- Кроме трех измерений, о которых я имел честь только что вам вкратце доложить, во вселенной существует и четвертое, невидимое нами и недоступное вашим примитивным человеческим представлениям и ощущениям. Это, так называемый, трансцендентный мир, наполненный непонятными нам метафизическими, метапсихическими, оккультными, спиритическими и тому подобными явлениями. Эти, изволите-ли видеть, явления становятся доступными человеческому разуму лишь после длительного и тщательного их изучения. К подобным явлениям относится и загадочная для непосвященных материализация астральных тел, в просторечьи называемых душами. После смерти человека его астральное тело продолжает жить в трансцендентном мире и, в любой момент, может материализоваться и предстать перед нами в виде того, что мы называем привидением или призраком…
Хриплый баритон Сержа повествовал о знакомых, хотя и смутно, Холмину вещах, но, при этом, невероятно путал их, фантазировал, импровизировал, пересыпал свою речь множеством иностранных слов, ссылался на свои "научно-дружеские связи с мадам Блаватской, мадмуазель Ленорман и знаменитым индусским факиром Кришнамурти" называл десятки европейских, американских, и азиатских городов, где ему, Сержу, будто бы пришлось побывать. Бадмаев и Кислицкий слушали его с разинутыми ртами; ничего подобного слышать им еще никогда не приходилось. По лицу Гундосова бродила скептическая насмешливая улыбка.
Холмин смотрел на рассказывающего и думал:
"Ведь это же лгун, жулик и арап. Как такие старые опытные энкаведисты - Бадмаев и Кислицкий - могут ему верить? Как они его сразу не раскусили? И чего он добивается своими баснями?"
Серж на секунду сделал паузу и обвел взглядом своих слушателей. Холмин поймал этот взгляд и повял, что кроется за ним. С помятого, потасканного и грязного, остриженного парикмахерской машинкой лица испуганно и умоляюще смотрели голодные, полные отчаяния и муки, глаза человека, долго сидящего в советской тюрьме.
"Так вот оно что. Он выкарабкивается из тюрьмы, как умеет. Бедняга. Конечно, я не буду мешать этому несчастному". - мысленно пожалел его Холмин.
У полковника Гундосова тоже поймавшего страдальческий взгляд заключенного, и, видимо, понявшего его, он, однако, никакого сочувствия не вызвал. Когда Серж, передохнув, собирался продолжать свою "лекцию", энкаведист грубо оборвал его:
- Эй, послушай-ка, Гогушев…
Слегка поклонившись Гундосову, "доктор магических наук" мягко поправил его:
- Моя фамилия - Вовушев, товарищ полковник.
- Ладно, пускай будет Вобушев…
- Вовушев, товарищ полковник, - вторично поправил Серж.
- Да, что ты привязываешься ко мне со своей арапской фамилией? - рассердился энкаведист. - Тебе не все равно, как я ее выговариваю? Отвечай-ка лучше на мои вопросы…
- Пожалуйста, - склонился оробевший Серж.
- Был, значит, в Париже?
- О, конечно!
- И в Булонском лесу?
- Как же!
- Большой лес?
- О, дремучий!
- Так-так. А на Елисейских полях бывал?
- Приходилось.
- Что это за поля?
- Обыкновенные. Пшеницу там сеют. Овес, картошку. Бураки тоже.
Энкаведист расхохотался.
- Ну и трепач ты, браток. Вроде отставного корабельного кока. Бураки, говоришь, сеют? Вот трепло. Не был ты в Париже, Фофутев.
- А вы, товарищ полковник; откуда знаете? - робко спросил Серж, не посмев поправить энкаведиста в третий раз.
- Я, браток, во многих портовых городах побывал. И в Париже тоже, хотя он и сухопутный город. Так что ты дремучим Булонским лесом и бураками на Елисейских полях мне арапа не заправляй, - сказал Гундосов.
Серж Вовушев совсем увял, испуганно заморгав глазами. В их разговор вмешался Бадмаев:
- Товарищи! Это совсем неважно - был он в Париже или нет. Для нас сейчас важнее другое.
- Что? - спросил Гундосов.
- Для нас важно, сможет ли товарищ Вовушев помочь нам в разоблачении "руки майора Громова". Сможете, доктор?
Нерешительно и с опаской покосившись на Гундосова. "доктор" ответил, запинаясь:
- Видите-ли, товарищ начальник… То, что вы называете разоблачением интересующего вас астрального тела, конечно… вполне возможно.
- Каким образом? - быстро спросил Бадмаев.
- Путем установления контакта с астральным телом, его вызова из трансцендентного мира и последующих заклинаний. Но для этого мне потребуются соответствующие условия.
- Какие, товарищ спец? - задал вопрос молчавший до этого Кислицкий.
- В тюремной камере невозможно сосредоточить волю духа на достижении контакта с трансцендентным миром. Кроме того, дух должен быть укреплен усиленным питанием… тела.
- Короче говоря, "доктор магических наук" желает выскочить из тюрьмы и подкормиться, - с грубой иронией добавил Гундосов.
Пропустив мимо ушей это добавление, Бадмаев утвердительно закивал подбородком.
- Необходимые условия для работы мы вам обеспечим. Выпустим вас из тюрьмы, дадим номер в гостинице и прикрепим к столовке.
- И одним мошенником на воле станет больше. - сказал Гундосов, неодобрительно покачивая головой. - Что ты делаешь, майор НКВД? Разве не видишь, кто перед тобой? Ведь он жулик и балаганный фокусник. По его жестикуляции сразу видать.
- Позвольте, товарищ полковник, - попробовал вмешаться Серж, - В нашей профессии, конечно, иногда приходится прибегать к тому, что вы называете фокусами. Даже сама мадмуазель Ленорман, с которой я…
- Заткнись! Ленорман померла, когда тебя еще в проекте не было. - оборвал его Гундосов и обратился к Холмину:
- Неужели, браток, ты потерпишь конкуренцию этого сухопутного трепача? Я бы не стерпел.
- У нас разные методы работы и я надеюсь, что мы не будем друг другу мешать, - спокойно возразил Холмин.
"Доктор магических наук" бросил на него благодарный взгляд и поспешил согласиться:
- О, конечно. Мы будем работать параллельно.
Он нерешительно посмотрел на Бадмаева и спросил:
- Может быть, мне теперь удалиться, а нашу беседу мы… продолжим завтра?
- Идите, - мотнул подбородком тот. - Эту ночь переспите в комендатуре, а завтра мы вас устроим.
- Большое спасибо, - произнес Серж, - вскочив со стула, и, церемонно кланяясь, начал прощаться со своими слушателями.
Глава 6
Особое мнение
Проводив взглядом поспешно удалившегося "доктора магических паук", Гундосов сказал:
- В это грязное дело я вмешиваться не буду, хотя и мог бы, но, по-моему, такой арап и фокусник особой пользы нам не принесет. Не следовало бы его из тюрьмы пускать… Эх, товарищ Бадмаев! Гляжу я на тебя и вижу, что совсем ты в панику ударился и за соломинку хватаешься, точно утопающий. Совсем тебя доконала "рука майора Громова". Ты аж посинел весь, как после морского купанья зимой. В ребячество впадаешь.
Ожесточенно замотав подбородком, начальник отдела, огрызнулся:
- Ни в какое ребячество я не впадаю. Просто использую новые методы борьбы против этой растреклятой "руки". Вам, товарищ особоуполномоченный, ничего, а я уж сколько дней под пулей хожу.
- Тоже нашел метод. Фокусника! И ты, товарищ Кислицкий, - повернулся Гундосов к секретарю партийного бюро, - панические настроения в отделе поддерживаешь. Это вместо того, чтобы с ними бороться. А еще руководитель партийной организации, поставленный на пост воспитателя коммунистов в органах НКВД. И на таком ответственном посту поддался суевериям, как отсталый некультурный юнга.
- Какие же суеверия, товарищ полковник? - покраснев, возразил Кислицкий. - Многие в отделе привидение видели. И вы тоже.
- Чему учит наша большевистская партия? Чему учил товарищ Карл Маркс? Никаких призраков нет и быть не может. Все это религиозные предрассудки.
- Насчет Карла Маркса вы, товарищ полковник, ошибаетесь. Он существования призраков не отрицал.
- Откуда ты это взял, товарищ Кислицкий?
- Из "Коммунистического манифеста". В нем Маркс пишет: "Бродит призрак по Европе"…
- Так то он писал про призрак коммунизма.
- А почему он его назвал так, а не иначе? Значит, допускал существование призраков вообще. И под привидения вполне можно подвести диалектическую базу.
- Ну-ка, подведи.
- Если, как нам известно из диалектики, ничто в природе не исчезает и вновь не появляется, то, значит, астральные тела тоже не исчезают. А так как один вид материи переходит в другой, то и они, эти самые тела, могут подчиниться законам диалектического материализма.
- Материализоваться, - поправил его Холмин.
- Ну, это все равно, - отмахнулся от него Кислицкий.
Гундосов засмеялся.
- Эх, вы! Диалектики!. Весь диалектический материализм с привидениями смешали. "Рука майора Громова" окончательно вам головы заморочила. А ты как, Холмин? Тоже в нее уверовал?
- У меня о ней особое мнение. - ответил подневольный детектив.
- Особое? Может, ты нам про него расскажешь? Или это секрет?
- Теперь не секрет.
- Почему теперь?
- Потому, что теперь у меня есть кое-какие факты о "руке".
- Это интересно. Давай-ка твои факты..
- Я вам изложу их вкратце, - начал Холмин. - По моему мнению "рука майора Громова", вызвавшая такую панику во всем отделе НКВД и убившая четырех его работников, совсем не привидение…
Прерывая его, Бадмаев загудел: - Как не привидение? У него мертвое лицо и простреленный затылок. Я же собственными глазами видал. И, к тому же, он из могилы исчез. А вы говорите…
- Такое живым не бывает. - поддержал начальника отдела Кислицкий.
- Погодите, граждане, - остановил их Холмин. - Сначала вы слушайте меня, а потом, будем спорить и задавать друг другу вопросы… И я видел мертвое лицо "призрака"; и на меня оно произвело потрясающее впечатление. Да, лицо страшное. Не видя его, невозможно поверить, что такое может быть. Несколько дней тому назад никто в отделе и не верил, предположения о возможности существования призраков казались дикими, над этим смеялись. А вы, гражданин майор, даже посадили в тюрьму охранника, который поверил.
- Позабыл я про него совсем. Надо будет парня освободить, - сказал Бадмаев.
- Да. Освободить надо. Или пересажать весь отдел НКВД, - продолжал Холмин. - В отделе теперь в приведения верят все, за исключением, может быть, полковника Гундосова, который только что произнес краткую речь о вреде религиозных предрассудков. Но, вы меня простите, гражданин особоуполномоченный, я несколько сомневаюсь в искренности ваших слов..
- Почему, браток? - спросил энкаведист.
- Я видел ваше лицо после встречи с "рукой майора Громова" и ваше… бегство от его могилы.
Гундосов покраснел, по его глаза не изменили своего обычного выражения: они оставались холодными и спокойными, как всегда.
В голове Холмина зароились мысли, очень далекие от темы разговора, который он вел:
"До чего же чекистские глазища у этого морячка. Самые неприятные из всех, какие я видел по тюрьмам. Интересно бы заглянуть в них, когда он охвачен страхом. Жаль, что я не заглянул после его встречи с "рукой". Такие же они были холодные или нет?"
Голос Гундосова оборвал эти мысли:
- Обо мне ты подметил почти что верно, и я - не обижаюсь. Сперва я действительно испугался, как на мертвое лицо у живого и на его пустую могилу глянул. Но после подумал, мозгой шевельнул и якорь свой бросил в глубину одного определенного вывода.
- А я, гражданин полковник, мозгами шевелил немного раньше. Поэтому выводов у меня накопилось больше.
- Ну, давай послушаем. Выкладывай твои выводы.
- Собранные мною факты свидетельствуют, что под маской "руки майора Громова" или за ее спиной, что-ли, действует один человек или группа людей. Вспомните, что большинство записок "руки" было написано на листках из школьных тетрадей и приколото английскими булавками к телам убитых. Вспомните, как чихали собаки-ищейки в комендантской камере и кабинете следователя Якубовича, где на полу была рассыпана махорка. Эти земные предметы, - тетради школьников, английские булавки, махорка, - никак не вяжутся с обитателем загробного мира, даже материализовавшимся. А предсмертные слова Якубовича вы не забыли? "Ты меня не проведешь. Я тебя знаю". Наконец, вспомните ответ призрака на мой вопрос ему: "Я только рука… правая рука майора Громова".
- Все это мы помним, - сказал, Бадмаев. - Ваши факты для нас не новость.
- У меня есть и другие, вам неизвестные. Один из них я могу сообщить сейчас. Вы помните, гражданин начальник, найденную мною крашеную тряпку, которая вызвала у вас недовольство?
- Помню, - кивнул подбородком Бадмаев.
- Я ее нашел в коридоре. Там, где проходил "призрак". На ней были театральный грим и клей. Мазки грима представляют собой точную копию кровавого пятна на затылке "руки майора Громова".
Последние слова Холмина потонули в трех громких возгласах удивления энкаведистов. Когда они смолкли, Гундосов спросил:
- Думаешь, что "рука" гримируется?
- Уверен в этом, - ответил Холмин.
Гундосов подумал и сказал:
- Эта "рука" может и тебя прикончить. Надо бы тебе оружие иметь. Выдай ему наган, товарищ майор.
От оружия Холмин поспешил отказаться:
- Мне наган не нужен. Я не думаю, чтобы он мог спасти меня от покушения "руки". Из четверых, убитых ею, трое, по крайней мере, были вооружены. Нет, не нужно. Револьвер, без всякой пользы, только мои карманы будет оттягивать.
- Наган можно и в кобуре носить, - заметил Кислицкий.
- Это при штатском-то костюме?
- Мы можем вас и в мундир одеть, - предложил начальник отдела.
Поспешность, с которой Холмин начал отказываться от такого предложения, вызвала у Гундосова ироническую улыбку и насмешливое замечание:
- Что, братишка, противно мундир энкаведиста носить?
Ответить на этот вопрос откровенно Холмин не решился: пришлось отвечать уклончиво:
- Не противно, а не привык я к мундирам. Человек я штатский и мне удобнее работать в штатском костюме. Вместо мундира и нагана лучше бы хорошего помощника, иметь.
- Так за чем остановка? В отделе много работников. Выбирайте любого, - сказал Бадмаев.
- Мне бы хотелось специалиста по криминальным делам. Из уголовного розыска. Дайте мне такого, - попросил Холмин.
Бадмаев отрицательно и очень энергично замотал подбородком.
- Такого дать не можем. Нам шпионы из угро не требуются. И без них до начальника угро слухи о "руке" дошли. Он уже успел настрочить донос Лубянке. Вчера мы получили оттуда шифрованную телеграмму с запросом.
- Да. В наши секретные дела угро допускать нельзя, - подтвердил слова начальника отдела Гундосов.
- Жаль, - вздохнул Холмин. - Очень жаль, что моя просьба, как говорил капитан Шелудяк, - останется всуе. Кстати, что с ним?
- Был Шелудяк, да весь вышел. Признался во всем, но, во время допроса, умер от разрыва сердца, - ответил Бадмаев.
- Закатали на конвейере?
- Наши телемеханики перестарались, - коротко и равнодушно объяснил Кислицкий.
- В чем же признался Шелудяк? - спросил Холмин.
- В том, что он "рука майора Громова", - ответил начальник отдела.
- Какая чепуха! - воскликнул Холмин.
Бадмаев кивнул, соглашаясь с этим восклицанием.
- Теперь и я вижу, что чепуха. После того, как познакомился с его показаниями. Откровенно говоря, я не хотел смерти моего бывшего заместителя, но… так получилось…
- Все таки мне не верится, товарищи, что "рука майора Громова", живой человек. Очень уж она на настоящее привидение похожа, - сказал Кислицкий после короткой паузы.
- Мне тоже не верится, - добавил Бадмаев. - Поэтому я, для борьбы с нею, использую и Вовушева.
- Как хотите, дело ваше, - сказал Холмин.
Гундосов подмигнул Бадмаеву.
- Давай, майор! Используй фокусника. Он тебя научит фокусы делать.
На плоской физиономии начальника отдела прошла злобная судорога и, еле удержавшись от резкого ответа, он пробурчал себе под нос что-то неразборчивое.
- Что ты сказал? - вызывающе спросил Гундосов.
- Ничего, - зло буркнул Бадмаев.
В этот момент готовой разгореться ссоры Холмин вспомнил то, о чем хотел просить начальника отдела еще два дня назад.
- Гражданин начальник! Я хотел бы ознакомиться со следственным делом майора Громова. У кого мне его взять?
Слова. Холмина произвели на Бадмаева отрезвляющее действие. Он успокоился и, притянув к себе, лежавшую на столе зеленую стопку следственных дел, начал ее перебирать.
- Громовское дело должно быть здесь. Недавно я просматривал его. Ага! Кажется, в этой папке. Только, почему она такая тонкая?
Он раскрыл самую тонкую из всех зеленых папок и, сейчас же, откинулся на спинку стула с криком ужаса. Холмин бросился к столу и заглянул в папку. Там лежал один единственный листок бумаги, на котором чернели слова, написанные знакомым Холмину мужским энергичным почерком:
"Не ищите никаких документов о майоре Громове. Они уничтожены рукой майора Громова".
Глава 7
Никаких следов
Пропало из отдала НКВД не только одно следственное "дело" майора Громова. Таинственно исчезло все, так или иначе относящееся к нему: следственные материалы о его соучастниках, фотографии, отпечатки пальцев и даже список арестованных вместе с ним.
Бадмаев рвал и метал, требовал, чтобы пропавшее нашли, распекал своих подчиненных и грозил им карами, гонял своего секретаря, как зайца. Но все было тщетно; пропавшие материалы не находились. Исчезло даже следственное "дело" капитана Шелудяка, которое Холмин хотел просмотреть. В отделе НКВД не сохранилось никаких следов майора Громова.
- Может быть, вы хоть фамилии арестованных с ним запомнили? - спросил Холмин Бадмаева.
- Помню одну. Капитан Андрей Беларский. В полку он был помощником Громова, - ответил энкаведист.
- Других фамилий не помните?
- Нет.
- А в отделе не найдется таких людей, которые их вспомнили бы?
- Вряд-ли. Хотя, постойте! Возможно, что помнят два наших теломеханика. Они двоих громовцев катали на конвейере.
- Их следует расспросить.
Расспросим. Они сейчас в санатории отдыхают, но мы их оттуда вызовем.
- А где теперь находится Беларский?
- В Караганде. Отбывает там заключение в концлагере.
- Надо и его вызвать.
- Зачем?
- Допросить, Ведь вызываете же вы заключенных из лагерей на переследствие.
- Он вам очень нужен?
- Очень.
- Хорошо. Я сегодня же пошлю телеграмму в Караганду…
- Скажите, гражданин начальник, вы показания капитана Шелудяка прочли все полностью? - спросил Холмин.
- Да, - коротко ответил Бадмаев.
- А Беларского?
- Тоже.
- Есть в них что-нибудь интересное? Какие-нибудь следы, ведущие к "руке майора Громова"?
Плоская физиономия энкаведиста помрачнела, и он ответил с непонятным Холмину раздражением и досадой:
- Ничего интересного и никаких следов там нет. Сплошная липа чистейшей воды…