- Она сейчас на Фонтанке, - сообщил Озирский, пожевав нижнюю губу. - Только не надо портить себе карьеру, Сысоич. Скоро меня и так выпустят. Сердце чует, понимаешь? Я сделал всё, что мог. Выложился на полную катушку. Совесть моя чиста. Нужно немного отдохнуть от работы. И камера для меня - санаторий. Не звонит никто, не дёргает - хай лайф! Захар, ты добра мне желаешь, но в Москве тебя за такое не похвалят. Станут опять ставить на вид использование служебного положения в личных целях. Сысоич, езжай домой, - взволнованно продолжал Андрей. - Ты весь застывший какой-то. Отдышись, прими валидол. Обо мне не думай, умоляю. Ты поверил, и мне полегчало. Когда возьмут Зубца, тогда и освободишь - по закону. И в министерстве отчитаешься, как полагается. Кончай работать, не сжигай себя…
- Возьмут? А когда его возьмут-то? - Захар чуть не сплюнул на пол. - Ты как хочешь, а я завтра со следователем разберусь. И пусть инициатива по изменению меры пресечения будет исходить от него. Всё, молчи! - Горбовский окончательно очистил стол, схватил китель, просунул руки в рукава. - Ты как, сам заснёшь? Или врача прислать с уколом?
- Постараюсь сегодня обойтись своими силами, - Андрей смотрел на Захара тепло, открыто, как прежде. - А что касается Зубца, то он сейчас тоже нервничает. И потому может наделать много ошибок. Он очень любил отца, сильно зависел от него. Кроме того, не забывай, что в руках Саймона - ценнейшие сведения по их организации. И Майкл не замедлит ими воспользоваться. Да, он знает, что я сижу?
- Понятия не имею. От меня точно не знает, а от других вполне мог услышать. Андрюшка, не надумал чайку попить?
Захар шевельнул онемевшим левым плечом, на котором даже не чувствовал погона.
- Да нет, спасибо. Я и так задержал тебя.
Андрей набрал в грудь воздуха, будто хотел надышаться впрок.
- Не переживай, Сысоич, сам лечись. Я бы на твоём месте больничный взял и сердечко проверил. Пошаливает ведь? А? Если честно?
- Пошаливает.
Горбовский нажал кнопку под столом и закусил губу, стараясь лишним движением не тревожить сердце. Вспомнил, что ему почти сорок шесть лет. Но до сегодняшнего дня Захар Горбовский плохо представлял себе, где именно находится главный мотор его организма.
Когда генерал открыл глаза, Андрея напротив не было. Он бесшумно ушёл с милиционером. И Захар не мог вспомнить, говорил ли он что-нибудь на прощание. Кажется, Андрей пожелал давнему другу спокойной ночи.
Горбовский словно разучился говорить. Он вызвал секретаря звонком, показал палец. Это означало просьбу принести один стакан чаю. Но насладиться тишиной и покоем генерал не успел. Как только пальцы привычно ухватились на чеканную горячую ручку подстаканника, снова заглянула Марина Цветкова, хотя обычно она связывалась с Захаром по селектору. Гладкие волосы секретаря блестели, будто смазанные маслом.
Всё-таки нужно было Андрея о жене спросить, о детях, о мачехе с отцом. И внук у Андрюшки есть - это же чудо! Но, с другой стороны, подобные разглагольствования выглядели бы издевательскими. Человек в тюрьме сидит, а ему душу травят!
Теперь и перед Ликой придётся извиняться до утра. Сам сагитировал их с Лёнькой съездить в компьютерный супермаркет "ASCOD", в начало Каменноостровского проспекта. Сын свою "девятку" пригнал. Не на служебном же автомобиле ехать по личным делам. Весь день себе поломал, бедняга. А Лика тем временем слушала, как благоверный трубку швыряет.
Теперь придётся в одиночестве себе ноутбук выбирать. Не хватит совести заикнуться о нём при домашних. Жена и сын, безусловно, подумают, что у отца воз проблем на службе. Он не всегда может заранее знать, что произойдёт в течение дня. Но ведь мог бы объяснить ситуацию по телефону, не заставляя домашних волноваться, воображать всякие ужасы.
- Товарищ генерал, Николаев с той девушкой, Оксаной Бабенко, прибыли, - доложила Марина.
- Оформи им пропуска, и быстро сюда.
Захар едва успел влить в себя чай, как загудел селектор. Марина выполнила приказ молниеносно. Генерал назад клавишу.
- Пришли?
Странно, но впервые за всё время знакомства ему не хотелось видеть Николаева. А ведь Горбовский часто называл его своим третьим сыном. Наверное, потому, что он соврал, полностью изменив тем самым смысл показаний. И, следовательно, до неузнаваемости исказил картину случившегося. Непреклонный поборник справедливости и законности, Санька не нашёл ничего лучше, чем сводить счёты с воображаемым противником руками правоохранительных органов. Лучше бы морды друг другу набили, устроили разборку в укромном месте.
Кроме того, Санька себя вообще странно ведёт. Андрея явно "топит", а того убийцу выгораживает. Самосуд какой-то затерял, да не простой, а с выкрутасами. Хочет, чтобы расправа законным возмездием выглядела со стороны. Умён ты, Саня, не отнимешь…
- Да, они ждут в приёмной.
- Пусть заходят.
Горбовский поспешно промокнул носовым платком лицо, уселся поудобнее, боясь снова вызвать боль под лопаткой. У сердечников со стажем на такой случай всегда имеется под рукой аптечка. Но Горбовский ещё днём не предполагал, что в восемь часов вечера ему потребуется валидол.
Секретарша быстро прощёлкала каблучками по паркету приёмной, открыла дверь и посторонилась. Горбовский увидел сначала Сашу Николаева. Тот опирался на толстую палку, сутуля спину под вязаной курткой. Брюки его обвисли на коленях. Высокие, кремовые спортивные ботинки были забрызганы грязью. К носку правого прилип жёлтый берёзовый лист. С обидно поседевших волос Саши текло, словно он добирался сюда пешком и без зонта.
Притемнённые, запотевшие очки закрывали глазной протез и многочисленные шрамы на лице. Горбовскому казалось, что Николаев его не видит. Надо было очки протереть ещё в вестибюле или в приёмной. Наверное, Санька очень волнуется. Он два дня назад выписался из больницы, жил теперь на Васильевском. Наверное, взял такси, потому машину водить не мог.
Оксана Бабенко прилетела из Москвы, куда приехала навестить сестру и племянника. Она уже знала о том, что Озирский арестован, и очень хотела похлопотать за бывшего шефа, а теперь ещё и своего родственника. Оксана никак не могла допустить, что Андрея могут расстрелять, или дать ему двадцать лет лагерей, как предсказывал Николаев.
Проведя в Москве только сутки, Оксана выехала в Петербург. Здесь её ласково встретил Саша Николаев. О его роли в аресте Андрея Оксана ничего не знала, и потому полностью доверилась давнему поклоннику. Именно от него молодая женщина ждала помощи, поддержки и сочувствия. Она никогда не была любовницей Озирского, но маленький племянник связал их накрепко.
Николаев вчера позвонил домой Захару и предложил устроить встречу с очень интересным человеком. Более конкретно он пообещал доложить уже в Управлении. Заинтригованный Горбовский пригласил их к себе прямо с вокзала - благо, было близко.
Генерал догадывался, что это та девушка, которой Андрей тоже предлагал устранить Ронина. И вот теперь они сумеют поговорить лично. От показаний Оксаны Бабенко зависит очень многое. Если самому Николаеву Озирский мог молоть по пьянке всё, что угодно, то обращение к третьему лицу, да ещё даме, не могло быть трёпом. Подтверди Оксана Санькины слова, придётся ему поверить. И тогда вся картина покушения на Антона Ронина кардинально изменится…
Захар прекрасно знал о том, как был ранен Николаев в последний раз, и когда именно. Более того, Александр поделился с генералом своими подозрениями относительно причастности Андрея к этому делу. Когда про то же самое толковал Озирский, Захар сопоставлял их показания. И, кстати, не нашёл ни единого расхождения.
Скорее всего, Николаев необъективен. Он любой ценой жаждет наказать своего врага. Озирский ни о чём не умолчал. Он рассказал и про ссору в офисе перед нападением на Саньку, и про чеченского боевика, которого использовал в своих целях. Да нет, не в своих! Поездка в Египет была необходима для встречи с Зубцом. А без человека, знающего арабский язык и мусульманские обычаи, имевшего в Египте друзей и знакомых, было никак не обойтись.
Андрей, конечно, как всегда, прошёл по лезвию ножа. Он продемонстрировал полнейшее пренебрежение общественным мнением, заявив, что никогда не сдал бы спецслужбам участника бандитского налёта на Будённовск. Он, видите ли, понимает мотивы, которыми руководствовались террористы. У многих из них погибли дети, жёны, родители, другие родственники. И никто никогда не убедит Андрея, что одному народу мстить за своих убитых можно, а другому - нельзя.
Точно так же не стеснялся Озирский своего участия в октябрьских событиях девяносто третьего года на стороне Верховного Совета. Он открыто признавался в ненависти к Ронину. Тема расправы всплывала во время поминок по погибшим не единожды. Но всё это вместе ещё не значило, что к подрыву автомобиля причастен именно Андрей.
Похоже, Озирскому доставляло наслаждение говорить правду, причём любую - даже самую горькую. И поэтому Горбовский не мог ему не верить. Андрей превращал обмен компроматами в настоящую дуэль, и часто выходил победителем. Из-за этого многие конфликты гасились в зародыше. Обезоруживающая откровенность Озирского не знала пределов. Он обязательно сознался бы в чём угодно, в том числе и в подготовке покушения, если бы она имела место.
"От своих грехов, включая детей, не откажусь никогда, - говаривал Андрей, - но не нужно вешать на меня чужие. Не стоит держать меня за придурка. Лучше договориться - к взаимной выгоде…"
- О-о, здравствуйте!
Горбовский искренне улыбнулся. Он угадал в девушке, прибывшей с Николаевым, свою землячку - украинку. Оксана была закутана в тёмную длинную шаль с витиеватым узором, под которой виднелся тёмный хиджаб*. Ни одна прядка волос не выбивалась наружу. Ясные, светлые глаза под бровями, похожими на крылья ласточки, пухлые, сочные губы напомнили Горбовскому детство и юность, его первую любовь Наталку.
Генерал снова был на родной улочке, уходящей в степь. Оксана Бабенко пришла из его детства, из запаха полыни и шума морского прибоя. И потом сердце, трепыхнувшись, ожило и застучало веселее.
- Садитесь.
- Спасибо.
Николаев, опираясь на палку, пожал протянутую руку Горбовского. Потом положил на стол для заседаний два пропуска.
Оксана была в длинном бордовом пальто. Захар не видел ни обуви, ни платья. Рукава доходили почти до кончиков пальцев, открывая многочисленные кольца. "В парандже бы ещё пришла!" - недовольно подумал Горбовский. Он считал, что изменять своему народу нельзя, как и жене.
- У нас мало времени - поздно уже…
Захар выждал, когда Санька усядется за стол, пристроит свою палку. Оксана опустилась на кончик стула и замерла, потупив отнюдь не застенчивые глазки. Роль покорной восточной женщины давалась ей с трудом.
- Оксана, меня зовут Захар Сысоевич Горбовский. Мы долго работали вместе и с Андреем, и с Саней. Поэтому я им как бы свой. Но одновременно я - официальное лицо. И хочу задать тебе вопрос.
- Пожалуйста, задавайте. - Оксана закашлялась. - Я из Турции прилетела, а тут осень. Простыла немного.
- Ничего, - успокоил Горбовский. - Паспорт с собой? Гражданство наше?
- Да, вот он.
Девушка полезла в матерчатую сумку, вышитую бисером, достала паспорт и протянула генералу. Тот полистал документ, внёс в компьютер некоторые данные. Значит, Оксане двадцать лет. Дочери - год и четыре месяца. Штампа о браке с Эфендиевым нет.
Так и думал. Банальная любовница она для Руслана Элдаровича, а не четвёртая жена. Впрочем, у них могла состояться свадьба и в Турции, по тем законам. А здесь не распишешься, раз в паспорте Эфендиева уже есть одна супруга. Отчество ребёнка - Руслановна. Он в свой паспорт вписал девочку? Удочерил, а с Оксаной не регистрировался?
Горбовский соображал, как бы точнее сформулировать вопрос. Ведь от того, насколько он окажется точным и внезапным, зависит исход спланированного ими с Санькой мероприятия.
- Ты в Стамбуле живёшь, продлевая визу? Там же строго с этим.
Захар кинул короткий взгляд на Николаева. Тот рассматривал себя в застеклённых шкафах со специальной литературой. Шкафы, ко всему прочему, служили подставкой для нескольких цветочных горшков. Внезапно и ярко, будто молния, вспыхнул в мозгу план краткой, но судьбоносной беседы с Оксаной Бабенко. Генерал думал о том, как подойти к интересующей его теме естественно, непринуждённо. От Саньки проку явно не будет - ему опять нездоровится.
- Муж с полицией дела улаживает, - спокойно ответила Оксана. - Я занимаюсь только дочкой. Остальное он за меня решает.
- Восток, чего уж там!
Горбовский опять посмотрел на Николаева. И решил, что они с Озирским похожи. Оба - в обвислой джинсе, заросшие, угрюмые. И ни один со своего пути не свернёт. Вон, подбородок-то Санька выставил - в точности как Андрей! Но в зависимости от того, что скажет сейчас Оксана Бабенко, кому-то из них придётся признать своё поражение.
- Ты давно Андрея знаешь? - спросил Горбовский.
- Два года.
Щёки Оксаны слегка порозовели. К гладкой шелковистой коже прилила кровь. Оксана смотрела на погоны Горбовского с интересом, но без особого почтения. Генерал увидел, что глаза девушки подведены ещё и голубыми стрелками. Кажется, Санька говорил, что Эфендиев вытащил её из публичного дома в Стамбуле. Очень похоже - такая нигде не потеряется.
- При таких обстоятельствах вы познакомились? - продолжал Горбовский.
- Я работала горничной в Доме Советов. Андрей приехал туда защищать Конституцию, когда всё началось. Так и познакомились, - невозмутимо продолжала Оксана. - Потом у нас мама погибла, и Андрей помогал семье. Очень много для нас сделал. Деньги давал, нас с сестрой взял на работу в агентство. Мы жили у него в Питере. Пропали бы без Озирского…
Оксана постепенно оживала. Горбовский, не дыша, подводил блесну.
- В сентябре познакомились? А дочка когда родилась? Летом уже?
Захар ждал вспышки гнева, но Оксана лишь пожала плечами.
- Она родилась тридцать первого мая. Но к Андрею это не имеет никакого отношения. Вот моя сестра действительно от него сына родила. Андрей и не отказывается. А у нас с ним ничего такого не было.
Оксана подёргала себя за рукава. Горбовский заметил длинные крепкие ногти, покрытые алым, с блёстками, лаком.
- Захар Сысоевич, можно я спрошу? Андрей правда у вас рядом, в изоляторе, сидит? Его дела очень серьёзные?
- Серьёзные, - кивнул Горбовский. - И в изоляторе он действительно сидит. Извини, если обидел, но мне всё знать нужно. Значит, я тебя с сестрой перепутал. Вы тогда, в октябре, мать потеряли?
- Да. Она была буфетчицей. Попала под обстрел. Я в её память дочку Октябриной назвала.
Оксана, видимо, привыкла объяснять всем и каждому, откуда у девочки такое странное имя - ведь та родилась в мае.
- Захар Сысоевич, вы правду скажите - Андрей виноват или нет? Я на все вопросы отвечу, только разберитесь по справедливости! Он ведь не мог взорвать машину генерала. Точно знаю - не мог!
- Эх, Оксаночка, мне бы твою уверенность! - кисло усмехнулся Горбовский. - "Точно знаю!" В твоём возрасте весь мир чёрно-белый. Ответы однозначные, эмоции бурные, сомнений ни в чём никаких… Значит, про генерала ты слышала?
Захар весь напрягся, но особенно сильно заныли мышцы ног. Он будто собирался прыгать в высоту. Николаев мертвенно побледнел, отчего его смуглое лицо стало восковым.
- А как же! - На лице Оксаны не дрогнул ни один мускул. - Сейчас много машин взрывается. Могли и генерала достать. У нас в Турции много спутниковых каналов. В новостях про это дело передавали. И Мохаммад, сын мужа, рассказывал. Он этого генерала хорошо знает. И Андрея тоже.
- А раньше ты про генерала слышала от Андрея? Его фамилия Ронин.
Горбовский спросил об этом так естественно, что Николаев шевельнулся и скрипнул стулом.
- Может, и слышала. Всех не упомнишь, про кого мы с Андреем говорили. - Оксана повертела на пальце толстое золотое кольцо. Оно было очень похоже на обручальное.
- Неужели Озирский не назвал имя человека, которого хотел убить? Он же тебя посылал на это дело, ног ты отказалась!
Горбовский говорил громко, чётко, и тон его не допускал возражений. Николаев замер в мучительном ожидании. Оксана встрепенулась, как подстреленная птица.
- Ронин Антон Александрович! Тогда он был полковником милиции. По глазам вижу, что тебе хорошо знакомо это имя.
Захар видел перед собой уже другое лицо - замкнутое, сразу же постаревшее. Оксана плотно сжала губы. Казалось, она готова была пойти за Озирского на смерть.
- Раз отказалась, тебе ничего не будет. Но ты должна подробно рассказать обо всём.
- Ах, Ронин!.. Это тот полковник, который командовал ОМОНом на Пресне? Он ещё ловушки в подъездах устраивал, где людей избивали… Да, Озирский говорил о нём. Это он взорвался? Уже генералом стал?
- Да, он месяц назад стал генералом, - почти с ненавистью подтвердил Захар. - И был очень тяжело, почти смертельно ранен четвёртого октября. Как раз в тот день, который наметил Озирский! И в шесть часов вечера, между прочим! Ты ведь помнишь, что месть планировалась на этот день и на этот час? Андрей мотивировал свой приказ тем, что ты в те дни потеряла мать, а потому должна мстить…
- Он никуда меня не посылал, Захар Сысоевич! Вы что-то путаете. - Оксана смотрела Горбовскому прямо в глаза. - Может, кого-то, но не меня. Да, я знаю про Ронина… Кличка его была - Андронов. Озирский ругал его по-всякому. Не знаю, хотел ли убить. Может, чего-то и ляпнул сгоряча. Андрей вообще любит выражаться. Но чтобы я убивала?… Да Ронин этот из спецназа, два метра ростом. Как я его убью? Мы - люди маленькие. Тут принеси, тут подай. Я у Андрея до родов секретаршей работала в офисе. Если бы он хотел убить, то не меня бы послал…
- Да ты не такая беззащитная, какой хочешь казаться, - укоризненно сказал Горбовский.
Николаев, сказавший за это время только одно слово, не отрываясь, глядел на Оксану. Он не верил собственным ушам. Александр ожидал совсем других слов, и теперь чувствовал, как немеют губы. По дороге с вокзала в Управление он предупредил Оксану, что придётся разговаривать с генералом Горбовским. Тот хочет задать ей несколько вопросов насчёт Андрея Озирского.
Оксана знала, что её бывший шеф пятого октября был арестован по подозрению в организации теракта против милицейского генерала Ронина. Оксана ничего не стала уточнять, лишь послушно кивнула и почти всю дорогу молчала. А вот теперь она пошла в отказ. И, похоже, не передумает. Эта девчонка - кремень.
- Оксана, ты ведь с самим Прохором Гаем работала. Человек довольно-таки опытный, во всяком случае. В банды "погружалась", краткий спецкурс проходила. Знаешь, что не обязательно впрямую мериться силами с тем, кого хочешь убить. Другое дело, если Озирский не предлагал совершить убийство Ронина в отместку за участие в тех событиях на стороне Президента. У меня есть информация, что это было.
- Не было этого, Захар Сысоевич. Вас неправильно информировали…
Наконец-то в глазах Оксаны показались слёзы. Из-под пальто, обшитого золотистой тесьмой, показался шнурованный замшевый ботинок.