– Довожу информацию до всех оперативных работников, – начал седой полковник, то и дело поглядывая на майора Калинина. – У нас появился серийный убийца, а наши оперативники не могут выйти на него. Произошла серия убийств. Вот только два последних. Сегодня ночью убит майор милиции и водитель "Жигулей". И почерк один и тот же – убийца вспарывает своим жертвам животы, не оставляя шансов выжить. Я повторяю, не оставляя шансов, – заострил полковник на этом внимание офицеров. – Получается, он не новичок. Умеет убивать. Причем использует один и тот же нож. – Полковник помолчал, посмотрел на Калинина. – Я читал, майор Калинин, вашу справку о проделанной работе. Но мне так до сих пор и непонятно. Если, по вашему предположению, это сведение счетов с криминальной группировкой, то почему гибнут сотрудники милиции, простые граждане?
– Я пока затрудняюсь сказать что-либо конкретное.
– А пора бы, Александр Васильевич. Вы занимаетесь серийными убийцами не первый год. Не новичок. Вы понимаете, надеюсь, с меня ведь тоже стружку снимают.
– Понимаю, – вздохнул Калинин.
После совещания майор пришел в свой кабинет, где его ожидали Шевелев и Потапов.
– Что показала экспертиза? – спросил у них Калинин.
– Экспертиза показала, что Синельников и водитель машины, как и все предыдущие жертвы, убиты одним режущим предметом, – сказал Шевелев.
– Финский клинок, – дополнил товарища Потапов.
– И один и тот же человек, – задумчиво произнес Калинин, – который убивает всех, кто попадает под руку.
Убийца бесил Калинина. Он, как тень, где-то рядом и продолжает убивать, хотя и знает, что менты его ищут. Но он убивает, потому что это для него – кайф.
А они, сыщики, должны найти его, того, кто на месте преступления не оставляет следов.
Даже осматривая двух охранников на стадионе, Калинин не нашел на влажной земле никаких следов. Конечно, ночью прошел небольшой дождик. Хотя сейчас, осенью, дожди идут едва ли не каждую ночь. Это тоже убийце на руку. Но еще интересную мысль подсказал криминалист. По его мнению, убийца наматывает на ноги поверх обуви слой плотной ткани. Подобие портянок. А после убийства где-то их выкидывает. Причем ткань пропитана какой-то гадостью, так что даже собака не берет след, сколько ни мучились кинологи.
– А где Горюнов с Васиным? – спросил Калинин еще про двух офицеров опергруппы.
– Они собирались выехать, опросить Манакова. Эти двое, что на стадионе, входят в его группировку, – сказал Шевелев.
Потапов его поправил:
– Входили.
– Ну да, входили. Только Манай не хочет с нами на эту тему разговаривать.
– Как это не хочет? – возмутился Калинин. – Надо заставить. У нас трупы его пацанов, а он не хочет разговаривать.
– Манай сказал, они сами разберутся с убийцей.
– Разберутся. Жди! Пусть они его сначала найдут. Пока что он их щелкает, как семечки. А нам как убийства списывать? Висяки вешать?.. Вот что, Потапов, обзвони-ка ты психушки. Может, у них какой псих сбежал?
Глава 17
Утром Лешка пошел в охотничий магазин, где продавались ружья. Сначала он купил здоровенный тесак. Любовно осмотрев его, спросил у продавца, можно ли купить охотничье ружье без ментовского разрешения.
Продавец ответил отказом. Даже не захотел разговаривать.
Лешка долго уговаривал белобрысого продавца, уверяя, что он не из ментовки. Врал, что на днях уезжает в Сибирь и ружье ему необходимо для охоты. Но продавец наотрез отказался продать ружье и смотрел на Лешку подозрительно. Уж не подставной ли он? Но потом успокоился. Не похож этот фраер на мента. И на стукача не похож. У продавца глаз на таких наметан. Этот скорее из шпаны. Одиночка.
После почти часового разговора продавец перегнулся через прилавок и, чтобы никто не слышал, зашептал Лешке на ухо:
– Вон возле чучела медведя видишь парня?
Лешка обернулся, но сделал это слишком откровенно, и продавец недовольно зашипел на него:
– Ты поаккуратней хавальником води. Не в театре.
– Я понял. Извини.
– Ладно. Ты подойди к нему. Потолкуй. – Продавец не стал говорить, о чем толковать. Вдруг все-таки этот кент из ментовки да с диктофоном в кармане. А так всегда отказаться можно. Мало ли о чем говорили.
Лешка дал ему за наводку пятидесятирублевку.
Как показалось, продавец подмигнул парню. Во всяком случае, стоило Лешке подойти, тот тихонько спросил, водя глазами по сторонам:
– Тебе какое? Двустволку? Или пятизарядку? Двенадцатого или шестнадцатого калибра?
Раздумывал Лешка недолго. Двенадцатый калибр – ружье хорошее, слов нет, но носить будет тяжеловато под курткой. Да и бой у него, как из пушки.
– Мне бы шестнадцатого калибра, двустволочку. И чтоб бой был покучней.
Парень сразу сообразил, для чего Лешке ружье с таким кучным боем.
– Понятно, – сказал он. – Полторы "штуки" клади, и будет тебе ружьецо.
Лешка вынул из кармана деньги, отсчитал полторы тысячи рублей.
– Пошли на улицу, – предложил парень, пряча деньги в карман "косухи".
– Слушай, сделай еще патронов штук двадцать. И чтоб дробь покрупней была.
Парень кивнул.
– Давай еще сотку. Будут тебе и патроны.
Лешка дал.
На улице парень велел Лешке ждать его за углом.
– Стой и никуда не отходи. Я мигом, – и быстро исчез, словно растворился.
Миг этот растянулся на целых пятнадцать минут. Лешка уже хотел вернуться в магазин, полагая, что денежки его уплыли. Взять продавца за рога и получить с него все, до последнего рублика. Он дал наводку на этого шныря, пусть расплачивается.
Но тут вернулся парень. В руке он нес бумажный сверток.
Лешка догадался – это "стволы".
– А ты быстро, – иронически сказал Лешка парню.
– Заминка вышла с шестнадцатым калибром. Сейчас такие не очень берут. Всем подавай пятизарядки. Вертикалки – двенадцатого калибра. Но тебе досталась классная тулочка. Номер мы затерли, потому и задержался. На, бери. – И, попрощавшись, парень исчез в толпе.
Дома Лешка отпилил стволы и приклад. Получился обрез.
Теперь он был готов встретиться с Манаем и отомстить за убийство матери.
На улице было прохладно и сыро. Всю ночь шел дождь, смывая с деревьев последние листья.
Это время года Лешка не любил. Осень всегда наводила на него грусть.
Он шел по улице, вглядываясь в скучные лица прохожих. Даже поговорить не с кем. И он решил съездить к Ксюхе. Почему-то был уверен: она по-прежнему живет в той квартире, где убили Кузьму.
Он вошел в метро, спустился по эскалатору вниз.
Ксюха не обрадовалась его приходу.
– Ты? – спросила она удивленно и в то же время растерянно.
– Я, – улыбнулся Лешка. – Не ожидала?
В квартире пахло жареным мясом. У него сразу же засосало в желудке.
После смерти матери он варил супы из пакетиков. Недорого и главное – быстро.
Но Ксюха не собиралась приглашать его в квартиру и тем более угощать.
Лешке показалось, будто он заметил мелькнувшего человека.
"Ясненько. Не ко времени я пришел", – с обидой подумал он. В жизни все неправильно. Вот кому-то и жареное мясо, и красивая девушка, а таким, как он, достается одна горечь.
Он вздохнул.
– Подожди меня внизу, ладно? – сказала Ксюха. – Мы можем прогуляться немного.
– Ладно, – Лешка обрадовался, но постарался не показать это, чтоб она не задавалась.
Он спустился вниз, вышел из подъезда и, поджидая Ксюху, глянул на окно ее квартиры, вспоминая, как все тогда произошло. В одном из окон он вдруг заметил человека.
Тот стоял и разглядывал Лешку.
Но стоило Лешке посмотреть туда, этот человек быстро спрятался за штору. Однако Лешка почувствовал: он не ушел, а стоит и наблюдает за ним.
Тогда Лешка закурил, сделав вид, что не интересуется этим окном, а сам искоса поглядывал, но человек так и не показал из-за шторы свое лицо.
"Кто это? Что за тип?" – думал Лешка, затягиваясь сигаретой.
Ксюха вышла нарядная как кукла. Лешка даже немного смутился. В своей старой куртке и затертых джинсах он очень проигрывал рядом с ней.
– Тут неподалеку есть приличное кафе. Пойдем посидим, – предложила она.
Лешка нащупал в кармане несколько купюр.
После покупки ружья и патронов у него осталось чуть больше ста рублей.
А еще надо было как-то жить. И рассчитывать ему не на кого.
Он замялся. Но, видно, Ксюха догадалась, что он на мели.
– Пойдем. Сегодня угощаю я, – сказала она, взяв его под руку.
– Ну если только сегодня. – Лешка постарался, чтобы это прозвучало небрежно.
Кафе, куда привела его Ксюха, оказалось небольшим, но уютным.
Они сели за свободный столик у окна. Ксюха заказала по пирожному и по чашке кофе.
– Ну как ты? – спросила она, маленькими глотками отпивая кофе из своей чашки.
Лешка был голодный. Быстро съел пирожное, запив его кофе.
– Нормально, – ответил он.
Ксюха заказала ему еще пирожное и кофе. И Лешка отказываться не стал.
– Что ты собираешься делать? – спросила девушка, глядя, как он расправляется с новой порцией.
– Хочу наказать Маная и его свору. Он убил мою мать.
Ксюха улыбнулась.
– А ты, оказывается, рисковый парень. Люблю таких.
Лешка почувствовал гордость. Красивая девушка похвалила его. Может, стоит надеяться на нечто большее, чем пустое сидение в кафе.
– Я часто вспоминал тебя. И скучал. – Лешка взял ее маленькую ладошку в свою руку.
Ксюха причмокнула языком и хитро прищурилась.
– А не врешь? Точно вспоминал?
– Не вру, – Лешка разглядывал ее глаза. Только сейчас заметил, что глаза у нее зеленые.
Они вышли из кафе, а на улице – дождь. Понимая, что сейчас она уйдет, Лешка набрался наглости и решил пригласить ее к себе.
– Поехали ко мне, – предложил он. – Я недалеко живу. – И, не давая ей опомниться, потянул за руку к стоящему рядом такси.
– Ну ты даешь! – Ксюха опомнилась только в машине, посмотрела на часы.
– Ты куда-то торопишься? – спросил Лешка и вспомнил про человека, которого видел в окне. Но говорить ей не стал. Сделалось даже приятно. Из-под носа у него увел девчонку.
Когда машина остановилась у Лешкиного подъезда, Ксюха сказала:
– Ничего себе – рядом живешь. Минут пятнадцать добирались.
– А разве далеко? – улыбнулся Лешка. Взял Ксюху за руку, потянул к входу. – Пойдем, дождь льет.
Они вошли в квартиру, и Лешка запер дверь.
Ксюха стояла, прислонившись спиной к шифоньеру, с мокрыми волосами, заложив руки за спину.
Лешка посмотрел ей в глаза.
Сейчас ее зеленые глаза лукаво блестели. Губы растянулись в соблазнительной улыбке. Она смотрела на него и молчала, как бы спрашивая – ну, чего дальше?
Лешка обнял ее, стал целовать в губы, в шею.
Она не сопротивлялась, не отталкивала его, отвечала ласково на поцелуи. А Лешка, словно боясь, что сейчас она уйдет, быстро снял с нее плащ, кофточку и юбку.
Теперь она стояла перед ним в полупрозрачном лифчике, сквозь который виднелись ее коричневые упругие соски, и узких трусиках.
Ксюха была необыкновенно красивой девушкой. Казалось, природа нарочно создала ее такой, чтобы совращать мужиков.
Теперь и она дала волю рукам. Одно движение – и с Лешки слетела куртка.
Она увидела обрез. Он был прикручен скотчем к груди.
– Это что у тебя? Ружье? – настороженно спросила она, дотронувшись до стволов.
Лешка рывком сорвал скотч и положил обрез на шифоньер, где лежали запасные патроны. Снял брюки, свитер и рубашку.
Ксюха освободила его от трусов. Схватив за член, присосалась к губам как пиявка. А Лешка, погладив ее по спине, нашарил застежку.
И сейчас же лифчик упал, освободив груди. И Лешка впился сначала в один сосок, потом в другой, массируя их языком. И Ксюха обхватила его голову, прижала к себе, чувствуя, как он стаскивает с нее трусики.
Она дрожала. И, закрывая глаза, улыбнулась. Будто качнулось все перед ней.
Лешка подхватил ее на руки и перенес на диван, целуя всю с головы до ног. И она, тая от этих поцелуев, закрывала ладошками рот, чтобы соседи не смогли услышать ее сладостных стонов.
И уже вечером, уходя от него, покачиваясь, точно пьяная, от долгого секса, Ксюха сказала:
– Ну ты и силен. Я буду по тебе скучать.
– Но мы можем увидеться в любое время, если ты захочешь, – предложил Лешка.
Провожать ее он не пошел. Ксюха сама не захотела.
– Я доеду на такси, – сказала она уходя.
Честно говоря, Лешке и не хотелось вылезать из постели. Во всем теле он чувствовал приятную усталость. И когда она ушла, он еще долго нюхал подушку, от которой исходил аромат ее духов.
Глава 18
Вадим Юрьевич Юдин, старший следователь прокуратуры, был известен как человек неподкупный, не отступающий от закона. Просто пример для подражания. Про него говорили, что ради чести мундира он и мать родную не пожалеет.
И никто, кроме Манакова Валерия, не знал, каков Вадим Юдин на самом деле.
Дружба между ними началась лет восемь назад, когда Манай проходил по убийству азербайджанца на Рогожском рынке.
Тогда Манаю светило восемь лет строгача. И только благодаря Вадиму Юрьевичу Манай отмазался вчистую. Убийство спихнули на несовершеннолетнего пацана, якобы прибегнувшего к необходимой самообороне.
Добрая судья сжалилась над пятнадцатилетним пареньком, и он получил два года условно.
Может, не стал бы Вадим Юрьевич влезать во все это дерьмо, да уж очень захотелось супруге поменять старую "трешку" на новенькую "Волгу". И Юдин согрешил ради жены. Думал, разок, но все оказалось иначе. И клял он себя в душе последними словами, но изменить уже ничего не мог.
Хотя и понимал, что ему грозит, если раскроется его связь с бандитами.
В тот вечер они с Манаем долго сидели в ресторане. Ресторан выбрали подальше от центра, чтобы никто из сослуживцев Юдина случайно не увидел его с авторитетом.
Манай пожаловался, что какой-то псих крошит его пацанов и, похоже, подбирается к нему самому.
Юдин посоветовал Манаю усилить личную охрану. Хотя в душе желал ему смерти. С его смертью прекратится связь следователя с бандитами. Больше ни с кем из кузьминской группировки Юдин не контактировал. И тогда Вадим Юрьевич мог бы жить спокойно.
Еще Манай попросил выведать у ментов: может, у них что-то есть на этого психа? Тогда бы они сами разобрались с ним по-тихому.
Юдин обещал разузнать. А когда стали прощаться, Манай, прежде чем сесть в свой "Форд", сунул руку в карман куртки Юдина, что-то положил туда.
Из деликатности старший следователь при Манае проверять не стал. Потом, усевшись за руль своей "Волги", достал из кармана свернутые в трубочку доллары. Пересчитал их. Оказалось ровно две тысячи. Месячная мзда бандюков. Помногу Юдин не брал. Сумма была оговорена заранее и оставалась неизменной.
К своему дому Юдин подъехал без трех минут час. По дороге позвонил жене по мобильнику, сказал, чтоб не беспокоилась, что он уже подъезжает.
Крупные капли дождя заливали стекла машины. Вадим Юрьевич пожалел, что не захватил с собой зонтик.
Теперь надо было преодолеть расстояние от стоянки машины до подъезда со скоростью спринтера или вымокать до нитки.
Вадим Юрьевич резко выскочил из машины и рванул к подъезду, успев глянуть в окна своей квартиры.
В одном из окон увидел жену. Она стояла и ждала его. Увидев, что он бежит, пошла открывать дверь.
Вадим Юрьевич вбежал в подъезд, чертыхаясь, стряхнул с замшевой куртки капли дождя.
Из темного пространства под лестницей навстречу Вадиму Юрьевичу, точно кошка, прыгнул какой-то человек, загородив дорогу к лифту. В прыжке он выхватил нож с длинным лезвием.
Юдин побледнел и отступил назад, упершись спиной в ряд почтовых ящиков. Дальше отступать было некуда, и Вадим Юрьевич сжался, чувствуя себя совершенно беззащитным.
– Что вам надо? – пролепетал он, приняв нападавшего за обыкновенного грабителя. Он вспомнил про две тысячи долларов, которые положил ему в карман Манай.
Но нападавший только ухмыльнулся, когда Вадим Юрьевич предложил ему забрать их.
Это поразило Юдина. "Нет. Он не грабитель. Тогда кто же?"
Он вспомнил про психа, о котором говорил ему в ресторане Манай, и задрожал. "Неужели? Нет. Я не хочу умирать. За что меня убивать?"
– Послушайте. Забирайте деньги, часы, машину. Берите все, только не убивайте. Прошу вас, – взмолился старший следователь Юдин.
Но человек с ножом ничего не сказал ему в ответ. Только покачал головой.
А Юдин всхлипнул, понимая, что сейчас должно произойти с ним. Мысль быть зарезанным в собственном подъезде заставляла его трястись еще сильней.
"Что мне делать? Он убьет меня. – Но тут Юдин вспомнил про мобильник. – Надо попробовать сообщить жене". – Его рука скользнула в карман и так и осталась там.
Человек с ножом шагнул к нему.
– По… – Вадим Юрьевич попытался позвать на помощь, раскрыл рот и не услышал собственного голоса.
Он почувствовал удар в низ живота, сначала как будто и не больно. Но холодное стальное лезвие входило все глубже, стало так больно, что Вадим Юрьевич застонал.
Во рту пересохло, словно Юдин много дней не пил.
И вдруг острое как бритва лезвие стало раскраивать его тело.
Юдин наклонил голову, увидел, как хлынула из раны кровь и новая замшевая куртка расползлась вместе с пуловером и рубашкой, обнажив окровавленное, обезображенное тело.
Но больше всего Юдина поразил вид собственных внутренностей. Кишки вывалились из раны и свесились до кафельного пола, заставив Вадима Юрьевича податься вперед к человеку, напавшему на него.
Убийца смеялся. Он радовался смерти Вадима Юрьевича. Резко вырвал из раны свой здоровенный нож, но Юдин не почувствовал облегчения. Он уже не чувствовал ничего, даже боли. Все нутро его точно онемело под наркозом. Перед глазами мелькнули лица жены, детей, Маная и еще каких-то людей. И тут же взгляд застыл на убийце.
Теперь человек с ножом не смеялся. Он чуть наклонился к Юдину и поцеловал его в лоб. Потом вытер кровь с лезвия ножа о замшевую куртку и, тихонько посвистывая, пошел к двери, пряча нож под свою куртку.
Вадим Юрьевич грохнулся на кафельный пол в лужу крови, где валялись оброненные им доллары.
Прошло пять минут, и обеспокоенная задержкой Вадима Юрьевича жена вышла на площадку.
Тишина в подъезде настораживала.
Ведь она видела, как он вбежал в подъезд. На лифте она спустилась на первый этаж.
Сначала почувствовала запах крови, потом увидела его.
Нечеловеческий крик нарушил тишину уже спящего дома.