Беззаботность ее, в которой легко угадывалась привычка хозяйничать в чужих кухнях, привела его почему-то в тихую ярость. И хоть все это было глупее некуда, в нем нарастало неконтролируемое желание позлить эту сладкоголосую певунью, вывести из себя.
– Ты извини меня за сегодняшнюю ночь, – прислонившись к косяку, произнес он. – По-дурацки как-то все получилось.
– Садись ешь. Кофе остынет.
– Как-то так, между делом. Извини уж.
– Бог простит.
– Так ты не сердишься?
– Не занудствуй, – она нахмурилась.
– Знаешь, я вчера все выбирал меж вами. А теперь так думаю, что не очень и прогадал: в общем-то ты не хуже своей подружки. Правда, там еще грива. – Заткнись, наконец.
– Но ты тоже, знаешь, хороша. Призналась бы честно, что менструация. Я бы, пьяный-пьяный, а отстал. А теперь и тебе, наверное, неприятно. И – простыня в крови.
– Что?! Простыня? – она отшвырнула нож, вылетела в прихожую, принялась натягивать сапоги. Но дрожащие от ярости руки не справлялись. Тогда, подхватив их, сорвала с вешалки пальто, сумку.
– Марина, я что-то не то…
– Отмоешь… Скотина! – с шумом выскочила на лестничную клетку и прямо в колготках побежала вниз.
"Бабы какие-то ошпаренные пошли". Все-таки было что-то неестественное в ее оживлении. Что-то не стыковалось. Не отошедший еще от ночного коньяка Мороз присел на кровать, механически провел рукой по простыне.
И – вдруг понял: это не была менструация. Он оказался её первым.
8.
Февраль девяносто шестого лютовал на славу, будто восстанавливая температурный баланс после слякотности нескольких предыдущих лет. Температура опустилась до сорока, так что дежурные милицейские машины приходилось прогревать всю ночь, невзирая на хроническую нехватку бензина.
В районах свирепствовали пожары. Деревянные дома, особенно с печным отоплением, вспыхивали каждую ночь. Пытаясь уберечься от пронизывающего все и вся холода, люди перетапливали слабые печи. Давно не ремонтируемые, они задыхались от избытка бушующего внутри огня и то и дело через щели выплевывали наружу брызжущие искры. Поэтому милицейские сводки были переполнены сведениями о погибших в огне. Особенно много гибло малолетних детей и пьяных.
В один из таких дней Виталий Мороз стоял недалеко от входа в университетский корпус, укрывшись за звенящим от прикосновения стволом дерева и пытаясь укутать мерзнущий нос в куцый воротник несменяемой своей курточки на паралоне.
Из двери одна за другой выпархивали группки студенток и, повизгивая, перебегали в одноэтажное здание напротив – университетскую столовую.
Увидел он недавнюю потерпевшую – Танечку. Прошло, должно быть, больше месяца. Но происшествие заметно на нее подействовало. Девушка шла, сгорбившись, с потухшими, углубленными внутрь глазами на затертом безрадостном лице.
"Должно, с женихом так и не сложилось", – определил Мороз.
Следом на крыльцо выскочило трое шумных, наперебой выкрикивающих что-то парней с головами, неестественно повернутыми назад. Сладко и трепетно сделалось Морозу – в центре группки оказалась Марюська. Неправильные черты лица были полны властным весельем, щечки, едва выскочила она на мороз, разрумянились, маленький ротик капризно округлился. Марюська, конечно, не была красива. Но сколько же очарования разглядел он на этот раз в прежней маленькой дурнушке.
Чуть сбоку от основной группы с независимым видом шла Оленька. Хмурясь, она поминутно подправляла свежую прическу и, уверенная, что на нее не смотрят, нервно слизывала яркую помаду с полных, сексапильных губ, пытаясь не выказать ревности к триумфу подруги.
Они почти прошли мимо, когда Мороз решился:
– Марина!
Краска спала с ее лица.
– Ба! Какие люди! – на первый план незамедлительно вышла Оленька. – Не прошло и месяца, а мы уже очухались? Вы хоть Маринке собственную доставку оплатили? Маришк, чем он расплатился-то? Деньгами или?…
– Не тараторь, – оборвала та. – Что ты хотел?
– Поговорить.
– Тогда говори. Только быстро.
Мороз неловко огляделся.
– Пошли, пошли, – поторопила остальных Оленька. – Оставим престарелого Ромео.
Она подхватила одного из парней под локоток и повлекла дальше.
– Тогда уж Отелло, – буркнул тот.
Реплика имела успех. Отойдя метров на пятнадцать, все вновь остановились. Оказавшаяся центром внимания Оленька что-то преувеличенно возбужденно рассказывала, то и дело тыча через плечо пальчиком. Что именно, понять по озадаченным ухмылкам, было нетрудно.
– Говорливая у тебя подружка, – неприязненно подметил Мороз.
– А ты когда-нибудь других видел? Выкладывай, с чем пришел. А то у меня через полчаса пара начинается. Если насчет денег за простыню, так смогу отдать со стипендии. Или – подожди, перехвачу у кого-нибудь в столовой.
– Это называется – мордой об стол. Марюся, – Мороз замялся. – Ты прости, если можешь. Правда, прости. Я ведь и подумать не мог, что… ты до сих пор не имела мужчин.
– Ну, не имела, теперь имею. Тебе-то что?
– Я, наверное, свинья свиньей. Как считаешь?
– Вопрос не по адресу. Ветеринарный техникум через две остановки.
– Знаешь, после нашей последней встречи я все думаю…
– Значит, на пользу? Извини, но я в самом деле мерзну.
– Не мудрено, – ляпнул он, разглядывая коротенькую юбчоночку.
И – поплатился.
– А вот это точно не твое дело.
– Так то и не радует. Я хотел сказать, – пролепетал Мороз, теряясь под ее злым взглядом. – То есть, чтоб ты была…бывала у меня, когда захочешь. Вот, – он всунул в ее ладошку связку ключей от квартиры. – В любое время. Что тебе в самом деле в общаге кантоваться?
– Да уж лучше в общаге! – губы ее задрожали. – Хоть простынями не попрекают – казенные. Так что забирай в зад свое имущество.
– Возьми! Я в самом деле хочу, чтоб ты со мной была.
– Хочется-перехочется. Да тебе, по-моему, и так твое уж отпущено. И вообще – не комплексуй. Сошлись-разошлись. Дело-то житейское. Не страдайте на луну, вьюнош. Другим, им ведь тоже хочется!
Через плечо Виталия она послала одному из поджидавших чарующую, манящую обещанием улыбку.
– Ну, и!.. – Мороз подбросил ключи на ладони, размахнувшись, по параболе забросил в глубокий сугроб у водосточной трубы. – Чтоб больше никому не досталось!
Резко повернувшись, он зашагал к остановке.
9.
Под утро в квартире Мороза раздался звонок. Ещё спросонья он ухватил трубку. В последние недели у него вошло в привычку бросаться к аппарату. Издеваясь над самим собой, он все еще безнадежно надеялся на звонок Марюси.
– Срочно в УВД, – голос на том конце провода был отрывист. – Объявлена тревога.
– Опять учебная? Надоели эти игрища. Слушай, скажи, что не застал. Отоспаться хочется.
– Какая на… учебная?! У нас групповой побег.
К управлению, когда до него добрался Мороз, со всех сторон спешили офицеры. У большинства форменные ушанки были завязаны на подбородке.
Пройдя мимо постового, Мороз не стал подниматься к себе, а привычно свернул налево, в дежурную часть.
Знакомый капитан с повязкой "Оперативный дежурный по УВД" сипло кричал что-то сразу по двум телефонам. Не переставая говорить, он через стойку протянул Морозу отпечатанный текст сообщения.
"В ночь на 5 февраля 1996 года из судебно-экспертного отделения псиихиатрической больницы имени Литвинова путем избиения и связывания медицинского персонала и последующего отмыкания дверей отобранными ключами совершен групповой побег арестованными, направленными для прохождения судебно-психиатрической экспертизы. В числе девяти бежавших:…".
Мороз начал спускаться глазами по списку, привычно запоминая данные.
И тут увидел то, чего внутренне боялся. Все точно – "Добряков Валентин Васильевич, 1963 г.р., арестованный по ст. 102 п. "з"…
– Но как все это?…
– Как? Как? – дежурный бросил трубку. – А просто. Отметелили медбратьев, отобрали ключи, да и ушли себе гулять. Даже вооруженной охраны не было. Вот уж подлинно бардак наш расейский – пока гром не грянет…А ведь сколько раз поднимали вопрос!
– Но как до медбратьев-то добрались? Там же все через решетки.
Но дежурный, разглядев кого-то за спиной Мороза, вскочил, вытянулся в струнку.
– А чего до них добираться? Они у нас крутые: сами на контакт рвутся, – пояснил Морозу заиндивевший заместитель начальника штаба УВД. Он же по должности – начальник дежурной части. – Свежих новостей нет?
– Только что еще одного взяли, товарищ подполковник! – доложил дежурный.
– Стало быть, семеро пока в бегах. С воинскими гарнизонами взаимодействуете?..
– Так точно. Отрабатываем согласно плану "Перехват". Совместно перекрыли дороги. Васильковский гарнизон ведет сейчас прочесывание…
– Это знаю. А ты чего в штатском, Виташа?
– Только вошел. Форма в кабинете, – Мороз все не мог оторваться от удивительной строчки в списке бежавших.
– Вижу –в ступор впал, – заметил замначштаба. – Пошли-ка ко мне. Еще не то расскажу. Я ведь только из психбольницы вернулся. Думаю, не сомневаешься, кто огранизовал побег?.. И правильно. Добрыня, конечно. Он там три дня провел. И с первой минуты с медбратьями схлестнулся. А нравы там простые. Непокорных учат. И даже любят это дело. Выводят по ночам по одному и – резиновыми дубинками.
– Решили поучить?
– Представляешь, сидят откормленные такие хряки – поздоровше тебя будут – и сопли пускают. Привыкли, сучары, глумиться безнаказанно. Вот и – схлопотали. Всех троих рядком родич твой положил. А потом штаны поспускал и дубинки ихние им же на задницы водрузил. Жаль, не всунул. Хорошо хоть без оружия были.
– Погоди, ты мне лучше скажи, как он туда попал?
– Как? Как? – буркнул подполковник, открывая дверь с надписью "Штаб УВД". – По постановлению старшего следователя прокуратуры Препанова. Помнишь такого?
– Вас генерал просил срочно… – поднялась секретарша.
Кивнув, замначштаба в сопровождении Мороза прошел в кабинет, в точности напоминающий генеральский, только поуже, бросил в кожаное кресло истекающую влагой шинель. Достал из скрытого бара бутылку водки, приглашающе показал Морозу, который отрицательно мотнул головой, и, не задерживаясь, оглоушил полстакана.
– Имеешь вопросы? – заметил он.
– Для начала один: на хрена его туда загнали?
– Хороший вопрос. Душевный. Давай следующий. Потому что на этот ответа не имею. Прокуратура без нас все оформила. Они, видишь ли, процессуально независимые фигуры. Как раскрыть надо, так на цырлах ползут, потому что понимают, что без розыска с его агентурным аппаратам они никто! А чуть появилась возможность сливки на халяву снять – опять независимые, – и подполковник, проведший последние часы на людях и истомившийся от длительного воздержания, длинно и цветисто выругался.
– У кого в производстве розыскное дело?
– Это неважно. Во всяком случае для тебя.
– То есть как? Добрыню мне легче найти, чем кому другому. А потом ведь его еще взять надо.
– Надо! Правда. И найти тебе легче, чем другим, – тоже правда. И взять у тебя шансов больше. Но именно поэтому ты будешь заниматься другими делами. Или у тебя дел мало?
– Может, объяснишься?
– Я еще и объясняться должен. Совсем обнаглел, – рявкнул, придавая себе строгость, замначштаба.
Нетерпеливо запульсировал селектор.
– Слушаю, товарищ генерал.
– Тебе что, не передавали, что жду?
– Бегу, Андрей Иванович.
– Кравцу охрану обеспечили?
– Все сделано! И президента губернского банка Панину предупредили, – замначштаба отпустил кнопку.
– Тут такое дело, Мороз! Добрыня записку оставил. Кравцу вроде как стрелку объявил. "Замочить" грозит. А допустить этого нельзя. Потому что он вице-этот..спикер и, считай, кандидат в губернаторы. Так что если проколемся…
– А Паниной?
– Догадался? Тоже счетчик включил. Требует, чтоб добились прекращения преследования против него. Иначе – сам понимаешь. Похоже, старые дела какие-то меж ними.
– Да чего там "похоже"? Кстати, а кто из охранников первым предложил поучить?
– Ты думаешь?! – замначштаба встрепенулся. – А что? Как версия. Отработаем! Но вот именно потому, что ты такой понятливый, сюда и не суйся. Крепко обморозиться можно.
Вновь нетерпеливо затрезвонила генеральская связь.
– Пошли, пошли! Андрей Иванович, сам знаешь, ждать не любит.
– Так Тальвинский в курсе?
– Он и приказал насчет тебя. В общем, ставлю тебе от его имени задачу по этому побегу – держаться подальше. Целее будешь.
Первый, кто подвернулся Морозу, едва он вышел в коридор, будто специально оказался Препанов, ныне следователь областной прокуратуры. Он озабоченно торопился в сторону приемной, волоча объемистый портфель из крокодиловой кожи.
– Какие люди! – Мороз перегородил дорогу. – Здорово, кровавый следователь Препанов.
– Все плоско шутите, Виталий Николаевич! Извините, но я тороплюсь на заседание к генералу.
– Ягненок в жаркий день спешил к ручью напиться. Ну, как же там без главного организатора побега?
– Неостроумно. Простите, но я не привык опаздывать.
– Так совещание все равно задержали.
– И на сколько?
– Да на время нашего разговора. Поручено снять с тебя первые показания. Скажи-ка, друг мой Препанов, с чего это ты удумал направить Добрякова на судебно-психиатрическую экспертизу? Какие такие сокрушительные показания получили вы за время краткого пребывания его в следственном изоляторе, что надумали сделать месячную передышку? Или – в отпуск собрался?
– Прошу прекратить ерничать! К сожалению, на контакт со следствием Добряков не пошел. Во время первого же допроса у него начался эпилептический припадок.
– Скажи пожалуйста! Каким хрупким оказался!
– Психическое расстройство подтвердили и сокамерники.
– Ну, если сокамерники!
– Представьте себе. Говорят, даже на прогулке начинал бормотать: "Все золото находят. А мне одни черепки достаются". Ночью едва не задушил одного из сокамерников. Требовал вернуть какие-то векселя. Если бы не подоспели контролеры!..
– Да, это серьезно. Надо же как скрутило: и эпилепсия, и шизофрения разом. Трудный случай.
– К тому же я счел необходимым провести экспертизу на наличие хронического алкоголизма.
– Чего?!
– Да! Для полноты следствия. Статья 20 УПК нас обязывает…
– То есть для полноты?! – пальцы Мороза непроизвольно сжали руку Препанова, отчего тот болезненно поморщился. – Положим, мужика проверить на хронику ради чистоты эксперимента даже интересно. Но только для этого точно не надо из тюрьмы выпроваживать. Скажи, друг Препанов, ты как, выпиваешь?
– Простите, мне больно…По праздникам.
– А как насчет на другой день продолжить?
– Если только гости.
– То есть факт похмелья установлен, – констатировал Мороз. – А теперь представь, что я это записал в протоколе твоего допроса и передал экспертам с вопросом: "Не страдает ли следователь Препанов хроническим алкоголизмом"? Догадайся с трех раз, какое будет заключение?
– Но это некорректная постановка вопроса. Требуется изучить всю совокупность. – Да я тебе без всякой совокупности скажу: тебя, Препанов, как пьющего и похмеляющегося, непременно признают хроническим алкоголиком, остро нуждающимся в лечении. И вот, чтоб это выяснить, ты, вместо того, чтоб работать с арестованным, подозреваемым в организации группового убийства, финтюлишь его на месяц в психбольницу, из которой немощный эпилептик Добрыня благополучно сбегает, положив рядком трех медбратьев. Надо полагать, безнадежных дистрофиков. А почему ты его не направил куда-нибудь в желудочный санаторий? Или, вот еще свежая мысль, – в гинекологию на предмет обнаружения бешенства матки? В уме ли ты, Препанов?
– Повторяю, мне больно, – Препанов освободил предплечье, тоскливо оглядел пустой коридор в надежде на избавление. – И вообще, я вынужден протестовать против подобного тона. Я не обязан отчитываться… Наконец, я постоянно докладывал по делу руководству и получил соответствующие рекомендации.
– Уже теплее! То есть не самостийно?!
– Безусловно. В отличие от вас, я никогда не забываю, что мы солдаты правопорядка, а без дисциплины побороть преступность невозможно.
– Понятны ваши огорчения. И кто же дал такое указание?
– Товарищ Препанов! – из приемной выглянуло негодующее лицо Ангелины Степановны. – Да что же это вы в самом деле? Давно все собрались. Вас генерал вынужден ждать! Может, это в прокуратуре принято…
– Так мне сказали… – Препанов, с кроткой укоризной глянув на обманщика, шагнул дальше.
– Так кто?! – удержал его Мороз.
– Тот, кто уполномочен! Да пустите же! Вы что, намерены мне руку вовсе отвинтить? Я работаю в контакте с РУБОПом, если хотите знать. Вопрос также согласовывался с руководством УВД. – С Тальвинским?!
– Ну, знаете, вас заносит. У генерала и без нас дел хватает. А вот с его первым заместителем я согласовал…
Обескураженный Мороз отпустил захват, и следователь Препанов, обиженно шмыгнув носом, проворно исчез в приемной. Через секунду вновь выглянул:
– С прискорбием вынужден отметить, что вели вы себя не по-товарищески.
И вновь пропал, на этот раз окончательно.
– Что думаете насчет побега, Виталий Николаевич? – пропустив Препанова, Ангелина Степановна, с тревогой следившая за Морозом, задержалась.
– Да много чего думаю, Ангелина Степановна. А вот чего в толк не возьму: кому понадобился Добрыня на свободе?
10.
"Жигулевский" доходяга – аккумулятор отказался "схватывать", едва стрелка термометра перевалила за минус пять. Так что Мороз, еще недавно гордый и неприступный автовладелец, вновь остался безлошадным.
По вечернему, продуваемому дубленым северным ветром городу особенно не нагуляешься. Разве только если передвигаться перебежками. И перебежки эти должны быть стимулирующими.
Именно таким способом и надумал добраться до дому Мороз, тем паче, что рюмочных, кафе и закусочных на маршруте "УВД – квартира" было предостаточно.
Правда, с отправной точкой – шашлычная "У Зиночки" – вышел облом. Дверь темного безжизненного помещения была опечатана налоговой инспекцией № 3. Зиночка оказался провидцем, – методов воздействия на неплательщиков у Будяка, как выяснилось, хватало.
Зато в следующей на маршруте точке Мороз принял сразу полуторную – сто пятьдесят – порцию, которую больше не снижал на последующих перевалочных пунктах. Так что к собственному подъезду он добрался, груженный шестьюстами граммами хорошей кристалловской водки. Может, потому и не обратил внимания на горящий в его окне свет.
Лишь добравшись до квартиры и достав ключи, почувствовал неладное: на коврике у входной двери разглядел потеки.
Тихонько расстегнув молнию на куртке, Мороз подышал на застывшие руки, снял с предохранителя теплый от подмышки "Макаров". Стараясь действовать бесшумно, провернул ключ и – по-кошачьи впрыгнул в квартиру. Которая оказалась пуста. Если, конечно, не считать сложенной на спинке кресла женской одежды. Отдельно лежала кожаная миниюбочка. Оставалось только гадать, почему ее обладательница не отозвалась на довольно шумное вторжение.