* * *
Если кто и мог рассказать что-нибудь интересное и полезное о Стасе Никольском, так это его друзья детства, одноклассники или бывшие соседи - Стас был безотцовщиной. Растила его и воспитывала мать, которая два года назад умерла. Поэтому Михаил Солод, выйдя из вагона, не стал любоваться красотой близкого, в двух шагах моря (надо же, вокзал феодосийский расположен прямо на набережной и рельсы бегут вдоль берега), а сразу направился в гороно, чтобы там помогли отыскать тех, кто учился вместе с Никольским.
Одной из тех пятерых, кто остался в родном городе, а не уехал в поисках счастья за тридевять земель, оказалась Соня Двинцева, официантка из недорогой кафешки, скроенной на манер узбекской чайханы и переживающей свой звездный час в разгар курортного сезона.
Узнав, зачем пожаловал к ней гость из Киева, Соня первым делом предложила Солоду чаю, который они вдвоем вскоре прихлебывали, устроясь за низеньким, на возвышении, столиком, сидя по-восточному (Соня поджала под себя ноги, а Михаил полулежал, как римский патриций, на боку, с мягкой плюшевой подушечкой подмышкой). Можно было, конечно, гонять чаи и за обычным столиком, но Соня решила, что "немножко экзотики" не помешает, а Солод охотно на это согласился, справедливо полагая, что вряд ли он вырвется сюда летом.
- Знаете, Стас был тихим и неприметным мальчишкой. Не конфликтовал, в отличники или активисты не рвался. Он из тех, кто себе на уме. За глаза мы называли его Тушканчиком. Мелкие черты лица, маленькие умные глазки. Ну, чем-то он напоминал нам этого грызуна. Впрочем, кличка была не только у Никольского, а у других тоже.
- У каждого человека свой бзиг. Даже самый неприметный человек все-таки чем-то выделяется, пусть не внешне, а…
- Да, понимаю. У Стаса была страсть что-то выискивать, находить, чем-то обмениваться. Монетами разными старинными, значками, марками, орденами, медалями, купленными на толкучке, всякими штучками-дрючками. Стас лазил по окрестным горам, копался в земле, все хотел что-то особенное открыть. В общем, он слегка был помешан на всех этих археологических делах. Мечтал, по-моему, быстро разбогатеть. Нашел, допустим, золотую диадему какой-то царевны и толкнул ее за сказочные деньги. У него даже привычка выработалась при ходьбе смотреть себе под ноги.
- Вдруг с неба свалится что-то и осчастливит его?
- Вот-вот, - засмеялась Соня.
- После школы вы часто с ним встречались?
- Один раз, если не ошибаюсь. Ничем особенным эта встреча не запомнилась. Банальные вопросы, банальные ответы. "Ну, как ты?" "Нормально. А ты?" "Да все вроде в порядке". И разбежались - каждый в свою сторону. Правда, ребята наши рассказывали о нем не очень-то хорошее…
- Что именно?
- Что Тушканчик наш… нетрадиционной ориентации.
- Голубой? - вскинул вверх брови Солод.
- Да. Но не знаю, правда это или нет.
- И давно Стас… заголубел?
Двинцева пожала плечами:
- В школе за ним такого грешка вроде не водилось. Да и юн он был совсем. Наверное, это проявилось в нем позднее. Когда уехал. Михаил, если вообще это правда… Знаете, люди ведь любят почесать языки…
- Соня, а кто конкретно просветил вас насчет… ну, этой самой ориентации?
Двинцева поднесла ко рту чашку с чаем и уставилась на ее дно так, словно там читалось - отвечать ей или нет.
- Удобно ли будет назвать этого человека? Что он мне потом скажет? Зачем ляпаешь языком, дура? С какой стати втянула меня во все эти дела?
- Со-о-ня, - укоризненно протянул Солод. - Вы же не только красивая, а и умная женщина, и понимаете, что лично мне абсолютно по барабану, кого предпочитал Стас - женщин или мужчин, в активе он был или в пассиве…
- Скорее в пассиве - он ведь заморышем выглядел, - не удержалась Двинцева.
- А вот для следствия прояснить, разносторонне, подчеркну, разузнать, что на самом деле представлял собой Стас, чрезвычайно важно. Ведь мы расследуем убийство человека, уважаемого, весьма известного человека, и не только его убийство, а и самого Никольского - его ведь явно кто-то убрал. Потому любое дельное слово, наблюдение, предположение - на вес золота…
- Я, конечно, понимаю… Хорошо, Михаил, - о Стасе мне рассказал Серж Овчаренко. Только, если можно, при разговоре с ним на меня не ссылайтесь. Ладно?
- Постараюсь, - пообещал старший лейтенант. - Что-нибудь придумаю, - он улыбнулся, - чтобы вас не подставлять.
- Если честно, я не верю, чтобы Стас Никольский самолично мог порешить человека. У него на это духу бы не хватило. Мне кажется, его к этому кто-то принудил. Впрочем, может быть и так, что Стас хотел этого убийства, но чужими руками. Я, дескать, наводчик, а вы уж сами подумайте, как там разобраться…
- Вы, наверное, правы, - заметил Солод. - Привычка - вторая натура. Пассив в однополой любви, пассив в преступлении… Кстати, а где обитает этот ваш Серж Овчаренко?
- Здесь, в Феодосии. Он держит бюро ритуальных услуг. И, между прочим, процветает.
- Еще бы! - засмеялся Солод.
* * *
Бюро ритуальных услуг "Ладья Харона", которое держал Серж Овчаренко, располагалось на бывшей улице Войкова, теперь Украинской, на первом этаже обычного жилого дома. Проследовать к кабинету хозяина и не ознакомиться с продукцией его заведения было невозможно - едва переступив порог, посетитель оказывался среди гробов, беглый взгляд на которые еще раз убеждал в мысли, что равенства на земле нет. Богатым людям предназначались богатые гробы - из дорогого, чуть ли не красного дерева, покрытые лаком, украшенные золоченой фурнитурой, с ручками, на которые уйдет не одна рядовая пенсия, бедным - обычная струганина, обитая дешевенькой тканью. Смерть, последняя справедливость мира, как выразился поэт, справедливостью явно не отличалась.
Не только гробы, а и ленты, венки, макеты надгробных памятников настроили Михаила Солода на мрачновато-философскую волну. "Ладья Харона", подумал он, пробираясь меж "деревянными костюмами", не паром, на который можно запоздать - в назначенное кем-то, кто над тобой, время и в назначенном месте она, шурша песком забвения, уткнется носом в берег у самых твоих ног.
Серж Овчаренко, невзирая на невеселый характер своего бизнеса, оказался весьма приветливым и разбитным малым воистину гренадерского роста. Излучая всем своим естеством оптимизм, он искренне обрадовался посетителю в лице одетого в штатское Михаила Солода - ясное дело, кому хочется, чтобы его гробы залеживались? Хотя, как мысленно рассудил старший лейтенант, владельцу "Ладьи Харона" не мешало бы прятать радость, напяливая на физиономию маску сочувствия с налетом некоторого трагизма.
- Что-то присмотрели? Во всем городе у меня лучший выбор, - нисколько не озаботясь тем, что сейчас на душе у того, кто возник перед ним, спросил Серж, улыбаясь так, словно тот пожаловал к нему на рюмку чая.
- Слава Богу, выбор делать мне еще рановато, - ответ Михаила явно разочаровал Сержа.
- Тогда чем могу быть полезен? - Овчаренко внутренне напрягся и, хотя улыбка еще не совсем сошла с его лица, Солод понял, какие догадки одна за другой мелькают в его голове - налоговая? милиция? прокуратура? конкуренты?
- Вы не ошиблись - милиция, - грозно отчеканил старший лейтенант и увидел, как испугался Серж, и не потому, что перед ним нежданно-негаданно объявился мент, а оттого, что тот безошибочно прочитал его мысли.
- Что-то… не так? - совсем невпопад произнес Серж, и Солод раскатисто рассмеялся.
- Ну почему - все так, - утешил он владельца "Ладьи Харона" и, не дожидаясь приглашения, сел на стул против приставного столика. - Скажите, Сергей, а правда, что Стас Никольский, ваш соученик, был геем?
- Пра… Пра… Правда, - мучительно запинаясь, потеряв от неожиданного, в лоб, или по лбу, как угодно, вопроса способность соображать, выдавил из себя Серж, но спустя несколько мгновений все же пришел в себя: - А, собственно, почему вы меня об этом спрашиваете? И где ваше удостоверение?
- Пожалуйста, - Солод развернул перед глазами уже серьезного и собранного владельца похоронной конторы свою книжечку. - Сергей, сейчас поясню, с какой целью я пришел к вам…
Он вкратце изложил суть дела, то, в чем следствие подозревает Никольского.
- Не поверю, что Стас мог убить человека, - категорично заявил Овчаренко. - Трусоват он для этого, жидковат. Наверняка пошел на поводу у кого-то, более сильного и жесткого… Стас был хитрым, но не смелым… А насчет того, что он гей… Ну, водился за ним такой грех, это совершенно точно…
- Вы это знаете по слухам? - уточнил старший лейтенант.
- Нет, убедился на собственном опыте. Хотя я нормальный мужик. Однажды, а если точно, через пять лет после окончания школы, у нас состоялась встреча одноклассников. Хорошо посидели в кабаке - повспоминали, посмеялись, потанцевали, все, словом, как обычно, потом ряды наши поредели, остались самые, как понимаете, стойкие, которые и завалили на хату к Вальке Семенову, он живет в районе Золотого пляжа. Гудели часов до трех ночи, закосели основательно, легли покатом, кто где. Мы со Стасом упали на диван в гостиной. Все вроде путем, только где-то через часок проснулся я оттого, что Стас полез ко мне в трусы. Поначалу я подумал, что парень перепутал, где чье хозяйство, но потом он начал выделывать такое, что до меня дошло, в чем тут дело… Навис над ним, хотел прибить, а он - в слезы: извини, я не такой, как все, иначе не могу, никому, пожалуйста, не рассказывай!
- И что потом было?
- А ничего. Плюнул я на Стаса, скатился с дивана на пол, там и перекантовался. Когда проснулись, смотрю, Стас отводит от меня глаза, ни слова ко мне, ни полслова. Эх, товарищ старший лейтенант! Голубых сейчас - как собак нерезаных! Содомский грех процветает…
ГЛАВА IX
- Рассказывай, что привез из Феодосии, - потребовал Лободко, едва Михаил Солод переступил порог его кабинета.
- Всего два слова, - развел руками тот.
- Это за ними ты ехал за тысячу километров? - возмутился майор. - Сегодня же уволю из органов! - Потом смягчился: - Иногда, правда, одно слово дороже всего золота мира.
- Ну, вряд ли то, что скажу, перевесит злато-серебро в планетарных масштабах, - усмехнулся Солод. - Короче, Олег Павлович, Никольский - гей. Это и есть то новое, что удалось выяснить.
И Михаил коротко пересказал свою беседу с владельцем похоронного бюро "Ладья Харона".
- Гей? - призадумался Лободко. - Нет, Миша, не напрасно ты смотался в Крым. Здесь, в Киеве, ребятам ничего накопать не удалось. Ни Голику, ни Андрющенко, ни даже удачливому Столяренко. Если твоя информация верна, появляется шанс отследить связи Стаса именно в этой среде. Мужская дружба - вещь крепкая, а любовь между мужчинами - это, знаешь ли, вообще… Размножьте фотопортреты Никольского и идите с ними по всем адресам, где собираются гомики, где они ищут и находят друг друга, заключают союзы, развлекаются. Надо отработать все "голубые" связи Стаса. Серж, говоришь, богатырского роста и сложения? Особое внимание обратите на педиков высокого роста, этаких спортивных ребят. Наверняка замухрышка Стас питал к ним особое пристрастие - притягиваются ведь разные полюса, не так ли?
- Даже в традиционной любви, - готовно подтвердил Солод, сам собой тоже рослый, косая сажень в плечах. - У меня, Олег Павлович, до женитьбы было очень много миниатюрных девушек, настоящих дюймовочек. Друзья посмеивались, когда я с ними танцевал: они ж тебе носом в живот упираются…
- Хорошо, что не ниже, - усмехнулся майор. - Слушай, а не испытывал ли Стас тяготения к Владиславу Круликовскому по этой самой причине - тот ведь видный, представительный мужчина?
- Ну, Владислав, судя по вашим рассказам, - отец ведь его сетовал, что тот меняет женщин как перчатки, нормальный мужик.
- А я и не говорю, что Владислав - гей, наоборот. У него есть девушка, которую я видел. Не исключаю, что Стасу просто было интересно в его обществе, не возбраняется ведь помечтать, пофантазировать, как здорово было бы влюбить в себя такого породистого красавца… Знаешь, это как с красивой женщиной, которая никогда не будет твоей, но все равно приятно пообщаться с ней, что-то нарисовать в воображении…
* * *
Никогда ранее Михаил Солод дела с гомосексуалистами не имел, просто слышал о них, читал, никакой симпатии к ним, конечно, не испытывая, но и особого презрения тоже, разве что возникало чувство брезгливости, физического отвращения. Знал, что среди голубых много по-настоящему талантливых людей, что голубой цвет доминирует в среде творческой интеллигенции. Припомнилась давняя туристическая поездка в Минск, в их группе была женщина-врач из театра оперы и балета, с ней Миша часто курил в тамбуре, и словоохотливая эта баба, с которой калякал о том, о сем, как-то, смеясь, заметила, что среди танцовщиков каждый второй - голубой. "До того они голубые, что один из них, представляете, даже ко мне обращается: "Мой дорогой!.."
Предстояло Михаилу пройтись частым бреднем по этой голубой воде, причем так, чтобы в мотне волокуши затрепыхался тот предполагаемый самец с порочными наклонностями, в которого Стас был отчаянно влюблен и предан без остатка, как пес.
Всюду, где бы ни появился Солод, он вызывал у поклонников однополой любви живейший интерес - как кандидат в женихи или невесты. Однако обостренным своим чутьем геи вскоре угадывали, что перед ними человек не их круга (говорят, они узнают друг друга по глазам, достаточно одного лишь взгляда), и тут же сникали, скафандр равнодушия напрочь отделял их от чужака, который переставал для них существовать. На вопрос, знают ли они человека, который на фотографии, откликались, но весьма неохотно, хотя Михаил скрывал, что перед ними милиционер. Когда он понял, что геи без труда распознают его гетеросексуальность, он, как князь Святослав, решил идти с открытым забралом:
- Я - не ваш, а он - ваш, - тыкал пальцем в портрет Стаса. - Ищу его, потому что это друг детства. Пятнадцать лет не виделись. Если не знаете, как мне его разыскать, может, подскажете, с кем он общается, кто у него сейчас в партнерах.
Кое-кто отвечал, что лицо Стаса вроде ему знакомо, мельком когда-то, где-то видел, но не более того. Кому-то фейс Никольского вообще был в новинку. А некоторые смотрели на Солода так, словно подозревали в нем милицейскую ищейку, эти, наиболее проницательные, определенно не желали с ним связываться, опасаясь влипнуть в какую-нибудь историю.
На пятый день поиска Михаил начал злиться, как человек, который ищет нужную вещицу и на глаза ему попадается все, только не она. Впервые он засомневался, а на самом ли деле Стас - гей. Серж Овчаренко, похоже, говорил правду, но ведь со временем Никольский мог и перевоспитаться, излечиться, трансформироваться в нормального мужика.
- Брось, - сказал ему в ответ на все это Лободко. - Голубизна - это на всю жизнь. Горбатого могила исправит. Ищи!
И как нужная вещичка, которая, будь она проклята, попадается по неистребимому закону подлости на глаза в самый последний момент, когда в квартире все перевернуто вверх дном, так и Солоду повезло тогда, когда он уже ни на что не надеялся. Последним адреском, который он отрабатывал, было заштатное, захудалое кафе в Дарнице под вывеской "Голубая тоска", никакого отношения к голубому движению не имевшей, владелец заведения просто слямзил название у Сережи Есенина. Еще когда старший лейтенант наводил справки насчет того, где обыкновенно собираются представители интересующего его контингента, знающие люди поведали, что местечко сие, несмотря на конгениальное геям "цветное" название, то ли в силу его отдаленности от центра, то ли потому, что здесь тусуется обычная, заурядная публика, популярностью среди сексменьшинства не пользуется. И забредают сюда или редкие парочки, ничем не афиширующие своей ориентации, или неприкаянные одиночки, для которых лучший в мире запах - это запах вазелина и которые, уповая на случай, лелеют робкую надежду найти здесь партнера.
Заглянув сюда под вечерок, Солод заказал себе мясной салатик под сто граммов водки, а на десерт - пирожное и кофе.
Зал был заполнен наполовину, и Михаил, ненавязчиво изучая всех присутствующих, прикидывал, кто из этих жующих и пьющих, весело болтающих или вполголоса переговаривающихся парней и зрелых мужиков может числиться адептом когда-то запретной, а теперь вполне разрешенной любви. Таковых, по уже наметанному глазу Солода, не находилось. "Да, - подумал он, - если что и способно привлечь сюда моих "друзей", так это чистая символика. Как же, не просто тоска, а голубая. Нет, вычислить любовника Стаса можно, только уповая на чудо".
Но чудо - вещь редкостная. Придется завтра утром окончательно расстроить Лободко, признать, что следствие зашло в тупик.
И все же чудо само нашло Михаила, послав ему в качестве соседа по столику весьма рослого, но какого-то хилого, с покатыми женскими плечами, бесцветно-веснушчатого блондина с сиреневыми, как у сердечника, губами. Единственное, что в нем было мужского, это нос с горбинкой. А еще в его облике читалось нечто затравленно-испуганное, сквозила застарелая боязнь быть расшифрованным, узнанным, уличенным в постыдной и преследуемой законом (тогдашним, советским) тяге к себе подобным.
Попросив разрешения присесть за столик Михаила, печальный блондин моментально, с одного взгляда (интуиция изощренная работает, или многолетний опыт подсказывает, или само естество улавливает физические токи от того, кто с тобой рядом), понял, что на великана рассчитывать нечего.
- Ищете пару? - подмигнул блондину Михаил, едва официант принял у того заказ.
- О чем вы? - испуганно встрепенулся блондин, но тут же осекся, услышав в ответ жесткое и повелительное:
- Да бросьте вы корчить из себя девственника! Вас ведь давно распечатал какой-нибудь дядя Витя. Не так разве?
И без того печальный, а теперь уж и вовсе убитый печалью блондин пробормотал что-то невразумительное, похоже, выдавил натужно из самого нутра набор всех известных ему междометий: "А…у…о…э…"
- Я из уголовного розыска, - впервые за все это время не стал таиться Солод и показал удостоверение. - Лично к вам у меня никаких претензий. Но если можете, помогите мне.
- В чем именно? - пролепетал блондин, который, кажется, решил про себя, что в последний раз переступил порог совсем не голубой для него кафешки.
- Вам знакома эта личность? - в который раз "засветил" Стаса Никольского старший лейтенант.
- Н-нет. То есть лично я его не знаю. Но несколько раз видел в обществе Дика. Если не ошибаюсь, у них была большая любовь. Вернее, этот парень был по-черному влюблен в Дика. А Дик… Насчет Дика не уверен. Одно лишь замечал - он вертел этим, на фотографии, как хотел. Как собачкой, которая прыгает перед хозяином на задних лапках…
- Кто такой Дик?
- Не знаю. Но он гей. В обычных наших тусовках не светится. То есть не выпячивается: смотрите, мол, я голубой и не стыжусь этого, наоборот, даже горжусь…
- Как делают сейчас многие?
- Да-да. Единственное место, где Дик бывал, - это здесь, в "Голубой тоске". Поэтому среди наших он практически не известен.
- На вас он внимание обращал?
- Нет, хотя для меня он очень и очень привлекателен. Но я, видимо, не в его вкусе. Знаете, сердцу не прикажешь. Как и у вас тоже.
- Когда в последний раз вы видели Дика?
- Если не ошибаюсь, где-то в ноябре.
- Он был со Стасом?
- Да, с ним вдвоем. А потом я их больше не встречал. Ни вдвоем, ни поодиночке.
- Как выглядит этот Дик?