Подробно записав его показания и приложив к ним профессионально выполненную схему, я подумал: "Найти бы еще одного такого свидетеля, и тогда все встанет на свои места!"
На следующий день, напечатав на машинке объявления о розыске свидетелей, я выехал в район происшествия и расклеил их на столбах и стенах домов. У меня была мысль обратиться за помощью к редакциям ленинградских газет, к руководству городской радиотрансляционной сети и телевидения, но осуществление ее я отнес на более позднее время, решив вначале походить по расположенным в этом районе учреждениям и промышленным предприятиям.
Я посетил один завод, выступил по местному радио - безрезультатно. Перешел на другой, добился приема у секретаря парткома, чтобы получить разрешение на выступление не только по радио, но и в заводской многотиражке. Секретарь парткома удовлетворил мою просьбу. В его кабинете я составил текст обращения, и, пока писал заметку для газеты, оно дважды прозвучало во всех цехах и служебных помещениях. А через несколько минут в партком позвонил член заводского комитета комсомола Макаров.
- Когда освободитесь, зайдите к нам в комитет, - сказал он. - Мне кое-что известно об этом происшествии.
Макаров ждал меня, сидя на подоконнике.
- Вот так я сидел и в то утро, - объяснил он, когда мы познакомились. - Посмотрите: весь проспект как на ладони. Я пришел тогда на завод к семи часам, чтобы закончить подготовку к мероприятиям, посвященным Дню
Победы. На это ушло часа полтора. Потом сел на подоконник, закурил и стал смотреть вниз, на улицу…
Не буду приводить здесь полностью то, что рассказал Макаров. Замечу одно: сообщенные им сведения полностью совпадали с показаниями вожатого трамвая.
После этого, не ожидая появления других свидетелей, я вызвал грузчика Иванова, проанализировал вместе с ним показания Золотухина, дал очные ставки с Макаровым и вожатым и уличил его в лжесвидетельстве. Иванов признался, что очевидцем наезда не был, а ложные показания дал, пожалев Золотухина. Затем я поставил на место шофера Пучкова. Когда же настала очередь Золотухина, устроил ему очные ставки с Макаровым и вожатым. Они ошеломили его, но не сломили. Он продолжал твердить свое и, не зная о том, что Иванов и Пучков тоже рассказали правду, часто ссылался на их прежние показания. Я огласил ему новые показания этих свидетелей. Только после этого, побагровев и кусая усы, Золотухин процедил сквозь зубы: "Подонки… По полтиннику содрали… Шкуры!" - и начал рассказывать правду. Он признал, что мог избежать наезда на Рыбкина, но заметил его поздно, и понадеялся на то, что тот уступит ему дорогу, а потому не снизил скорость, которая составляла около 50 километров в час.
К концу допроса Золотухин совсем обмяк и, подписывая протокол, решил проявить обо мне заботу:
- Вы, наверное, устали… без обеда остались… Может, перекусим?
- Перекусывайте, - ответил я. - Мне не до этого.
Золотухин поплелся к выходу и уже с порога спросил:
- А машину мою конфискуете?
- Подвергну аресту и опишу.
- Зачем? Моя статья конфискацию не предусматривает…
- Для обеспечения иска, который предъявит Рыбкина.
- Дела-а, - протянул Золотухин. - Полный завал…
Несколько дней у меня ушло на проведение повторной автотехнической экспертизы. Комиссия экспертов пришла к выводу, что происшествие явилось результатом нарушения правил движения транспорта и пешеходов как погибшим Рыбкиным, так и водителем Золотухиным.
Когда я предъявил Золотухину обвинение, он полностью признал себя виновным. Но арест был для него неожиданностью.
- Как же с деньгами? - спросил он, расписываясь под постановлением о заключении под стражу.
- С какими деньгами? - поинтересовался я.
- С тысячей, которую взял с меня адвокат Капустин. Это он придумал попутный трамвай.
- Разберемся. Кто подтвердит?
- Жена.
С Капустиным пришлось разбираться довольно долго. Оказалось, что к поборам он прибегал неоднократно. Дело Золотухина было только началом его разоблачения…
Этот коварный "агдам"
О вреде алкоголя написано и сказано немало, и все-таки я думаю, что не повторю известное, поведав о случае, который иначе как фантастическим не назовешь.
Однажды на исходе летнего дня вернулись домой с работы трое парней: Иван, Николай и Петр. Парни жили в центре города, занимая примерно одинаковые комнаты в коммунальной квартире на последнем этаже пятиэтажного дома. На производстве и в быту они вели себя правильно, дисциплину не нарушали, спиртным не злоупотребляли. Если и выпивали, то изредка, перед выходными днями да по праздникам, покупая на троих бутылку какого-нибудь вина, не больше.
Придя домой, парни не застали своих жен. От соседей они узнали, что жены уехали на дачи, к детям, и решили отвести душу, сходить в баньку.
Народу в бане было немного. Мылись они не спеша, с наслаждением хлестались вениками в парилке, обливались холодной водой, терли друг другу спины, а когда стали одеваться, договорились продлить удовольствие и раздавить бутылочку.
На улицу парни вышли засветло. Купив бутылку "агда-ма" емкостью 0,8 литра, именуемую "фугаской", а также "огнетушителем", отправились домой, на кухне смастерили салат, заправили его подсолнечным маслом, нарезали хлеб, и тут Иван сказал, что неплохо было бы устроиться на свежем воздухе, а точнее, на балконе, который имелся только у Петра.
Предложение показалось заманчивым. Друзья вынесли на балкон табуретку, поставили на нее закуску и сели: Петр - на порожек, Иван и Николай - на стулья, у самых перил.
Под ними темнел и дышал прохладой колодец двора, над головами в лучах заходящего солнца носились, вереща, стрижи, и сбоку тихо шелестела выросшая на замшелом карнизе березка. Взглянув на чистое небо, Иван мечтательно произнес:
- Смотаться бы за грибками утречком!
Николай ответил:
- Идея! Только не на Карельский. Туда люди с вечера автобусами едут, ночью лес с фонарями прочесывают, так что к утру, кроме червивых ножек, ничего не найдешь!
Петр предложил:
- В таком случае айда под Лугу, там есть одно местечко… Не будет грибов - порыбачим.
- Ишь какой, рыбки захотел! - ухмыльнулся Иван. - До завтра еще дожить надо… Где бутылка?
Бутылки не оказалось. Заглянув под табуретку и стулья, друзья пришли к выводу, что забыли ее на кухне. Сбегать за ней было сподручней Петру. Через минуту Петр вернулся, снова сел на порог и торжественно протянул "фугаску" друзьям. Те приняли ее - и вдруг… Раздался треск. Балкон резко накренился и, отделившись от стены, полетел в темноту. Потом внизу что-то грохнуло. Петр оцепенел от ужаса. Перед ним была пустота, его ноги висели над бездной… Он инстинктивно подтянул их, откинулся назад, в комнату, вскочил и бросился бежать…
Я приехал на место происшествия минут через тридцать. Петр еще бегал вокруг дома: заглядывать во двор он боялся. Два других неудачника, повисев вниз головами на балконе четвертого этажа, где их придавила обрушившаяся плита, были уже сняты оттуда пожарниками при помощи выдвижной лестницы и отправлены в больницу. А бутылка? Она лежала на асфальте целая и невредимая, вызывая у собравшейся во дворе толпы одновременно и любопытство, и восторг, и негодование. Упасть с высоты пятого этажа и не разбиться? Такого еще не бывало!
- Вот так "злодейка с наклейкой", - говорили люди. - Она, она, бестия, во всем виновата!
Я пытался спорить с ними, уверял, что вместо "агдама" на балкон могла быть вынесена, к примеру, кастрюля с супом, но доводы мои воспринимались как надуманные, не соответствующие действительности, а потому отвергались.
С места происшествия я поехал в больницу к пострадавшим. Иван и Николай, поведав мне о случившемся во всех подробностях, ни словом не обмолвились о бутылке, которая так подвела их, и вспомнили о ней только тогда, когда она была предъявлена им.
Месяц спустя я получил заключение технической экспертизы о причине обвала. Эксперты усмотрели ее в сильной изъеденности коррозией двутавровой балки, крепившей балкон к стене, "агдам" для них как будто бы и не существовал.
Инженер жилучастка и техник-смотритель здания - люди технически грамотные - согласились с таким заключением и признали, что за состоянием балконов они не следили.
Привлекая их к ответственности за халатность, я, однако, не смог обойти молчанием коварную роль "агдама" и отметил ее во всех официальных документах. Ведь факты - упрямая вещь!
Да, много необыкновенного было в этой истории! Фантастическими оказались и ее последствия: райисполком, на территории которого произошел описанный случай, во избежание других обвалов принял решение обрушить все балконы на домах дореволюционной постройки, а жилищные службы, надо отдать им должное, выполнили это решение без проволочек - балконы сломали, выходы на них замуровали, чугунные решетки выбросили…
Венька-следопыт
Этот небольшой городок, расположенный в двух часах езды от Ленинграда, многие годы жил спокойно. Нет, не без происшествий, конечно. Они бывали. Летом кто-нибудь тонул, зимой горел. Случались и драки. А вот про воровство люди забыли. Да и кто посмел бы позариться здесь на чужое добро, если все жители городка знали друг друга по крайней мере в лицо?
И вдруг в декабре началось… Первой оказалась взломанной продуктовая палатка у вокзала, за ней - ларек в центре города, потом магазин в соседнем поселке, столовая. И все это за какие-то две недели. После небольшого затишья одна за другой последовали квартирные кражи. Воры вели себя дерзко!
Городок загудел. Замки в хозяйственном магазине были мгновенно раскуплены. Кражи стали главной темой разговоров на улице и дома. Люди возмущались: "Где следственные органы? Куда они смотрят?" А прокуратура и милиция сбивались с ног… После третьей квартирной кражи они обратились за помощью в Ленинград.
Сигнал бедствия принял начальник следственного отдела Чижов. Он пришел ко мне в кабинет и сказал:
- Слушай, Плетнев, оторвись на недельку, съезди, посмотри, что они там делают.
- Не могу, - ответил я, - работы много, поручить некому.
- Ничего, работа в лес не убежит, там помочь надо, - настаивал Чижов. - Почитаешь дела, подскажешь и назад.
Я знал эти уловки: сначала - "поезжай, посмотри", потом - "оставайся, пока не раскроешь".
- Не могу, - пытался я отбиться от поездки. После многомесячного напряженного труда мне захотелось пожить, как живут люди: приходить на работу к девяти утра, в обеденный перерыв обедать спокойно, домой - в шесть, вместе со всеми, чтобы успеть помочь жене и позаниматься с сыном или сходить в кино, почитать.
- В таком случае, Дмитрий Михайлович, - в голосе Чижова зазвучали железные нотки, - воспринимайте мою просьбу как приказ!
Так я оказался в городке, просившем о помощи. Местный прокурор, встретив меня, распорядился о том, чтобы все дела были немедленно собраны. Я принялся их читать и вскоре подумал, что время трачу впустую. Кражи ничем не отличались друг от друга, они совершались, как правило, путем взлома, из торговых точек преступники похищали спиртные напитки, шоколад, конфеты, табачные изделия; из квартир уносили дорогостоящую одежду, хрусталь, золотые вещи, деньги, не оставляя следов, по которым можно было бы их найти.
Я читал, а прокурор - невысокого роста пожилой человек с красными от бессонницы глазами - через каждые полчаса заглядывал ко мне и спрашивал:
- Ну как?
- Никак, - отвечал я зло. - Дочитаю и, если никаких зацепок не увижу, уеду.
Он пожимал плечами и, разочарованный, уходил. Однако после обеда он не вошел, а вбежал в мой кабинет:
- Только что звонил начальник угрозыска Сычев. В поселке мясокомбината квартирная кража. Что будем делать?!
- Надо ехать. Позвоните ему. Пусть захватит нас, - ответил я, зная, что машина прокуратуры ремонтируется триста шестьдесят пять дней в году.
Мы приехали в поселок мясокомбината. Он состоял из восьми кирпичных двухэтажных домов, поставленных по сторонам огромного, как плац, квадратного двора, и казался вымершим.
- Где народ? - спросил я у двух женщин, которые ожидали нас в жилконторе.
- На работе, - ответили они. - Дома одни пенсионеры и дети.
Женщины повели нас на место происшествия. Квартира, в которую проникли воры, была расположена на втором этаже, справа. Перед ней валялось множество мелких щепок: преступники вырезали часть дверной рамы, отжали ригель замка и таким образом открыли дверь. Я осмотрел входную дверь соседней квартиры и, не найдя на ней каких-либо повреждений, вошел в обворованную.
В прихожей я увидел старушку. С непокрытой головой, в зимнем пальто она сидела на стуле и растерянно смотрела в комнату.
- Как вас зовут, бабушка? - обратился я к ней.
- Серафима Ивановна.
- Вы одна живете?
- С мужем. Он в Ленинграде, на встрече однополчан.
- Когда вы обнаружили кражу?
- Полчаса назад, как вернулась из города.
- А в городе сколько пробыли?
- С утра. Собиралась к обеду быть дома, да вот не успела.
- Что у вас украли?
- Не знаю, милый, не смотрела еще.
Мы вошли в комнату. В ней царил хаос. Все, что можно было выбросить из шкафа, комода и чемоданов, валялось на полу. Постояв некоторое время в оцепенении, Серафима Ивановна стала перебирать свои вещи.
- Нет мужниного пальто, нового, с каракулевым воротником, - сказала она. - Не вижу его кожанки и отреза шерсти на костюм.
- Все?
- Вроде бы все.
Серафима Ивановна еще раз окинула взглядом комнату, заглянула в шкаф, вышла на кухню и тут же вернулась:
- Мускат выпили… Пустая бутылка стоит.
Я попросил Сычева и оперативника, который был с ним, побеседовать с жильцами домов, а сам приступил к осмотру квартиры. Я искал пригодные для исследования отпечатки пальцев, но они отсутствовали даже на бутылке муската.
К концу осмотра вернулись работники милиции и доложили, что опрошенные жильцы о краже ничего не знают и подозрительных лиц на территории городка не видели. Назревал очередной "глухарь"…
Перед тем как уехать восвояси, я предложил Сычеву повторить обход квартир вечером, когда люди вернутся с работы, и поговорить со всеми, без исключения.
На следующий день мне позвонили из угрозыска и сообщили, что соседка Серафимы Ивановны, по словам жилички с первого этажа, будто бы знает, кто совершил кражу, и если бы обокрали кого-то другого, а не эту вредную старуху, она бы помогла, а так помогать не будет.
- Где работает эта соседка? - спросил я.
- На мясокомбинате, кладовщицей.
Когда стемнело, я поехал в поселок, нашел женщину, на которую ссылалась милиция. Она подтвердила все, что мне было известно о высказываниях соседки Серафимы Ивановны, но не больше. Тогда я поднялся на второй этаж, позвонил Серафиме Ивановне. Мне никто не открыл. Я вышел во двор, закурил, посмотрел на ее окна. Они были темными. Но горел электрический свет в квартире соседки. Я решил поговорить с ней напрямую, долго звонил, и все безрезультатно. Потом спустился вниз, снова взглянул на ее окна и обнаружил, что они тоже стали темными. А время было "детское" - что-то около семи часов вечера. "Прячется", - подумал я, в третий раз поднялся наверх и забарабанил в дверь. За дверью послышался шорох, женский голос спросил:
- Кто там?
- Следователь, - ответил я.
Щелкнул один замок, второй, дверь открылась, и я увидел на пороге довольно молодую крупную, полногрудую женщину в шелковом цветастом халате и тапочках с пушистыми помпонами. На ее лице я не нашел и тени приветливости.
- Может быть, разрешите войти? - спросил я.
- Только без папиросы. У нас не курят.
Я выбросил папиросу в мусорное ведро, и женщина нехотя впустила меня в квартиру. Она состояла из одной комнаты, но обстановка - полированная мебель, ковры, обилие хрусталя - не оставляла сомнения в зажиточности ее хозяйки.
- Не отвлекайся, это тебя не касается, делай уроки, - сказала женщина белокурому мальчишке лет восьми, сидевшему возле окна за письменным столом. Тот уткнулся в тетрадь.
Не дожидаясь, пока хозяйка предложит мне сесть, я отодвинул от обеденного стола один из стульев и опустился на него:
- Давайте знакомиться. Как вас зовут?
- Нора…
- А точнее?
- Элеонора Степановна.
- Меня зовут Дмитрий Михайлович.
Я рассказал ей о цели своего визита. Элеонора Степановна внимательно, покусывая губы, выслушала меня и, когда настала ее очередь, спокойно ответила:
- Чепуха. Так и запишите. Пусть болтают что хотят. Я ничего не знаю. Слышала только, что обокрали соседку, а кто обокрал - понятия не имею и ни с кем об этом не говорила. Приведите мне того человека, я ему в глаза плюну…
Мальчишка перестал писать и искоса посмотрел на мать. Элеонора Степановна заметила это.
- Я тебе что сказала?! Повернись и делай уроки! Некрасиво подслушивать чужой разговор! - раздраженно крикнула она сыну и уже для меня добавила - Мы мешаем ему… Поверьте, если бы я знала что-нибудь, то не стала бы скрывать от вас.
Ее слова звучали довольно убедительно. Я даже засомневался: не наговаривает ли на нее жиличка с первого этажа? Простившись с Элеонорой Степановной, я спустился к ней. Нет, эта женщина стояла на своем. "Зачем мне все это придумывать? Если бы у нас отношения были плохие, другое дело", - говорила она, и с ее доводами тоже трудно было не согласиться.
Проведение очной ставки между ними я решил отложить и уехал в гостиницу.
Днем я снова отправился в поселок. Надежда на то, что мне удастся найти человека, который поможет разобраться в случившемся, не покидала меня. Я посетил жилконтору, побеседовал с ее работниками, сам обошел несколько квартир и, не узнав ничего интересного, пошел было к автобусной остановке. Но у самого выхода со двора мое внимание привлек мальчишка, тащивший от сараев санки с дровами. Я присмотрелся и узнал в нем сына Элеоноры Степановны. Поравнявшись со мной, он сдвинул на затылок шапку-ушанку:
- Здравствуйте!
- Здравствуй, - ответил я. - Ты почему не в школе?
- Я уже пришел.
- А дрова куда везешь?
- Домой, ванну топить. Вечером мыться будем…
- Не тяжело?
- Не е…
- Как тебя зовут?
- Венька, а что?
- Да так, Венька, ничего. Хочу спросить тебя кое о чем.
Венька поднял на меня свои ясные серые глаза, зашмыгал не по-зимнему веснушчатым носом.
- Вы все курите? - неожиданно спросил он.
- Курю.
- Курить вредно…