- Теперь припоминаю. Я слышал о них в тюремной камере, - сказал Холмин.
- Если хотите, я вызову сейчас взводного чернолапых, - предложил Бадмаев.
- Пожалуйста! Очень хочу! - воскликнул Холмин. - Может быть, хоть он видел расстрелянного Громова.
Бадмаев снова взялся за телефонную трубку.
Через несколько минут, перед его столом, место только что отправленной в карцер белой фигуры, заняла черная. Пожилой, угрюмый и дня три небритый мужчина, вытянув руки по швам, беспокойно и тревожно "ел глазами начальство", ожидая, что оно ему скажет. Черная мятая шинель конвоира, явно с чужого плеча, сидела на нем мешковато, а рваные, неподдающиеся чистке сапоги, тесные для него и по-внешнему виду тоже с чужих ног, от времени приняли грязно-рыжий цвет.
На заданный ему Холминым вопрос о Громове взводный "чернолапых", отрицательно покачав головой, ответил коротко:
- Никак нет. Не видал.
- И этот тоже, - со вздохом разочарования вырвалось у Холмина.
Вконец обозленный Бадмаев, вскочив из-за стола, набросился на взводного с руганью, вставляя в нее отрывисто гудящие вопросы:
- Как не видал? Почему? Ты же зарывал его? Закапывал ликвидированного? Ну? Чего молчишь?
Перепуганный взводный произнес заплетающимся языком:
- Разрешите доложить, товарищ начальник. В тую ночь я послал зарывать ликвидированного троих ребят со взвода. А сам был занятой на другой работе.
- На какой?
- Комендантскую камеру чистили под моим личным руководством. Иначе нельзя. Ежели за чем не уследишь, то после комендант ругается. Ребята во взводе работают спустя рукава, не по-стахановски.
- А почему так работают? - спросил Гундосов.
Взводный заговорил обиженно и плачущим голосом:
- Заинтересованности в работе нет. Поощрениев никаких. Премии не дают. В дом отдыха не посылают. Даже лучшие вещи с ликвидированных распределяются среди работников комендатуры и конвоиров. А нам всякие отрепки, вот вроде моих сапогов. Будто и не люди мы, а грязь под ногами. Обидно. Я два раза про это докладную писал, а улучшениев нету.
Бадмаев отмахнулся от него подбородком.
- Ладно, ладно. Снабжение вашего взвода мы улучшим. А теперь ты нам вот что скажи: те трое твоих ребят, которых ты посылал на зарытие Громова, видали его ликвидированным?
- Ну, как не видать, товарищ начальник? Они же его зарывали. Должны были видать, - ответил взводный.
- Давай-ка их сюда! Быстро! - приказал Бадмаев.
- Слушаюсь…
Трое приведенных взводным "чернолапых", - молодых, простоватых и туповатых парней, мобилизованных на работу в НКВД из какого-то колхоза, - под перекрестными вопросами Холмина, Бадмаева и Гундосова, потели, краснели, сопели и отвечали путано и невпопад. Наконец, один из них, с виду побойчее других, заявил:
- Зарыли мы тогда одного в мундире, а кто он такой - нам неведомо. Может, майор Громов, а может и нет. Мы фамилий ликвидированных не спрашиваем. Верно я говорю, товарищи? - обратился он за поддержкой к своим товарищам.
Те утвердительно закивали головами.
- Где вы похоронили этого расстрелянного? В общей могиле? - спросил Холмин.
"Чернолапый" ответил с, профессиональным превосходством:
- Зачем же для одного общую копать? В одиночной зарыли.
- Где именно?
Парень наморщил лоб, припоминая.
- Закопали мы его… Вспомнил. На опушке рощицы, что возле Свежего родника. Там еще такой кудреватый дубок есть. Под ним и зарыли. В тую ночь только один ликвидированный был.
- У меня больше нет вопросов им, - вполголоса сказал Холмин Бадмаеву. Тот кивнул подбородком "чернолапым".
- Идите, товарищи. А об улучшении снабжения я распоряжусь.
Облегченно вздыхая, обрадованные тем, что встреча с начальством закончилась для них так благополучно, могильщики НКВД затопали к двери.
Глава 4
Могила
Холмин вопросительно взглянул на Бадмаева. Поняв его без слов, начальник отдела прогудел в раздумье:
- Кто же еще видал? Комендант, доктор, чернолапые и… Кто же еще? Пожалуй… больше некому. Кроме них ликвидированного майора Громова не мог видеть никто.
- Все таки, я хотел бы убедиться точно, что он мертв и похоронен, - сказал Холмин.
- А как вы в этом убедитесь? - спросил Бадмаев.
- Необходимо разрыть его могилу.
- Так за чем остановка? Верите с собой этих чернолапых, что я вызывал, и поезжайте туда, где они зарыли ликвидированного майора.
- И я с вами поеду, - неожиданно вставил полковник Гундосов!
Начальник отдела взглянул на него, подумал и решительно мотнул подбородком.
- Пожалуй и мне следует поехать. Я тоже должен убедиться в том, что он действительно… ликвидирован…
* * *
Четверть часа спустя, по ухабистой, пыльной дороге тряслись дна автомобиля, направляясь за город. Впереди ехал грузовик с шофером и взводным "чернолапых" в кабинке: трое подчиненных последнего и несколько лопат и кирок подпрыгивали в ящике машины.
Вслед, за нею, отстав на полсотни метров, двигался легковой фордик начальника отдела. Гундосов, по праву "хозяина", сидел рядом с шофером; Бадмаев и Холмин поместились сзади, в кузове.
Ехали минут двадцать, и Холмину уже начало надоедать это путешествие в жаркий летний вечер, по пыльной и тряской дороге. Наконец, ехавший впереди грузовик, свернув в сторону на тропинку и, обогнув холм, остановился у небольшой дубовой рощицы. Неподалеку от нее, метрах в ста слева, протекал ручей, бравший свое начало из подземного ключа, называющегося Свежим родником.
Бадмаевский фордик, подъехав к грузовику, остановился тоже.
- Тут что ли, братишки? - спросил Гундосов, вылезая из кабинки.
Один из "чернолапых", тот что был побойчее других, спрыгнув с грузовика, вытянулся и, показывая рукой в сторону, ответил:
- Чуть подальше, товарищ полковник. Вон там. Туда машиной не подъедешь. Потому - круто. Горка, а в ней лощинка и тот самый дубок. Пешком придется иттить. Да это недалеко.
Холмин посмотрел по направлению его жеста. На склоне холма, метрах в пятидесяти от них, виднелась верхушка дерева, неясно и расплывчато очерченная в быстро сгустившихся вечерних сумерках.
- Так пошли туда, - сказал Гундосов.
Забрав кирки и лопаты, могильщики, вместе со своим взводным, двинулись вперед. За ними пошли рядом Холмин и Гундосов. Замыкал это вечернее, несомненно странное для постороннего взгляда, шествие тяжело сопевший Бадмаев. Начальник отдела НКВД, годами проводивший дни и ночи в кабинете да в постели, с трудом преодолевал подъем на небольшой холм, покрытый мелким кустарником и скользкой степной травой.
Подъем продолжался до середины холма, а затем, к облегчению Бадмаева, начался спуск в лощину. С каждым шагом очертания дерева становились все яснее и Холмин, напрягая зрение, уже смог разглядеть тонкий кривой ствол молодого дуба и его кудрявую шапку.
Остановившись возле дерева, могильщики сбросили с плеч на землю кирки и лопаты.
- Здесь он зарыт? - спросил, подходя к ним, запыхавшийся Бадмаев.
- Точно, товарищ начальник. Под этим дубком, - откликнулся одни из "чернолапых".
- Давайте скорее раскапывать. По-стахановски. А то времени ждать у меня нет, - приказал начальник отдела и, обращаясь к Гундосову и Холмину, добавил:
- Вообще, товарищи, время для этих раскопок мы выбрали самое неподходящее.
- Почему, браток? - спросил Гундосов.
- Ночь. Темно. И… вообще. Надо бы днем.
- Ничего, товарищ начальник, - сказал взводный, - Скоро посветлеет. Луна вот-вот взойтить должна. А яму ребята отроют в момент. Работа привычная.
- В гробу его похоронили? - спросил Холмин.
В голосе взводного прозвучало удивление:
- Да что вы, товарищ? На всех ликвидированных гробов не напасешься. Зарыли, как есть.
- И глубоко?
- Зачем глыбоко? Мы для одиночек глыбоких ям не роем. Засыпали слоем земли в полметра и хватит. Так, ребята?
- Точно, товарищ комвзвода. Более и не требуется, - откликнулся голос кого-то из "чернолапых".
- Ну хватит разговоров! Давайте раскапывать яму! - нетерпеливо прогудел Бадмаев. - Если быстро справитесь, я вам премию выдам.
- Давай ребята! Начинай! - скомандовал взводный.
Могильщики, засучив рукава мундиров дружно принялись за работу. Кирка и две лопаты врылись в землю. Холмин и Гундосов закурили. Бадмаев хотел закурить тоже, но его руки так дрожали, что он сломал спичку, смял папиросу и просыпал табак из нее. Выругавшись, он отбросил курево в сторону.
- Что, браток, нервничаешь? - спросил Гундосов с нескрываемой насмешкой в голосе.
- Нет. Просто так… Прохладно стало, - запнувшись ответил начальник отдела.
- Какое там - прохладно. Теплынь, как в Южных морях. - возразил Гундосов и, помолчав, насмешливо осведомился: - А, может ты сдрейфил, товарищ майор НКВД? С перепугу дрожишь, может?
Сердито засопев, Бадмаев промолчал…
Прошло, вероятно, не меньше получаса, а могильщики все еще не закончили свою работу. Закуривая вторую папиросу, Гундосов произнес с досадой:
- И чего они так копаются? Давно бы уж пора вырыть. Сколько же можно ждать, чорт возьми…
Бадмаев перебил его дрожащим басом:
- Вы бы хоть про него не упоминали, товарищ полковник.
- Про кого? - не понял Гундосов.
- Да вот, о ком вы сказали последние слова.
- Про чорта, что ли?
- Ну да.
- Неужели, ты в него веришь, майор НКВД?
- Ну, это мое дело. А только в такую ночь про него разговаривать не нужно…
Их спор прервал вылезший из вырытой ямы "чернолапый", тот что был побойчее своих товарищей. Только что взошедшая луна осветила его лицо: оно было потное и растерянное.
- Нету, товарищ комвзвода, - хрипло произнес он, разводя руками.
Взводный и Бадмаев одновременно шагнули к нему и их вопросы слились в один возглас:
- Как нету?! Кого нет?!
Парень опустил рукав мундира и, вытирая им пот со лба, ответил:
- Зарытого нету. Уже больше метра земли выбросили, а ни до чего не дорылись. Яма пустая и дальше вглыбь твердый грунт.
- Как же так? Не может быть, - забеспокоился начальник отдела. - Ну-ка, я сам посмотрю. Зажгите кто-нибудь фонарь. Товарищ взводный! Скорее…
- Нету у нас фонарей, товарищ начальник, - откликнулся взводный. - Еще на прошлой неделе батарейки для их кончились. Перегорели, значит. У кажного конвоира фонарь имеется, а нам дали два на весь взвод. И по четыре батарейки в месяц.
Бадмаев с досадой отмахнулся от него, и прогудел отрывисто и раздраженно:
- Надо было мне сказать. Я бы свой фонарь захватил… Ну, посветите хоть спичкой, кто-нибудь!
Двое бывших в яме могильщиков вылезли оттуда и над нею вспыхнуло несколько спичек. Наклонившись вперед, Холмин, при их свете, стал рассматривать яму. Она была пуста. На ее дне темнели комья вскопанной земли и ничего больше.
- Может быть, вы похоронили майора Громова в другом месте и забыли об этом? - спросил Холмин могильщиков, убедившись, что в яме ничего нет.
- Да нет же, товарищ, - ответил один из них, - Тут он был. Верхний-то слой земли рыхлый на полметра. Глядите сами. Тут мы его закопали.
- Где же он?
- Откуда нам знать? Может, под землю ушел. Ведь не простой он ликвидированный, а сам майор Громов.
- А может он бродит тут поблизости? - испуганно прошептал другой могильщик.
Наступило продолжительное молчание. Все замерли, напряженно вслушиваясь в ночные звуки. И каждому в этих звуках, в легком дуновении ветра и шелесте листьев и степной травы, почудились чьи-то тяжелые, идущие где-то близко шаги. Даже Холмину, знавшему больше других о "руке майора Громова", стало жутко у разрытой могилы, из которой исчез мертвец.
Молчание, сковавшее испуганных людей, нарушил Бадмаев. Отскочив от могилы назад, он торопливо зашептал, весь дрожа:
- Вы, как хотите, товарищи, а я еду в отдел. Меня там дела ждут. Некогда мне тут раскопками заниматься… Взводный! Зарыть эту яму!
И, не дожидаясь ответа взводного, он быстрыми шагами, почти бегом, пошел в ту сторону, где остались автомобили. Полковник Гундосов потоптался на месте, вздрогнул, поежился и крикнул вслед ушедшему:
- Товарищ майор! Постой! И я с тобой поеду!
Бадмаев ничего не ответил и Гундосов бегом бросился за ним. Через три-четыре минуты до оставшихся донесся отдаленный рокот автомобильного мотора. Взводный сказал со вздохом:
- Сложилось начальство и уехало.
Могильщик побойчее откликнулся на его слова:
- Тут важный спугается, а не токмо начальство.
- А мы как, же? - спросил другой могильщик.
- Тоже надо отсюда убираться поскорее, - сказал третий.
- Яму зарыть приказано, - возразил ему взводный.
"Чернолапые" заговорили наперебой.
- Хрен с ней, с ямой. Завтра утром зароем. Нечего оставаться ночью посреди такого страху.
- Ладно, ребята, - согласился взводный. - Забирайте инструмент и пошли.
Взвалив на плечи лопаты и кирки и не обращая внимания на Холмина, "чернолапые" поспешно покинули лощину с разрытой могилой. Они шли так быстро, что он догнал их только у самого автомобиля.
- И вы с нами едете, товарищ… не знаю, как вас? - спросил его взводный.
- С вами, - ответил Холмин и добавил начальственным тоном: - Завезете меня в гостиницу.
- Это можно. Нам по пути, - согласился взводный и заискивающе попросил: - Только вы, товарищ, в отделе не говорите, что мы яму незарытую бросили. Уж пожалуйста. Мы ее завтра зароем.
- Не беспокойтесь, не скажу, - пообещал Холмин. - Я не доносчик.
- Вот и хорошо, - обрадовался энкаведист. - А мы вас в момент в тую ночлежку доставим… Эй, шофер! Задремал? Давай трогай!..
В номере гостиницы, уставший за день Холмин с удовольствием улегся в постель и, снимая с телефонного аппарата трубку, не без злорадства, подумал о своем начальстве:
"Теперь можете мне звонить сколько вам угодно. Ответа не будет. Вы меня бросили, а я вас. Возитесь эту ночь с вашими призраками сами…"
Глава 5
"Доктор магических наук"
Спать долго Холмину, однако, не удалось. В полночь он проснулся оттого, что кто-то тряс его за плечо и приговаривал:
- Товарищ! Проснитесь! Да проснитесь же, товарищ…
Холмин открыл глаза. Перед кроватью стоял молодой парень с очень озабоченным липом, одетый в мундир энкаведиста.
- Кто вы такой? - спросил Холмин, вскакивая с постели.
- Посыльный из комендатуры, - ответил парень.
- Что вам нужно?
- Начальник отдела НКВД, товарищ Бадмаев требует, чтобы бы немедленно явились к нему.
Невыспавшийся и злой на свое начальство подневольный детектив, с досадой отмахнулся рукой от этого требования.
- Скажите ему, что я приду завтра.
- Никак невозможно, - возразил энкаведист. - В случае вашего отказа, приказано доставить вас под конвоем…
Ругаясь и проклиная беспокойное начальство, Холмин стал одеваться…
* * *
В кабинете начальника отдела Холмина ждал начальственный "триумвират": Бадмаев, Гундосов и секретарь партийного бюро Кислицкий.
Был здесь, однако, и четвертый незнакомый Холмину человек, внешность которого сразу же его заинтересовала. Перед столом, с независимым видом развалившись на стуле, сидел субъект, который даже в уголовном мире никому не мог бы внушить никакого доверия. Одет он был в костюм "тюремного фасона": рваный пиджак и штаны с бахромой и протертыми коленями, кое-где зашитые и заплатанные толстыми разноцветными нитками. На голой шее человека, высовывавшейся из невероятно грязной рубашки без воротники, красовался бантик галстука: цветом похожий на кусок грязной половой тряпки, он тем не менее, был завязан не без кокетства.
"Сколько ему может быть лет?" - подумал Холмин, всматриваясь в физиономию незнакомца, но, ответить на этот вопрос не смог - физиономия была до того мятая и потасканная, что ее владельцу можно было дать и тридцать лет и вдвое больше: в советских тюрьмах иногда встречаются такие "люди без возраста".
Бадмаев сидел на стуле против незнакомца придвинувшись к нему вплотную. Гундосов - в кресле за столом, а Кислицкий стоял у окна, прислонившись спиной к подоконнику. По выражению их напряженных лиц Холмин догадался, что, перед его приходом, субъект с бантиком рассказывал им что-то очень интересное. На лицах Бадмаева и Кислицкого отражались любопытство, надежда, и нескрываемая радость; выражение лица Гундосова было несколько иным, на нем напряженное любопытство смешалось с чем-то откровенно скептическим, а холодные глаза смотрели недоверчиво и насмешливо.
Увидев входящего Холмина, начальник отдела кивнул ему подбородком.
- Ага! Гражданин агент. Хорошо, что вы явились так быстро. У нас новость. В одной из тюремных камер мы обнаружили спеца по привидениям. Будете работать с ним в контакте.
Злость подневольного детектива против начальства, бросившего его у разрытой могилы, а затем не давшего ему выспаться, еще не улеглась и он ответил холодно и резко:
- Мне, гражданин майор, ни с кем никакого контакта не требуется. С меня его хватит, особенно такого, как несколько часов тому назад, во время вашего поспешного бегства от могилы майора Громова.
Холмин думал, что Бадмаев рассердится, но тот благодушно отмахнулся от него рукой и подбородком.
- Бросьте про это вспоминать. Теперь у нас по-другому дело пойдет. Мы теперь с этой растреклятой "рукой майора Громова" справимся. Вот познакомьтесь с товарищем. Незаменимый спец по части привидений.
Субъект с бантиком, приподнявшись со стула, церемонно поклонился и, протягивая руку Холмину, произнес хриплым, не то простуженным, не то пропитым баритоном:
- Серж Вовушев, к вашим услугам. Доктор магических наук. Из Парижа.
Холмин еле успел подавить, чуть не сорвавшийся с его губ возглас удивления. Такой саморекомендации от подобного субъекта он никак не ожидал.
- Очень рад познакомиться, - сказал назвавшийся таким необыкновенным доктором, продолжая протягивать руку.
Пожав ее и назвав свою фамилию, Холмин вздрогнул от легкого приступа брезгливости: рука была потной, липкой и нервно вздрагивала.
- Ну, вот и познакомились. А теперь, товарищ Вовушев, давайте рассказывайте дальше, - нетерпеливо прогудел Бадмаев, придвигаясь к нему еще ближе.
Холмин поискал глазами, на что бы сесть. Свободным был только "подследственный стул" у двери, но садиться на него не хотелось; с ним у заключенного, временно отпущенного на волю, были связаны невеселые воспоминания. Тогда Холмин подошел ко второму окну кабинета и подпрыгнув, бесцеремонно уселся на подоконнике. Гундосов недовольно покосился на него, но ничего не сказал, а Бадмаев и Кислицкий, увлеченные тем, что им говорил необычайный доктор, не заметили "нарушения правил внутреннего распорядка" в кабинете начальника отдела НКВД.
А Серж Вовушев, в это время, делая округленные плавные жесты перед плоской физиономией Бадмаева, читал ему лекцию внушительно, самоуверенно и хрипло: