82
Такая же неловкая тишина воцарилась и в доме Бена, куда друзья вернулись после гулянки.
О все никак не могла решить, чем же (и с кем же) ей заняться.
Взяв инициативу на себя, Бен вытащил секс-травку.
Вкусную, влажную, с землистым ароматом. Травку для потрахушек.
С одной затяжки твой цветочек покроется росой, а с двух ты и вовсе потечешь ручьем-рекой-океаном, набухнешь и вознесешься ввысь, будешь метаться и рыдать в голос. Заплачут твои глаза, заплачет твоя дырочка, даже соски и те бы заплакали, если бы могли, настолько тебе кайфово. Так эта травка действует на женщин. А мужчины…
Мужчина после нее превращается в один сплошной стержневой корень.
Этот в поисках света и солнца прошибет даже толстый слой асфальта. Стояк такой, что даже страшно, при этом совершенно нескончаемый. Ты все хочешь и хочешь, и каждая клеточка тела превращается в пульсирующий источник наслаждения, и когда она касается всего лишь твоего чертового колена, ты не в силах сдержать стон.
Знаменитая секс-травка от Бена и Чона, на совести которой было больше оргазмов, чем даже у Джонсона&Джонсона, производящих интимную смазку.
Неудивительно, что мексиканцы захотели наложить на нее лапу.
Эта травка всем нужна.
Дашь ее папе римскому, и через пять минут он начнет метать с балкона презервативы прямо в руки тысячам его благодарных обожателей, призывая не стесняться и брать побольше. Бог есть добро, идите трахайтесь. Бог есть любовь, получайте удовольствие.
О затянулась всего пару раз.
ОМГ.
О мой всемогущий охренительный Господь!
Кайф.
Чон тоже приложился к косячку. Он остановился на одной долгой затяжке, но ему и этого было достаточно. Они с О растянулись на кровати. Чон лежал позади О, которая затянулась еще раз и передала косяк Бену. Тот прикончил сигарету, и все поняли - рубеж пройден. Это не просто финальная затяжка, это принятое решение. Они молча согласились с тем, что готовы перейти границы.
Все трое почувствовали это.
О лежала между ними - центром и переходником их тройственной любви.
Торопиться им было некуда, и каждое медленное осторожное движение сводило с ума. Только на то, чтобы спустить с плеча О лямку платья, Чону понадобилось чуть ли не тридцать семь минут, а О уже готова была кончить. На ней был прозрачный черный бюстгальтер, и он добрых пять лет поглаживал ее по груди кончиками пальцев, наблюдая и чувствуя, как твердеет ее сосок, от возбуждения готовый прорвать ткань, словно росток, рвущийся к солнцу весной. Наклонившись, О расстегнула проклятый лифчик (Мистер Горбачев, снесите эту стену!) - если она не почувствует кожей его руку на своей груди, то просто взорвется, - и как только Чон к ней прикоснулся, на нее обрушился первый оргазм. Чон прижался губами к ее соску, и она кончила снова. Комната перед ее глазами закружилась и заиграла невероятными цветами.
Когда же он спустился пониже и, раскрыв ее цветок пальцами, проник в нее языком, мир вокруг окончательно сошел с ума. Такие ласки были совсем не в духе Чона. Обычно он сразу переходит к делу. Но сегодня он никуда не торопился и, поглаживая пальцем бугорок ее клитора, что-то тихонько и довольно напевал прямо в ее глубины (Маленькая мисс Эхо), а О в ответ стонала, плакала, вскрикивала, извивалась и кончала, кончала, кончала (О!). Перевернувшись, она стащила с Чона джинсы, схватила его член и вставила его в себя (где ему самое место).
Бен же поглаживал ее по спине. Медленно проводил пальцами вверх и вниз, оглаживая округлый зад, ласкал ее бедра, коленки, лодыжки и затем вновь поднимался вверх.
Изощренная, утонченная ласка.
- Я хочу вас обоих, - сказала О. - Хочу двух моих мужчин.
Протянув назад руку, она нащупала теплый и твердый член Бена. Твердый, как сосна, нет, как дуб, нет, как сандаловое дерево - сладкое, ароматное, священное сандаловое дерево, и О показала, где она его хочет. Обжигающая и вызывающая дрожь сталь Чона уже была в ней, но она все равно чувствовала пустоту. Тут сзади к ней прижался Бен и, преодолев секундное сопротивление, вошел в нее. Теперь оба ее мужчины были в ней (где им самое место).
Кто бы мог подумать, что они окажутся талантливыми музыкантами, слаженно ведущими мелодию этого танца, поддерживающие ритм и пульс своей любви? Кто бы мог подумать, что О в их руках окажется инструментом, способном на такие ноты? Медленная вначале музыка, мягкая и спокойная, ларго и пиано, ускорилась, на смену одним мелодиям пришли другие, взад вперед, туда-сюда, неослабевающий неистовый ритм. Руки Бена на ее груди, руки Чона на талии, она гладит Чона по лицу, дотрагивается до волос Бена. Двое ее мужчин едут на ней, оседлали ее, играют на ней, и она кричит, не стесняясь своего наслаждения, кричит без перерыва, без пауз, без передышек, и от удовольствия никуда не скрыться, не убежать, и О, эта тонкая перегородка между двумя мужчинами, сочась влагой, держит их в объятиях и стонет, выгибается и кричит, кричит долго и протяжно, когда они все втроем одновременно кончают.
ОООООООООООООООООООООО.
83
Елене не спалось.
Она все никак не могла выкинуть у себя из головы эту девчонку.
84
Чон давно понял разницу между рекламой и порнухой: реклама дает красивые названия уродливым явлениям. Порнуха, наоборот, - уродливые названия красивым явлениям.
85
Строго говоря, поутру им вообще-то должны было быть неловко. (Что же мы вчера ночью наделали?!) Но не было.
Все путем.
Все счастливы и довольны.
Чон проснулся первым, выбрался на террасу и принялся отжиматься. Бен, сонный и вялый, все еще валялся в кровати. Поднявшись через пару минут, он услышал, как в душе под радио поет О, громко и фальшиво.
Все вместе они собрались за завтраком - грейпфруты, кусочки манго, черный кофе.
О сидела довольная и счастливая, улыбаясь во весь рот.
Парни ели молча, пока Бен не взглянул через стол на Чона и не сказал:
- Еще бы вот столечко, - он раздвинул указательный и большой палец на миллиметр, - и мы бы стали гомиками.
Они смеялись добрых полчаса.
Совместно-общественные, так сказать, члены.
86
По радио все трещал и трещал какой-то говорливый ведущий, распинаясь про социалистическую сущность нового президента. Второй диджей изо всех сил "защищал" народного избранника.
Спор столь же реальный и несрежисированный, как поединки у рестлеров. Дамы и господа, в левом углу у нас либерал, в правом консерватор - выбирайте, кто из них злодей, а кто герой.
Бену новый президент нравился. Еще бы - этот котяра вовсю курил травку, нюхал крэк, потом написал об этом в книжке, и ему все сошло с рук.
Никто и слова ему не сказал.
Ни во время предварительных выборов, ни во время избирательной кампании.
А все почему?
Потому что он негр.
Ну и как тут его не полюбить?
Вы уж простите, доктор Кинг, думал про себя Бен, но в День инаугурации Ленни Брюс, будь он жив, точно надорвал бы себе животик.
Когда выяснилось, что выборы выиграл Обама, Паку была в ужасе.
Куда катится этот мир? Что, следующим президентом станет какой-нибудь мексикашка?!
Да даже если и так, ничего страшного, успокоила ее О. Зато лужайка перед Белым домом всегда будет в прекрасном состоянии.
87
- Я вот, наоборот, надеюсь, что он социалист, - заметил Бен. - Социализм вполне себя оправдал.
Для Бена и Чонни уж точно.
Правда, Чон в социализм не верил. Как, впрочем, и в коммунизм с капитализмом. Единственный "-изм", которому он поклонялся, - джизм. О, этот священный сосуд его веры, расхохоталась.
- А как же гедонизм? - поддержал разговор Бен. Уж Чона-то гедонистом назвать никак нельзя. Он, конечно, знает толк в радостях жизни, но все равно остается дисциплинированным мазохистом. Каждый день он пробегает километры по пляжу, проплывает те же километры в океане, отжимается, подтягивается и приседает по тысяче раз и колотит голым кулаком по деревянному столбу, пока из него не начинает идти кровь (из кулака, не из столба).
- He-а, гедонизма нам не надо, - ответил Чон. - В моем понимании в этом мире есть только два изма - поступизм и непоступизм. Потому что все всегда сводится к одному - решишься ты на какой-нибудь поступок или нет.
О с ним согласилась.
Как хорошо, что оба ее мужчины не страдают непоступизмом.
- A-а, я тебя понял, - закивал Бен. - Ты у нас нигилист.
- Нигилизм? - протянул Чон. - Возможно, ты не так уж и не прав.
А вот это уже довольно забавно, подумала О.
88
У Бена возникла идея.
- Надо нам немножко попутешествовать, - заявил он.
Вид у него с Чоном при этом был заговорщицкий. Наркодилеры из них еще те, подумала О, у них все мысли на лицах написаны. Надо было научить их в покер играть, обобрала бы до нитки.
- Нам? - спросила О. Какой состав-то у этих "мы"? Ты да я, или он да я, или ты да он? Или все втроем (прямо как волхвы с Востока)?
- Все втроем, - уточнил Бен. - Начнем все сначала, с чистого листа.
- Что, в Боливию нас потащишь? - поинтересовалась О.
- Я подумывал об Индонезии, - ответил Бен.
Там, на берегу океана, есть одна чудная крошечная деревенька. Люди там добрые, красивые и дружелюбные. Бен построил им больницу, школу и водоочистную станцию. Привез пару хирургов, чтобы помочь больным детям. Мужское население деревни - невысокие и стройные, они носили юбки вместо штанов, на поясе которых брякали длинные ножи с изогнутыми лезвиями, - обожали Бена.
- Индонезия? - переспросила О.
- Индонезия, - повторил Бен.
- Придется еще раз пройтись по магазинам.
- Ага. Ты только полегче, - попросил Бен.
- Ты что, хочешь сказать, что я слишком много тряпок покупаю?
- Да нет, я имею в виду одежду полегче. Солнце там припекает, - объяснил Бен. - У тебя паспорт не просрочен?
- Вроде нет.
Паку давно спрятала паспорт дочери в тумбочку, чтобы О его не потеряла.
И чтобы она им не воспользовалась и не укатила куда-нибудь.
- Отлично, езжай за паспортом, купи шмотья и возвращайся сюда к пяти часам. Будем тебя ждать.
- Отличненько! - отозвалась О.
89
Когда О поинтересовалась у матери, как продвигаются ее занятия с Элеанор, Паку наградила ее ничего не понимающим взглядом.
- Ну, с Элеанор, твоей наставницей, - напомнила О.
- Мой единственный наставник - Иисус, - провозгласила Паку.
Опаньки.
Оказывается, намедни Паку стала прихожанкой огроменной церкви в Лейк-Форест. Разумеется, она выбрала самую большую церковь в стране. Это же Паку.
- Э-э-э, мам, а ты вообще про Иисуса-то хоть что-нибудь знаешь? - осторожно спросила О. - Ну там, биографию его читала или типа того?
- Да, дорогая. Библию.
- А ты до конца дочитала? Там ведь…
- Я провозгласила Иисуса Христа своим персональным спасителем, - прервала ее мать.
- …для него все не очень хорошо кончилось. Распятие там и все такое.
Три Поступка, Которые Я Сегодня Совершу, Чтобы Оказаться Прибитым к Кресту:
1. Разозлю менял.
2. Разозлю римлян.
3. Заявлю папаше, что не собираюсь действовать по его указке.
(Юный Иисус свисает с креста, на собственной шкуре познавая важный урок насчет доверия. "Да ты только подойди, я тебя сразу отделаю!")
- Помолись со мной, Офелия, - попросила Паку.
- Э-э-э, нет. Но спасибо за предложение.
- Тогда я помолюсь за тебя.
- А где мой паспорт лежит?
- А что? - мгновенно насторожившись, осведомилась Паку.
- Мне он нужен.
- Ты куда-то собралась?
- Ага. Подумываю смотаться во Францию.
- И что там у тебя во Франции?
- Ну, не знаю. Всякие французские штуки. Французы.
- У тебя что, появился французский любовник, Офелия? - грозно спросила Паку. Кожа ее при этом натянулась как барабан.
О так и подмывало сказать, что вчерашней ночью ее пялили в обе дырки два стопроцентных американца - просто чтобы посмотреть, какую рожу скорчит мамаша. Но она сдержалась. Еще ей хотелось сказать, что она со своими мужчинами уезжает в Индонезию, где, может быть, ей удастся начать хоть какую-то жизнь, хотелось попрощаться. Она промолчала.
- Это же мой паспорт, - заныла она.
- В верхнем левом ящике моего стола, - ответила Паку. - Но нам надо серьезно все обсудить.
О, да. Нам о многом надо с тобой поговорить, мама, подумала О. Но не судьба. Добравшись до кабинета Паку, она нашла в ящике паспорт и вышла через заднюю дверь.
Пока-пока.
90
У Бена с Чоном тоже забот хватало.
Для начала они засели за телефон и компьютер - сообщить розничным дилерам, что их сотрудничеству пришел конец. Бен всем им посоветовал уехать на какое-то время отдохнуть, залечь на дно. Возмущениям, вопросам и истерикам не было конца, но Бен стойко держал оборону.
Торговли больше не будет.
А мы так, решили предупредить вас заранее.
Ха.
Затем они с Чоном поехали в кафе "Гейдельберг" на пересечении Тихоокеанского шоссе и Брукс-стрит. Попивая кофе с булочками, они дожидались бухгалтера, который работал на Бена. По пути им попалось штуки три "Старбаксов", но Бен категорически отказался туда идти. Я, сказал он, покупаю кофе только у добросовестных производителей. Чону, правда, добросовестная торговля виделась немного в другом свете: ты даешь деньги, получаешь кофе. Вполне честно и справедливо. Впрочем, по большому счету ему было наплевать: "Гейдельберг" так "Гейдельберг".
Он даже позволил Бену сесть за руль, хотя водил тот просто ужасно. Но Чон не хотел выпускать из рук "глок". На полу под своим сиденьем он припрятал дробовик, а на пояс на всякий случай повесил нож модели "Ка-бар" - вдруг им на пути встретится особо агрессивный олень или просто какой-нибудь псих?
Бену арсенал своего друга показался, мягко говоря, избыточным.
- Мы же на переговоры едем. Деловые переговоры, - сказал он Чону.
- Ты видеоклип видел? - спросил в ответ Чон.
- Так то Мексика. А мы в Лагуна-Бич. У нас тут копы носят шорты и ездят на мотоциклах.
- В смысле, тут у нас рай и цивилизация, а в Мексике ужас и беззаконие?
- Типа того.
- Ну конечно. Зачем нам тогда бежать в Индонезию?
- Затем, что излишняя беспечность никого еще до добра не довела.
- Это точно.
Обнаружив свободное место на Брукс-стрит, Бен нафаршировал счетчик четвертаками. Почему-то у него в карманах всегда позвякивал порядочный запас четвертаков. Вот у Чона их никогда при себе не было.
Барабан уже ждал их за столиком под навесом.
Когда-то он работал инвестиционным банкиром в уважаемом банке Ньюпорт-бич. До тех пор, пока не попробовал травку Бена и не решил, что заработает гораздо больше, если начнет отмывать его доходы. Надо сказать, начальство Барабана не очень расстроилось, когда он уволился.
Теперь пару часов по утрам Барабан посвящает анализу состояния рынков Азии и стран Тихого океана, а весь оставшийся день гоняет на мотоцикле, торчит в спортзале и трахает почетных жен округа Орандж, которые получают от муженьков "мерседесы" и бриллианты, а от Барабана - качественный секс.
В общем и целом Барабан - счастливый человек.
В кафе он приехал на мотоцикле. Сегодня он нарядился в нелепый облегающий спортивный костюм, которые так любят итальянцы, а на голову водрузил кепочку такого же цвета.
Редкостный придурок, подумал Чон.
- Ну че? - заговорил Барабан. Он почему-то думал, что если будет говорить, как многократно битый по голове серфер, то никто не догадается, что ему сорок три года.
- Да ниче, - ответил Бен. - Хочу на какое-то время отойти от дел.
- Клево, че, - откликнулся Барабан и стер с верхней губы пенку от капучино.
- Ничего клевого, - отрезал Бен. - Но ничего уж не поделаешь. Короче. Мне нужно, чтобы ты совершенно конфиденциально открыл мне новый счет, вывел в наличность пятьсот кусков и отмыл все так, чтобы блестело. Запусти новый цикл своей стирки, пусть эти деньги на какое-то время вообще исчезнут из моих активов.
- Не беспокойся, все сделаю, как надо, - пообещал Барабан.
Каждый раз при фразе "не беспокойся" Чон начинал беспокоиться пуще прежнего.
- Деньги, чистенькие и беспроблемные, понадобятся мне в Джакарте, - продолжал инструктировать банкира Бен. - Половина в долларах, половина в местной валюте.
- Ты с собой целый огород капусты хочешь таскать? - удивился Барабан.
- Ага, - ответил Бен. - За меня не волнуйся. И вот что я еще тебе скажу - просто чтобы ты мог как-то спланировать свои действия. Мы сходим с нашей старой дорожки, с нашей pista secreta.
- Amigo! - воскликнул пораженный Барабан.
Как же это так - мир без травки Бена и Чонни?!
- Мы по этой дорожке долго бегали, - вставил Чон. - А ты благодаря нам заработал кучу денег.
Так-то это так, но есть одно "но"…
Какая бы ни была большая куча денег, человеку все мало.
91
Начать забег по магазинам О решила с "Банана-репаблик", расположенной, естественно, в торговом центре "Саут-Кост плаза".
(Не бойтесь, больше мы перечислять список магазинов не будем.)
Ни по пути домой, ни по дороге в магазин она так и не заметила, что за ней следят. Припарковав машину, О зашла в центр.
Эстебан, один из трех ее преследователей, набрал номер Ладо.