Овсейчик, уже немного пришедший в себя, кричал:
- Не стреляй! Не стреляй!
Но обезумевший от страха Раймонд, ощутив спиной острый борт лодки, выпустил очередь прямо в своего подельника Овсейчика. Дорогин отбросил от себя пробитое пулями тело и, присев на колено, прицелился. Раймонд уже перевалился через борт лодки, дернул шнурок на моторе. Пуля, выпущенная из пистолета Дорогиным, чиркнула о борт. На счастье Раймонда, мотор заработал с ходу, и лодка, никем не управляемая, заложив полукруг, ломая камыши, вырвалась на чистую воду.
"Уйдет, мерзавец!" - подумал Дорогин, подбегая к краю причала, и, уже стоя в полный рост, принялся стрелять.
Раймонда он достать не мог, тот лежал, закрыв голову руками, на дне лодки. Муму целился в мотор.
Наконец после очередного выстрела затвор так и остался отодвинутым.
- Обойма кончилась! - выругался Дорогин и вспомнил, что запасная осталась в машине.
Раймонд, хоть и был напуган, но выстрелы считал. И когда пистолет замолчал, понял, что кончились патроны. Он сел на корточки и ухватился за ручку мотора. Лодка мчалась вдоль реки, и он направил ее к латышскому берегу. Дорогин понял, даже если он успеет сбегать к машине и перезарядит пистолет, стрелять бесполезно, латыш успеет причалить к противоположному берегу.
Михальчук подрагивал на деревянном помосте, рот его был широко открыт, в нем булькала кровь. Он еще пытался дышать, но это уже была агония. Овсейчик неподвижно лежал в луже крови, метрах в двух от выроненного автомата, который так и не спас ему жизнь.
Сергей подхватил автомат и тут услышал, как завелись моторы еще двух лодок у латышского берега. Предстояла новая схватка, но теперь он потерял свое единственное преимущество - внезапность.
"Бизнесмены на том берегу, - вспомнил Сергей, - с охраной. Сколько их человек, он точно не знал. - Вооружены наверняка. Может, одну лодку я потоплю, но долго не продержусь."
Он вскинул автомат, выпустил короткую очередь по реке. Одна из лодок вильнула в сторону, но, проплыв метров пятьдесят вниз по течению, вновь повернула к камышам.
"Настроены серьезно, не дураки, если не стреляют с лодок."
Сергей развернулся и выпустил еще одну очередь по колесам "УАЗика", на котором приехали сюда таможенники. Остаток рожка Дорогин разрядил в радиатор машины. Тот еще не успел остыть, и легкое облачко пара поднялось над капотом. Муму, широко размахнувшись, забросил в воду разряженный автомат и сел в машину.
"Будет время, и я разберусь с тобой, - подумал он о латышском таможеннике, - а сейчас придется подчиниться обстоятельствам."
С одной из лодок застрочил автомат. Но где ж ты попадешь, если моторка вся вибрирует, подскакивая на небольших волнах? "УАЗик" съехал с причала, Дорогин, резко тормознув, лихо развернулся,практически на одном месте, и автомобиль исчез в лесу.
Когда Коля Овчаренко и Алексей Сильнов с двумя другими охранниками забрались на причал, то нашли там лишь двух мертвых белорусских таможенников.
Овчаренко включил рацию.
- Геннадий Павлович, он их обоих убрал.
- Идиоты, догоните его! - кричал Барановский, не понимая, что могло случиться, не представляя, кто мог сидеть за рулем "УАЗа."
- На чем догнать? - спросил Овчаренко.
- Но эти же мудаки, таможенники, на чем‑то приехали, не пешком же они сюда шли?
- Он прострелил колеса и радиатор.
- Козлы! - выругался Барановский и зло посмотрел на Токарева, словно тот был виноват во всем происшедшем.
Затем его злость стала еще большей. Он смотрел на свой мощный мерседесовский джип. Но какой от него сейчас мог быть толк, если машина на одном берегу, а дорога начинается на другом.
Раймонд стоял опустив глаза, еще не веря в то, что уцелел.
- Он уехал! Все, мы его не догоним! - кричал Овчаренко в рацию.
- Я это понял, идиот! - сказал Барановский. - Жди, сейчас приплывем.
На лодке Раймонда они добрались до причала.
- Хрен его знает что это такое! - выругался Барановский, глядя на два трупа. - Ты уверен, что это была машина Саванюка?
- Абсолютно. Я номера разглядел.
- За рулем, за рулем кто был?
- Я не знаю, - покачал головой Раймонд, - я его не рассмотрел.
Лицо Барановского перекосила бессильная злоба. Он злился не из‑за того, что погибли таможенники, и интересовался машиной не потому, что переживал за бывшего полковника Саванюка. Просто он знал, что в багажном отделении "УАЗа" укатили из‑под носа семьдесят килограммов ниобиевых стержней, целое состояние. Больше двух миллионов долларов уплывали от него, растворялись в лесу, в ночи.
- Что делать будем? - тихо спросил Коля Овчаренко.
Токарев с надеждой смотрел на Барановского, потому что сам придумать ничего не мог. У него было одно желание - как можно скорее убраться с этого берега и очутиться сейчас где‑нибудь в уютном номере гостиницы и пить водку, коньяк, бренди… Неважно что, лишь бы крепкое, лишь бы забыться.
- Трупы закопайте, - негромко приказал Барановский охранникам, - а мы возвращаемся в Латвию.
Раймонд с облегчением вздохнул: черную работу поручили другим. Но его тут же огорчили.
- Завезешь нас, а потом вернешься и наведаешься в Волчьи Ямы, разберись, что случилось с Саванюком.
Барановский и не знал, что этим впопыхах данным распоряжением спас бывшему полковнику жизнь.
Дорогин промчался мимо вагончика, мимо указателя, извещавшего, что тут заканчивается пограничная зона. Километров десять мчался по шоссе,пустынному, словно вымершему. Заметил в лесу просеку, свернул на нее и остановился под столбом линии высоковольтных передач. Гудели, потрескивали в высоте провода. С таблички, укрепленной на столбе, на Дорргина смотрел безыскусно нарисованный череп, пронзенный молнией. Внизу белела надпись: "Не влезай, убьет!".
Он вытащил из "УАЗа" короткую саперную лопату и принялся рыть почти под самым столбом. Сперва копалось тяжело. Трава здесь не росла, все было усыпано крупным щебнем. Потом пошел песок, копать стало легче. В готовую яму Дорогин опустил два ящика со стержнями, засыпал ее песком, забросал щебнем. Лишний песок ссыпал в кусты. У него остался один стержень, который он вынул еще в ангаре.
По шоссе Сергей проехал не очень много, до ближайшего моста. С одной стороны дорожное полотно подпирало водохранилище, с другой - простирался заливной луг. Дорогин вышел на асфальт и, одной рукой придерживая руль, другой толкая машину в стойку, покатил ее к откосу. "УАЗ" несколько секунд балансировал на бровке дорожного полотна, а затем, качнувшись, покатился вниз и исчез среди густых зарослей камыша, до половины уйдя под воду.
Дорогин, насвистывая, зашагал по асфальту. Впереди, в полукилометре, виднелась оживленная магистраль, по ней то и дело проносились машины. Перемахнув через ограждение, Дорогин стал на обочине и принялся голосовать. Но где ж найдутся охотники остановиться среди ночи, чтобы подобрать крепко сложенного мужчину? Вскоре Дорогин даже перестал поднимать руку, когда мимо него проносились легковые машины.
"Так наверное, мне придется шагать до самого рассвета."
Он услышал гул и обернулся. По магистрали одна за другой шли тяжелые фуры. Уже не надеясь на успех, Муму махнул рукой. Главная фура моргнула фарами, зашипел воздух в тормозах, и трейлер остановился. Остановились и машины, следующие за ним. Дорогин подбежал, вскарабкался по лесенке и увидел улыбающееся лицо водителя.
- Тебе, мужик, куда?
- В Москву, - не задумываясь, ответил Дорогин.
Водитель засмеялся.
- Ну тебе и повезло. По этой дороге мало кто в Москву ездит, а мы прямиком туда направляемся.
- Я везучий.
- Твое счастье. У нас гуманитарный конвой. Домой возвращаемся. Если ты в Москву за песнями, то поехали.
Дорогин сел на мягкое сиденье, поставил на колени спортивную сумку, в которой лежало оружие и стержень странного металла.
- Налегке путешествуешь, - говорил водитель, когда колонна вновь двинулась.
- Да, в гости заезжал. Хорошо тут!
Глава 18
На Московской кольцевой дороге одна из машин гуманитарного конвоя остановилась, съехав на обочину. Из машины выпрыгнул Дорогин, на прощание помахал рукой словоохотливому водителю. Грузовик тяжело тронулся с места, пристраиваясь в хвост колонны. Сергеи постоял несколько минут, пару раз присел, разминая затекшие ноги. Затем жадно втянул воздух.
Спина и ноги болели, он чувствовал себя разбитым и страшно усталым. Но остановиться, чтобы передохнуть, у него не было ни времени, ни желания. Он привык побеждать боль, преодолевать усталость, заставляя свой организм работать и работать.
Стояло раннее утро. На дороге машин было мало. Сергей немного помедлил, выкурил последнюю сигарету. Во рту чувствовался неприятный металлический привкус.
"Чертовщина какая‑то!" - бросая и растаптывая недокуренную сигарету, пробормотал он, а затем поднял руку и забросил на плечо спортивную сумку. Мимо него пронеслись три легковых автомобиля, но никто не остановился.
И Муму вновь чертыхнулся:
- Домой приехал, а тут - на тебе, даже машины не останавливаются!
И тут же возле него шагах в восьми, взвизгнув тормозами, остановился красный "Опель." Сергей заспешил к машине, потянул на себя дверцу.
- Добрый день! В город подбросите? Водитель, примерно ровесник Дорогина, согласно кивнул.
- Садитесь, я в город и еду.
Сергей забрался на переднее сиденье.
- Из командировки, что ли, возвращаетесь? - поинтересовался водитель.
- Да, вроде бы, - растягивая слова, произнес Сергей.
- То‑то, смотрю, с сумкой и уставший. Далеко, наверное, были?
- В Беларуси был.
- Где, если не секрет? -- На границе с Латвией.
- Нет, я там никогда не бывал. Хотя… хотя… погодите… Вроде на Ленинград пару раз доводилось ездить через такой маленький старинный городок, кажется, Полоцк называется.
- Есть и такой, - сказал Сергей.
А через тридцать минут, щедро расплатившись долларами с водителем, Сергей покинул красный "Опель" и заспешил к таксофону. Номер Варвары Белкиной он помнил, как свое собственное имя, хотя и звонил ей не так часто.
"Может, спит еще, а может, ее нет дома?"
Он снял трубку и, не опуская спортивную сумку на землю, прижимая ее локтем к боку, быстро набрал номер. Дорогин чувствовал, что у него пошла полоса мелких неудач. Трубку никто не снимал, слышались лишь длинные, однообразные гудки.
"Что такое? Хотя я и не предупреждал, ни о чем не договаривался."
Вдруг на десятом или двенадцатом гудке, когда Сергей решал, что делать дальше, послышался заспанный, страшно недовольный, но знакомый и родной голос:
- Алло, слушаю! Говорите!
- Доброе утро, Варвара!
В трубке послышалось учащенное дыхание. Дорогин догадался, Белкина пытается сообразить, что же, собственно, произошло.
- Сергей, ты, что ли? - голосом человека, уже пришедшего в себя и проснувшегося, резко и даже чуть грубовато бросила в трубку Варвара.
- Я, ты не ошиблась. Надо встретиться.
- Когда? - спросила Варвара. Если у Дорогина неприятности, значит, у нее в руках может оказаться какой‑нибудь сенсационный материал. - Ты где, Сергей?
- В городе, кварталах в двух от тебя.
- Приходи.
- Ты одна? - спросил Сергей, причем спросил просто так.
- Ты же не в любовники ко мне набиваешься, одна, - уже с ухмылкой ответила Белкина.
- Тогда я минут через десять–двенадцать буду.
- Жду, как раз успею умыться.
- Кофе поставь, если у тебя есть.
- Конечно, есть.
Сергей взбежал по лестнице, но не успел прикоснуться пальцем к кнопке звонка, как дверь резко отворилась. Варвара была немного растрепанная, абсолютно ненакрашенная, но умытая. Она улыбалась довольно странной улыбкой.
- Проходи, - произнесла Белкина, отходя в сторону.
На ней была длинная мужская рубаха. Когда она отходила к стене, ее грудь качнулась, дрогнула. Варвара застегнула пуговицу.
- Проходи, я даже одеться толком не успела.
- Это неважно.
- Сейчас поставлю кофе.
Когда на журнальном столике в большой комнате стояла кофеварка и две чашки горячего ароматного кофе, Варвара уселась в кресло. Теперь, кроме рубашки, на ней были и джинсы.
- Что стряслось?
- Нужна твоя помощь. Думаю, обращаюсь по адресу.
- Сергей, ты же знаешь, если могу, то не вопрос.
- Думаю, сможешь, - Сергей потянул за ремень спортивную сумку.
Взвизгнула от резкого движения металлическая молния. Дорогин пошарил в недрах сумки. Его рука нащупала пистолет, прохладный и тяжелый, он сдвинул его в сторону, а затем на журнальном столе появился завернутый в лощеную бумагу металлический стержень.
- Понимаешь, Варвара, мне надо как можно скорее узнать, что это такое и с чем это едят.
Варвара взяла стержень и принялась вертеть его, рассматривая с разных сторон, как будто в этом что‑то понимала.
- Сергей, я не специалист. Если бы ты мне показал какую‑нибудь газетную статью, поверь, я бы почти со стопроцентным попаданием смогла бы тебе сказать, кто ее писал, откуда он черпал информацию. А в железяках я ни черта не понимаю. Я не металлург, не инженер, я, Сергей, гуманитарий.
- Варвара, пойми, - поворачивая в руках горячую чашку, произнес Дорогин, - мне это очень важно. Думаю, будет важно и тебе. У меня есть что тебе рассказать.
Варвара оживилась.
- Откуда она появилась?
- Вот это мне и хотелось бы узнать. Кстати, можно воспользоваться твоим телефоном?
- Пожалуйста, - Белкина подвинула трубку к Сергею. Он взял, быстро набрал номер дома Рыча–гова, затем зло отключил телефон.
- Что, никто не снимает?
- Никто не снимает, - сказал Сергей.
- Как быстро ты хочешь узнать, что это за железка?
- Лучше сегодня.
- Ну что ж, я занята, но не катастрофически плотно.
Варвара была абсолютно свободна, дел у нее на сегодня никаких не было, а слово "занята" вырвалось само собой. Она посмотрела на часы.
- Ты издалека приехал?
- Да.
- Судя по твоим грязным кроссовкам, наверное, очень издалека?
- Ты угадала.
- Не секрет?
- Варвара, давай потом, а? - Сергей поднял руку, оторвав ладонь от чашки. Положил ее на руку Белкиной, та даже вздрогнула, такой горячей была ладонь Муму.
- Ладно, у меня есть кое–какие знакомые.
- Я так и думал, - Сергей выпил кофе, съел бутерброд. Он совершил еще одну попытку дозвониться в Клин. И опять безуспешно. - Послушай, Варвара, Тамара тебе на этой неделе не звонила?
- Нет.
- А ты ей?
- Тоже не звонила. Я была очень занята, вот только позавчера большой материал сдала, две недели над ним корпела, высиживала, как наседка, вынашивала, как кенгуру.
- И что, получилось?
- Через два дня выйдет, если, конечно, главный не испугается
- О чем на этот раз?
- О работорговле.
- Чего?
- О работорговле. Знаешь, как материал называется? "Мы не рабы, рабы - они!"
- Круто, - ухмыльнулся Дорогин. - Слушай, Варвара, у тебя, наверное, "мобильник" есть?
- Конечно, как же без него! Я без телефона как без рук, я даже в туалет с ним хожу, - улыбнулась Белкина, подливая в чашку еще кофе.
- Ты мне его дашь?
- Почему бы и нет? Пожалуйста, возьми.
- Я тебе его сразу верну. А ты, как только узнаешь, что это за железяка, тут же мне позвони по своему номеру.
- Это очень важно? Очень срочно?
- И важно, и срочно.
- Откуда ты вернулся, Сергей, и что стряслось?
- Я тебе потом все расскажу, и расскажу подробно, А пока даже вспоминать не хочу, сплошная гнусь.
- Кстати, - оживилась Белкина, - ты деньги завез этому своему егерю?
Лицо Дорогина мгновенно сделалось мрачным, брови сошлись к переносице, на щеках заходили желваки.
- Нет больше Гриши Склярова, нет его жены, нет его дочери, нет внучки.
- Как?! - подалась вперед Белкина.
- Сожгли их.
- Как?
- Подожгли хутор, они и сгорели.
- Живьем, что ли? - с дрожью в голосе, переводя дыхание, спросила Белкина.
- Живьем. Как каратели во время войны сжигали, так и Гришу сожгли.
- Кто?
- Пока не спрашивай, - Сергей поднялся, забросил на плечо сумку. - Ты меня извини, я сейчас в Клин рвану. Что‑то мне все это не нравится, никак не могу дозвониться до Тамары.
- Может, куда уехала?
- Вроде не собиралась, - передернул плечами Дорогин, заворачивая рукава куртки, и, тут же, увидев ссадину, глубокую и темную, опять отвернул левый рукав и застегнул манжеты.
- Эй, погоди, что у тебя с рукой? - Варвара заметила ссадину.
- Мелкие неприятности на фоне крупных.
- Давай хоть йодом замажем, забинтуем.
- Не надо, заживет как на собаке.
- Смотри.
В полдень Дорогин был в Клину. Он попросил остановить машину на перекрестке, не сворачивая на дорогу, ведущую к дому. Пошел через лес. Двигался осторожно, аккуратно. Когда до дома оставалось метров двести, Сергей запустил руку в сумку, вытащил пистолет, передернул затвор, досылая патрон в патронник. Снял пистолет с предохранителя и сунул под брючный ремень, прикрыв рукоятку курткой. На душе у него было тяжело, нехорошие предчувствия сжимали сердце, не позволяя успокоиться.
Сергей двигался быстро, и если бы кто‑нибудь задумал в него выстрелить, то вряд ли попал. Муму прятался за деревьями, быстро передвигаясь от одного укрытия к другому.
Вот и забор, вот и сетка. Сергей знал дырку в заборе, где сетка была прихвачена к бетонному столбу лишь куском алюминиевой проволоки. Он сам это сделал, самзакручивал проволоку. Муму быстро отогнул сетку и скользнул в дырку. Он
двигался как тень, подходя к дому именно с той стороны, где не было окон и где его никто не мог увидеть.
Одно из окон на втором этаже было открыто - окно в спальню доктора Рычагова. По водосточной трубе Сергей добрался до карниза. Сумку он оставил у сарая, чтобы она в случае чего ему не помешала. Иногда желтая штора вылетала из окна, а затем плавно и лениво возвращалась в комнату.
"Значит, где‑то открыто еще одно окно, значит, скорее всего в доме кто‑то есть."
Сергей вцепился руками в карниз, подтянулся и одним движением абсолютно бесшумно перевалился через подоконник, даже не зацепив горшок с цветами. В доме царила полная тишина. Казалось, эта тишина даже звенит в ушах.
Держа в правой руке пистолет, Сергей медленно пересек спальню, затем повернул ручку, тихонько нажал на дверь и, пригнувшись, нырнул в коридор. Но и здесь было тихо. По узкой деревянной лестнице, переступая сразу через несколько ступеней, Сергей спустился в большую гостиную. Мебель была сдвинута, все находилось не на своих местах. Ковер заломан, прямо на ковре, в двух шагах от камина, у журнального столика лежал Лютер. Сергей понял: пес давно мертв.
Дорогин скрежетнул зубами, несколько раз обернулся, направляя ствол пистолета то в один угол, то в другой. В гостиной царил полумрак, все шторы были плотно сдвинуты. Он подошел к собаке, тронул ее. Труп уже окоченел, край ковра был в крови - большое бурое пятно. Сергей прикоснулся к нему указательным пальцем левой руки. Кровь уже успела впитаться и подсохнуть.
"Вчера, вчера кто‑то здесь был. Вчера!"