Томас же подошел к роялю, это был великолепный инструмент "Бёзендорфер", марки, сохранявшей свою популярность, несмотря на конкуренцию с японской фирмой "Ямаха".
В молодости он играл на рояле и даже лелеял мечту стать концертирующим пианистом, но вовремя спохватился, поняв, что это не его призвание и что любой вид искусства требует исключительного таланта. Но полное и окончательное отречение от музыки навсегда оставило чувство горечи, однако, приняв однажды твердое решение, он больше не возвращался к музыкальным занятиям, целиком посвятив себя психиатрии.
Охваченный желанием прикоснуться хотя бы раз в жизни к одному из этих легендарных инструментов, он воспользовался занятостью хозяйки дома, чтобы наиграть в низком регистре основную тему из великолепного "Искусства фуги" Баха. Возможно, ему хотелось, чтобы она прозвучала именно на "Бёзендорфере"? Оказалось, что доктор не утратил пианистических навыков.
Однако порадоваться этому обстоятельству он не успел, так как одновременно с этим сделал еще одно открытие, которое его огорчило: клавиша до второй октавы была запачкана некой красноватой субстанцией. Запекшейся кровью? Не без нервной дрожи он вспомнил, о чем рассказывала Катрин перед появлением доктора Клоза.
Девушка заявила, что была изнасилована на рояле. На рояле, где стоял канделябр. Она, казалось, твердо была в этом убеждена, если только можно верить воспоминаниям, всплывшим после воздействия мнемониума.
Совпадение? На рояле в доме Джексонов находился именно канделябр. Однако никаких свечей там не было, что казалось довольно странным, поскольку во всем остальном дом был отделан и убран с маниакальной тщательностью.
Внезапно лицо Томаса стало серьезным.
Ряд доводов свидетельствовал о том, что Катрин была изнасилована именно в особняке директора клиники Вика Джексона, - это казалось полным бредом!
Психиатр решил, что пережитое нынче, смесь мнемониума и алкоголя, напряжение, вызванное выдвинутым против него обвинением, - возможно, все это, вместе взятое, повлияло на его способность логического суждения сильнее, чем он предполагал. Одним словом, он бредил.
В любом случае прошлым вечером в доме Джексона состоялась вечеринка, причем официальная, так как гостям были посланы приглашения. А хозяин торжества, Вик Джексон, разумеется, не мог совершить изнасилование между приходом двух приглашенных.
Для начала ему как минимум необходимо было отлучиться, чтобы забрать Катрин из клиники, а затем, извинившись перед гостями еще раз, отвезти девушку в бессознательном состоянии на "мерседесе" Томаса к нему же. Когда же в таком случае он успел бы осуществить само злодеяние? Да и как совершить изнасилование в присутствии стольких свидетелей, его старинных школьных друзей?
Нет, все это годилось лишь для фантастики или бульварного романа…
Впрочем, раз мнемониум оказался вовсе не таким всемогущим препаратом и Катрин удалось вспомнить рояль с канделябром, то она обязательно должна отреагировать на личность Джексона при условии, что он и есть насильник, тем более что еще днем между ними пробежала черная кошка.
Идя на поводу у своего любопытства, вопреки сделанным умозаключениям, Томас поскреб клавишу с целью собрать немного красноватой субстанции, В тот момент, когда он собирался рассмотреть свою добычу, раздался голос директора:
- А, Томас! Я рад, что ты зашел.
На нем был халат, словно он только что встал, он был бледен, да и вид у него был какой-то помятый. Томас подумал, что, должно быть, вчерашний прием закончился очень поздно.
Психиатр незаметно отошел от рояля, опасаясь, что директор может догадаться о его подозрениях.
- Ты скрыл от нас, что играешь на фортепиано!
- Я уже давно этого не делаю. Ошибка молодости.
Повисло молчание, директор с едва скрываемым раздражением посмотрел на жену, которая продолжала внимательно наблюдать за работой стекольщиков. Томас прервал неловкую паузу:
- Утром я разговаривал с доктором Клозом.
- Да, я именно об этом хотел тебе сказать. Мне показалось, что, учитывая сложившиеся обстоятельства, будет лучше…
- Не понимаю, почему я попал под подозрение.
- Да никто тебя не подозревает! Это какое-то недоразумение! Я просто подумал, что будет лучше, если Катрин займется кто-то другой, пока все не уляжется. Ты же понимаешь, что ситуация, когда психиатр, обвиненный в изнасиловании своей пациентки, продолжает оставаться ее лечащим врачом, покажется всем довольно странной. Ты не согласен со мной?
- Да, понимаю. А я было подумал, что это увольнение с работы.
- Ну конечно же нет! - сказал Джексон.
Приблизившись к Томасу, он дружески положил ему на плечо руку:
- Я знаю, что ты невиновен! Я просто в этом уверен! Однако необходимо считаться с мнением окружающих.
Томас успокоился: что ж, директор принял мудрое решение.
- Эти полицейские - настоящие болваны! Как они только посмели поставить под сомнение невиновность такого человека, как ты! - внезапно возмутился Джексон. - Кроме того, хочу, чтобы ты знал: я полностью на твоей стороне! Я буду с тобой до конца! И я никому не позволю запятнать ни твою репутацию, ни репутацию клиники. Мы им покажем, где раки зимуют! В любом случае, если я правильно понял, то в последнем выпуске новостей сообщили, что не располагают никакими уликами против тебя. Спекуляция чистой воды! Этот Тамплтон просто болван! Разве не он изводил тебя, когда твоя жена…
За этой фразой последовал жест, как если бы он корил себя за то, что невольно напомнил об этом трагическом событии во время новых трений Томаса с правосудием.
В этот момент жена директора сообщила, что рабочие закончили и хотели бы получить деньги немедленно.
- Здесь не обманывают! - сказал тот, несомненно намекая на недостаток доверия к нему со стороны рабочих.
Извинившись перед Томасом, он пошел расплачиваться со стекольщиками.
Глава 30
Рояль.
Канделябр.
Несчастная девушка, найденная в "мерседесе" прямо перед его домом.
Да, именно там, но также в полутора километрах от особняка Вика Джексона.
Джексона, у которого в этот вечер состоялся прием.
Десятки приглашенных.
Итак, физически Джексон не мог совершить изнасилование.
То же самое с невозможностью отлучиться с вечеринки, с тем чтобы поехать в клинику за Катрин, изнасиловать ее и оставить, полумертвую, в "мерседесе". Все это выглядело неправдоподобно.
Уже сидя в машине, Томас пытался выстроить различные логические комбинации из фактов, которыми располагал, но так и не смог найти хоть какое-то разумное объяснение.
Ему необходимо снова поговорить с Катрин. Возможно, она еще что-то вспомнила. Может, ей удастся восстановить еще какую-то важную деталь, проливающую свет на эту тайну, которая с каждым новым фактом становится все более непроницаемой.
Приехав через несколько минут в клинику, он с облегчением обнаружил, что девушка в палате одна.
- Я думала, что доктор Клоз…
- Да, правильно, именно он займется твоим лечением, а я пришел только для того, чтобы задать тебе несколько вопросов.
- А…
- Катрин, то, о чем я собираюсь тебя спросить, очень важно. Постарайся сосредоточиться: тебе говорит что-нибудь название "Хэмптон"?
- Хэмптон?
- Да, это место, где тебя нашли. Ты не припоминаешь, что вчера вечером ты была в Хэмптоне в роскошном современном доме?
- Нет… не думаю…
- А как ты думаешь, Вик Джексон, директор клиники, он может быть как-то связан с тем, что произошло?
- Директор? Нет, я…
Но внезапно ее лицо озарилось воспоминанием.
- Постойте, теперь я вспоминаю… Одна деталь… Я не уверена, что это важно, но…
Сердце Томаса дало сбой.
- Катрин, важно все! Любая самая малозначительная, с твоей точки зрения, деталь.
- В какой-то момент я слышала раскат грома.
- Раскат грома?
- Да, сильный раскат грома. Я помню и уверена в этом.
Томас постарался скрыть свое разочарование. Летом в Нью-Йорке часто бывают грозы. Но он не помнил, чтобы прошлой ночью было нечто подобное. Хотя после приема мнемониума он мало что помнил. Нужно это проверить. Но на первый взгляд Катрин явно что-то путала.
Около двери раздалось покашливание человека, который таким образом пытался обозначить свое присутствие. Томас обернулся и узнал священника Смита, который входил в палату с заискивающей улыбкой, приоткрывавшей зубы, которые казались слишком маленькими по сравнению с его широким лоснящимся лицом.
Сорокалетний мужчина, нисколько не чуждый мирским удовольствиям, с глазами, загоравшимися любопытством от любого проявления извращенности, вошел в палату.
- Здравствуйте, доктор, - обратился он сначала к Томасу. Затем повернулся к Катрин.
Внезапная бледность девушки, ее широко раскрытые глаза говорили о нарастающей тревоге.
- Здравствуй, Катрин, я преподобный отец Смит, священник клиники. Я просто зашел сказать, что, если я тебе понадоблюсь, можешь позвать меня в любое время. И еще, в воскресенье в десять утра в маленькой часовне состоится месса, к тому же, по желанию больных, я причащаю прямо в палате.
Он вытащил из кармана записную книжку и стал ждать ответа.
- Я не стану причащаться, - небрежно отозвалась девушка.
- Как хочешь. Ты не обязана. Но если передумаешь, сообщи своему лечащему врачу или санитару, который ухаживает за тобой.
Любезно улыбаясь, священник попрощался с Томасом и вышел из палаты, убирая записную книжку обратно.
- Это он! - выкрикнула Катрин, едва тот вышел за дверь. - Я узнала его!
- Что ты хочешь этим сказать? - спросил заинтригованный Томас.
- Это он! Я отчетливо помню его на себе, кровь по всему роялю. Я ударила его канделябром, когда он меня…
Бедняжка не осмелилась произнести слово, от одного упоминания которого ей становилось стыдно. Вид у нее был запуганный.
Томас не знал, что и думать. Обвинение Катрин казалось ему абсолютной бессмыслицей. Конечно, в глазках церковнослужителя горела похоть, его даже подозревали в любовной связи с одной из санитарок, но чтобы он изнасиловал Катрин - это уж слишком! Неужели у Катрин галлюцинации?
- Ты отдаешь себе отчет в том, что говоришь, Катрин? Священник Смит…
Он не знал, что еще добавить. Священник являлся служителем Церкви, но разве это что-то значит сегодня? Журналы изобилуют рассказами о сексуальных эскападах религиозных функционеров. И все же обвинение Катрин выглядело чистым сумасбродством.
- Именно таким я его видела. Единственное различие заключается в том, что у него были длинные светлые волосы.
- Длинные светлые волосы? - переспросил ошеломленный Томас.
Волосы священника не были ни длинными, ни светлыми, в пушке, еще покрывавшем его затылок, невозможно было отыскать пятнышко седины - его голова была гладкой как бильярдный шар.
- Это невозможно, священник почти лысый, ты сама видела. А когда ты говоришь, что у него были длинные волосы, что конкретно ты имеешь в виду?
- Они доходили до плеч.
- Но это и правда невозможно! Подумай сама, Катрин. По крайней мере в течение всех лет, что я его знаю, он был лыс.
Казалось, у нее всплыло еще какое-то воспоминание, более отчетливое и потому куда более неприятное.
- А его сутана была не черной, а красной!
Томас решил, что лучше не настаивать. Это уже напоминало бред при белой горячке. Большая доза препарата, принятого ею вчера, повлияла на нее сильнее, чем можно было представить.
- Ну ладно. Тебе нужно отдохнуть.
- Вы ведь мне не поверили, доктор, не так ли?
Он не осмелился ответить и ограничился лишь улыбкой, повторив:
- Тебе нужно отдохнуть, Катрин. И постарайся немного поесть.
Глава 31
Томас рассказал Джулии новости в порядке их поступления: воспоминания Катрин, касающиеся рояля и канделябра, свой визит к Джексону, где он как раз видел канделябр и рояль, клавиша которого была запачкана кровью, и, наконец, обвинения Катрин, выдвинутые против священника.
Женщина выслушала его с удивлением, ей становилось все труднее скрывать свой скептицизм. Мысленно она задавала себе вопрос о здравомыслии коллеги.
Оба находились в кабинете Джулии. Томас заглянул туда наудачу, покинув палату Катрин. Ему было необходимо выговориться.
И потом, он хотел видеть Джулию.
Расставшись с ней только утром и, возможно неосознанно, уже плененный ее чувством юмора, он уже соскучился по ней, ему недоставало ее присутствия, ее красоты. Кроме того, она была его союзницей, быть может единственной во всей клинике.
- Тебе необходим отпуск, Томас, наверное, ты переутомился.
Ощутив разочарование, он с виноватым видом произнес:
- Чепуха какая-то, правда?
Видя его огорчение, Джулия поспешила добавить:
- Извини, но ты спрашиваешь, что я обо всем этом думаю, и я отвечаю.
На какое-то время оба замолчали.
Тупик.
Тупик в отношениях, которые так быстро и захватывающе развивались, но, видимо, им так и не суждено вылиться во что-то конкретное. Неужели именно из-за этого возникла между ними эта едва заметная напряженность? Их тревожило, что их встреча не сможет перерасти в прочные отношения, а то, что могло произойти между ними накануне, уже никогда не получит логического продолжения.
Впрочем, Томас уже задавал себе вопрос: может, это знак? И его неспособность "потреблять энергию телесного наслаждения", вероятно, была предвестником невозможности их любви: правда, изреченная мужским телом, которое в отличие от женского не может обманывать партнера.
Когда Томас постучал в дверь кабинета Джулии, она как раз читала вечерний выпуск "Нью-Йорк пост", где, конечно, немало места было уделено изнасилованию Катрин. Она поспешила сложить газету, но Томас развернул ее и бегло просмотрел, чтобы придать себе невозмутимый вид. На первой странице среди фотографий, отражающих разгоревшийся скандал, красовалась большая фотография Губерта Росса, правой руки мэра Нью-Йорка, принимающего поздравления патрона по поводу свадьбы своей дочери. Все средства массовой информации взахлеб освещали это событие.
Словно изобретатель, который, истощив последние силы, отказывается от предмета своих изысканий и делает случайное открытие, думая при этом совершенно о другом, Томас вдруг установил неожиданную связь.
- Вот, например! - выкрикнул он, рассматривая снимок с близкого расстояния.
Сходство между Губертом Россом и священником клиники было разительным. Это заставило Томаса вспомнить об услышанном им телефонном разговоре директора с Его Преосвященством и об инциденте с приглашениями!
Решительно, мнемониум стирает память не совсем так, как это было задумано, а лишь временно! Хотя, возможно, его действие распространяется всего на несколько часов воспоминаний прошлого: хотя он ничего не помнил из того, что говорилось на заседании насчет Кэмпбелла - и Джулии пришлось ему все пересказывать, - но теперь в памяти всплывали смутные обрывки встречи с Джексоном в кабинете последнего. Кажется, этот препарат, ныне пребывающий в стадии разработки, еще долго будет оставаться экспериментальным, так как он не сможет внушить доверие ни одному врачу.
- Что такое? - спросила Джулия.
- Это Губерт Росс. Посмотри: можно сказать, что это брат-близнец нашего священника.
- Ну, в общем, да, - согласилась та после недолгого изучения снимка Росса. - Ну и что?
- Так вот, Губерт Росс как раз был на вечеринке, которую устраивал у себя вчера вечером Вик Джексон, плюс рояль, канделябр и засохшая кровь на одной из клавиш. Все вместе это представляет набор довольно неприятных фактов, не правда ли?
По всей видимости, аргументы Томаса убедили Джулию только наполовину. Он делал слишком скоропалительные выводы. Женщина возразила:
- Но, по словам Катрин, у священника были длинные светлые волосы, а оба мужчины почти лысы. И насколько мне известно, это была встреча старых друзей, а не костюмированная вечеринка. А потом, рояль и канделябр составляют классическое сочетание…
"Джулия права. Все это полная ерунда", - подумал Томас.
Совершенно упав духом, он тем не менее упрямо произнес:
- И все же я хочу показать эту фотографию Катрин, пусть даже на снимке нет никаких светлых волос.
- Тебе хотелось бы увидеть его с длинными волосами?
- Что ты имеешь в виду? - удивленно спросил психиатр.
- Это очень просто, ты сам убедишься.
Она включила компьютер, взяла газету, поместила первую страницу на оптический сканер, и на экране тут же появилась цифровое изображение Росса.
- Я использую эту программу при лечении моих пациентов, страдающих заниженной самооценкой, - пояснила Джулия. - Мы вместе смотрим на их новый образ, обсуждаем, нравится ли им… это удивительно.
Джулия нажала несколько клавиш, и, по волшебству информатики, на лысый череп Губерта Росса наложились длинные светлые волосы.
- Интересно! - протянул Томас, усмехнувшись тому, как Его Преосвященство, серый кардинал Нью-Йорка, на глазах превратился в трансвестита.
- Распечатать?
- А ты можешь?
- Ну конечно!
Через несколько секунд цветной принтер вывел на бумагу результат только что проделанных ею модификаций. Она протянула листок Томасу, который озадаченно вздохнул.
Несколько минут спустя слегка напуганная Катрин подтвердила предположение доктора: вне всяких сомнений, это был мужчина, накануне совершивший нападение на нее.
- Ты в этом уверена, Катрин? Я спрашиваю потому, что это очень важный общественный деятель. И если ты уверена, мы выдвинем против него обвинение. В противном случае мы рискуем нажить себе немало врагов. Ты понимаешь, о чем я говорю?
Психиатр знал, что в свои восемнадцать лет она уже не была ребенком, однако, поскольку девушка не обладала большим опытом в юридических делах, он считал необходимым расставить все точки над i.
- Да, я понимаю, - ответила Катрин с серьезным видом. - Я совершенно уверена, что это он.
- Готова ли ты свидетельствовать против него в суде? - поинтересовалась Джулия, пришедшая вместе с Томасом.
- Абсолютно.
- Сейчас я попрошу тебя об одной вещи, Катрин: не говори никому о нашем сегодняшнем разговоре.
- Понимаю и обещаю молчать.
Они ободрили девушку и вернулись в кабинет Джулии.
- Ну и толку-то от того, что она опознала Росса, - сказала Джулия, разглядывая измененный ею снимок, - здесь есть одно несовпадение: у Росса не длинные волосы.
- Но он был на вечеринке у Джексона.
- Возможно, она путает его с женой, которая была с ним, она, кажется, блондинка.
- Жены не были приглашены, это был вечер встречи старинных школьных приятелей.
Повисла тишина, затем Томас снял трубку телефона и набрал номер адвоката Робертсона. Ему повезло: последний все еще был у себя в офисе, несмотря на то что уже провел за работой битых пять часов в пятницу после полудня, что вообще было не слишком характерно для людей, занимающихся адвокатской деятельностью, но являлось отличительным качеством Робертсона. Томас вкратце обрисовал свои предположения и спросил его мнение.