Буквально через несколько минут милицейский сержант принес четыре обреза. Он, молча, положил их на стол следователя, заинтересованно посматривая то на него, то на Тихона.
- О! Это именно то, что нам надо!
Потом он поманил пальцем Тихона к себе и спросил его:
- Вы можете мне тут показать обрез шестнадцатого калибра?
Тихон нехотя подошел к разложенным на столе обрезам и молча уткнулся в них взглядом. Сначала он, было, решил подержать каждый из них в руках. Чтобы хоть что-то на них высмотреть. Но потом передумал. Даже руку протянутую отдернул.
- Если вас устроит то, что я начну угадывать, то я могу попытаться. Но вероятность того, что угадаю, не превышает двадцати пяти процентов…
- Так вы что, со стопроцентной уверенностью не можете указать на обрез шестнадцатого калибра, который у вас перед глазами лежит?
- А таки не могу! Потому что не знаю.
Тихон уже и сердиться начал. Даже не пытался того скрыть.
- До сих пор я считал, что в прокуратуре серьезные люди работают. А вы зачем-то вызвали меня, и свое, и мое время забираете, да еще и хотите, чтобы я вам что-то узнавал, что-то такое, о чем я даже представления не имею. Может, вы мне объясните, что конкретно вы от меня хотите?
- Тихон Степанович, вы хорошо видите?
- На зрение не жалуюсь.
- За сколько метров в лесу знакомого узнаете?
- Так это, смотря, в каком лесу. В еловом, например, то разве что, нос к носу столкнемся. В редколесье за несколько десятков метров узнаю.
- А когда вы Николая Погорельца с обрезом в лесу видели, то с какого расстояния?
- Ах, вот вы о чем. Ну, тогда метров тридцать между нами было. Не знаю даже, видел ли он меня.
- И он тогда действительно с обрезом был? С обрезом шестнадцатого калибра?
Тихон мысленно уже начал проклинать Макара. Если б хотя бы одно из тех проклятий вдруг материализовалось, то этот бестолковый милиционер уже давно под землю провалился бы. А, может, с ним даже что-то еще худшее случилось бы…
Еще ему подумалось о том, что если, не дай Бог, суд состоится, то его еще и не так допытывать будут. И выведут его тогда на чистую воду, да еще и перед всем народом. Это б еще ничего. Как-то пережил бы. Не настолько он гордый, чтобы над такими глупостями задумываться. Но ведь и судить могут за то, что человека оболгал и содействовал тому, что того на скамью подсудимых усадили. А в тюрьму Тихону не хотелось.
- Господин следователь! Да не видел я никакого Николая в лесу! Ни с ружьем, ни без ружья не видел. Все это меня полицай-Макар написать вынудил. Извините уж меня, глупого.
Хотя и ожидал Петр Николаевич чего-то подобного, но очень уж неожиданным для него оказалось это сознание. Он думал, что свидетеля еще долго допрашивать придется, пока не подловит его на откровенном вранье. Но что все это через какие-то полчаса случится, о том даже и не мечталось. Но он быстро пришел в себя и взял себя в руки.
- Таким образом, вы теперь утверждаете, что вы в лесу гражданина Погорельца с обрезом в руках не видели и что своим заявлением в милицию фактически оболгали его?
- Получается, что да… Каюсь! Грешен! Но думаю, если бы дело до суда дошло, то я там всю правду рассказал бы. Чтобы невинного не осудили.
- Невиновного в чем?
- Я не знаю, что Макар Калитченко с ним не поделил. Говорил, что ему того Николая немного попугать надо. Я тогда подумал, что это действительно так. Вот только теперь, из сегодняшнего разговора с вами, я догадался, что это он на Николая дело какое-то навесить решил. Уж, случаем, не попытку ли убийства Василия Степанчука? Если это действительно так, то я ему в этом не помощник. Не видел я Погорельца в лесу с обрезом! Никогда не видел! Так и запишите в протокол!
Приблизительно в таком же ключе получился разговор следователя и с другими "свидетелями". Все они оказались от своих заявлений. И все указали на то, что заявления эти их вынудил написать Калитченко.
Глава 23
Бритоголовые ввалились в кабинет так неожиданно, что у Николая мурашки по спине забегали. Хотя он и ожидал чего-то подобного, но к разговору, все же, готов не был. Хороший организатор, он, как рыба в воде, чувствовал себя на своем месте именно на производстве. Тут он с людьми общался на одном, всем понятном, языке. Старые работники понимали его с полуслова. И еще не было случая, чтобы хоть кто-то в чем-то возразил ему. И вовсе не потому, что он был хозяином. Вернее, одним из хозяев. А именно потому, что он всегда по делу говорил. А к самим рабочим с уважением относился. Потому и они его уважали. Как и Василия. Их было за что уважать.
Ни сам Николай, ни Василий никогда не считали себя хоть в чем-то выше своих подчиненных. Они всегда руководствовались тем принципом, что основой их благосостояния являются именно работающие у них люди. Не сырье и материалы, которые они покупают. Не машины и механизмы, которые эксплуатируются у них на предприятиях. А именно те, кто перерабатывает эти сырье и материалы, кто работает на тех машинах и механизмах, именно они и являются основным источником их доходов. Потому они всегда с уважением и пониманием относились к потребностям своих рабочих, насколько могли, заботились об их здоровье и досуге. А зарплата на их предприятиях была намного выше, чем у других предпринимателей. Ценили они своих людей. Всегда ценили.
До такого понимания истинной роли человека труда в создании нового продукта и в обеспечении прибыльности производства уже давно пришел весь цивилизованный мир. Потому и работники там ценятся. Там знают истинную цену рабочей силы. И оплачивают ее по этой, реальной, цене. Еще и хорошие условия для труда и отдыха своим работникам создают, социальные программы надлежаще исполняют и о будущем заботятся. Не только о своем собственном. О будущем своих работников тоже. Ведь без них, своих работников, они и своего собственного будущего иметь не будут.
К сожалению, подавляющее большинство нуворишей на постсоветском пространстве думает совсем не так. Им - лишь бы свой собственный мешок деньгами набить. Чтобы потом второй, третий, десятый набивать. Их совсем не волнует, что их рабочие иногда и на хлеб денег не имеют. Лишь бы самим где-то на Багамах или на Мальдивах отдохнуть от трудов праведных, да любовницам своим богатые подарки более-менее регулярно делать. Потому и рабочий люд к таковым только как к хозяевам относится. Как к плохим хозяевам. Скажут те что-то сделать - сделают, а не скажут, то - лишь бы день до вечера. Ни старательности особенной, ни инициативности. Как им платят, так они и работают.
У Василия с Николаем такого никогда не было. Как ни трудно им было с самого начала, но их работники зарплату всегда получали и вовремя, и довольно высокую. Со временем она стала даже немножко больше, чем на больших промышленных предприятиях района. Потому и сами рабочие и любили, и уважали их. Потому и старались так выполнять свою работу, чтобы от нее отдача была как можно большей. Чтобы польза от того всем была.
Именно в этом и была самая большая заслуга Николая. В их тандеме он был настоящим генератором идей. И он отличным образом умел свои идеи в жизнь воплощать. Но для успешного ведения бизнеса этого было не достаточно. Надо было уметь разговаривать не только со своими работниками. Нужно было и поставщиков найти, и заказчиков. Надо было умело вести разговор в государственных и контролирующих органах, с работниками научно-исследовательских учреждений и с многими-многими другими. В том числе - и с рекетирами, как с реальностью, которая существовала рядом с ними, и от которой деваться было некуда.
Именно этого Николай и не умел. И силы за собой той не чувствовал, которая у Василия была, и уверенности. Но в тот раз постарался вида не подать.
- Чем обязан вашему визиту? - насколько можно, непринужденно спросил прибывших.
- Успокойся, Николай Федорович, - садясь в предложенное ему кресло, начал главарь бритоголовых, тоже, между прочим, Николай. - Как в старых сказках молвится, не биться, а мириться мы сегодня пришли. Ты, конечно же, знаешь, как Василий однажды нас отсюда выставил.
- Знаю.
- И мы о том помним. Но зла на вас не держим. Даже, насколько могли, помогали вам. Ведь к тебе в последнее время с предложениями о продаже бизнеса никто не обращается?
- Да Бог миловал. Хотя раньше всякое бывало…
- Извини, но мы о том поздно доведались. Если бы раньше, то ни ты, ни жена твоя таких неприятностей не имели бы.
- Что-то я тебя, тезка, никак не пойму. Лучше уж конкретно говори о причине вашего визита. А то у меня дел - невпроворот. Я и так за всем еле успеваю.
- И об этом знает. И сожалеем, что с Василием такая беда случилась. Знал бы кто, сам голову оторвал бы! Но сейчас мы с тобой о чем-то другом поговорить хотим. Хочу только, чтобы ты знал, что именно мы тогдашних твоих визитеров отлупили и дорогу им сюда заказали. А вчера и новым бродягам малость морды почистили.
- Так вы снова о своей "крыше", да о "помощи" нашему бизнесу говорить хотите?
- Николай Федорович! Вот умный ты мужик, но слишком уж горяч. Удили нам полчаса своего времени, да спокойно нас выслушай. А тогда и выводы делай. И вопросы задавай, если будут…
- Ну, что ж… Давай! Я больше перебивать не буду.
- Вот и слава Богу! Таким ты мне куда больше нравишься. Я ведь тебе сразу сказал, что мы мириться пришли. А то, что тебя дважды от неприятностей спасли, то будем считать нашей платой за тогдашнюю нашу дурость по отношению к Василию. А поговорить с тобой мы вот о чем хотим.
Вздохнув с явным облегчением, непрошенный визитер продолжил свою речь.
- Понимаешь, случай с Василием нас заставил задуматься о непрочности наших жизненных позиций и о тех неожиданностях, которыми судьба каждого из нас оделить может. Я не хочу себя обелять, доказывая, что мы жили честно и праведно. Скорее всего, наоборот. Только то и тешит, что мы действовали, как благородные разбойники, такие себе Робин Гуды… Мы забирали излишки денег у богатых и не слишком честных на руку людей. У таких, кто и от нас самих, в принципе, ничем не отличались. Только и того, что они откровенным обманом свои деньги зарабатывали, а мы силой часть этих денег у них изымали. Конечно же, и то, и то противозаконно. И их деньги, в основном, грязные, и наши - не чище их. Но дальше нам так жить не хочется. Того и смотри, то ли пулю от кого-то схлопочешь, то ли на Соловках окажешься…
Одним словом, решили мы угомониться, и в дальнейшем с законом в конфликты не вступать.
- Ну, такое решение можно только приветствовать. Но при чем здесь я? Вы же не исповедоваться ко мне пришли. Тем более, что я прав на отпущение грехов не имею…
- Что до наших грехов, то мы сами за них отвечать будем. И не перед судом человеческим. Перед тем, что куда выше. А так, как грехов у нас более, чем достаточно, и так, как мы еще достаточно молоды, чтобы над их искуплением подумать, то и хотим попросить о вашей помощи.
- В чем? - оторопел от такого неожиданного поворота дела Николай.
- Мы хотим свои деньги на доброе дело направить.
- На церковь отдать, что ли?
- Если мы их на церковь отдадим, то завтра у нас ничего не останется. И хотя мы болваны уже достаточно взрослые, но какой-то достойной профессии за душой ни у кого из нас нет. Если начинать все с ноля, то можем снова на скользкую дорогу сбиться. Тогда и пожертва наша на церковь прахом пойдет, и в завтрашнем дне уверенности у нас не будет. Так что, такой путь нам не подходит. Мы эти деньги хотим в бизнес вложить.
- Если в наш бизнес, то у нас такой необходимости нет. А если в свой собственный, то разве что посоветовать что-то сможем.
- О том, чтобы вы нас в свой бизнес приняли, мы даже не мечтаем. Знаем, что он вам слишком трудно достался. А работать самостоятельно, для нас все равно, что деньги на церковь отдать. Прогорим, и все потеряем. Мы хотим с вами какой-то общий проект организовать. Или отдельный от вас бизнес, которым бы вы руководили и нас, дураков, уму-разуму учили. При этом, мы готовы вложить деньги, а вы разработаете стратегию бизнеса и будете руководить им. Хотя бы - на первых порах. За это мы готовы отдавать вам до сорока процентов всех наших доходов. И договора соответственные заключить с вами готовы. Чтобы все на бумаге изложено было, чтобы все честно было.
Николая настолько поразило такое предложение, что он еще какое-то время растерянно молчал, не зная, что и сказать.
- Нам понятны твои сомнения, или даже нежелание иметь дело с нечистыми деньгами. Но учти и то, что во всем мире подавляющее большинство первичного капитала накапливалась именно преступным путем. Иногда даже куда худшими способами, чем те, которыми действовали мы. А со временем наследники этого капитала становились вполне респектабельными людьми. И никто им сейчас в глаза не колет тем, что их деды-прадеды шантажом или откровенным разбоем свои капиталы нажили. Вот потому и просим вас помочь нам нормальными людьми стать и научить нас делами руководить.
- Да-а!.. Вы с настолько неожиданным предложением явились, что я сразу и ответить вам ничего не могу. Тем более, что не сам я такие вопросы решаю. Надо подождать, пока Василий выздоровеет. Но, как бы там ни было, лично я могу только приветствовать ваши намерения кардинально изменить свой способ жизни. Вот только никак не пойму, каким именно способом вы сами думаете грехи свои искуплять?
- Вот так и будем! Создав, с вашей помощью, новые предприятия, мы людям работу дадим? Дадим. Это раз! Зарплату им нормальную платить будем? Будем. Это два! А когда устойчивые прибыли пойдут, тогда и на церковь давать сможем. Вот тебе и три! Часть людей, наши работники и члены их семей, смогут жить лучше. Потому, что будут зарабатывать не меньше, чем на ваших предприятиях. Таким образом, мы будем добро для людей делать, а государству налоги платить. Вот и получится так, что нечестные деньги барыг, нечестно отобранные у них нами, в конечном итоге заработают на благо всего общества.
Впрочем, я допускаю, что даже такое добро может и не пересилить то зло, которое мы раньше творили. В том нам только Бог судьей будет. Но когда это еще будет? А вот совесть свою мы уже сегодня, хотя бы частично, успокоить желаем. Так что, Николай Федорович, не суди ты нас слишком строго. Лучше помоги, насколько сможешь. Именно для того и пришли к тебе. Уговори Василия нам помочь!
- А если мне не удастся этого сделать? Хотя и с большой натяжкой, но лично я склонен к мысли, что вам помочь надо. И, конечно же, не за те сорок процентов, которые вы мне сегодня обещали. Если действительно о чем-то договоримся, то проценты наши куда меньше будут. Но справедливыми.
- Я назвал цифру в сорок процентов не потому, что мы такие уж хорошие и на все согласные. И не за хорошие глаза мы их тебе предлагаем. А за то, что вы нашим бизнесом руководить будете, да нас, дураков, уму-разуму учить.
- А когда уму-разуму от нас наберетесь, то проценты изменить пожелаете?
- Нет! Если уж мы решились порядочными людьми стать, то решение это будем считать окончательным и обжалованию не подлежащим. Как договоримся, столько и отдавать будем.
- Вот даже как? В таком случае я постараюсь вам помочь. Попробую Василия уговорить. Только еще раз обращу ваше внимание на следующее. Не за определенные проценты мы это делать будем. Если возьмемся, конечно. А для того, чтобы вы действительно порядочными людьми стали. И чтобы люди получили новые рабочие места. Лично мне почему-то этого очень хочется. Надеюсь, что и вам тоже.
Глава 24
Сергей Петрович заинтересовался рассказом мальчишек. Не откладывая дело в длинный ящик, он в тот же день побывал в областном центре и лично убедился в том, что Скребков Николай Ярославович действительно отбыл в командировку в субботу, накануне покушения на убийство Степанчука, и вернулся из нее только через несколько дней. По крайней мере, об этом свидетельствовали билеты на поезд. Таким образом, судя по полученным им сведениям, у Скребкова имелось алиби. Но алиби это еще предстояло подтвердить. Или опровергнуть. Слишком уж уверены были мальчишки в его присутствии в городке тем субботним вечером.
Если судить только по наличию железнодорожных билетов, выданных на имя Скребкова, то можно было и оставить без внимания версию об его возможном участии в преступлении. Но почему-то не давала покоя та упрямость мальчишек, которые в один голос утверждали, что Козлобород таки был в субботу дома. А если это действительно так, то он никак не мог сесть в поезд по субботнему билету на Киев. Ох, и меткое же прозвище ему прилепили! Даже сам следователь, мимо воли, мысленно именно так начал именовать подозреваемого. Хотя работнику прокуратуры это ни к лицу.
Конечно, железнодорожный билет еще никогда не был стопроцентным свидетельством того, что именно по этому проездному документу определенное лицо проехало по оплаченному им маршруту. Ведь факт его присутствия или, наоборот, отсутствия в купе поезда в тот субботний вечер надо было еще установить.
Изъяв проездные документы и оставив в конторе их копии, Сергей Петрович наведался на железнодорожный вокзал. Очень уж ему хотелось сразу же внести хоть какую-то ясность в разгадку этого вопроса. Хотя и не следователя прокуратуры это дело - добывать первичные доказательства. Для этого есть работники милиции, которые и обязаны исполнять распоряжения следователя. Ведь именно он, следователь, руководит раскрытием преступления. А не занимается таким раскрытием самостоятельно.
Но не до того было. Не посылать же милиционеров в областной центр, если он сам уже здесь, на месте, и сам можем обо всем узнать.
Эх! Если бы наши желания, да были лошадьми, - вспомнился Сергею Петровичу старина Рассел. - Тогда, действительно, все нищие могли бы ездить верхом…
Поездная бригада того поезда, на котором Скребков, вроде бы, в прошлую субботу поехал в Киев, была в рейсе. Их поезд вернется только на следующий день, вечером. А на вокзале только подтвердили тот факт, что такой билет действительно был продан пассажиру по фамилии Скребков. О чем свидетельствовали имеющиеся на билете данные его собственного паспорта.
- А ехал ли он по этому билету, или нет, о том вам только проводник сказать может. Да и то, если с совестью у него все в порядке. Ведь бывает и так, что какой-то пассажир к отправлению поезда не явился. В таком случае проводник на его место может подсадить безбилетного пассажира. Не за "так", конечно, и даже не за простое "спасибо". За соответственную денежную благодарность…
В любом случае, возникла необходимость проверить этот факт путем опроса проводника. Но это пришлось отложить на завтра, и поручить проведение опроса работникам милиции, которым также было поручено добыть фотографию подозреваемого и предъявить ее проводнику для опознания.
Когда Сергей Петрович вернулся в городок, Николай уже ожидал его.
- А, допустим, что наши ребята таки правы, и что Скребков действительно был в нашем городе вечером, накануне преступления. Если он вышел из дому в шесть утра, то максимум за полчаса он мог быть на трассе и еще через какой-то час, даже на попутных машинах, мог добраться до соседнего райцентра. А там, в восемь утра, останавливается киевский поезд.
- Ну что ж, - задумчиво молвил следователь. - Это можно принять за еще одну версию… И проверить ее не так уж сложно. У меня, как раз, есть немного свободного времени. Вот только, если бы транспорт какой-то…