Горничная обращалась с хозяйкой, как с воспитанницей, которую иногда можно и бесцеремонно отчитать. Жанна не противилась, понимая, что далеко не всё в этой жизни делала правильно, но сейчас ей хотелось скорее остаться одной.
- Почему вы матери-то с отцом письма пишете и подружке, когда они в Питере живут? Позвонить можно или нет?
- Нет, это не телефонный разговор. - Жанна первую фразу произнесла тихо, а потом закричала - визгливо, по-бабьи, упираясь кулаками в бока и топая ногами: - Отправляйтесь сейчас же! Раз сказано посылать письма, посылайте, и не суйте свой нос в чужие дела! Будете рассуждать вместо того, чтобы исполнять, рассчитаю к чёртовой бабушке! Забудете ли когда-нибудь, что были директором школы или нет? Пора зарубить на носу, что вы - прислуга, понимаете?! Раз пришли ко мне, раз подписали все бумаги, значит, нужно отбросить все воспоминания и делать то, что положено. То есть выполнять мои поручения, а не вызывать сюда маму, как в школу. Всё, отправляйтесь!
Жанна зачем-то скинула туфли, проверила, не пострадали ли от топота каблуки, и в одних чулках умчалась наверх по лестнице.
Ксения Васильевна, потрясённая столь безобразной сценой, стояла на ступенях и не знала, как сейчас нужно себя вести, куда бежать - на почту или за Жанной, с которой явно происходило что-то неладное. Никогда та не позволяла себе орать на прислугу и оскорблять людей. Даже когда вернулась после самоубийства Кости Чепеля пьяная, изо всех сил старалась не попадаться на глаза строговатой, но по-матерински заботливой горничной. Насколько помнила Ксения Васильевна, Жанна никогда родным писем не посылала. Всегда хваталась за мобильник, с него звонила и за границу, а сейчас почему-то решила воспользоваться старомодным, ею же не раз осмеянным способом связи.
Но всё-таки, побоявшись вызвать у Жанны ещё один приступ ярости, Ксения Васильевна вздохнула и отправилась в свою комнату - взять пальто, шляпу и переобуться.
Она вышла из парадного и краем глаза заметила светло-кремовые "Жигули", стоящие за углом, в салоне которых сидело четверо или пятеро человек. Вздрогнув и покрывшись испариной от страха, Ксения Васильевна продолжала путь. Она то и дело оглядывалась, но ничего особенного не замечала. Автомобиль оставался на месте, и погони за ней не было. Потом горничная завернула за угол и потеряла машину из виду.
Конверты жгли ей пальцы. Ксения Васильевна несла их немного на отлёте, и капли дождя падали на дорогую бумагу. Дышалось всё труднее, бешено колотилось сердце, и хотелось броситься к первому попавшемуся прохожему, крикнуть, что у них дома беда. Но где доказательства? Стоят "Жигули" у дома, хозяйка ни с того ни с сего взбесилась - и где трагедия? Со всеми бывает, и не нужно паники. Как говорится, "вот убьют, тогда зайдёте".
Но просто так отправить письма и уйти домой Ксения Васильевна не могла. Она привыкла отвечать за жизнь и здоровье подопечных детей. И Жанну втайне считала легкомысленной, к тому же глупой ученицей, которая до двадцати восьми лет не желала осмысливать собственные поступки. Заполучив просто так, совершенно случайно, огромное богатство, Жанна не научилась распоряжаться деньгами и людьми, и потому, вероятно, чересчур перенервничала и, в конце концов, заболела.
Ни в коем случае нельзя ждать, когда дойдут письма при нынешней-то работе почтовиков. Следует немедленно связаться с матерью молодой хозяйки и попросить её немедленно приехать, иначе потом будет поздно каяться. Каяться, как сама Жанна после гибели молодого друга Константина, который очень нравился горничной. Ксения радовалась, что Жанна выбрала в мужья интеллигентного парня, студента-технаря, а не бритоголового обалдуя и не престарелого извращенца, разбогатевшего в последние десять лет и ныне наслаждающегося на полную катушку.
После того, как Костя повесился, Ксения Васильевна с Жанной плакали вместе. И теперь горничная боялась, что хозяйка может что-нибудь сделать с собой - безумный взгляд, перекошенное лицо, стучащие в ознобе зубы, капли пота на лице Жанны так и мерещились Ксении всю дорогу.
Ватными пальцами, щурясь и шмыгая носом, Ксения Васильевна запихала оба конверта в прорезь почтового ящика. А после не повернула к дому, вошла в зал и направилась к приёмщице посылок и заказной корреспонденции - они были давно и хорошо знакомы. На удачу, около стойки никого не оказалось, и Ксения подозвала приёмщицу.
- Ниночка, дорогая, здравствуйте! Можно позвонить от вас?
- Конечно, можно, Ксения Васильевна!
Пышнотелая приёмщица колыхнула бюстом и открыла перед Ксенией дверцу. Она и не подозревала, кем сейчас работает поседевший на службе педагог. Ксения Васильевна внешностью, манерами и каким-то особым шармом напоминала гимназическую классную даму. На почте к ней относились приветливо, раз в месяц выплачивали пенсию и при случае вот так позволяли воспользоваться телефоном.
Нина сразу заметила, что у пожилой дамы сегодня покраснели глаза. Она явно плакала, но интересоваться, в чём дело, приёмщица не стала. Она провела посетительницу в боковую дверь, и Ксения Васильевна совсем по-старушечьи семенила следом, морщась от запаха горячего сургуча. Пыль от пеньковой верёвки заставила ей несколько раз тихонько, по-кошачьи чихнуть.
- Вот, пожалуйста, звоните, а я пошла!
Приёмщица ещё раз зорко глянула в морщинистое, почти неузнаваемое лицо, и удалилась. Ксения выхватила из кармана пальто записную книжку, протёрла очки, пролистнула исписанные бисерным почерком странички. Она, к ужасу своему, убедилась, что совершенно не помнит номера телефона родителей Жанны, и потому мысленно выругала себя идиоткой. Увидев семь цифр, горестно покачала головой - ведь знала их назубок до последнего жуткого дня.
А ведь всё было нормально, пока не появился этот брюнет в кожаном пальто и не положил на поднос какую-то странную, ничего о нём не говорящую визитку. Кто же он такой, почему Жанна соизволила так долго с ним говорить? Вышла потом, будто под гипнозом, сияющая и отрешённая. А после, придя в себя, разоралась на горничную.
Что он там наплёл ей, чем зацепил внимание, а после и вовсе вывел бедняжку из себя? Может быть, это бандит, прикатил требовать какие-то долги бывшего сожителя? Нет, с бандитом она не стала бы так ворковать, ни в коем случае не взглянула бы на него влажными от бурных чувств глазами. Ах, правильно, он упоминал имя Чепеля, и этого достаточно, чтобы Жанна стала послушной, нежной, сентиментальной. В любом случае, пусть приедут мать с отцом и разберутся, как положено…
Ксения набрала номер, и после второго гудка трубку сняли.
- Алло! - то и дело покашливая, простуженным голосом сказала мать Жанны. Ксения не сразу смогла раздать челюсти и молчала. - Алло! Кто это?
- Ариадна Арсеньевна, это я! - наконец-то справилась с собой горничная. - Добрый день! Простите, что беспокою вас, но нужно немедленно приехать. С Жанной происходит нечто странное, и я очень прошу…
- Ксения Васильевна, душечка, что с ней? - Ариадна Иссурина еле сдерживала кашель, и голос её то и дело срывался. - Заболела?
- Если и заболела, то чем-то ужасным. Я только что опустила письмо, которое Жанна адресовала вам. И ещё другое - подруге Светлане, на Гражданку. Вы помните, чтобы она когда-нибудь писала письма?
- Ничего не понимаю! - Иссурина тяжело дышала на том конце провода. И Ксения чувствовала, что она плачет, хотя всхлипываний не слышала. - Неужели она просто так, ни с того, ни с чего, написала эти письма?
- К ней приезжал молодой человек из Москвы, совершенно мне не знакомый. Попросил доложить о нём, и Жанна согласилась принять. Они говорили без передышки три часа, потом вышли вместе. Жанна до того была просто печальная, как всегда, вы же знаете… А тут её стало кидать из благости в гнев. Она накричала на меня, впала в истерику, затопала ногами, чего лично я не могу припомнить. Потребовала опустить два письма на почте, а в её дела не лезть. Но я не смогла отнестись к происходящему равнодушно, и потому известила вас. Если можно, прихватите мужа с собой, так вам будет спокойнее. И ещё одну вещь хочу сообщить. - Горничная перевела дыхание и шёпотом сказала: - Кажется, за подъездом следят. А вызвать милицию нельзя - нет никаких доказательств. Стоит бежевая легковушка, "Жигули", и там подозрительного вида парни. Может быть, Жанна боится именно их? Я от страха сама места не нахожу, ноги не несут обратно в дом, но там же Жанна осталась…
- Ксения Васильевна, мы с отцом сейчас же выезжаем! - всполошилась Ариадна Арсеньевна. - Хоть и гриппуем оба, но в данном случае всё побоку. Вы только одна не возвращайтесь туда, пожалуйста! Бандиты могут на ваших плечах в дом ворваться. Вы откуда звоните? Из своей квартиры?
- Нет, с почты - мне разрешили. Что мне нужно сейчас делать?
Ксении впервые в жизни захотелось получить чёткий приказ, а самой ни о чём не думать. Постепенно она становилась настоящей, покорной прислугой.
- Пожалуйста, свяжитесь с Жанной и попросите никому дверь не открывать. Пусть она нас дождётся, и вы посидите где-нибудь на почте…
- Хорошо, я всё так и сделаю. Буду ждать.
Горничная положила трубку и немедленно набрала номер Жанны, но ответа не получила. С безнадёжным упорством, снова и снова, она накручивала диск, и всякий раз ответом были длинные, какие-то мёртвые гудки.
Онемев от кошмарной догадки, Ксения Васильевна поднялась со стула, вышла в соседнее помещение, где Нина принимала чью-то пузатую посылку, и молча кивнула ей в знак благодарности. Отворила калиточку и буквально вывалилась в зал, наступив на ногу прыщавому парню, который выбирал на выставке открытки.
- Извините, - пробормотала она и, доковыляв до диванчика, рухнула на него, обливаясь потом.
Очки затуманились, ноги подкосились, и сердце трепыхалось уже в горле. Ксения поняла, что Жанны больше нет, и мать с отцом не успеют. Бедные, даже внуков не дождались от двоих-то детей! Будут теперь вековать со своим пуделем да вспоминать Алика с Жанной.
Нельзя было оставлять дочку одну, без присмотра, но разве её удержишь? Ничем не делилась с родителями, всё от них скрывала, посылала подарки по поводу и без повода, а сама в это время ходила по лезвию бритвы…
Ой, да там же собака запертая сидит, если Жанна не выпустила!.. Но в квартиру сейчас нельзя, пообещала Ариадне Арсеньевне. А вдруг действительно бандиты только того и ждут? Остаётся лишь надеяться и молиться…
…- Ты не рассмотрел, кто в такси сел? - спросил Лев Мерейно, обращаясь к парню, сидящему рядом с Алексеем Лобысевичем. - Только через эту дверь от Иссуриной и можно выйти. У неё сегодня был гость.
- Жаль, что "тачка" у нас одна, и мы не смогли такси на хвост сесть, - посетовал Лобысевич, навалившись на руль и тупо глядя через лобовое стекло на металлическую дверь подъезда. - Будем бабку ждать или так пойдём? - Он достал связку ключей. - Лев, ты как считаешь? А вдруг горничная надолго упёрлась? Я здесь ночевать не собираюсь. - Парень потёр ладонью только что побритую голову.
- Прикажу - переночуешь, - огрызнулся Мерейно. - Но, на твоё счастье, у меня тоже мало времени. Одного оставляем здесь, втроём поднимаемся в квартиру и отпираем двери. Если дог там, стреляем на месте. Жанна должна быть представлена пред ясны очи шефа как можно скорее. А уж он-то сумеет узнать, кто к ней приезжал сегодня. Садиться на хвост нет смысла.
- Сейчас идём? - уточнил рыжий юноша с переднего сидения.
- Конечно, сейчас! - обрадовался Лобысевич. - Вломно здеся париться, когда и ключики имеешь от всех дверей, и расположение комнат знаешь. Вряд ли она подозревает, что мы явимся без спросу…
- Вряд ли, но всё-таки расслабон запрещается, - предупредил Мерейно. - Барышня она нервная, особенно сейчас, и от неё всего жди. Итак, я, Лёха и Гордей идём в квартиру, выводим девушку под белы рученьки, а Вася остаётся за рулём. Его дело - следить за обстановкой и при малейшем изменении декораций связываться с нами по мобильнику. Все поняли задания?
- Да все, все! - выдохнул Вася, которому совершенно не хотелось глазеть по сторонам.
Но ещё меньше его тянуло в квартиру Жанны Иссуриной, где могло произойти всякое. С кобурой под мышкой, да ещё в центре Питера, этот восемнадцатилетний детина чувствовал себя неуютно.
- Вопросов нет! - бодро сказал Лобысевич. - Я готов.
- И я, - буркнул рыжий Гордей, заметно нервничая и тушуясь. - А если старуха увидит издалека, что мы дверь открываем? Она ведь шум может поднять, и тогда всё сорвётся. Ладно, если уйти успеем…
- Не каркай! - тихо, но бешено оборвал Мерейно. - Если жопы поднимете сейчас же, и вкалывать станете, а не бакланить, она ничего не заметит. А теперь пошли, у нас действительно минут двадцать как максимум.
И, щёлкнув замком, открыл дверцу "Жигулей", вышел на тротуар. Резко поднял голову - он так поступал всегда, чтобы успокоиться. По небу тучи неслись на север, и пахло близкой уже весной. Мерейно оглянулся по сторонам.
- Выходите, пока всё чисто. Думаю, что это у нас сегодня получится. Втроём с бабой справиться - не проблема. Чтобы завалить операцию, нужно постараться. Но мы никогда ещё не проигрывали…
Три человека не спеша направились к дверям. Первый из них, Мерейно, принялся отпирать замок так естественно и неторопливо, будто вернулся домой с работы. Но Лобысевич, а особенно Гордей, то и дело вертели головами, пытаясь понять, не возвращается ли Ксения.
- Порядок. Проходите, господа! - насмешливо пригласил Лёва, налегая на дверь обтянутым кожей плечом - широким, но покатым. - Быстрее, времени нет!..
Лёша и Гордей юркнули на ступени мраморной лестницы, и Лев закрыл дверь. В ту же секунду где-то наверху, в комнатах, залаяла собака.
- Чёрт, всё срывается! - Гордей позеленел от ужаса. - Она нас заметит раньше времени, закроется где-нибудь! Комнат много, говорили…
- Пошёл! - Мерейно грубо пихнул его в спину. - Чем больше будешь причитать, тем скорее провалимся. Счастье, что дог, видимо, заперт в кладовке, и у нас есть шанс разойтись с ним. С собакой расправиться куда труднее, чем с человеком. Кстати, повариха к внукам отпросилась, так что сегодня её не будет. Лёш, иди вперёд, глянь, дома ли хозяйка. А то больно тихо… - Мерейно ослабил шарф на шее, прислушался.
Дог заходился лаем, но Жанна на это никак не реагировала. Непрошенные гости не слышали её шагов ни на лестнице, ни в комнатах.
- Уно моменто!
Лобысевич, взяв пистолет наизготовку, через три ступеньки побежал вверх по лестнице, с удовольствием отметив, что шаги его нацело приглушает ковровая дорожка. Он посмотрел на три двери и выбрал ту, что вела в гостиную. Лобысевич знал, что оттуда есть проход в спальню. Жанна Иссурина должна была в это время или отдыхать на своей широкой постели, или скучать, утопая в мягкости швейцарского дивана и вспоминая повесившегося слюнтяя Костю. Нашла тоже мужа, сука, когда вокруг столько клёвых ребят! Сам Лёша не отказался бы от симпатичной "тёлочки", а, главное, от богатого приданого…
- Ну, чего встал? Заходи!
Жанна стояла спиной к окну, и блики от хрустальной люстры играли на сплошном толстом стекле.
- Не один, наверное? Зови всех!
Лобысевич был так потрясён, что не смог издать ни звука, и только таращился на Жанну. Та была в ярко-красном, сильно открытом платье, и таких же перчатках. Сегодня Иссурина была какая-то новая, более гордая, властная, смелая, словно под неё загримировалась другая женщина; и это гипнотизировало Лёшу.
Подошедшие Мерейно и Гордей замерли изваяниями - такого развития событий никто из них не ожидал.
- Вот и пожаловали, котики! - удовлетворённо произнесла Жанна. - А я ждала вас сегодня, специально готовилась. Сюрприз припасла, чтобы вы не заскучали в гостях.
Угол Жанниного рта дёрнулся, и обнажились ровные вставные зубы, стиснутые в страдальческом оскале. В спальне надрывался телефон, время от времени верещал на столе мобильник, но Жанна и не думала отзываться. Её в тот же момент могли захватить врасплох, да и не интересовали уже простившегося с бренным миром человека никакие разговоры.
- Сегодня я слила вас всех, понятно? Всех до единого, вместе с Лукой. Недолго вам осталось, ублюдки, по земле ходить, я надеюсь. И всё-таки я решила подстраховаться. Вы мне жизнь сломали, парня моего угробили, так получайте - за всё! Жрите!
И Жанна, размахнувшись, швырнула в сгрудившихся у двери мужчин маленькую ребристую гранату, которая через секунду взорвалась. Но ещё раньше Мерейно успел метнуться обратно, на площадку, и осколки "лимонки" сразили разом Лобысевича с Гордеем. Рухнула на пол и Жанна, а за её спиной со звоном разлетелось зеркальное стекло.
В гостиную ворвался ветер, пахнущий морем, рыбой и молодым древесным соком. Шторы взметнулись почти до потолка, и с люстры посыпались на ковёр, на диван и кресла, на круглый низкий столик сверкающие, как бриллианты, подвески. Упала кадка с пальмой, и в ту же секунду заходившийся в злобном лае дог завыл - жалобно, прощально.
Мерейно, задыхаясь и матерясь, ринулся обратно, вниз по лестнице, вылетел на улицу и увидел, как со стороны Карповки заворачивает "восьмёрка" Жанниного отца. Внутри, кажется, находилась и горничная Ксения Васильевна.
Утирая со лба кровь, Лев плюхнулся рядом с водилой, который не сразу повернул ключ зажигания и от потрясения окаменел. Он настроился на иной исход дела и потому, увидев вместо трёх своих подельников и пленённой Жанны Иссуриной только одного окровавленного Косаря, лишился дара речи и способности управлять автомобилем.
Понял это и Мерейно. Он схватил Василия за шиворот, одним толчком вышвырнул его на асфальт и газанул, лишь чудом не раздавив парня насмерть, но сильно ударив его по ноге. Истошного крика он уже не услышал - "Жигули" мчались по набережной, а совсем недалеко, в гараже, Льва ждала совсем другая машина.
Мерейно думал только о том, что зря не шлёпнул Ваську, потому что Иссурина заложила всех, и его тоже. И потому-то шеф вполне может, дабы обезопасить себя, ликвидировать и Косаря, служившего ему верой и правдой. Но сейчас нужно было, несмотря ни на что, спасаться, и Мерейно не сомневался, что на сей раз ему повезёт.
Дома помогают и стены, а Лев родился в Ленинграде, и поэтому сейчас уже ничего не боялся. Уверенности Косарю придавало и то, что вышвырнутый из машины Василий Жуков ничего не знал о самом сокровенном - о гараже-тайнике.
Глава 8
Олег Грушин остановил свой "Форд" около общежития Московского института инженеров транспорта, о котором рассказала Артуру Тураеву покойная Жанна Иссурина. Нужно было найти Родиона Лобысевича, отца погибшего от взрыва той же гранаты Алексея. Если несчастная Жаннет не ошиблась, и Лобысевич-старший действительно проживает и работает здесь, его покажет Грушину знакомый вьетнамец по имени Нгуен, который мелькал попеременно то здесь, то на Дмитровке, где располагался похожий рынок под названием "Красная река".
Грушин за скромную плату оказал вьетнамским торговцам кое-какие услуги, заказчики остались довольны и пригласили сыщика в свободное время заезжать в гости. Так Олег и поступил сейчас, получив от Артура очередное задание.
Распустив пояс и распахнув чёрный виниловый плащ, Олег шагал по двору общежития, слушал карканье ворон на деревьях, щурился на синее высокое небо и думал о наступающей весне. А вокруг, не обращая никакого внимания на торжество пробуждающейся природы, сновали мелкие узкоглазые люди, которые, как муравьи, поднимали тяжести, намного превышающие их собственный вес.