В начале ноября один из дней выдался удачным. Перекинул богатым валютчикам несколько тысяч баксов, за каждую по сотне рублей. Сбросил заезжему хохлу шестьсот гривен. Женщине продал по пять рублей за грамм - взял по три - украшенную причудливым узором чайную серебряную ложку. Ребенку на зуб. Избавился от дойчмарок, перешедших в разряд неустойчивой валюты в связи со скорым введением в обращение евро. В приподнятом настроении поехал домой. Открыв дверь в подъезд, сделал пару шагов до второй. Дверь в подсобку чуть приотворилась. Но лампочка над площадкой оказалась на месте. Увидел перегнувшегося до пола парня в черном пальто. Он что-то искал, телом загораживая проход. Поразмышляв, я нагнулся тоже. Сзади тут-же сбили шапку. Перед глазами поплыло, пол заколыхался. Парень спереди поднялся навстречу. Ладони разжались сами собой, мой кулак с подворотом попал в челюсть. Нападавший стукнулся затылком о ведущий на второй этаж лестничный пролет с углами от ступенек. Мешком осел по стене. Я развернулся назад. Сверху взирал ошалевший верзила. Я заработал кулаками. Отморозок загородился рукавами бушлата. Между мной и стеной продирался к выходу первый нападавший. Переключился на него. Крикнул живущему на втором этаже брату Сэма, чтобы поспешил на помощь. Бандиты вывалились на улицу. Сделав несколько шагов за ними, я ощутил головокружение, тошноту. Сергей не появлялся. Не вышли на шум и соседи. Забрав сумки, открыл дверь в квартиру, позвонил в милицию. Снова вернулся на площадку. Под ступенями увидел молоток с деревянной ручкой. Вспомнил, как легко отскочил от черепа неизвестный предмет. Будто кто-то принял силу железа на себя. Услышал, как спускается по лестнице Сергей. Наверное, позвонил и ему. Мысли проскальзывали обрывками, словно их порубили на части.
- Ни фига себе! Кто тебя?
- Давно пасли…, - разлепил я губы. - Все не верили.
- Где? - перевесился через перила Сергей. - В подъезде?
- Один впереди раком встал. Второй из-за двери подсобки молотком по темечку врезал.
Сергей спустился на площадку, поднял орудие нападения. Вышел на улицу. Затем заглянул в подсобку, чиркнув зажигалкой, просунул голову в проем.
- Чей-то велосипед. Туман. Курили, что ли! - он повернулся ко мне. - Милицию вызвал?
- Как вошел в квартиру, - буркнул я. - Но бригада может объявиться и к утру, работы много.
- Молоток оставляю на месте. Отпечатки не понадобятся. Составят протокол и смайнают.
Сзади соседа затопали сапогами. В подъезд вбежали несколько милиционеров и двое гражданских. Один взял меня за голову. Волосы прилипли к воротнику пальто из искусственной кожи.
- Чем ударили? - Негромко спросил он.
- Молотком. На полу внизу.
- Должна подскочить скорая, - кивнул гражданский. - Вкратце, что произошло. Если голова кружится, проходи в квартиру, ложись на кровать.
- Здорово меня?
- Кожа рассечена. Задета ли кость, определят в БСМП.
Я потрогал пальцами кожаный отворот, он был в крови. Волосы склеились в косички. Но в голове прояснилось. Тошнота накатывала волнами, толкаясь в горло клубками. Напился газировки из холодильника, сел на кровать. Гражданский опустился на табурет напротив:
- Кто нас, когда и где? Коротко, по полочкам.
Я повторил. Заострил внимание на том, что в подсобке велосипед. У жильцов дома подобного транспорта не водилось. Подъехала скорая. Сделав укол врач заметил, что меня надо везти в БСМП. Пока бинтовали голову, помощники гражданского раскопали приткнутую под раму велосипеда хозяйственную сумку. Когда вывалили содержимое, на линолеум упал еще один молоток, наручники, бобина скотча, две маски из спортивных шапочек, бинт, плоскогубцы, бутылочка с жидкостью. Гражданский открыл пробку.
- Смесь дихлофоса с отравой. Говорили тебе, уходи с рынка.
В БСМП - 2 через полчаса отпустили. В кабине машины оба брата молчали. Не верилось, что моя башка смогла выдержать удар молотком. Тот отскочил от черепа как от стального рельса. Может, удар пришелся на костный мозоль. Я вспоминал икону.
Перед уходом братья высказали предположение:
- Они бы тебя вырубили, заклеили рот скотчем, затащили в квартиру. Приковали наручниками к батарее отопления, - перечислял Сергей - Выбили бы все, что можно. Потом разделали, и на велосипеде по частям вывезли бы за город.
- В сумке весь набор отморозков, - согласился Сэм. - Повыдергивали бы ногти с зубами - плоскогубцы с узкими губками. Или плеснули жидкости в пакет, и на голову. Молись, писатель, Богу, что отвел удар молотка. Сам бы не справился.
Районный уголовный розыск молчал долго. Когда поинтересовался, как идут дела, со смешком ответили:
- Дело сдано в архив. Бомжи перепутали с кем-то из своих. Это тебя надо привлекать, что драку устроил. Уходи с рынка, занимайся писаниной.
- Спасибо.
- Пожалуйста.
- А велосипед? Сумка с набором?
- Обычная дребедень. Велосипед бомжей.
- Бомжи… По снегу!
- Хоть какой транспорт. Короче, ищи среди своих. Не мальчик, за полтинник уже.
- Нарочно не уйду.
- Твои проблемы…
Я все чаще возвращался мыслями к проданной иконе. Когда висела в углу, посетило несколько видений. Странность заключалась в том, что накатывали и когда пил, и когда бросил. Реальные эпизоды из незнакомой жизни, обволакивающие как кокон яркими миражами. Одно из видений подпадало под случай. Тогда я еще выходил из алкогольной зависимости.
- Достал, говоришь? - добродушно загудел православный Господь. - Ступай домой, я пришлю охрану из ратных людей. Из стрельцов.
Я вернулся в комнату, лег на кровать. Через малое время возле входных дверей, даже в комнате, возникли одетые в длинные красные кафтаны с рядами золотых веревочек между пуговицами, в островерхих, подбитых мехом, шапках, удалые стрельцы, каковых видел в фильмах про Ивана Грозного. Отклонив блестящие секиры на длинных деревянных ручках, они приняли сторожевые позы. Я повернулся на бок, утомленный, попытался заснуть. Очнулся быстро. Возле снова лежал тот самый юноша с теми же притязаниями. Собравшись в кружок, стрельцы - охранники за окном соображали на троих. Защитнички, возмутился я. Сбросив вербовщика на пол, опять выскочил на площадь. Весь в своих мыслях, Господь продолжал благодушно улыбаться, рассеянно поводя громадными голубыми глазами вокруг себя. И сам он был волосатый, бородатый, с крупным носом, со здоровым цветом круглых щек, с сочными губами под густыми усами. Указав на стрельцов, затем на подосланного шпиона, я отвязался по полной программе, мол, так меня, православного, обратят в иную веру и заставят служить под чужими знаменами.
- Ах они… такие - рассякие, - как понарошку рассердился Господь. - Вот я им задам. Ступай, сын мой, сейчас они возьмутся за обязанности.
Я примостился поверх постели. Сна уже не было. Поддатые стрельцы, для вида поторчав на постах, покинули их, и продолжили глушить водку. Вместо пацана раскованной походкой ко мне приближалась красивая женщина, издали стараясь произвести впечатление. Я сообразил, у юнца не получилось, кто-то из руководителей решил провести передислокацию. Женщина или зрелая девушка лет до тридцати, не успела подойти к кровати, как я сорвался на такую площадную брань, что она остановилась, с удивлением воззрилась на меня. Вид ее говорил, она знает, что я на подобное никогда не был способен, всю жизнь вел себя с женским полом учтиво и любезно. Я снова разразился неуправляемым речитативом, состоящим из одной нецензурной брани, обозвал особу последними словами, вдобавок сильно пнул ногой. Подобного снести она не могла, отступив от постели. Я бросился к выходу, подняв голову кверху, сжал кулаки, всем видом показывая, что рано мне на небо, не желаю плясать под чужую дудку. Православный Господь все так-же восседал на небесном престоле. Кажется, он ничего не сказал. За его спиной неторопливо занялся более нежный, мягкий божественный свет. Проявился Бог с узким лицом, с длинной белой бородой, темными щеками. Он выглядел собраннее, мудрее первого. Лик был бесстрастным. Величественно возвышался он над православным как бы в глубине неба. Наверное, он не произнес ни слова. Я наполнился благоговением, мысленно осознал, что на земле необходимо за что-то зацепиться. Появившаяся сбоку старшая дочь чуть шевельнулась, осталась на месте, показалось, даже немного отстранилась. Сын Сергей сделал несколько шагов, остановился тоже. С другой стороны площади заспешила Людмила с Данилкой на руках. Он был крошечным, годик, наверное. Соскочив на землю, сын уверенно устремился ко мне на руки. Вот кому я оказался необходим. Еще внучкам. Литературе. Душа заняла законное место, я почувствовал себя на земле тепло и уютно. Прижав сына, посмотрел на небо. Оба Бога медленно растворялись. Я понял, что для каждой нации, народа, этноса имеется Бог свой. Но есть общий Господь, объединяющий Богов и людей с планеты Земля под могучими крылами.
Еще подумал, что православный наш Бог такой же, как все русские - широкий, добродушный, благостный. Не собранный, что ли. Может быть, не брезгующий пропустить стаканчик, как большинство из нас. Но в меру. Ему я не изменял, хотя ругался с ним капитально. Был случай, когда возник буддийский монах. Он сидел маленький, на полу, в позе лотоса. Спросил без слов, мол, я с ними? Ведь я читал эзотерическую литературу, учился на экстрасенса, узнал про реинкарнацию, посещали и видения потусторонней жизни. Появление монаха было таким неожиданным, что тогда я машинально ответил утвердительно. Но тут-же поправился, сказал: я православный. Не стоит подлавливать подобными приемами. Веру свою человек должен найти, понять и принять сам. Да, наша вера громоздкая. Но лично я человек крещеный.
Вот такое видение посетило меня однажды, заставив сделать вывод: какие мы, таков и наш Бог..
На нашем ментовском углу, когда рассказал о нападении, посмеялись тоже. Папен солидарно похмыкивал.
- Новую книгу пишешь? - пытался издеваться Сникерс. - Молотком въехали, живой остался. Бабушке навешай, которая кульками торгует.
- Повязка на голове, - подначивал Хроник. - Кровь проступила.
- Я повязок сто штук нацеплю, - не унимался Сникерс. - Гребет мешками, и жалуется, что нападают. Зазря разбойничать не станут.
Ухватить за воротник куртки и приложить задницей на обледенелый асфальт было делом трех секунд. Забыл, как бегал по кнопкам звонков соседей. Тогда выследили тоже. На работу не являлся, сваливал раньше всех. Но я лишь щерился. Задачи ставил высокие, нежели сожрать жирный кусок, пусть он будет хорошей квартирой, иностранной марки машиной. Купил - продал, ума много не требовалось. Весь Кавказ, Азия не возводили небоскребов, не конструировали самолетов, машин. Торговали и все. Остальное построят. Привезут. Ускользая с базара, старайся замести следы. В общем, делай движения, больше зависящие от длинны хвоста.
Я терялся в догадках, кто мог науськивать отморозков. Неужели очко как у неонового персика на фруктовом магазине - не железное. Трудно сказать, что я на рынке не желателен? Снялся бы, поискал новое место работы. Клянусь, я так и сделаю. Когда захочу сам.
- Приятно провести вечер в обществе не дурака. Разрешите называть вас на ты? - Оживилась. - Презервативы есть? Свои забыла вместе с кошельком.
Достав кошелек из сложенной на диване курточки, показала пачку качественных презервативов. Щелкнула кнопкой.
- О постели не думал, - начал оправдываться я. - Интересно было послушать мысли современной молодежи. Их, так сказать, чаяния.
- От отчаяния. Ты с нормальной девушкой, - усмехнулась новая знакомая. - Денег в достатке никогда не будет. Что родители переводят, растягивать не получается. Подрабатываем по фирмам, оснащенным компьютерами. Но билет на новомодного певца, современную постановку пьесы в театре стоит дороже присылаемого и заработанного. Одеваемся в секонд-хэндах. Купленную родителями одежду бережем для праздников. Ты доволен ответом?
- В общих чертах…
- Теперь о главном. Я знала, на что шла, лозунг - за все надо платить - помню наизусть. Ты за короткое время успел объяснить вещи, в которых я плавала. А мужчина- если он мужчина - таковым остается везде. Первая мысль твоя была о постели. Затраханные наукой ученые деды при общении со студентками мечтают раздеть их и натянуть. Ты же не импотент?
- Нет…
- Поэтому вопрос о презервативах.
Я сидел молча, постукивая костяшками пальцев по краю стола. Не мог вспомнить встречи, выраженной так конкретно. Без осточертевших азиатских уловок, недомолвок, играния не мыслями, а глазами с мимикой.
- Презервативами пользовался раза два. В молодости, из любопытства. Из трехсот встреч с женщинами. Сейчас, пока напялю, боюсь, упадет.
- Много ж ты попил нашей кровушки, - озабоченно прищурилась Сатка. - Хоть спрыгивал? Иногда?
- В последние годы всегда. С женами, особенно с первой, реже. Ей перепадало… Лет тридцать назад.
- Древний, - девушка повертела играющую цветами радуги рюмку. - Но… за все надо платить. В твоем возрасте бегать по подворотням не кайф, значит, процент заражения минимален. Когда начнет выворачивать - спрыгнешь.
- Спрыгну.
- А выворачивает? Или притихаешь с писком как мышь полевая?
- Пот со всех пор. И стоны. Мучительные.
- Это я люблю. Тоже коромыслом. Иной раз думаешь, так недолго сломаться.
- Ломаться нечему.
- Сорок восемь кило. Было пятьдесят три. На родителей наехали…
- Прости….
- Откупились. Начинать заново, сам понимаешь.
- Представляю и сочувствую.
- Включи маг. Не кассету, дореволюционные, наверное. Поймай волну "На семи холмах".
Какое счастье, когда тебя подталкивают под зад длинные молодые ноги. Когда обжигающее дыхание можно сравнить с порывами горячего воздуха, настоянного на запахах дикорастущих трав. Когда ловишь розовые полоски, они то ускользают, то присасываются с неистовой силой. До боли. Нижние губы не застывают продолжением полой трубы, а работают без устали, всасывая и выплевывая. Всасывая и выплевывая. Забываешь про все на свете, поцелуями покрывая любое, что попадается на пути. Даже подушку, завернувшийся на нее край простыни. Прилагаешь усилия, чтобы сдержать готовые взорваться паром части тела. И летаешь, каждой клеточкой ощущая, что партнерша в восторге от стремления ублажить ее. Она не желает влезать в нижнее белье, которое отличает от вечернего платья лишь количество зрителей, чтобы покинуть квартиру на первом этаже. Навсегда. Может быть, когда-нибудь… легкий кивок головы. Здесь хоть набивайся в любовницы. Вся попка липкая, а силы еще есть.
Валютчики заметили темные круги под глазами. Всю ночь. И в десять утра перед какой-то лекцией на какой-то кафедре. Ушла, ноги ватные. Черкнула в блокнот номер телефона.
- Часом, невинности не лишили? - Приглядывался Сникерс. - Я читал, оная операция отражается на глазах. Они сначала вылезают из орбит, потом становятся на место. Но круги остаются.
- Ты читал, у меня три случая из практики, - огрызнулся я. - На первой жене ногу вывихнул - упирался в спинку кровати.
- Про тебя говорю, - не сдавался Сникерс. - Что половой гангстер, базарные собаки знают. А что решил поменять ориентацию, большая новость. Не Боря Моисеев с синими ляжками под голубой луной. С Трубачем в паре. Задница, наверное, в ракушках.
- В крупных рапанах. Но брал я, - подходил я к Сникерсу. - Возьму и тебя. С условием.
- С каким? - наклонял голову набок Сникерс.
- Промоешь попу мылом со щеткой. Там с кайлом проходить надо. Газетами не пользуешься, привык радио слушать.
- У меня в закаменевшем говне, у тебя в переливчатых ракушках, старый пердун.
Пока перебрехивались, с рынка прибежал перекупщик монет и орденов Усатый. Успокоившись, пересказал весть.
- Татарина на гоп-стоп взяли. В реанимации.
- Кто? Когда?
Ребята забыли про ссоры, сбились вокруг Усатого. Недавно убили менялу на Нахичеванском. Фоторобот убийцы висел на стенде перед входом в рынок. Лицо мужчины в спортивной шапочке было знакомым. Кажется, не раз подскакивал в конце дня. Рассказал оперативникам, те повели себя странно. Мол, когда отойдет на расстояние, тогда беги в уголовку. Сам не подавай вида. Ошеломленный советом, я отошел. Нужно действовать, они отговаривают. Соглашался стать подсадной уткой. Отмахнулись. После этого убийца, или похожий на него молодой мужчина, заглядывал не раз. Задавал вопросы про обстановку на рынке. В ответ я бурчал, что отвечаю лишь за себя.
- Ты ж у нас писатель, - усмехался тот. - Другие проблемы волнуют.
- Вот именно.
Я передвигался к магазину. Какое-то время отморозок следил жестким взглядом. Затем исчезал в толпе. Появлялся осадок, словно я представлял из себя отбившегося от стада барана, брошенного пастухами, с которыми продолжал делиться частью нагулянного курдюка.
- Татарин заметил слежку. Предупреждал ментов из уголовки, - задвинув сумку между ног, начал рассказывать Усатый. - Посоветовали нанять телохранителя. Так и поступил. Утром вышел из квартиры, его ждал охранник. Не успели спуститься ниже, из-за мусоропровода налетчик в маске. Снял пушку с предохранителя, потребовал выложить бабки. Охранник тоже щелкнул "дурой". Завязался базар. Татарин изловчился, выбил пистолет. Скрутили бандита, затащили в квартиру. Меняла решил доставить его в ментовку на своей машине. Прихватил "Тайгу". Высунулись из подъезда, из-за кустов выстрелы. Татарин упал, охранник бросился обратно. Отморозки сели в машину и скрылись. Соседи звякнули в милицию, вызвали "скорую". Полбашки снесли.
- Телохранитель где? - спросил Склиф. Хроник зябко поводил плечами. - За что ему монеты отстегивали?
- Шкуру спасал! - поджал губы Усатый.
- Может, он и наводчик, - подал идею Сникерс. - Рассказал, на каких бабках крутится Татарин, где живет, в какое время выходит. Теперь ждет, когда отслюнявят долю.
- Милиция работает. Говорят, чисто.
- Грязнее быть не может, - сплюнул Лесовик, трудившийся в паре с Усатым. - Давно в ней по уши.
Ребята заторопились по домам. Разбойные нападения не сплачивали валютчиков, а отталкивали друг от друга. Казалось, каждый в душе крестился, что случилось не с ним. Конечно, менял больше полусотни, ко всякому охранника не приставишь. Живут в разных частях города. Но если поступил сигнал, обязанность пастухов его проверить. В Америке, во времена золотой лихорадки, соблюдались правила джентльмена, пресекающие унижение человеческого достоинства. У нас обманутый, обкраденный, выкинутый из квартиры задыхается от волн обиды именно на общество, членом которого был час - день - неделю назад. Как и все, равнодушным к горю других. Так, на кого жаловаться?
- У вас, говорят, опять ЧП? - вывел из задумчивости клиент с рынка промтоваров.
- Когда они прекращались? - сплюнул я под ботинок. - Как утки в тире. Дернул за собачку, вверх задницей.
- У нас не лучше. Пару соток поменяешь?
- Хоть пять. После августа все заначки задействовал. Если что, пойду бутылки собирать.
- Не мудрено. На промтоварном до сих пор половина торгового зала свободна. Многие челноки снова на овощах, на рыбе с картошкой.