готовы отскочить в сторону. Чуть зазевался и ты на "линии огня".
Это не преувеличение. Любовь китайцев к чиханью и плевкам является одним из главных общественных недугов. Правительство время от времени (как было, например, после эпидемии атипичной пневмонии) проводит кампании по "запрету плевков", но, надо признать, с очень незначительным результатом.
Плюют почти все: мужчины и женщины, молодые и старые, культурные и не очень культурные, на улице и в помещении. Это в порядке вещей, так принято, и я никого не осуждаю. У каждой нации свои традиции.
Вполне возможно, привычки некоторых европейцев тоже вызывают тошноту у китайцев.
Я напряженно всматривалась в лицо своего приятеля. Неужели он готов отпустить меня?
Признаться, на такое великодушное предложение со стороны Алсуфьева я не смела рассчитывать. Я была уверена, что после вчерашнего инцидента с копьем, он не захочет ходить по городу один. Побоится!
А что? Я бы на его месте побоялась.
Ведь это я лягнула его на опере в нужный момент. Что было бы с ним вчера, не окажись меня рядышком?
Если не я, то кто присмотрит за ним сегодня?
Я лихорадочно возила вилкой по опустевшей тарелке. Тянула время. Я не могла решиться, что же делать?
Я не хотела отпускать Сергея одного. Согласитесь, вдвоем ему в сложившейся ситуации должно быть спокойнее.
Ехать с ним в университет я тоже не хотела. Чего я там забыла в этом университете?
Хватит с меня участия в конференции, я чуть со скуки там не умерла.
Если я еще отправлюсь вместе с Алсуфьевым на заседание кафедры клинической психологии, то вся эта поездка в Пекин потеряет для меня смысл.
Сплошные заседания-совещания. Разве за этим я летела сюда аж десять часов.
Нет, свой сегодняшний день я представляла себе совсем иначе. Я во что бы то ни стало, хотела выполнить ту экскурсионную программу, которую наметила еще в Питере.
Но Алсуфьев… Как быть с Алсуфьевым? Он ведь такой невнимательный! Невнимательный, рассеянный и беспечный…
Этот его вечно отрешенный взгляд и отсутствующий вид кого угодно могут спровоцировать.
Не подумайте, что я хочу сказать, будто в Пекине сложная криминальная обстановка. Нет. За все время, что я здесь, я не видела ни одного пьяного, ни одного бомжа, нищие, правда, попадались, но только на площади Тяньаньмэнь.
- Сережа…
- Да, Наташечка, я весь внимание.
- Сереж, ты только пойми меня правильно. Не подумай, что я нагнетаю обстановку и как-то тебя запугиваю, но я сегодня видела очень неприятный сон. Не хочу его рассказывать, потому что есть такая примета. Говорят, если плохой сон никому не пересказать, то он и не сбудется. Так что поверь, мне на слово. Будь, пожалуйста, сегодня предельно внимателен и осторожен. И ни с кем незнакомым, пожалуйста, не заговаривай. А если заговорят с тобой, то ни в коем случае разговор не поддерживай.
- Наташечка, - он улыбнулся краешком рта.
- Не вижу ничего смешного, - возмутилась я. - Я знаю, что ты не веришь в сны, но я-то верю, поэтому не могу отпустить тебя одного, не предупредив об опасности.
- Какая опасность, Наташечка? Ну что ты, ей богу, заладила про какую-то мифическую опасность. Я всегда тебе говорил, что у тебя прекрасная интуиция, но сейчас, Наташечка, право слово, ты хватила через край.