– Во-вторых? Каких?..А! Ты меня сюда заманила. Ты хитрая.
– А ты пьян. И я до сих пор не пойму, чего вообще с тобой валандаюсь.
– Пьян? Я?!..Да. Я тобой пьян. Вот веришь, двадцать пять лет прожил. А такого не было у меня.
– Да и у меня тоже, – Марина столкнулась с беспокойным взглядом официантки. Искательно улыбнувшись, жестом попросила рассчитать. – В общем, есть предложение: давай вызовем такси и тебя отправим.
– Давай, – неожиданно легко согласился Мороз.
– Не-не-не, солнышко – это сюда, – он заметил счет, что держала официантка. Перехватил его. Напрягся, пытаясь вчитаться. Но остатков трезвости хватило единственно, чтоб осознать безнадежность этой затеи. Осознав, вытащил из кармана смятую пачку денег и протянул официантке, глаза которой зажглись предвкушением. Увы, надежды сменяются разочарованиями, – Марина, не стесняясь, перехватила руку и забрала себе и деньги, и счет.
– Вы нам такси не закажете? – попросила она.
– За углом сколь угодно, – обиженная официантка отошла к более перспективному столику.
– Куда тебя? – поинтересовалась Марина, с трудом затолкав сделавшегося громоздким Мороза на заднее сидение такси. – То есть? Дурацкий вопрос. К тебе, конечно, – он положил голову на ее плечо и мирно засопел.
Марина – младшая подбежала к двери. Торопясь, откинула цепочку.
– Ну, где ты ходишь? Ведь обещала к восьми быть, – обрушилась она на мать. Но, обескураженная, притихла. Зрелище ей открылось поразительное. Взмокшая Марина – старшая с трудом удерживала у стены норовящего осесть мужчину.
– Лифт опять не работает, – задыхаясь, пробормотала она.
– А это что еще за алкоголик?
– Ну, не бросать же было, Марюсечка, – мать искательно улыбнулась. – Заберут в вытрезвитель. А он все-таки из уголовного розыска.
– Этот?! – Марина – младшая презрительно оттопырила нижнюю губу. – И куда катится страна?.. Ладно, Бонька на даче. Положим у двери на его попоне.
– Вот и славно. Помоги. А то я сама сейчас на попону рухну.
7.
Виталий проснулся от того, что солнечный луч пробуравил слипшиеся ресницы. И сразу в нем возникло ощущение безотчетной тревоги. Что-то непоправимое произошло вчера. Он осторожно осмотрелся и обнаружил себя раздетым до трусов, на чужой, застланной тахте, в совершенно незнакомой комнате с приоткрытой дверью в другую, внутреннюю, в которой, было слышно, кто-то дышал во сне. Да, давно он так не надирался. Проклятый недосып сыграл злую шутку. Но что-то было и хорошее. Он похолодел – Марина! Конечно же!.. Все, что было до шашлычной, он вспомнил разом. А вот что было там? Там… точно, они заказали бутылку коньяка. И что это мы потом понесли? Ой-е-ей! Боясь заскулить, он уткнул лицо в подушку. Подушка пахла знакомыми духами. Прелестно! Не хватало еще оказаться в ее квартире – в горизонтали. Дышит-то, надеюсь, не муж. Нет, муж храпит. Или похрапывает. Но никто не храпел и не похрапывал. Будем логичны: мужа быть не должно. Случайного знакомого тащат на глаза мужу только, если знакомый этот вовсе до фени . Но тогда чего тащить? Стало быть, мужа нет. И это единственный лучик во мраке беспамятства.
От небывалого умственного напряжения Мороз почувствовал приближение головной боли. А главное – при мысли, что скоро Марина появится и надо будет посмотреть ей в глаза, ему стало не по себе. Он поднялся, проклиная скрипнувшую тахту, натянул разбросанную по полу одежду. Глянул в зеркало и сморщился: то, что там отразилось, симпатии не вызывало. Теперь надо двинуться в прихожую. Нет, не надо. Во-первых, сил уйти, не повидав ее, тоже нет. И потом, как бы плохо ни было, но, если он уйдет, не повидавшись, хуже уже не станет, потому что будет никак. А если повидаться, то наверняка станет хуже. Но потом есть шанс, что будет иначе. Стало быть, во имя "иначе" надо перетерпеть "хуже".
Здорово "слепил". Не зря любит повторять главный райотдельский шкодник Ханя, что Мороз, мол, умеет подвести безупречную базу под любую мерзопакость.
Он тихонько прошел на кухонку, включил чайник.
Обернулся на почудившееся движение. Прислонившись к косяку, стояла девочка лет двенадцати, в пижаме, тоненькая, словно зубочистка, и, не пряча любопытства, его разглядывала.
Виталий вздохнул.
– Похмелиться хочешь? – догадалась она.
– Нет, – в голосе его прозвучала неуместная гордость.
– Странно. Этот всегда хочет.
– Этот – это кто?
– Отец.
– А он где?
– На учениях, – и – без перехода. – Меня Мариной зовут. Для своих – Марюська. А ты, выходит, на маманьку запал? Мороз собрался возмутиться. Но тут же осел: потрепанный алкоголем организм к вранью оказался не готов.
– Выходит, так, – обхватив раскалывающуюся голову, признался он.
– Да ты не стесняйся. К ней многие липнут. У кого, конечно, вкус есть.
– А она?
Девочка с сомнением поковыряла пластину на зубах, что-то прикинула:
– Да так. Вообще-то ты первый, кого она сюда притащила. Я тебя тоже волокла. Чуть не надорвалась.
– Благодарствую. И чем обязан?
– Мороженое. И еще одно – за информацию.
– Так, вымогательница уже вовсю трудится, – сзади в коротком халате стояла Марина – старшая. У Виталия свело зубы.
– Да вот, ввожу товарища в курс дела, – хихикнула Марюська.
– Топай-ка лучше в ванную, маленькая разбойница, пока я не заняла, – она развернула дочь за плечи и легким тычком придала направление.
– За правду страдаю, – исчезая, поплакалась та.
Они остались вдвоем. Виталий покаянно склонил голову.
– Ты хоть помнишь, что вчера нес? – поинтересовалась Садовая.
– Нет, – признался он. – Но все несомненная правда…Маринк, ты не прогоняй меня сразу. Назначь какое-нибудь испытание. Я ведь не всегда пью.
– Да? – Марина с сомнением поморщилась. – И какого ж испытания ты хочешь?
– Любого! Самого жестокого, – бесстрашно замотал головой Мороз. – Давай, например, пойдем вечером в ресторан.
Со стороны коридора донесся тонкий смех – Марина-младшая подслушивала.
– Марш, говорю, в ванную! – прикрикнула мать. Дождалась звука защелки. – Ладно, давай поговорим всерьез. Тем более вижу, по-хорошему ты не понимаешь. Я тебе нравлюсь. Так?
– Так.
– Самое неприятное, что и ты мне немножко нравишься, – она уклонилась от попытки ее обнять. – Только ничего хорошего отсюда не вытекает. Ты ведь еще во дворе, пацаном, на меня пялился.
– Так ты помнишь?!
– Весь ресторан вчера об этом узнал. Да и какая разница? К тому же я старше тебя лет на пять – шесть.
– Пять лет не так много.
– До того как я подхватила сифилис, может, это и было немного. А теперь – пропасть.
– Не понял.
– Я ведь из семьи староверов. Где преданность мужу – это основа основ. Но если уж это поломано, тогда – все! Как прорвавшаяся плотина. Море разливанное –и без границ. Потому и по рукам пошла. И сама мужиков коллекционирую. И остановиться, Виталий, не могу и не хочу. Я б не говорила этого, да вижу тебя. Мучиться ведь станешь.
– А почему бы не поверить, что и ты в меня можешь влюбиться?
– Да потому и говорю, что запросто. Только для меня это ничего не изменит. А тебе надо, чтоб… ты не один был? Так что, держись подальше. Девочек и без меня хватает. И вообще я, наверное, скоро уеду. Мужа на новое место службы переводят.
– Это после всего-то?!
– Муж все-таки, – она поднялась, давая понять, что разговор затянулся. Всмотрелась в подрагивающее лицо. – Хотя, если совсем невмоготу, приходи. Только чтоб потом без претензий.
– Ну, и стерва же ты! – не сдержался Мороз.
– Наконец-то поверил.
Он выскочил в коридор, где возле ванной наткнулся на затаившуюся Марюську.
– Прощай, маленькая разбойница, – Виталий потрепал девчонку по плечу, разглядел слезы на ее глазах и, склонившись, нежно поцеловал на прощание в щечку.
– Ты заходи. Мало ли что, – пробормотали ему вслед.
Мороз через две ступени устремился вниз. Хватит с него сомнительной лирики. Лучшее средство выхаживаться после похмелья и незадавшихся романов – работа, работа и работа. Пора взять Воронкова за вымя!
8.
… – И один доставленный сегодня утром для проведения следственных действий, – закончил рапорт о результатах суточного дежурства Галушкин.
– Кто? – вскользь поинтересовался Тальвинский.
– Воронков! – отчеканил Галушкин.
Андрей почувствовал, что челюсть у него непроизвольно задвигалась.
– Да ты!… Опять за свое?!
– Никак нет! Доставлен по личному указанию замначрозыска Мороза.
– Мороза?.. Что-то ты, Федосыч?.. – Андрей заботливо заглянул участковому в зрачки. Но если не считать явного, просто-таки отплясывающего в них торжества, других признаков безумия не обнаружил.
Напротив, многозначительно показав на камеру, из которой были слышны переговоры в дежурке, Галушкин увлек начальника в коридор.
– Мороз его по наезду "наколол".
– Ты не шутишь? Как только появится – ко мне. И… – пораженный услышанным, Андрей запнулся, забыв, что собирался перед тем приказать.
– Прикажете заходить на "развод"?
– Именно.
9.
– Разрешите, товарищ подполковник? – Мороз был единственным из прежних приятелей, кто никогда не выпячивал свои особые отношения с начальником райотдела.
Тем более что в кабинете, как он заметил, уже сидели Муравьев, Галкин и Препанов – с блокнотом наизготовку.
– Заходи, заходи. Заждались, – пробасил Тальвинский. – Рассказывай, как дошел до жизни такой! Все, что было до того, мне доложили, – Галкин подтверждающе кивнул. – А вот что у тебя против Воронкова есть?
– Все! То, что это был джип, до меня дошло где-то к обеду. Проработал коттеджный поселок. Всего три внедорожника. У двух – железное алиби. Третий – Воронковский. Самый навороченный. Там и колеса, дай бог иному грузовику, и вес – соответственно. Позавчера он приезжал в коттедж с какой-то барышней. По показаниям охраны и шофера, как раз где-то до пол-одиннадцатого. Шофера он оставил в коттедже. А за руль сел сам.
– Пьяный?
– Мнутся. Не хотят босса подставлять. Они ж тоже про аварию слышали.
– То есть за рулем был Воронков?
– Больше некому. Он часто сам рулит.
– И все-таки это пока только наши домыслы?
– Так мы и рождены, чтоб сказку сделать былью. Если разрешите, Андрей Иванович, я в вашем присутствии чуток покомандую. – Валяй, валяй. Похоже, ты сегодня именинник.
– Благодарствуйте! – Мороз повернулся к Муравьеву. – Леша! Садись на Воронковский джип. И дуй к начальнику судмедэкспертизы Катковой. Она тебя ждет. Даже вскрытие отложила. По дороге к криминалистам заскочи, возьми одного с собой. Я им звонил.
– Так. И?.. – Джип сразу на яму загоните. Дно – чтоб каждую гайку облизать: волосок, тряпочка. Даже если отмывал, – что-нибудь да могло зацепиться…
– Должно было! – жестко уточнил Тальвинский.
– Так это вы на меня положитесь! Сам с лупой все облажу, – Муравьев вскочил. – Разрешите, Андрей Иванович?
– Разрешаю! Колеса не забудьте со следом на одежде сопоставить. И, если есть хоть какой-то шанс протектор идентифицировать, при понятых размонтируйте и – к криминалистам. Если надо, я решу, чтоб без очереди.
– А мне какая задача будет? – напомнил о себе Галкин. – Все-таки на моей территории, народ у нас из-за этой истории просто на измене стоит. Так что хочется, так сказать, посильно вложиться… Может, с Муравьевым съезжу или с допросом помогу?
– "Мы с Тамарой ходим парой", – съязвил Мороз. – Нечего в ногах друг у друга путаться. Велосипед изъятый, что мы к тебе домой закинули, на месте? – А куда ему деваться?
– Грузи на машину и вези туда же, к криминалистам. Пусть делают экспертизу по механизму удара.
– И соскобы с заднего обода не забудьте, – Тальвинский ткнул пальцем в блокнот непрестанно строчащему Препанову. Не отрываясь, тот понятливо кивнул. Чего в Препанове было не отнять, так это железную исполнительность. Достаточно было разъяснить, что доверенное ему поручение важно для отдела или что затронута честь мундира. И – можно было не беспокоиться: в пределах своей компетенции он сделает все точненько в соответствии с заданием – выше не прыгнет, но и ниже не опустится.
– Так у меня "Жигуль" на профилактике, – смутился Галкин.
– Всего полгода получил и – уже?… – под возмущенным взглядом Тальвинского Галкин виновато развел руки. – Вы так скоро всю технику раздолбаете. Ладно. Ради такого случая возьмешь УАЗик…Как, кстати, себя Незналова – старшая чувствует?
– Жива, слава Богу, – успокоил Мороз. – Перелом руки, сотрясение мозга, еще какие-то мелочи. А так… – Ей сказали про дочь?
– А куда деваться? Лучше уж, чтоб в больнице узнала. Истерика, конечно. Мать-одиночка. Поздний ребенок. Хорошего мало. Завтра-послезавтра можно будет допрашивать.
– А почему не сейчас? Я готов съездить, – внес свою лепту Препанов.
– Без толку, – пресек инициативу Мороз. – Врачи по моей просьбе с ней переговорили. Она ничего не видела. Свет фар сзади, удар, полёт шмеля…Лучше садись за назначение экспертиз. Это сейчас – самое срочное. Хоп! Я все сказал.
По лицу Тальвинского промелькнула лёгкая тень: в сленге Мороза то и дело проскакивали любимые фразочки покойного Лисицкого. – Все, кроме Мороза, свободны! – объявил он. –Прошу только помнить. Вы расследуете не просто преступление, а особо дерзкое, вызвавшее справедливое негодование среди населения. Потому что человек, который, совершив такое, сбежал, даже не оказав помощь, пожалуй, пострашней убийцы будет.
Они остались в кабинете вдвоем.
– Чего-то ты больно блеклый. Намотался вчера? – определил Тальвинский.
– Так! Не обращай внимания. Наши женские дела. – Опять? Мне начинает казаться, что в твоем блокноте девиц больше, чем по переписи населения.
– Как раз девиц там не осталось, – отшутился Мороз. – Гляжу, и ты нехорош. После утреннего объяснения с Мариной Садовой обычные меж ними гусарские "подколы" были ему неприятны. К тому же вспомнились ее намеки насчет жены Тальвинского. Мороз решился забросить пробный шар. – Опять, должно, с супругой поцапался? – предположил он небрежно. – Ей-богу, отправь ты ее куда-нибудь работать, что ли. А то она у тебя все дома, в четырех стенах. Не удивительно, что звереет. – Уже. Скоро три месяца как работает. Разве не говорил? Начальником секретариата на Хлебзаводе пристроил. Так другая проблема: за сыном смотреть стало некому. А надо бы. Тут из школы звонили. Их там несколько человек отловили – какую-то травку, стервецы, курили. Самый опасный возраст! А жена иной раз позже меня возвращаться стала. Каждый день мероприятия. Такая активистка, куда там! Но – из двух зол, брат Виталий, выбирают меньшее.
Мороз закивал с благодушным видом: информация Садовой, кажется, подтверждалась. Поднялся:
– Пойду развлекусь с этим Воронковым. Все-таки старые знакомые. Или желаете самолично обложить зверя?
– Присоединюсь позже. Мне только что позвонили из управы – к нам Муслин выехал.
– Знаешь, с чем едет? – в тоне Мороза проявилась нервозность: Муслин за короткое время вырос до заместителя начальника УВД по кадрам, и редкие посещения его райотделов всегда заканчивались одинаково – обзорными приказами о наказаниях.
– Догадываюсь, – частное определение из суда по Хане лежало приготовленное на столе. – А с Воронковым будь поаккуратней. В большую сволочь за эти два года юный кооператор вырос. Да и связями в Москве пооброс. Так что – пока это дело полностью не раскроешь, все другое по боку.
Первым, кого увидел, выйдя от начальника, Мороз, был как раз полковник Муслин. Не отвечая на приветствия, он напористо шагал по коридору. Редкие сотрудники, чтоб не попасться на глаза всесильному кадровику, спешили шмыгнуть к стене. Мороз, напротив, пересекшись с требовательным взглядом, интимно подмигнул. Эта привычка, как напоминание о первой, далекой встрече, укоренилась в нем еще с того времени, когда Муслин был простым замполитом райотдела. От подобных игрищ его не раз предостерегал Тальвинский, хорошо изучивший памятливый характер Муслина. Но обожающий риск Мороз не мог отказать себе в удовольствии пощекотать нервы. Не сдержался и теперь.
К его удивлению, на провокационно-панибратский жест замнач УВД приветливо кивнул и даже чуть задержался, чтобы пожать руку.
" Или – это новый начальственный стиль, или – ему от меня чего-нибудь надо", – прикинул Мороз.
10.
– Ну, здорово, начальник! – громко объявил о себе Муслин, входя в кабинет.
– Здорово, большой начальник, – Андрей, полный радушия, шагнул навстречу. Крепко сжал протянутую руку, с демонстративным удовольствием оглядывая вошедшего: фигура Муслина оставалась той же, юношески-стройной. И лишь вблизи по пигментированным пятнам на лице да по некоторой вяловатости кожи можно было приблизительно определить истинный возраст. А по снисходительному взгляду – высокую должность.
– Я тебя еще не поздравил, – Андрей провел пальцем вдоль погон. Это "ты" – единственное, что сохранилось меж ними от тех времен, когда после назначения Тальвинского Муслин некоторое время проходил у него в замах. Правда, очень скоро "выстрелил" наверх.
– Спасибо. Как наш бывший?
– Позванивает иногда. Скучно ему на пенсии, – Андрей жестом пригласил располагаться.
– Да, сходят потихоньку старые кадры, – вздохнул значительно Муслин. – В чем не откажешь, умел старик дисциплину поддерживать.
Намек был прозрачен. – То есть ты приехал по поводу частника? – Тальвинский пристукнул приготовленное частное определение облсуда. Подтянулся. – Прикажете писать объяснение, товарищ полковник?
Муслин покоробленно развел руки.
– Не меняется характерец. Чуть задень и – сразу в боксерскую позу норовит, – умиленно констатировал он. – Тебя-то, Андрей, как раз по старой памяти выгорожу. Но – что есть, то есть – слишком много возле тебя шума.
– Если ты все-таки по Хане, я думаю, разговор уместней вести при начальнике следствия, – не дожидаясь согласия, Тальвинский нажал на кнопку селектора. – Чекина ко мне. И – два кофе.
– Есть! – Муслин радостно хлопнул себя по ляжкам. Удовлетворенно поймал недоумевающий жест Тальвинского. – Я, еще входя в твой кабинет, сам с собой пари заключил, что ты обязательно в трудную минуту предложишь кофе или чая, чтоб умаслить начальство. И сам у себя выиграл!.. Что делаешь вид, будто не понимаешь? Видел, видел твою секретаршу. Очень…живописная барышня. По-прежнему умеешь подбирать кадры. Кстати, знаешь, кто ее родители? – Откуда? – Андрей пожал плечами. – Твои кадровики на стажировку прислали.
Муслин тонко улыбнулся. Но, расслышав скрип двери, сбился.