- Я предпочел бы увидеть здесь Карпано. И чтобы он признался. Пусть и для вида…
Бут мгновенно преобразился, заговорил энергично, с металлическими нотками в голосе:
- Карпано не виноват. Это установлено официально- да или нет? В таком случае зачем ему делать признание? Даже если впоследствии будет тысячу раз доказано, что он сделал его, лишь бы успокоить Плаггенмейера, - подозрения окончательно не развеются.
- Но мы могли бы выиграть время… - сказал специалист из спецгруппы Геншера.
Тем временем у часовни на Старом кладбище собрались родители выпускников, которым угрожала опасность, чтобы посовещаться незаметно для остальных. Один Кемена время от времени бросал в их сторону осторожные изучающие взгляды. Против него открылся еще один фронт.
Кемена как раз боролся с очередным приступом головокружения, когда по направлению к нему двинулась группа родителей, которую первый полицейский кордон задержал и, посоветовавшись, решил пропустить к начальству двух представителей от группы.
После короткого обмена приветствиями выяснилось, что родители выбрали своими представителями адвоката Карла Гейнца Кишника и водителя автобуса Гельмута Гёльмица. Первого остальным представил Ланкенау, второго - Корцелиус, который с привычной для него дерзостью присоединился к маленькой группе. Он действительно был знаком с Гёльмицем. Во-первых, он написал репортаж о водителях городского транспорта Брамме, во-вторых, Гёльмиц был отцом Гунхильд.
Состав родительской делегации определенно пришелся Буту не по вкусу, потому что Кишник был социал-демократом, а Гёльмиц - государственным служащим и, будучи отцом такой дочери, наверняка симпатизировал левым, так что политический крен тут очевиден. Черт побери!
Оказалось, что, несмотря на возбуждение и безмерный страх, родители с выбором не ошиблись. Что касается доводов разума и логики их изложения, тут с Кишником спорить было трудно. Это же можно сказать о Гёльмице, когда дело касалось родительских чувств.
- Я считаю возмутительным, что ответственным лицам еще не удалось освободить заложников, которые уже начинают выказывать признаки нервного расстройства.
- Вы ведь существуете на наши налоги и за счет нашей рабочей силы, - сказал Гёльмиц, вызывающе поглядывая на Бута, Ланкенау и Кемену. - Так отблагодарите нас, сделайте что-нибудь для нас, предложите себя в заложники взамен наших детей! Плаггенмейер с удовольствием согласится!
- Эта возможность будет нами обсуждена, - примирительно проговорил офицер из спецгруппы. - Но сначала мы посмотрим, чего удастся добиться с помощью матери Плаггенмейера и доктора Карпано.,
Но Кишник стоял на своем:
- В наше время подобных акций можно ожидать каждый день. Почему до сих пор не предприняты соответствующие меры, чтобы… чтобы… - даже умоляющий взгляд товарища по партии Ланкенау был не в состоянии его остановить, - чтобы не допустить подобных инцидентов?
Чтобы умиротворить Ланкенау, он набросился на Кемену, пусть и беспартийного, зато явно человека Бута.
- А что до вас, господин Кемена, у вас было целых три недели времени, а найти человека, убившего Коринну Фогес, вы так и не удосужились. Удалось вам что-нибудь выяснить? Ничего! - Он разгорячился, чувствуя, что обретает отличную форму. - А ведь вам было необходимо выбирать не из миллиона возможных вариантов, не из тысячи, не из ста даже, а всего из двух. Я повторяю: из двух! И вы оказались не в состоянии из двух разоблачить одного. Грандиозное достижение! Но вы превзошли себя, не установив слежку за Плаггенмейером. Любой третьеразрядный психолог предсказал бы, что, после того как вы в ваших расследованиях потерпели полное фиаско, Плаггенмейер мог сорваться в любую минуту. Но нет, вы преспокойно позволяете Плаггенмейеру мастерить свои бомбы!
- А ему-то что? У него нет детей, которые торчат там и подыхают со страха! - воскликнул Гёльмиц. - Ему наплевать и растереть, погибнет моя дочь или нет. Денежки свои он получит, даже если тут все вокруг полетят к чертям, две с половиной тысячи ему вынь да положь. Его еще повысят! Чтобы убрать отсюда, кинут кусок пожирнее. Так оно и будет! Все здесь продано и куплено!
- Господа! Господа! - перебил их специалист из ГСГ-9, распахнувший свою темно-зеленую куртку.
Пройдя год обучения в спецшколе - сто сорок шесть часов права, более пятидесяти часов криминалистики, сто девяносто часов полицейской службы, двести десять часов учебных стрельб, спецкурс по технике гонщика-автомобилиста и спецсеминар по психологии, - он сейчас казался самому себе игроком национальной сборной, в которой вынужден играть с любителями из клубной команды, выступающей на первенство района. Он здесь единственный профессионал, он один чужд мелких партийных интересов и страстишек.
- Мы составили список мероприятий по степени их важности, - проговорил он с расстановкой. - Во-первых, спасти заложников, во-вторых, обеспечить безопасность членов штурмовой группы, в-третьих, не подвергать опасности третьих лиц. В-четвертых, Плаггенмейеру не должен быть нанесен урон больший, чем это будет вызвано сложившимися обстоятельствами. Его убийство не может быть целью данной операции.
Он сделал короткую паузу - тренированный, крепкий, привлекательный, довольный доставшейся ему руководящей ролью.
- А поэтому, господа, нам пока не остается ничего другого, как ждать и возлагать надежды на успех нашей тактики изматывания противника. Заверяю вас снова и снова: технических средств, позволивших бы нам "отключить" Плаггенмейера, не подвергая опасности выпускников, у нас нет. Но меня не оставляет надежда, что доктор Карпано поможет нам, если он…
Гёльмиц все же усомнился:
- Ему давно пора быть здесь! Он просто обязан немедленно явиться, если уж так говорить. Не явиться- на крыльях прилететь! Тут что-то не так! Почему его до сих пор нет?!
10 часов 41 минута-11 часов 15 минут
На сцене по-прежнему царит оживление, мрачное представление продолжается. И ни у кого из нас нет либретто, чтобы перелистать его и узнать, каким автор представляет себе финал. Мы присутствуем на единственном в своем роде спектакле по пьесе, которая подготовлена и разработана несправедливым и несовершенным обществом, предоставившим написать финал участвующим в ней актерам. Каким он будет, финал? Кровавым? Это во многом зависит от того, какие инструкции уже получены или будут получены кое-кем из зрителей. Драма в Брамме способна обрести шекспировский размах. Есть уже двое раненых, Хакбарт и Ентчурек, два трупа - Блеквель и Коринна Фогес, и двадцать три кандидата на тот свет, двадцать два выпускника гимназии и Плаггенмейер.
- Самое примечательное в этой истории - не сам поступок этого Плаггенмейера, - сказал Корцелиус, - а то обстоятельство, что другие плаггенмейеры, живущие в нашей стране, а их сотни, этих бедолаг, на это не решаются. Вот что феноменально!
- Мысль невероятной силы! И вы, мой остроумнейший Корцелиус, не забудьте вставить ее в свою очередную архилевую статью, в которой опишете, как Ланкенау со своими социал-демократическими соглашателями и Бут со своей христианско-демократической мафией предпринимателей взяли людей за горло и душат их, в то время как миллионы других людей из многих стран сокровенно мечтают о том, чтобы жить не хуже граждан Брамме.
- Вот вы как запели! А я-то себе думаю, с чего это он расхваливает Брамме? Выходит, правда, что вы приехали к нам, чтобы присмотреться и прицениться - т-не стать ли главным редактором "Брамме тагеблатт"?
- Мое почтение! У вас действительно редкостный журналистский нюх. Но пока все проблематично. Только если Бут продаст газету…
- Скорее всего продаст. После загадочного самоубийства главного редактора каждому стало ясно, что "Тагеблатт" превратилась, по сути дела, в газету его фирмы: при стирке белья кое-что всплыло наружу. Поэтому Бут продаст ее, наверное, одной из либеральных групп и позаботится о том, чтобы через подставных лиц и благодаря рекламе своих издателей завладеть "Браммер нахрихтен", нашим главным и практически единственным конкурентом.
- Брамме меня привлекает, я с удовольствием прожил бы пару лет поспокойнее и закончил бы книгу об Урукагине .
- Урукагина? Это еще кто такой?
- Может быть, первый социалист древности, он же и социалист-реформист. За двадцать четыре века до рождества Христова он в течение шести лет правил шумерийским государством Лагашем, пока не был побежден владыками соседних рабовладельческих государств.
- Великолепно, господин главный редактор, великолепно!
- Положим, я больше вашего знаю о шумерах, зато вы больше знаете о гражданах Брамме. И поскольку вышла короткая передышка…
- Затишье перед бурей. Вот погодите, появятся Карпано и мать Плаггенмейера…
- Что я и делаю! А вы могли бы тем временем рассказать мне о Коринне. Что это была за девушка?
- У меня при себе маленькая фляжка "двойного корна". От глотка не откажетесь?
- Не откажусь и от двух.
Мы выпили.
- Да, - начал Корцелиус. - Коринна… Погодите, у меня есть фотография Гунхильд из нашего архива. Она там в первом ряду демонстрантов…
- Времена пошли… Раньше носили с собой фотографии девушек, снятых на качелях или на лугу, в цветах. А теперь…
- На снимке есть и Коринна. Вот…
Я рассмотрел фотографию и даже руками развел от удивления. Нет, красавицей ее не назвал бы никто. Может, тут еще сыграло свою роль соседство с Гунхильд, но вид у Коринны на снимке был такой, будто она заявилась на демонстрацию сразу после дойки на ферме. Лицо грубоватое, пористое, кожа неухоженная.
Корцелиус отгадал мои мысли.
- Все вы меряете мерками иллюстрированных еженедельников! Сами выдумываете какой-то идеал женской красоты, которому в лучшем случае соответствует десять процентов наших женщин. А остальные девяносто процентов что? Негодный товар, идет на рынке по дешевке? Поэтому мужчинам так легко их держать в постоянном страхе: радуйся, мол, что тебя вообще кто-то купил. У нас в Брамме, например, если девушка вовремя не выскочит замуж, ей рассчитывать не на что.
- Вы, пожалуй, правы. Но возникает следующий вопрос, почему вы сами в таком случае остановили ваш выбор на Гунхильд, а не собираетесь осчастливить дурнушку, которая в моей гостинице чистит картошку?
- Выходит, я тоже запрограммирован неверно.
- Вот как.
- Но если серьезно… Коринна - это была душа-человек. Мне это и Гунхильд говорила, и многие другие, с кем я беседовал после несчастного случая, или после убийства, если угодно. Родители вполне приличные люди, после школы начала службу у Бута, ученицей в конторе. Выучившись, некоторое время проработала в бухгалтерии, где у нее впоследствии начались неприятности. Скорее всего из-за ее политической активности… Тогда ей пришлось сменить специальность, она прошла краткосрочные курсы в Западном Берлине и получила потом диплом библиотекаря. Книги всегда были ее страстью. Во всяком случае, наша городская библиотека при ней вышла в лучшие.
- А что на любовном фронте?
- По-моему, Плаггенмейер был первым в ее жизни.
- А-а…
- Так называемая лирика не составляла для нее смысла жизни. Ей просто был нужен человек, на которого бы она могла опереться. А если человека вытащить из болота, он к тебе и привяжется, и довериться ему можно, ничем себя не унижая. Итак, Плаггенмейер! Он как раз вернулся из тюрьмы для несовершеннолетних… Помните, поджог пакгауза на территории "Бут АГ"? Его где-то подобрала Гунхильд, в бассейне, по-моему, и познакомила их. Прямо-таки трогательная история. Оба они словно ожили. Коринна к тому времени стала куда интереснее, по-своему даже красивой. Этот снимок сделан гораздо раньше, по нему судить нельзя. Похоже, снимали во время забастовки трамвайщиков, точно не помню. Во всяком случае, до их знакомства. Она наконец-то нашла человека, на которого могла излить свои материнские чувства, который нуждался в ее помощи. Короче, пользуясь
жаргоном вашего распрекрасного еженедельника, "жизнь этих людей вновь обрела смысл".
Когда я слышу столько добрых слов о человеке, мною невольно овладевает недоверие.
- А не хотела ли она немного покрасоваться перед своими политическими друзьями: вот я, дескать, какая передовая, какая молодчина!
- Может, это и играло какую-то роль, но ни в коем случае не первостепенную. А что, в таком случае я ее гордость считаю вполне оправданной.
Я кивнул.
- С одним вопросом мы разобрались. Теперь другое: я никак не могу составить себе представление о выпускниках, сидящих в этом классе.
- Их биографии мне, конечно, известны, - сказал Корцелиус. - Разве можно предвидеть подобный поворот событий? Стоит произойти чему-то чрезвычайному, и мы сразу… Опять за свое!.. Да, я вот что хотел сказать: у меня при себе список учеников класса и профессии, которые каждый из них для себя выбрал. Как-то с месяц назад я побывал у них в классе и провел опрос. Мы всегда так поступаем перед выпускными экзаменами, чтобы потом, после выпуска, опубликовать весь список на полосе городских событий. У нас это проводится на государственном, так сказать, уровне. Погодите, листок у меня при себе, я сунул его куда-то, когда услышал, что Плаггенмейер захватил 13-й "А"… Вот он!
- Благодарю. - Я взял бумажку из его рук. - А есть ли среди них такие, кто не собирается идти в университет?
- Двое, не больше.
- Тогда Плаггенмейер заслуживает ордена: наконец-то нашелся человек, который взялся за решение проблемы "нумеруса клаузуса"…
- От вашего цинизма меня просто тошнит…
- Меня тоже…
Я пробежал глазами его заметки:
Аннемари Ахтенмейер (врач), Альф Авельберг (нет данных), Эльке Аддикс (судья по делам подростков), Дёрте Блуменрёдер (учительница), Рейнгард ван Верен (математик), Дирк Дельвенталь (преподаватель вуза), Хайдрун Эйлере (библиотекарь), Ганс Герд Фюльмих (экономист производства), Ханно Геффекс (ветеринар), Гунхильд Гёльмиц (журналистка), Ханс Хеннинг Хакбарт (зубной врач), Карстен Хармс (зубной врач), Хельфрид Хоейр (инженер-машиностроитель), Иммо Кишник (адвокат), Фолькер Клюзинг (юрист), Герхард Кюк (аптекарь), Ирене Кюпер (преподавательница вуза), Йорк Ленкуль (врач), Хинрих Миндерман (экономист производства), Харьо Hoop (учительница), Антье Пеструп (переводчица), Фридмар Шерло (торговый эксперт).
Вот он, цвет города Брамме с 1985 по 2030 год.
Может, Эйнштейна среди них и нет, но один камень да еще один камень - вот и разрастется и укрепится такая община, как Брамме. Разве не так?
- Всем им Плаггенмейер ни в чем не уступал, - сказал Корцелиус. - Мог бы стать отличным учителем английского языка, если бы наше общество не отнеслось к нему по-свински.
- Но эти двадцать два человека, которых он держит в заложниках, перед ним не виноваты.
- Может, нет, а может, да. Вина способна рассосаться, как капля чернил в Браммском море. И так как не нашлось никого, кого безусловно можно обвинить во всех его бедах, он волей случая выхватил их из общей массы. Выхватил и сказал: "Вот вы, из 13-го "А", - вы за всех и ответите!" А что ему оставалось делать? Выбить каждому жителю Брамме по очереди пару зубов?..
Я не успел ему ничего возразить, потому что в этот момент, ко всеобщему удивлению, из-за одной из санитарных машин появился доктор Ентчурек. Образ "выпяченная грудь" достаточно истерт уже, но тут я впервые воочию убедился в том, как это выглядит в действительности. Ентчурек, без сомнения, чувствовал себя героем дня.
- Не оттолкни я Хакбарта, все неминуемо кончилось бы катастрофой. Какая безответственность!..-
Он с гордым видом распахнул пиджак, выпустил из брюк рубашку и майку, продемонстрировал свое заклеенное пластырем бедро.
- Счастье еще, что его ранило не в задницу, - проворчал Корцелиус, - хоть от этого вида мы избавлены.
- Как знать, может быть, он предотвратил худшее…
- Он? Начиная с тридцать третьего года он в течение двенадцати лет наряду с другими был повинен в наихудшем, но время его ничему не научило. Послушаешь его, мороз по коже пойдет.
- Быть юродивым в нашем свободном государстве не запрещено.
- А Бут его еще втайне поощряет.
- Бут?..
- Вы не ослышались. Бут не нацист, боже упаси, но Ентчурек ему необходим, чтобы обозначить границу справа. Он для Бута воистину дар господен: Бут изображает из себя политика здравомыслящей середины и постреливает то влево, по "юзосам", то вправо, в сторону Ентчурека. А сам через подставных лиц подкармливает радикалов с обеих сторон - тоже могут пригодиться. Достойные методы, нечего сказать.
- Во всяком случае, сегодня Ентчурек отличился. Это в планы Плаггенмейера не входило.
Корцелиус с трудом сохранял спокойствие.
- Плаггенмейера нужно еще поблагодарить за то, что он совладал с собой и не нажал на взрыватель. Все к тому и шло.
Ентчурек стоял от них в отдалении каких-то трех метров и разговаривал с Бутом, Кеменой, Ланкенау и офицером из спецгруппы.
- Я всегда говорил: будь у нас разумно поставленная служба перевоспитания молодежи, где этих юнцов брали бы в оборот и показывали, где цель и как к ней идти, мы не становились бы свидетелями сцен, подобной этой. Как классный руководитель 13-го "А", я настоятельно требую, чтобы здесь незамедлительно были приняты меры, вплоть до самых жестких. Опытный снайпер с винтовкой с оптическим прицелом поднимется в башню церкви - и проблема будет решена в течение секунды! - Поддержка обступивших маленькую группу отцов и матерей ободрила его. - Есть у нас демократия или нет? Давайте проголосуем, господин бургомистр, спросите же тех, кого это касается непосредственно!
- В этом государстве смертная казнь, слава богу, отменена! - воскликнул Ланкенау, впервые за это утро выйдя из роли сдержанного и программно доброжелательного партийного лидера.
- А если бы даже ее не отменили, - заметил Бут, - то решение о смертной казни принимал бы не первый попавшийся полицейский чин, а полномочный суд.
- И кроме того, - со своей стороны добавил офицер из ГСГ-9,- из ста выстрелов лишь один оказался бы настолько ужасным, чтобы лишить Плаггенмейера возможности нажать на взрыватель.
- О чем я могу только пожалеть! - выкрикнул Ентчурек. - В прежние времена на это был способен самый худший стрелок из моей роты.
Он огляделся вокруг, красуясь и как бы выпрашивая аплодисменты.