Валентин предложил Олесе поехать к нему.
– Ты ведь не была у меня, – сказал он с улыбкой, протягивая ей руку.
Олеся хотела сказать, что он и не приглашал ее, потому и не была. А набиваться самой, это уж слишком. Еще посчитает ее нахалкой. В ответ она протянула свою ладошку, положив ее на руку Валентина.
– Ну вот и хорошо, – сказал он, потянув ее за руку к двери. Но Олеся остановилась.
– Подожди. Что прямо так? Мне ведь надо переодеться, – Олеся хотела, чтобы Валентин посидел в кухне, а она тем временем переоденется, но он не выпустил ее руки, сказав:
– В этой короткой юбочке ты мне больше нравишься.
По другому Олеся и думать не могла. Не только ему, но и многим другим мужчинам нравились ее длинные стройные ноги. И Валентин не исключение. И раз он настаивает, пусть все будет так, как ему нравится.
– У нас с тобой будет чудесный вечер, – сказал Валентин, перед тем, как выйти из квартиры. Звучало обещающе, а главное – романтично.
– Но сейчас ведь еще день, – напомнила Олеся, как бы давая понять, зачем им ждать вечера. Любить друг друга они могут и днем.
Валентин рассмеялся.
– Ну хорошо. Пускай это будет наш с тобой чудесный день.
– А свечи? Ты же обещал при свечах… – напомнила Олеся его недавнее обещание.
Валентин обнял ее, прижимая к себе.
– Свечи я тебе гарантирую, милая, – пообещал он и поцеловал Олесю в губы. Но поцелуй получился недолгим.
Олеся вырвалась, облизнув нижнюю губу. Ее симпатичное личико отнюдь не выражало удовольствия от этого поцелуя. Скорее на нем появилось выражение недоумения и боли.
– Ты что? – она удивилась его необузданному желанию, почувствовав во рту солоноватый привкус крови. – Ты сделал мне больно, прикусил губу.
– Извини, пожалуйста. Я слишком увлекся. Целовать такую красивую девушку мне еще не приходилось, – сказал он, смущенно улыбнувшись.
Олеся осуждающе покачала головой. Ей не нравилось, когда мужчины причиняют в порыве страсти боль. Не хотелось, чтобы Валентин уподобился тем самцам. И чтобы предупредить его от подобного действия, сказала:
– Если ты и в постели будешь так увлекаться…
– Не буду. Честное слово, – пообещал он, приложив обе руки к груди, тут же оглядев ее быстрым взглядом с головы до ног.
– Что ты на меня так смотришь? – спросила Олеся, не понимая. Вроде бы ничего такого особенного не произошло. Как во всяком случаи казалось ей. Но не Валентину.
– Знаешь, когда ты сердишься, у тебя такие выразительные глаза.
– Ничего особенного, – хмыкнула Олеся. – Как у всякой другой женщины.
Валентин покачал головой.
– Нет. Ты такая красавица, – в его голосе звучала страсть. – Ты заслуживаешь вечности. Я хочу нарисовать твой портрет.
Олеся с нежностью потрепала его по волосам.
– Тоже мне Рембрандт. Не надо меня рисовать. Лучше рисуй театральные декорации, – это замечание Олеси, вызвало у Валентина протяжный вздох.
– Ладно. Если не хочешь мне позировать, не надо. Но рисовать тебя по памяти, мне никто запретить не может, – ответил он.
В подъезде, в котором жила Олеся, маляры красили стены. Три женщины в перемазанных краской спецовках уставились на красивую девушку и рядом шедшего с ней молодого мужчину.
– Они так на нас посмотрели, – почему-то насторожился Валентин. Хотя Олеся в том, что эти три замухрышки на них глядели восхищенными глазами, ничего такого не видела. В чем и попыталась тут же убедить Валентина.
– Просто они нам завидуют, – сказала Олеся, смеясь.
Но Валентин обернувшись, бросил на подъезд подозрительный взгляд.
– Может быть. Но они так смотрели, – покачал он головой.
Трудно было представить, что в Москве еще есть такие места. Об этом Олеся и подумать не могла, и теперь была очень разочарована, глядя в какое захолустье они приехали. Смотреть на деревянные развалюхи, удовольствие небольшое. А что касаемо Олеси, то для нее это равносильно мучению. И потому она не удержалась от вопроса:
– Валентин, куда ты меня привез? Неужели ты здесь живешь?
Он вздохнул прежде чем ответить. Видно было что и ему здесь не все нравится. Но впадать в уныние как Олеся он не собирался.
– Зря ты так. Со временем здесь будет неплохой район. Тут полным ходом идет стройка, – кивнул он на обнесенную дощатым забором огромную территорию, где виднелось нагромождение бетонных плит и металлической арматуры. Там же стояло несколько вагончиков, возле которых расположилась вся строительная техника.
Особенно на Олесю произвели впечатления два мощных автокрана, стрелы которых нависли над той дорогой, по которой они с Валентином ехали.
– Боже мой, – простонала Олеся, наблюдая за тем, как ловко Валентин ведет машину по узкой изрытой колдобинами дороге. С одной ее стороны дощатый забор строителей, а с другой глубокий котлован, свалиться в который, нет ничего проще. По крайней мере, так считала Олеся. Она водила машину неплохо, но ездить по такой дороге не стала бы.
– Я уже привык, – сказал Валентин, уверенно покручивая руль, чтобы правую сторону его "Жигуленка" не стащило в проклятущий котлован.
Олеся нисколько не сомневалась, что теперь у нее впечатления от этой поездки останутся надолго. Вопрос, только какие. И она уже пожалела, что согласилась поехать к Валентину. У нее они могли посидеть не хуже. И пусть там Олесе все перестало нравиться. Здесь, кажется, тоже ничего хорошо ждать не стоит.
Словно догадавшись, о чем она подумала, Валентин сказал:
– Скоро все эти развалюхи снесут. Вместо них вырастут многоэтажки. Но пока эти домики еще стоят, я думаю, тебе стоит на них взглянуть. Тут такие сады. Знаешь, сколько тут вокруг много яблок.
Олеся вздохнула. Разве она сюда ехала за яблоками? Кажется, ее любовник еще совсем глупенький и кое-чего недопонимает. Помешался на своих картинах. Но чтобы уж его не огорчать, заставила себя улыбнуться, сделав вид, что ей здесь все нравится. Хотя это было настолько трудно. Слушая рассказ Валентина о местных красотах, Олеся только молча кивала в ответ.
– Здесь хорошо. Нет такой суеты как там, – махнул Валентин рукой в сторону платформы, откуда слышались гудки электричек. – Правда, последнее время стали одолевать строители. Так грохочут своей техникой. Да ты проходи, – раскрыл он перед Олесей дверь еще довольно хорошо сохранившегося бревенчатого дома. По крайней мере, изо всех тех лачуг, что ей довелось тут увидеть, он выглядел лучше всех. Кирпичный фундамент. И крыша у него покрыта не шифером, а цинковым железом.
Олеся вошла.
Они прошли длинным коридором и оказались в довольно просторной комнате, окна которой выходили в сад. Этот год оказался урожайным на яблоки. Глядя на яблони, Олеся вспомнила свой дом. Жили они с родителями на окраине Киева в двухэтажном коттедже. Само по себе жилище было так, ничего особенного, если бы не сад. В нем росли такие яблони.
Увидев, что Олеся засмотрелась на садовые деревья, Валентин сказал:
– Знаешь, что, ты посиди пока тут, а я сейчас. – Он взял со стола большую тарелку и выбежал из комнаты.
– Валентин?! Не надо, – крикнула ему Олеся, но было уже поздно. В окно она увидела, как он вышел из дома и замелькал в саду между яблонь, срывая яблоки и пробуя их на вкус. Какие-то откидывал, а какие-то клал в тарелку.
– Сумасшедший, – улыбнулась Олеся, наблюдая за ним.
Но скоро глядеть в окно и сидеть просто так, ей надоело. От скуки ради, Олеся решила посмотреть дом. Хотя может быть в отсутствие Валентина, это выглядит не совсем вежливо, но Олеся была уверена, что он не обидится. К тому же делает она это без всякого умысла, а чисто из любопытства. И Олеся вышла в коридор.
Пройдя каких-то шага три, четыре, она увидела в полумраке коридора дверь, мимо которой они с Валентином прошли. Вернее было бы сказать, что Валентин ее провел мимо этой двери. Теперь Олеся решила разузнать, что там за дверью и открыв ее, оказалась в маленькой комнатенке с одним единственным узеньким окном. Из мебели в комнате находилась кровать, два стула, шкаф с книгами и гардероб. Возле него к стене был прислонен подрамник с натянутым холстом.
Олеся решила посмотреть, что на холсте. Возможно Валентину не понравится, что она вторгается в его святая святых, но Олеся не могла удержаться и не поглядеть, что изображено на холсте. Она подошла.
Холст оказался чист, всего лишь покрыт грунтовкой. Олеся поняла, для кого он предназначался. Ведь еще там у нее в квартире, Валентин упрашивал Олесю позировать ему. Теперь мысль об этом вызвала у нее улыбку.
– Посмотрим. Может быть, я и соглашусь, – сказала она, припоминая, что Борисов любил ее снимать на видеокамеру обнаженной. Интересно, где теперь после его смерти, те кассеты?
В общем-то, в этой комнате Олесе все понравилось. Чистенько, а главное – уютно. Кровать стояла в углу. Олеся подошла и хотела сесть на нее, но, посмотрев на стену, увидела фотографию девушки, приколотую кнопкой.
Из-за густо росших под окном деревьев, в комнате не хватало света, и Олеся не могла хорошо рассмотреть лицо с фотографии. Поэтому пришлось залезть на кровать. Олеся придвинулась ближе и увидела, что это фотография Ирины. Та самая, которую она отдала Борисову.
Олеся оторвала ее от стены, перевернула.
– Ну конечно же, – воскликнула она, увидев надпись карандашом. Уставившись на фотографию, она никак не могла понять, каким образом эта фотка попала к Валентину. Держала ее в руках, всматривалась в знакомые черты лица сестры и отрешенно покачивала головой, нашептывая:
– Нет. Этого не может быть. Я не могу поверить, что Валентин… – она не договорила, заметив в углу за кроватью прислоненные к стене несколько холстов, скрученных в рулон.
Схватив их, Олеся развернула.
На холстах были нарисованы обнаженные девушки. Причем, в самых немыслимых позах. Возможно художник тем самым хотел передать страсть любовной агонии. Вот только лица их, отнюдь счастливыми не назовешь. Наоборот, у каждой на лице отразились невыносимые страдания и боль. А глаза пронзала тоска близкой смерти.
– Это он такие рисует портреты? Да он ненормальный. Придурок. – Олеся перевернула один холст, другой, третий, и вдруг увидела портрет Жанки.
Ненормальный художник изобразил ее лежащей на кровати с широко раздвинутыми ногами. Ее пронзительный взгляд достал Олесю даже тогда, когда она испуганно отскочила от кровати в угол комнаты.
– Жанка. Жаночка… – тихо произнесла Олеся, замечая, что куда бы она не отходила, пронзительный взгляд подруги везде настигал ее. Он как будто бы предупреждал, говорил, что Олесе надо бежать отсюда и как можно скорей.
– Да, да. Правильно. Бежать, – Олеся собрала разбросанные по кровати холсты обратно в рулон, засунула в него фотографию Ирины и выбежала из комнаты в коридор. Но, подбежав к входной двери, за которой была спасительная свобода, она вдруг увидела Валентина. Он возвращался из сада с тарелкой яблок в руках. И был уже так близко, что если Олеся выйдет, он обязательно ее заметит и вряд ли даст уйти.
– Ой, мамочки. Я пропала. Что мне делать? – запричитала Олеся.
Но что-либо делать было уже поздно. Валентин поднимался по ступенькам крыльца. Одна, вторая, третья… Их было всего пять дощатых ступенек. Сейчас он откроет дверь и окажется прямо перед Олесей.
Олеся вдруг вспомнила, что сейчас самое бы время позвонить подполковнику Туманову и сообщить, где она. Уж теперь она знает, кто убивает женщин. Но тут же она вспомнила и другое. Сумочка, в которой лежал сотовый телефон, осталась в той комнате, куда ее в самом начале привел Валентин и добежать до нее, Олеся вряд ли успеет. Но тут в коридоре есть еще одна дверь, почти незаметная, оклеенная грязным обоим. Она совсем рядом. На расстояние вытянутой руки. Стоит только ее толкнуть…
Что находится за этой дверью, Олеся не знала. Но сейчас, словно кто-то невидимый, стоящий позади, толкнул ее в спину, и Олеся очутилась в маленьком тесном помещение, заваленном какой-то рухлядью. Она сделала пару шагов. Не успела еще толком осмотреться, а ноги уже оказались на ступеньках лестницы уходящей вниз.
Олеся догадалась, эта лестница ведет в подвальное помещение. Еще когда только вошла, почувствовала неприятный, гнилостный запах, но до запаха ли теперь, когда жизнь в буквальном смысле висит на волоске.
– Ну и попала же я, – прошептала Олеся тихонько, когда ступеньки на лестнице закончились, и она оказалась на земляном полу. Секунды три, четыре она стояла в кромешной темноте, боясь двинуться с места и чутко прислушивалась ко всем доносившимся сверху звукам. Она слышала шаги Валентина. Он открыл дверь, и тихонько посвистывая, зашел в коридор. Судя по удаляющимся шагам, он пошел в ту комнату, где оставил ее. И Олеся услышала его голос:
– Олесенька. А вот и я. Соскучилась?
Сейчас Олеся испытывала два чувства: страх и ненависть к этому человеку. Ей захотелось хорошенько шарахнуть этого ублюдка чем-нибудь тяжелым по голове. Надо же, как искусно он притворялся, выдавая себя за провинциального художника. На самом же деле вот какие декорации он рисует. Прихваченный с собой рулон с портретами убитых девушек, она держала под мышкой. Это улика против него.
Она услышала, как Валентин сначала метнулся по комнате, бросив тарелку с яблоками на пол, а потом выбежал в коридор.
– Олесеснька?! Девочка моя. Ты где? – крикнул он.
Олеся пошарила рукой впереди себя. Ни черта в этой темноте не видно. Ну хоть бы чуть-чуть. Были бы у нее глаза как у кошки. Ведь стоять тут возле лестницы нельзя. Скоро этот ублюдок обыщет весь дом, и в конце концов догадается заглянуть и сюда. И тогда ей настанет конец. Но пока она еще жива, надо побарахтаться за жизнь.
Почему-то сейчас ей вспомнился один маленький момент из ее далекого детства, когда отец привез их с сестрой Ириной на озеро. Ирка тогда купаться не полезла, осталась с отцом на берегу. Они загорали, а Олеся плескалась в воде. Плавать она еще не умела. Даже по-собачьи. И толком не помнила, как так получилось, что дно вдруг стало точно проваливаться куда-то. Она пыталась достать его кончиками пальцев, вытягивая ноги, но все равно, когда касалась, то уходила в воду с головой.
Отец лежал на берегу и загорал и не видел того, что она тонет. А она в очередной раз касаясь кончиками пальцев песчаного дна, пыталась оттолкнуться, чтобы оказаться на поверхности и сделать спасительный глоток воздуха. Так продолжалось недолго. В конце концов, Олеся поняла, что в тот момент ей кроме нее самой уже никто не поможет. А значит надо цепляться за жизнь. Барахтаться. И у нее получилось. Тогда она научилась плавать. Пусть и не очень хорошо, но этого оказалось вполне достаточно, чтобы спасти себя.
И сейчас, она старалась не терять уверенности и еще надежды на спасение. Пошарив рукой перед собой, она поняла, что тут есть пространство, а значит, можно двигаться. И она медленно пошла вперед, пока не коснулась рукой влажной, скользкой кирпичной стены.
Все. Дальше идти было некуда. Да и на что она надеялась. Какое спасение может быть здесь в провонявшим тухлятиной подвале, куда она сама загнала себя как в ловушку.
Но отчего здесь такой запах? Глаза еще толком не могли привыкнуть к темноте, поэтому больше приходилось доверять собственным ногам. Придерживаясь свободной рукой за стену, Олеся вытянула ногу, поводила ею с одной стороны. Там оказалось пространство. Ощущение было такое, что воняло откуда-то с другой стороны.
Олеся ткнула туда ногой, и почувствовала: на земляном полу подвала лежит что-то большое. Она присела на корточки и начала ощупывать рукой, что бы это могло быть, и тут же отскочила в темноту. Ошибиться она не могла: рука ее коснулась трупа. Одного. Потом другого и третьего. Их было тут много.
– Куда я попала? – спросила она себя, догадываясь какую участь ей уготовил Валентин. Наверное, где-то тут среди этих разлагающихся трупов лежит и подруга Жанка.
Олеся попятилась назад, пока спиной не уперлась в стену. Ну почему, почему она такая глупая? Оставила свой мобильник в сумочке, а сейчас он бы ей здоров пригодился.
– Глупая сучка! – закричал Валентин неистово. – Ты вздумала со мной поиграть в прятки? Лучше выходи сама и не жди, пока я тебя найду. Олеся? Выходи, а то хуже будет. Ладно, шлюшка. Если ты так хочешь, я поищу тебя. Где ты там? Раз, два, три, четыре, пять. Я иду Олесю искать, – произнес он громко, специально, чтобы Олеся его могла услышать.
И она услышала, как он расхаживая по дому, захлопал дверями.
– Ну где же наша Олеся? – засмеялся он, раскидывая попадавшиеся под ноги какие-то вещи. – Дурочка. Выходи. Я хочу тебя видеть. Слышишь меня?
Олеся присела на корточки, прислонившись спиной к стене и беззвучно заплакала. Более жуткой истории и представить не могла. Ведь предупреждал ее Туманов, что убийца где-то рядом с ней. И как она поступила глупо, умолчав про знакомство с Валентином.
– Ну хватит валять дурака, Олеся! Я хочу тебя. Иди ко мне тварь. Я перережу тебе горло. А когда ты будешь биться в конвульсиях, я трахну тебя. И ты почувствуешь такой экстаз, какой никогда в жизни не испытывала. Экстаз секса и смерти, – прокричал он, ударив ногой по пустому ведру и оно загремело.
Олеся слушая его, закрывала кулачком рот, чтобы не расплакаться. Хотя в ее положение, это не играло такой большой роли. Обыскав весь дом, Валентин подошел к двери чулана, где был вход в подвал, и раскрыв ее, крикнул в темноту:
– Ты здесь? Отвечай!
Олеся сжалась в комок, не жива, не мертва. Услышала, как он стал спускаться по лестнице, крадущимися шагами. Не торопливо, прислушиваясь к тишине в подвале.
Олесе захотелось зажать уши, и не слышать его шагов. Видеть в темноте она его не сможет. Так чтобы и не слышать. Ведь сейчас он спустится сюда и будет ее искать.
– Олеся? Отзовись? Я знаю, что ты здесь. Из дома ты выйти не могла. Пока был в саду, я наблюдал за дверью. Дома я уже все обыскал. Остался только этот подвал, куда я сбрасываю трупы. Тебе нравится прятаться тут? Ну, конечно. Ведь тут лежит твоя подружка, Жанка. И ты хочешь быть рядом с ней. Ладно. Я все устрою. Ты только отзовись. Ты здесь? Олеся?
Олеся со всей силы зажимала рукой рот, чтобы не закричать. Слышала, вот он спустился с лестницы и пошел по подвалу.
– Ты думаешь, я не найду в темноте тебя?
Олеся и на это отмолчалась. Хотя от страха, хотелось закричать. Да и как иначе, когда смерть вот она, рядом.
– Ошибаешься, дурочка. Знаешь что у меня есть?
Лучше бы не знать. Все на свете Олеся готова отдать, только бы не видеть его. Слыша его голос, она медленно отступала, пятясь назад вдоль стены.
– Вот! – воскликнул он, и тут же Олеся увидела вспыхнувшую в его руке спичку. В другой – он держал раскрытую опасную бритву, которой размахивал перед собой. И пока огонек спички не погас, он пытался разглядеть ее в подвале.
– Теперь ты от меня никуда не денешься, – засмеялся он, поворачиваясь влево. Как раз в ту сторону, где прижавшись к покрытой капельками влаги стене, стояла Олеся.
Глядя на дрожащий огонек, Олеся вдруг поняла: ее спасение в том, если он погаснет. А для этого надо немного.
Он увидел Олесю в тот момент, когда девушка взмахнула свернутыми в рулон холстами. Поток душного смрада отхлынул от стены где стояла Олеся, и долетев до спички, потушил ее дрожащий огонек. Сделалось темно, но Валентин уже метнулся к ней с бритвой в руке, закричав:
– Зачем ты взяла мои картины? Тварь! Отдай. Я перережу тебе горло. Так и знай.