Игра с опасной бритвой - Жуков Вячеслав Владимирович 11 стр.


Лерыч взял бритву, осторожно потрогал ее острие.

– Наша, Паша. Она нам для другого сгодится.

Для начала надо было сменить солдатскую форму на гражданскую одежду, чтобы не выделяться из толпы. Лерыч надел старые, давно вышедшие из моды брюки Бородатого и потертый на локтях серый в полоску пиджак. Больше ничего подходящего у Паши не оказалось.

На следующий вечер в таком наряде Лерыч появился на Белорусском вокзале. С документами дембеля-десантника он чувствовал себя спокойно.

На вокзале было многолюдно.

Лерыч потолкался возле касс, присматриваясь к пассажирам. Разношерстная публика и, кажется, небогатая. Но он ждал. Долго и терпеливо. И вот его внимание привлекла женщина лет двадцати восьми, с импортным чемоданом, который она старалась не выпускать из рук.

Лерыч на это сразу обратил внимание.

Когда она расплачивалась за билет, он подошел и сделал вид, будто рассматривает расписание.

Женщина покосилась на него.

В старом пиджаке не по размеру и черных заношенных брюках он выглядел мужланом. Такие ей не нравились, и женщина брезгливо отвернулась.

"Ладно, кукла, не вороти хлебало", – язвительно подумал он, стараясь в толпе не терять ее из виду.

Долго ходил за ней, пока она тыкалась в магазины и палатки. Ходил осторожно, чтобы она не заметила слежки. Это было похоже на игру в кошки-мышки. И Лерыч не сомневался: свою мышку он не выпустит из когтей.

Потом она свернула к Брестской улице.

Лерыч забеспокоился.

"Какого черта она туда поперлась?" Он чувствовал себя порядочно измотанным. Устал таскаться за ней. Да и не так просто маскироваться в толпе. Если она не дура, несколько раз подряд увидит его за собой и подумает: чего это мужик ходит по пятам?

Куда она направлялась, он так и не узнал, но настиг ее в каком-то дворе возле мусорных контейнеров.

Услышав его шаги, женщина обернулась. И только вздрогнула, когда Лерыч дотронулся острой бритвой до ее шеи, провел от правого уха до левого. Тогда она, выронив чемодан, схватилась обеими руками за окровавленную шею и захрипела, дико уставившись на убийцу своими большими, полными смертельного ужаса глазами.

Минута-две, и женщина, теряя силы, упала тут же возле контейнеров.

Лерыч спешил. Поглядел по сторонам и стал стягивать с ее пальцев перстни. Один, второй и третий, поменьше и подешевле. Залитую кровью цепочку на шее расстегивать не стал. Разорвал рывком. Срезал бритвой мочки ушей, в которых были серьги. Почувствовал, что от волнения пиджак и рубашка прилипли к спине. Торопился. Все надо было делать быстро. И немедленно уйти отсюда. А то ведь и менты могут заглянуть сюда. Они любят шарить по подворотням.

Ее, умирающую, он поднял с земли и бросил в мусорный контейнер.

– Там теперь тебе самое место, – проговорил негромко, тяжело дыша и не забывая поглядывать по сторонам. Закидал ее пустыми коробками из-под фруктов. Видел, она еще не умерла, шевелится под коробками, и подумал со злостью: "Бабы – суки! Живучие, как кошки". И не стал дожидаться, пока она умрет. Теперь надо было забыть про нее, чтобы не отпечаталось на лице напряжение. Успокоиться.

Лерыч отвернулся от контейнера.

"Чемодан? Вот он. Все. Надо уходить отсюда".

Он не стал смотреть, что лежит в чемодане, схватил его и быстро вышел на улицу. Там пошел медленно, вразвалочку. Теперь он имел вид обычного прохожего, и никто не мог заподозрить в нем убийцу.

И тут он заметил двух милиционеров, шедших за ним по тротуару. Увидел их краем глаза, когда по привычке обернулся. "Откуда они? Шакалы серые! Надо свернуть от них".

– Гражданин! – голос прозвучал резко.

Лерыч понял, к кому обращались менты, но шел как ни в чем не бывало.

"Черт! Неужели кто-то видел, как я кончал эту сучку, и стукнул ментам?" Он отчаянно боролся с внезапно возникшим волнением. Чемодан из правой руки переложил в левую, свободную руку сунул в карман брюк, где лежала бритва. Чтобы в случае чего нанести удар обоим. Они ведь ничего не ожидают, и пока расстегнут кобуры и достанут пистолеты… Уж Лерыч сумеет их опередить. Только надо отойти в сторонку, где поменьше народа.

Снятое с убитой женщины золото лежало в боковом кармане пиджака. От досады Лерыч вздохнул, понимая, что поступил опрометчиво, не припрятав его как следует.

– Эй ты, с чемоданом! – Опять окрик. И шаги совсем рядом.

Лерыч обернулся:

– Ребята, в чем дело?

Он держался спокойно. Перед ним стояли два милиционера: один примерно его ровесник, для солидности отрастивший усы, другой – совсем молоденький мальчишка.

Лерыч наметил для себя того, что постарше. "Если что, перережу глотку ему. Молодому – потом. Этот салага растеряется, не сообразит вовремя. – Лерыч не увидел у него кобуры. – С этим ясно. Стажер!"

– Ваши документы? – потребовал тот, постарше, с головы до ног оглядывая Лерыча.

"Вот уставился! Уж слишком подозрительно смотрит. Нехороший у него глаз". Лерыч поставил чемодан на асфальт. Теперь надо было, чтобы обе руки ощущали свободу. Так легче вырубить обоих. А сейчас – не пороть горячку. Пусть они думают, что он обычный гражданин. Дембель. Ведь у него надежные документы.

– Пожалуйста. – Лерыч постарался сделать удивленное лицо, не сводя глаз с мента постарше. Не понравился он Лерычу сразу. Строгий и, кажется, въедливый. Настоящий мент. Вот из таких и получаются цепные псы.

– Ребята, да я только дембельнулся. Еще обрасти не успел на гражданке.

Второй милиционер, молодой, с веснушчатым лицом, широко улыбнулся.

– Дембель, говоришь? – спросил он, и Лерычу показалось, что он хочет обнять его. Поспешил ответить:

– Дембель. Вот домой еду.

Строгий мент глянул в документы, потом на своего напарника и спросил:

– Где служил?

"Вот педик гребаный, от такого не отделаешься", – остервенело подумал Лерыч.

– В Рязани служил. Десантура.

Строгий мент не стал вникать в документы. Десантуру он уважал. Теперь посмотрел на дембеля с уважением.

А Лерыч напряженно подумал: "Если спросят, что в чемодане, мне хана. Я же не успел заглянуть в него. Не знаю, чего там эта дура везла. Эх, ребята, как вы не вовремя".

– Куда едешь, дембель? – на всякий случай спросил мент, просто потому, что надо было что-то спросить. Привычка у него была такая придраться к кому-нибудь.

– Да можно сказать, я уже приехал. – Лерыч улыбнулся, чтобы понравиться строгому менту, расположить его. – До армии я здесь, в Москве, в общаге жил.

Веснушчатый мент все еще улыбался. Как повесил на свою широкую харю улыбку, так и не снимал ее. Старший мент, наверное, улыбаться не умел, и строгость не сходила с его лица. Он вернул документы.

– Ну бывай, десантник, – сказал он, и оба пошли по тротуару дальше.

Лерыч облегченно вздохнул и повернул от них в другую сторону. С ментами ему не по пути. Хорошо, что они не додумались взглянуть на содержимое чемодана.

"Неужели пронесло?" Он все не мог поверить, что так легко удалось отделаться от них. Свернул в какую-то подворотню.

Там в темноте стояли парень с девушкой. Целовались, и парень бесстыдно лапал ее за обнаженные груди.

Лерычу не пришлось выгонять малолеток.

Увидев Лерыча, они сами покинули укромное место и вышли на улицу.

Подождав, пока они отойдут подальше, Лерыч открыл чемодан.

Сверху лежало женское белье. Лерыча заинтересовало то, что лежало под бельем: тщательно завернутые в газету две иконы в серебряных окладах.

Лерыч тихонечко присвистнул, оглядываясь. Не увидел бы кто.

– Нехило. За эти вещицы можно взять хорошие деньги.

Он покопался еще в чемодане и нашел небольшой бумажный сверток. Не стал разворачивал его, чуть надорвал уголок.

– Ух ты, деньги.

В свертке лежали пятисотрублевки. Тут, в подворотне, не стал их пересчитывать. Осторожно, чтобы не порвать, вытянул три купюры, положил в карман брюк.

Настроение сразу поднялось. Не зря он рисковал. Хороший куш сорвал. Больше копаться в чемодане не стал. Даже того, что нашел, хватит с лихвой. А еще снятое с женщины золото.

"Теперь жить можно. – Ему хотелось петь. – Удачно мне эта лярва попалась. Вот награда за мое терпение. Ходил за ней, ноги обивал", – подумал он про только что убитую женщину и улыбнулся, представив ее мучения. Но скоро забыл о ней, как о чем-то ненужном, отошедшем в прошлое. Направился к магазину.

Разглядывая ассортимент товаров на витрине, подумал: "Пожрать надо купить и водочки. Что за жизнь без водки".

Возле кассы стояла дряхлая старуха, пересчитывала мелочь. В очках, с трясущимися руками. Минут пять пришлось за ней стоять.

В кармане ее кофты увидел паспорт. Подумал: "Может, пригодится. Мало ли чего. А старуха сразу его не хватится".

Он осторожно вытянул руку за ее спиной и двумя пальцами подцепил уголок паспорта. Как и ожидал, старуха не заметила пропажу паспорта.

Быстро расплатившись за покупку, Лерыч вышел из магазина.

Старуха медленно ковыляла по тротуару к соседнему дому, бережно прижимая к себе сумку.

Лерыч свернул к автобусной остановке.

Вечером они с бородатым Пашей сидели за столом, выпивали. Паша, как человек, кое-чему наученный в зоне, не спрашивал, откуда такое изобилие. Лерыч сам сказал:

– Я тут золотишком разжился. Две иконки есть в серебре. Надо куда-то сбагрить все.

Паша хмельным взглядом уставился на Лерыча.

– Кому сбагрить?

– Да хоть в ломбард какой. В любую скупку. Лишь бы деньги за это дали. В ломбард лучше всего. Под залог положил. Деньги хапнул, и можешь не выкупать.

Бородатый слушал, во всем соглашаясь с Лерычем.

– Как скажешь.

Такая покладистость бывшего зэка Лерычу понравилась. Любит Паша водку. И деньги любит.

– Надо послать твою мать в какой-нибудь ломбард.

И на это Паша согласился. Дело нетрудное. Прийти, сдать. Получить деньги и отвалить. Но сказал несколько озабоченно:

– Но там ведь могут документ потребовать. Для записи. Сейчас отчетность во всем.

Лерыч понял и попросил Пашу не продолжать. Достал из кармана паспорт, украденный у старухи в магазине, положил на стол перед Пашей.

– Вот документ. Переклеим фотокарточку – и порядок. Будет твоя мать Червоточенко Дарьей Васильевной. Риска никакого, – поспешил он успокоить Пашу. – Неужели ты думаешь, что я подставлю мать своего друга?

– Да нет. Я ничего такого… не думал.

– Да и кто будет докапываться до старухи. Время тяжелое. Жить не на что, вот и решила сдать последнее, – Лерыч подмигнул. – Все пучком. Не сомневайся. Я продумал все до мелочей. Только чтобы дважды не появлялась в одном и том же ломбарде.

– Я поговорю с ней, – пообещал Паша, выливая в себя стакан водки. Хорошая вещь – водка. Душу зэковскую успокаивает.

Лерыч по-хозяйски разлил еще по стакану. Пей, Паша, дорогой друг, и не забывай, кто к тебе с добром.

– Знаешь, Паша. Машина нам с тобой нужна. Как кумекаешь?

– Да есть тут у одного. Я объявление на столбе видел. Тачка, конечно, не новая, трепаться не буду. Но еще послужит. Мужик тот, хозяин машины, недалеко от меня жил. Раньше овощи возил на рынок. А теперь ихний дом под снос пошел. Им квартиру на другом конце Москвы дали.

Лерыч разлил еще по стакану.

– Надо купить у него эту тачку. А что старенькая – это даже лучше. В глаза ментам бросаться не будем. Оформим ее на тебя. А мне доверенность выпишешь. Понял? Будет у тебя свое авто, Паша.

Бородатый оскалился в улыбке. Такое счастье привалило.

– Да, а как там эта сучка, которая тебя прокатила? – не упустил Лерыч возможности напомнить. Сейчас самое время. Даст бывший зэк по пьяни слово прикончить ее, потом уже не откажется. Тогда цена ему – копейка, и не надо было треп разводить.

– Какая? Танька?

– Она, Паша.

– Таньку замочу. Глотку перережу ее кобелю! И ей хана будет. – Бывший зэк схватил нож и воткнул его в стол.

Лерыч улыбнулся, посочувствовал другу.

– Ах, Пашка, Пашка. Рисковый ты мужик. Настоящий русский. Вот такие когда-то с Пугачевым на Москву шли. А тебе и ходить никуда не надо. В Москве ты, – говорил так Лерыч нарочно, чтобы тронуть нетрезвую Пашкину душу.

– Убью суку! – уже залился слезами бывший зэк. Обидно стало. За любовь срок тянул.

И кто поймет зэковскую душу, как не такой же братан – зэк. Лерыч хлопнул его по плечу.

– Ладно, Паша. Ты их сделаешь. Только не горюй. Не давай себе слабинку.

Несколько раз они подъезжали с Пашей на купленной машине к дому, где жили Борисовы. Следили терпеливо. Знали, во сколько Борисов уезжает на работу, и знали, что в его отсутствие жена остается дома одна. Убийство готовили тщательно. Паша решил свести с ним счеты возле офиса, когда председатель федерации спорта вечером направится к своей машине.

Лерыч настойчиво рекомендовал сделать это опасной бритвой. Оружие страшное своей остротой. Не нужно ни замахиваться, ни прятать где-то в потаенных карманах одежды. Бритва в складном виде легко умещается в руке и так же легко, одним движением раскладывается. Теперь надо только прикоснуться ею к живой плоти и без малейшего усилия провести по ней. Острое лезвие само вонзится в эту плоть.

Уж Лерыч-то хорошо знал об этом. К тому времени он совершил три убийства. Понимал, менты не дураки, и, возможно, догадываются, чем орудовал убийца, располосовывая шеи своим жертвам. И если Паша прикончит обидчика опасной бритвой, это должно сбить их с толку. Пусть орудие преступления одно и то же, зато почерк убийства разный. По-другому ударит Паша, не как Лерыч.

Паша об этом ничего не думал. Он взял предложенную Лерычем опасную бритву и отправился к офису, для храбрости выпив пару стаканов водки. Сначала решил осмотреть новенький "мерс" Борисова.

И тут помешал охранник. Пришлось его убить. А с Борисовым чуть не прокололся, и если бы тот собственноручно не захлопнул дверь офиса на замок, то сумел бы уйти. Но он не ушел.

Тогда Паша забрал ключи от его квартиры и немного долларов.

Лерыч поджидал его в машине у соседнего дома. После убийства Паша добежал до машины и первым делом попросил водки. Выпил почти целую бутылку из горлышка. Но все равно долго не мог успокоиться. И потом, когда они уже были дома, он много пил без закуски. Молчал и пил. А Лерыч долго внушал ему, что теперь необходимо замочить его бывшую любовь, напоминал, что Паша слово давал.

– Докумекать она может. Сам же говорил, видела тебя в сквере, напротив дома. Не будь дураком! Хочешь, чтобы она ментам про тебя напела?

Паша ничего не хотел, продолжал пить водку.

– Помни, Пашка, – весомо сказал Лерыч, напоив приятеля чуть ли не до бесчувствия. – Мы все по острию ходим. И ты, и я, и матушка твоя. А менты начнут крутить…

Паша тогда озверел:

– Ты мать мою не трожь.

– Да я ничего. Только ведь в завязке она с нами. Кто золотишко в ломбарды сдает?

Бородатый молчал, тупо уставившись на дно пустой бутылки.

– Кончать твою бывшую сучку надо. Кончать, Паша, пока она не сдала тебя ментам.

Бородатый Паша уронил голову на стол и долго ревел, проклиная свою горькую судьбу. Так и заснул за столом.

А еще через день Лерыч повез его на квартиру Борисовых.

Паша отпер ключом дверь и тихо вошел. Слышал, в кухне на плите что-то жарилось, а по телевизору показывали дневной выпуск новостей.

Он увидел ее.

Татьяна стояла перед телевизором, держала в руке кухонное полотенце. Она не слышала, как он вошел.

Паша прислонился спиной к дверному косяку и несколько минут наблюдал за ней. Даже удивление брало, как человек отличается от животного. Вот сейчас она должна умереть. Все ее существо должно буйствовать, противостоять смерти. А она сосредоточенно уставилась на экран. И новости для нее – дороже жизни.

Она все-таки почувствовала его взгляд. Резко обернулась и вздрогнула.

– Ой! Ты? – отступила назад. Шаг, другой и остановилась. Наконец-то поняла, что деться ей от него в этой квартире некуда. Посмотрела испуганно, с мольбой. – Зачем ты пришел?

Она даже не спросила, как он оказался в ее квартире, преодолев секретные замки на металлической двери. Хотя сейчас это уже было неважно. Он здесь. Он – человек, убивший ее мужа. Разве он простит ей измену?

Он остался стоять в той же позе, не двинулся с места.

В кухне уже что-то горело, и едкий дым вместе с запахом пополз по всей квартире.

Паша не ответил на ее вопрос. Сказал, кивнув на кухню:

– У тебя что-то горит на плите.

Она встрепенулась, удивленно повела глазами.

– Горит?

– Горит, горит, – подтвердил Паша. Смотрел на нее грустно. Может, и не надо убивать ее. Пусть бы жила. Засомневался. Но вспомнил Лерыча. Лерыч велел. А виноват он, Паша. По дури треп пустил. Теперь не повернешь назад.

Ах, Танька, Танька, сука подзаборная! Сладкой жизни захотела. В любви клялась, а сама о богатеньком кобеле мечтала. Осуществилась твоя мечта. Только знай, такие мужики, как Паша, не прощают.

– Ах, да, да. Горит… – наконец опомнилась она, засуетилась, побежала на кухню.

Паша даже сперва не заметил. Там на столе лежала трубка с антенкой. И она схватила эту трубку. Пальчик запрыгал по кнопочкам. Дверь прикрыла, будто дым выгоняет с кухни в форточку, не дает ему выходить в коридор. И вдруг он услышал ее взволнованный голос, похожий на крик подстреленной чайки:

– Алло! Милиция!

Паша прыгнул в кухню. Плечом ударил по двери так, что эта сучка отлетела в сторону. И трубка выпала из ее руки. Голос из трубки:

– Дежурная часть! Капитан Самойлов! Говорите!

Нет, Самойлов, будь ты хоть генералом, не дождешься! Ничего она тебе не скажет.

Ее рука потянулась к валявшейся на полу трубке. Но Паша схватил ее за волосы.

"Прав оказался Лерыч. Настучать хотела, змеюка!"

Он поволок ее в коридор. Она визжала, кричала, звала на помощь и даже покорябала острыми ногтями ему щеку, целясь в глаз.

Паша ударил ее головой о светильник, висящий возле настенного зеркала. Один раз. Потом другой.

Кровь брызнула на стену и попала на зеркало. По нему побежали кровавые слезы.

– Вот тебе, сука! За все. Получи! – Он озверел. Даже когда она упала, продолжал бить ее головой об пол.

И вдруг звонок в дверь. Только он остановил Пашу от дальнейшего обезображивания трупа женщины.

Он тихонечко подошел к двери, глянул в "глазок".

На площадке стояла девушка.

"Это еще кто такая? Чего ей здесь надо?" – озадачился Паша и открыл дверь.

Увидев его, Жанна насмерть перепугалась. Уж слишком он показался страшным. А потом она посмотрела в коридор.

Там в луже крови на полу лежала женщина.

Когда девушка убежала, Бородатый вернулся в квартиру, собрал все деньги и золото в пакет. Сделал все так, как велел ему Лерыч. Все должно было выглядеть обычным ограблением.

Лерыч обратил на Жанну внимание, еще когда она подъехала на такси к подъезду, где жили Борисовы.

Длинноногая, стройная, жгучая брюнетка. Он проводил ее взглядом до подъезда, подумав: "Ништяк девочка".

А через несколько минут увидел ее опять уже выбегающую из подъезда с белым, перепуганным лицом. Сразу сообразил: "Пашка прокололся".

Назад Дальше